Не стесняйтесь звонить по любому вопросу

 

Я просыпаюсь с неприятным липким чувством. Это чувство идет изнутри. Глаза склеились от макияжа и утренней корочки. Рот слипся от засохшей слюны. Кожа прилипла к простыням. Мои простыни. Моя кровать. Я в своей постели, и ничего не помню о том, как вернулась сюда. Поднимаюсь и пытаюсь найти телефон, чтобы поставить его на зарядку. Все содержимое в моей голове скользит вниз к желудку, скручиваясь вместе, и я понимаю, что меня тошнит, и сейчас я блевану.

Что и происходит.

Снова и снова.

Потом я сворачиваюсь калачиком на прохладной плитке пола в ванной. Давление в голове нарастает.

Вспоминаю того парня. Поцелуи. Просто позволяю. Я помню погружение. Водка и лимонад. Еще поцелуи. Но не могу вспомнить, что я сделала. Как далеко это зашло. Когда я пытаюсь думать, мой мозг просто пульсирует в черепе. Где мой телефон?

У меня так много вопросов, и нет телефона.

И много крови на моем нижнем белье.

Звоню на свой мобильный с городского телефона, но не слышу звонка и, проверив голосовую почту, не обнаруживаю никаких сообщений. Я вытряхиваю сумку. Обертки от жвачки, пудреница с раскрошенной на кусочки пудрой, которые прилипли ко всему, что в сумке. Леденцы от девушки из клиники. Пластиковая бутылочка с одним глотком воды на дне, которую я жадно глотаю и чувствую, как вода медленно скользит внутри моего тела. Будто не хочет. Колода карт. Кусок веревки. Клочок бумаги с записанным на нем номером и сообщением:

На случай, если тебе понадобиться помощь.

— Сэт

На случай, если мне понадобится помощь?

Сейчас мне нужен мой чертов телефон, вот что мне нужно. Следи за языком.

Я еще не переоделась с прошлой ночи, но ни в карманах, ни где-либо еще мобильного нет. Черт. Следи за языком. Заткнись. Заткнись. Заткнись.

А вдруг Питер напишет мне?

Будто это единственное, о чем сейчас стоит беспокоиться. Хочу вытереть свой рот после поцелуев другого парня. Я полощу десны и язык Листерином, затем сплевываю и смотрю на появившееся синее пятно на боковой части раковины. Мои глаза путешествуют по фотографиям, которые я повесила на зеркало в ванной словно рамку. Питер и я на пляже в солнцезащитных очках и с бородами из песка. Питер и я уютно устроились на кровати его грузовика в открытом кинотеатре. Питер и я перед зимним балом всего два с половиной месяца назад. Я срываю эту последнюю карточку и пытаюсь что-то рассмотреть в его лице. Это была ночная вечеринка Розы. Когда мы совершили ошибку в ванной. Поврежденный презерватив, над которым я только посмеялась, в то время, как Питер занервничал. Было ли что-то, что я упустила до того, как все рухнуло? Его улыбка идеальна. Отработанная. Его руки обнимают меня в идеальной позе сбоку. Я не улыбаюсь. Мои глаза не смотрят в камеру.

Вот некоторые фотографии, которые так и остались никогда не сделанными:

Мы с Питером ссоримся по поводу того, сколько всего его мать не одобряла.

Питер и я, когда у нас закончились темы для разговоров.

Питер и я в клинике абортов.

Я больше не могу смотреть на его лицо. Я разрываю все фотографии с его изображением. Разрываю стопку на четвертинки, прежде чем выбросить их в унитаз. Унитаз, в котором только что была моя рвота после ночи, которую я не помню. И тогда мне становится невыносима мысль о том, что эти две вещи смешиваются вместе. Я достаю все разорванные фотографии из унитаза и раскладываю их на столешнице, чтобы они высохли.

Что со мной не так?

Я прошла через гораздо худшее, чем это. Намного хуже.

Пытаюсь позвонить Розе с городского телефона, но попадаю на ее голосовую почту. Смотрю на часы: 10:00 утра. Черт, опять. Я должна была встретиться с мисс Карен в восемь тридцать, чтобы получить дополнительную консультацию, которую она хотела провести со мной. В любом случае, мне пофиг.

Хватаю из кладовки ибупрофен. Там, где мы его держим. Как папа всегда хотел. Я помню его, сидящим на кухонном полу с бутылочкой, наполненной коктейлем из таблеток. И, чтобы проглотить эти таблетки, папе пришлось выпить пол-упаковки апельсинового сока залпом. Потом он хрустнул своими коленями и плечами и сказал мне не стареть. Я тоже глотаю апельсиновый сок, но не могу опуститься так сильно, как он. Это сжигает.

Долго принимаю горячий душ и пытаюсь поплакать, когда вода бьет по телу. Однако, никаких слез нет. Я пуста.

Завернувшись в полотенце, снова звоню Розе и снова попадаю на ее голосовую почту.

Начинаю звонить Делайле, но останавливаю себя. Боюсь, что она может рассказать о прошлой ночи. В этом деле мне нужна Роза.

Я действительно не знаю, что мне теперь делать.

И поэтому звоню своим бабушке и дедушке. Странный выбор, знаю. Но я скучаю по Элли и хочу выполнить свое обещание Мисс Карен устроить ужин. Обычный семейный ужин. Звучит как идеальное противоядие от всего этого безумия. Попадаю на автоответчик, что, должно быть, означает, что я единственный человек, оставшийся на этой планете.

— Привет? Кто-нибудь дома? Возьмите трубку, если вы там. Это Дженезис. Я хотела узнать, не хотите ли вы, ребята, прийти на ужин. Может, завтра вечером? Не знаю, что будет на ужин, но можно взять еду на вынос. Давненько это было… В любом случае, перезвоните мне… на домашний телефон.

Кто теперь?

Думаю о том, чтобы позвонить маме на работу, но в архиве очень слабый сигнал. Кроме того, не хочу ее напрягать.

Может, мне пойти в школу и поговорить с мисс Карен. Ей все равно, когда я появлюсь. Она живет, чтобы разговаривать с нами. Но, передумав, прихожу к мысли, что мне нужна помощь.

И у меня есть особый клочок бумаги, обещающий именно это.

— Алло? — его голос приглушен. Спящий.

Он прочищает горло.

— Алло? — повторяет он.

Я хочу повесить трубку. Но не делаю это.

— Привет.

— Кто это?

— Это, м-м-м, Дженезис. Из прошлой ночи.

— Дженезис! Черт, девочка, у тебя все в порядке?

— Что ты имеешь в виду?

— Типа, с твоей кузиной?

Я ломаю голову над тем, о чем он может говорить. Но так как ничего не помню о том, как попала в свою собственную кровать, мыслей по этому поводу нет.

— Что?

— Я думал, она убьет меня, когда ворвалась сюда.

— Ворвалась куда? — Думай. Думай. Думай.

— Ко мне домой. Ты серьезно? А твоя подруга-фигуристка? Я был уверен, что этот парень хотел размозжить мне лицо

— К тебе домой?

— Ко мне домой.

— Я не ходила к тебе прошлой ночью.

— Что?

— Разве мы не были у Кендры?

Он смеется.

— О, черт. Я знал, что ты пьяна, но не думал, что настолько.

Я сломлена.

— Я была в твоей квартире?

— О, да.

Я была в квартире этого парня? Никогда не бывала в квартире парней. Даже не знаю, какой должна быть квартира мальчика. Но понимаю, что происходит, когда ты идешь к мальчику на квартиру. Моя подруга-фигуристка? Ворвалась?

— Мы э-э-э-э… — не могу закончить свое предложение. Не хочу знать. Хочу знать, но не хочу этого говорить.

— Вот блин, теперь я чувствую себя полным придурком.

Фрагменты:

1. Я была в квартире молодого человека.

2. Делайла ворвалась словно сирена воздушной тревоги.

3. Уилл попытался разбить ему лицо.

4. Потом я как-то вернулась домой.

Между №3 и №4 очень много пропущено. И в других местах тоже. Я просто хочу сделать перемотку назад. Чертовски хочу. Теперь меня никто не спасет.

И теперь Питер никогда не захочет снова быть вместе.

— Мы не остановились? На кухне?

— Да, типа, на секунду, а потом снова были поглощены друг другом.

Я действительно помню это. Притяжение. Не в состоянии остановиться.

— А еще ты оставила здесь свой телефон.

— Точно! — Возможно, это все-таки спасательное агентство.

— Вот блин, Дженезис, не могу поверить, что ты не помнишь свою кузину и всю эту драму. Прости. Думаю, ты нашла мою записку.

Дерьмо. Драма с Делайлой. Я крепко зажмуриваю глаза и пытаюсь получить изображение. Даже нечеткое. Но ничего не получается. Помню, как она сказала, что придет за мной, если я не вернусь через двадцать минут. Но больше ничего не помню. Я наливалась водкой, будто это могло спасти меня от себя самой. Что я наделала? Я превращаюсь в своего отца?

— Ты живешь рядом с вечеринкой?

— Тот же дом.

— Я могу вернуться?

— Конечно.

— За своим телефоном. — Не хочу, чтобы он думал, будто я напрашиваюсь на что-либо другое. Сопротивляйся тяге. При дневном свете притяжение, вероятно, даже не существует.

— Хорошо, тогда ты знаешь, где я живу. Хотя, наверное, не знаешь.

Голос у него низкий и ровный.

— Да. Нет.

— Я буду дома, но в четыре у меня занятия.

Это будет идеально. Туда и обратно. Без задержек.

— Тогда я могу прийти к тебе пораньше.

Он говорит мне свой адрес и рассказывает, как до него добраться. И теперь мне предстоит доехать до Бруклина на поезде, чтобы получить обратно свой дурацкий телефон и увидеть какого-то парня, секса с которым я не помню. Потому что теперь у меня такая жизнь. Сплю со случайными молодыми людьми, а потом моя кузина сходит с ума, а мои друзья пытаются избить его, хотя, вероятно, это была моя вина. Реально действующая модель существования в настоящий момент.

И какова была причина не заниматься сексом после аборта? Не помню, объяснили ли мне хоть одну. Поэтому у меня опять кровотечение? Что, если теперь я никогда не смогу иметь детей? В таком случае Питер не захочет меня. Я действительно очень-очень-очень надеюсь, что не испортила, на хрен, свою жизнь больше, чем она итак уже есть.

Звонит телефон, и я жду, когда включится автоответчик.

— Дженезис? Дженезис? Ты там? — Это моя бабушка. — Дженезис, ты только что звонила мне. Ты где? Ну ладно, хорошо, думаю, завтра звучит отлично. Джен? Возьми трубку, если ты дома. Ну ладно, хорошо, увидимся завтра, дорогая. Попробую позвонить на мобильный. А теперь пока.

Рекомендации на день:

1. Добраться до Бруклина.

2. Забрать свой телефон у странного парня.

3. Найти дорогу домой.

4. Позвонить Розе и узнать все факты.

5. Вернуть все в нормальный порядок.

Я могу это сделать. Это инструкции, с которыми я могу справиться.

 

* * *

 

При солнечном свете Бушвик выглядит по-другому. Голым. Не все тебе хочется видеть после ночной пьянки. Некоторые деревья проросли сквозь асфальт, и на них нет листьев. Стены промышленных зданий покрыты граффити. Даже в разгар дня слышны звуки автосигнализации, когда владельцы выключают фары и возвращаются спать. Сильнее натягиваю свой капюшон, когда туманное изображение прошлой ночи начинает проясняться. В ресторане через дорогу вывозили мусор. Ищу номер 431 на холодной металлической коробке.

Дверь гудит, и я надавливаю, чтобы открыть ее. Помню эти бетонные ступени, этот слабый запах плесени и пива. Вижу красные пластиковые стаканчики по углам, когда поднимаюсь на четвертый этаж. Коридоры широкие и неровные, не везде закрытые гипсокартоном, с незаконченными деревянными полами. Вижу открытую дверь в конце коридора, и оттуда высовывается голова с мокрыми лохматыми волосами.

Сэт.

На самом деле, он довольно привлекательный. Думаю, что прошлой ночью я не была абсолютно мертвецки пьяной.

— Привет, — говорит он, выходя в коридор. На нем клетчатый халат, обнажающий гладкую, голую грудь. Он наклоняется ко мне. Поцеловать? Я отступаю.

— Хорошо, понимаю. Одноразовый вариант, — говорит он, смеясь.

Странно, что такого смешного в его фразе. Я не веду распутный образ жизни и не делаю одноразовых вещей. Но могу подыграть.

— Да. Одноразовый вариант. Мой телефон у тебя?

— Заходи внутрь.

Я действительно не хочу заходить внутрь. Я просто хочу забрать свой телефон и вернуться, к чертовой матери, в Нью-Джерси, а затем встретиться с Розой и услышать о том, что произошло со мной прошлой ночью. Это план. И это все, чего я хочу от сегодняшнего дня.

Придерживаться выбранного курса.

— Без обид, но ты выглядишь немного хуже, на износ, — говорит он. — Хочешь кофе?

Я чувствую запах сваренного кофе. Это может помочь с головной болью. Он поднимает руки вверх:

— Обещаю, я не буду к тебе приставать! Примерно через полчаса мне нужно уехать.

Он подводит меня к дивану и кладет одеяло мне на колени, создавая много мнимой суеты, чтобы все было идеально. Стараюсь не смеяться над его пышными жестами. По статусу он мог бы быть средневековым воином, перевоплощенным в неухоженного, непринужденного Бруклинского чувака. Это запутанная комбинация — кажется, будто в его присутствии много силы, но это не пугает. Забавно. Мне следует перестать смотреть на него. Я разглядываю его квартиру: за спиной висят три гитары. Комната освещена рождественскими огнями. Оранжевая конусная конструкция с торчащей сверху лампочкой. А на стене два огромных холста, залитых яркой цветной краской. Деревянный пол немного пыльный, но квартира комфортабельная. Я прислоняюсь к подлокотнику дивана и крепче сжимаю одеяло.

— Хочешь есть? — спрашивает он из кухни.

— Я не голодна.

Не уверена, что все так и останется.

Он скачет по кухне, убирая посуду. Я вижу, как он выбрасывает пустую бутылку из-под водки и в глубине своего горла чувствую весь путь до самого желудка. Напротив меня неоштукатуренная кирпичная стена, покрытая крошечными черными рамами с винтажными портретами. Квартира теплая, несмотря на выглядящее ледяным промышленное окно, занимающее большую часть одной стороны комнаты.

— Извини, в последнее время кухонными делами занимался мой сосед по комнате. Я буду через секунду.

Сэт двигается с легкостью. Будто ощущение прошлой ночи в его коже — это то, чем он наслаждается. Я, наоборот, хочу вырвать все это и вернуться к тому, что я знаю, чтобы быть в безопасности. Но серьезно, что это такое?

Отстраненное увлечение. Еще один термин-маркировка мисс Карен для меня.

Мысленно извиняюсь перед Мисс Карен, что бросила ее сегодня. Бьюсь об заклад, она звонила. Мне нужен мой телефон. Я должна написать бабушке, чтобы подтвердить завтрашние планы. Она, наверное, звонила еще пятьдесят раз с момента последнего сообщения. В этом смысле она как Роза.

— Я так и не ответил на твой вопрос, — говорит он, разливая кофе. — Молоко и сахар?

— Черный. Какой вопрос?

— Разве м-ы-ы-ы-..? — он тянет это мы-ы-ы-ы-ы, как я сегодня утром по телефону.

— Что?

— Ты спросила меня, был ли у нас, ну ты понимаешь… секс.

— Да, так был?

— Вау, я имею в виду, что знаю, что я не Ромео или типа того, но мне бы хотелось надеяться, что даже пьяная в стельку цыпочка запомнит что-то, если это произойдет.

— Так было или не было? — И, кстати, он похож на Ромео. Красивый. И, типа, импульсивный. И мне следует остановиться.

Он улыбается. Я хочу поцеловать его. Нет, не хочу.

— Нет.

— Почему нет?

— О, теперь ты этого хочешь?

— Нет!

Он поднимает руки и откидывается на диванные подушки. Ноги кладет сверху на мои колени.

— Ты была слишком пьяна, Дженезис. Думаю, ты горячая штучка, но не собираюсь пользоваться тобой.

— Я только что закончила отношения. — Выпустить кота из мешка.

— Ты мне сказала.

— Неужели?

Он кивает.

— Что еще я тебе сказала?

— Что ты не можешь заниматься сексом в течение трех недель.

Теперь я смеюсь.

— Я так сказала?

— Снова и снова.

Я кладу голову на руки и чувствую запах лимонного мыла от его ног.

— Могу я увидеть тебя через три недели? — говорит он, подмигивая.

Качаю головой. С улицы доносится визг автобуса, выпускающего воздух, словно вздох, и начинает сигналить. Почему он снова хочет встретиться со мной? По-моему, все, что я сделала, сильно опозорило меня.

— Я — идиотка.

Он выпрямляется и убирает с меня ноги.

— Не будь глупой.

— Нет, правда, я — полная идиотка.

— Эй, ну. Все иногда напиваются и становятся глупыми.

— Не я. Я имею в виду, для меня это не характерно.

— Добро пожаловать в Бушвик. Земля пьяных и глупых.

Снова качаю головой и прижимаю колени к груди.

— Ты была не так уж и плоха, Джен. Мне было очень весело с тобой.

— Правда?

— Ну же. Кажется, тебе тоже было хорошо. Только не говори, что я все это придумал.

Может, я все выдумала? Нет, вся эта история о том, как я пила до полной отключки — не плод моей фантазии.

— Сколько тебе лет, Сэт?

— Ну, я всем говорю, что мне двадцать один.

— Но?

— Но, на самом деле, мне девятнадцать. Помогают волосы на лице.

Из меня вырывается большой вздох облегчения, словно воздух из автобуса. Это не так уж плохо.

— Мне семнадцать.

Кажется, будто Сэт собирается выплюнуть свой кофе, но вместо этого глотает и улыбается. Не могу сказать, этот жест шутка или нет.

— Ну ладно, тогда хорошо, что я не воспользовался тобой!

— Думаешь, я идиотка?

— Нет. Ты ведешь себя намного лучше, чем я. Кстати, когда тебе исполнится восемнадцать?

— О боже. В воскресенье. Я почти забыла.

— Никто не забывает про свой день рождения. Такой стереотип.

— Я забыла до настоящего момента.

— Воскресенье будет через три дня.

— Боже.

Он смотрит на часы.

— Дерьмо. Мне пора на занятия.

Он немного поворачивает лицо, и я не могу точно сказать, что вижу.

— Ладно. Так можно забрать свой телефон?

— О, точно, телефон. Вот почему ты пришла сюда.

Он уходит, а я какую-то долю секунды испытываю трепет. Всего долю секунды. Не заслуживающая доверия секунда. Вот почему я пришла сюда. Чтобы забрать телефон. Чтобы не вернуться обратно в воображаемое. Этот парень на самом деле очень милый и я, скорее всего, никогда не увижу его снова. Да мне это и не нужно, в любом случае, потому что у него есть квартира, а я живу с мамой. Но я не знаю. Хочу ли увидеть этого парня снова? Он протягивает телефон, и когда я его беру, не отпускает. Мы играючи перетягиваем мобильник взад и вперед.

— Можем как-нибудь снова потусоваться, когда тебе исполнится восемнадцать? Пожалуйста.

Слишком рано, слишком рано, слишком рано. Я пытаюсь понять, как принимать его слова.

— Не знаю. (Смысл: я не знаю НИЧЕГО.)

Он трясет головой, а я натягиваю одеяло на плечи.

— Подождешь, пока я оденусь? Провожу тебя до поезда.

Киваю.

— Включу тебе музыку, пока буду собираться.

Он надевает одежду в стиле Джонни Кэша (потому что: еще бы!), а я допиваю свой кофе. И думаю о тете Кайле, рассказавшей, как она встретилась с Джонни Кэшем в лифте отеля на Манхэттене. А потом вновь столкнулась с ним, и он сказал: «Привет, Кайла», будто они были старыми друзьями. Затем тетя призналась, что могла бы умереть прямо тогда и там.

Я не рассказываю эту историю Сэту. Вместо этого слушаю, как он болтает о своей актерской программе, и как ему хочется участвовать в чем-то, что не является частью его учебы, поэтому завтра он прослушивается на какую-то не профсоюзную внебродвейскую вещь, которая, вероятно, не очень хороша, но просто сейчас его так раздражают студенты Нью-Йоркского Университета, что ему необходимо узнать, какие другие типы людей ставят театр в городе.

— Как ты нашел это прослушивание?

Он возвращается в комнату. На нем все еще нет рубашки, но зато теперь он в черных джинсах и армейских ботинках. По мере того, как его волосы высыхают, они начинают разлетаться от статики.

— А что? Ты хочешь приехать?

— Я? Я не могу.

Я не могу? Будто бы я никогда этого не делала. Может, это именно то, что мне сейчас нужно. Может быть, это своего рода билет из колеи. Билет в то место, о котором я забыла, когда была с Питером.

Он возвращается в ванную и подпевает музыке. Он не ответил на мой вопрос, но, в общем, какая мне разница?

Сэт забегает в гостиную и запрыгивает на журнальный столик, которым на самом деле является большой старый пыльный сундук, и танцует по кругу, одновременно синхронизируя движения губ с текстом песни.

— А вот и улыбка, моя прекрасная Дженезис. Я знал, что смогу вытянуть из тебя хотя бы одну.

— Я улыбаюсь.

— Не слишком часто.

Роза тоже так говорит. Что мне не следует все время быть такой серьезной. Не стоит так много обо всем думать. Это очень трудно отпустить. Поэтому я позволяю своим губам искривиться. Будто пробую свою улыбку, чтобы убедиться, что она работает. И чувствую себя легче. Словно хочу прыгнуть в этот воздушный поток, в котором плавает Сэт.

— Я улыбаюсь.

— Конечно, улыбаешься. Я знаю.

— Знаешь?

— Ну, прошлой ночью мы провели немного времени вместе, понимаешь?

— Хотела бы я вспомнить.

— Ты когда-нибудь выступала раньше? На сцене? Музыка? Что угодно?

— Да, я играла в некоторых пьесах.

— Я так и знал!

— Откуда ты знал?

— На самом деле, нет. Я пошутил.

— О.

— Ты должна прийти завтра.

— Я не могу.

Сэт придвигается ко мне на диване ближе, чем следует. Затем берет мое лицо в руки, будто изучает глаза и кожу. Он так близко подносит свое лицо к моему, что я чувствую запах мяты от его недавно почищенных зубов. Потом он опускает руки.

— Точно. Ты — живой, дышащий человек. Именно это они и ищут для своей пьесы.

— Да ладно!

— Могу сказать, что ты заинтересовалась.

— Нет, это не так.

— Послушай, как я это вижу. Однажды ночью два человека случайно встречаются на краю крыши. На краю крыши! Итак, они прыгнут вместе или просто отступят обратно в свои норы?

Край крыши был идеальным местом для встречи с этим парнем.

— А потом ты забыла здесь свой телефон, а потом просто так случилось, что я иду на прослушивание. Слишком много совпадений. Я могу сказать, что ты — джампер. Не отступаешь.

Я смотрю на мертвый телефон в своих руках.

— Что за пьеса?

— Черта с два я знаю.

— Серьезно?

— Я же говорил, что пускаюсь в омут с головой, забыв о всякой осторожности. Собираюсь прыгнуть. Мне не нужно устоявшееся. Я хочу что-то совсем необычное. Абсолютно из ряда вон выходящее.

— Не думаю, что это такая уж хорошая идея.

— Знаешь, не принимай решения сейчас. Но, если завтра утром ты проснешься, и все еще будешь думать об этом, то тогда тебе просто стоит пойти.

Что-то глубокое и зарытое внутри меня начинает выскребать свой путь наружу. Чего я так боюсь?

— Если же ты об этом не вспомнишь, тогда мы можем просто забыть о случившемся. Договорились?

Я снова улыбаюсь. Такое чувство, будто он перевернул меня вверх ногами.

— Договорились.

 

АКТ II

СЦЕНА 2

(Действие происходит в гостиной Дженезис. В луче света Дженезис, читающая на диване. Раздается стук в дверь. Она никого не ждет, но когда смотрит в окно, чтобы узнать, кто это, девушка не кажется удивленной. Она начинает выскальзывать из комнаты, но повторный стук заставляет ее подумать дважды).

ПИТЕР (Говорит через дверь): Джен! Я знаю, что ты дома.

(ДЖЕНЕЗИС открывает дверь. ПИТЕР подходит к ней, но она не реагирует. Он обнимает ее. Она позволяет ему, но остается неподвижной. Она безответна).

ПИТЕР: Дженни Пенни.

(Они продолжают в том же духе. ПИТЕР целует ее в голову и говорит всякие милые, ласковые слова, пока она, наконец, не обнимает его. Когда они размыкают объятия, становится видно, что ДЖЕНЕЗИС плакала ему в плечо).

ПИТЕР: Я боялся приходить сюда. Боялся, что ты не откроешь дверь. Боялся, что ты не позволишь прикоснуться к тебе. Ты исчезла, Джен. Где ты была?

ДЖЕНЕЗИС: Мне было очень тяжело.

ПИТЕР: Ты пропустила целую неделю в школе.

ДЖЕНЕЗИС: Я знаю.

ПИТЕР: И ты не ответила ни на один из моих звонков или сообщений.

ДЖЕНЕЗИС: Мама нуждалась во мне. На этой неделе нужно было очень много ухаживать за ней. Слишком сложно положиться на кого-то другого.

ПИТЕР: Тебе не нужно все делать в одиночку.

ДЖЕНЕЗИС: Нет, я имею в виду, что не хочу ничего на тебя возлагать.

ПИТЕР: Мне бы очень хотелось быть твоим парнем, Дженезис.

ДЖЕНЕЗИС: Я знаю.

ПИТЕР: Ты должна впустить меня. Что бы это ни было. Я смогу справиться с этим. Я никуда не уйду. И не собираюсь оставлять тебя.

ДЖЕНЕЗИС: Я знаю.

ПИТЕР: Думаю, что могу вынести намного больше, чем ты себе представляешь.

ДЖЕНЕЗИС: У тебя все так идеально. Поверь, иногда тебе не захочется видеть, что здесь происходит.

ПИТЕР: Неужели ты так думаешь? Что у меня все идеально?

ДЖЕНЕЗИС: А это не так?

ПИТЕР: Кажется, у нас есть многое, что необходимо узнать друг о друге. В обе стороны.

ДЖЕНЕЗИС: Я бы приняла строгих родителей и угрозы наказания, но и полную поддержку вместо мертвого отца и мамы, которая всю неделю была слишком напугана, чтобы оставлять ее одну.

ПИТЕР: Дженезис, я люблю тебя.

ДЖЕНЕЗИС: Что?

ПИТЕР: Да. Я люблю тебя. Впусти меня. Позволь мне быть здесь с тобой. (Она кивает)

Тебе нужны правила? Вот одно: не игнорируй мои звонки. Ты должна отвечать мне.

ДЖЕНЕЗИС: А если нет?

ПИТЕР: Тогда ты наказана.

ДЖЕНЕЗИС: Я хотела ответить на звонок.

ПИТЕР: Я думал, ты исчезла. Я должен был прийти раньше.

ДЖЕНЕЗИС: Я тоже.

ПИТЕР: Я не экстрасенс.

ДЖЕНЕЗИС: Нет, я не об этом. Я тоже. Люблю тебя.

(ПИТЕР снова обнимает ее. Они целуются).

ПИТЕР: Я люблю тебя.

ДЖЕНЕЗИС: Я могу впустить тебя. Только надеюсь, что ты готов.

ПИТЕР: Давай сделаем это. Давай так и поступим. Никакого отступления. Только вперед. Раз… два… три…

(Свет гаснет. Конец сцены).