Любое копирование и размещение перевода без разрешения администрации, ссылки на группу и переводчиков запрещено.

Аннотация.

Посвящается Джесс и Пэгги, моим потрясающим родителям.

 

В стиле Джэнди Нельсон и Рейнбоу Роуэлл в книге показан наполненный энтузиазмом путь истинной дружбы, безумной любви и неожиданной надежды после юношеского принятия решения сделать аборт.

 

«Неблагополучная». Так говорят жители маленького городка Нью-Джерси о семнадцатилетней Дженезис. В отношениях со своим бойфрендом Питером девушка находит утешение и стабильность. Но однажды молодой человек оставляет ее в клинике Планирования Семьи, куда они пришли прервать нежелательную беременность. После такого предательства Джен начинает во всем сомневаться.

Но, чтобы вновь обрести себя без Питера, ей необходимо двигаться дальше и одновременно противостоять своим самым болезненным воспоминаниям. Сквозь призму четырех актов пьесы, протекающих в романе, строчка за строчкой, сцена за сценой распадается иллюзия вечной любви молодых людей. Погружаясь все глубже в свое прошлое и исследуя театральный мир андеграунда Нью-Йорка, героиня вновь обнаруживает свою давно забытую мечту. И, лишь отпустив прошлое, Джен приходит к единственному выводу, что ей, наконец, удалось принять сложную, хаотичную подлинную историю своей жизни и идти вперед.

Удивительно захватывающий путь к головокружительному дебюту проделывает Джен, чтобы преодолеть выпавшие на ее долю испытания: в комнате общежития, на домашней праздничной вечеринке, на прослушивании. И, в конечном итоге, ее удивительная история попадает прямо в сердца читателей.

 

ПОДГОТОВКА

 

Некоторые рекомендации перед процедурой:

— Не есть и не пить за шесть часов до назначенного времени.

— Если назначены седативные препараты, продумать безопасный обратный маршрут или попросить сопровождать вас в общественном транспорте.

— Надеть свободную, удобную одежду, носки и обувь на плоской подошве. Иметь при себе запасное нижнее белье, а также свитер или толстовку.

— При себе иметь документ, удостоверяющий личность и страховой полис, если планируете воспользоваться страховкой. Оплата производится в полном объеме во время посещения.

— Допускается присутствие только одного сопровождающего, ожидающего в специально предназначенном помещении.

Жаль, я тогда не знала одного:

— «Я люблю тебя» не дает никаких гарантий.

 

 

ВЫБОР

 

Иногда вы делаете выбор, который может сберечь вашу жизнь. И, может быть, делаете этот выбор, руководствуясь определенной причиной, даже прежде, чем реальная причина станет вам ясна. Как у меня сегодня утром, когда я отказалась от обезболивающего по причине того, что хотела все чувствовать. Я хотела почувствовать свой выбор, как он покидает мое тело. И не предполагала, что на самом деле это все существенно изменит, когда тот единственный человек, который сопровождал меня, уйдет во время операции. А я поняла это, когда вошла в комнату ожидания и, изучив море обнадеживающих глаз, обнаружила абсолютное отсутствие того, рядом с кем можно безопасно и уютно приземлиться. В тот момент меня бросили в глубокую-глубокую воду. А в глубокой-глубокой воде нет возможности дышать.

Еще каким-то образом что-то двигает вас вперед. Думаю, это называется инстинкт самосохранения.

Ты можешь сделать это. Просто доберись до автобусного терминала. Однажды ты сделала это, когда Роза хотела купить глупые танцевальные платья в Сохо. Ты сделала это, когда уехала навестить Делайлу. Ты можешь вернуться домой. А чтобы сделать это, нужно двигаться вперед. Просто двигайся вперед.

Я пересекаю улицу и останавливаюсь. Достаю телефон и вижу черный экран. Пустой. Сжимаю аппарат, будто силой могу выудить оттуда сообщение от Питера. Сообщение, в котором он обещает, что вернется за мной, что ему пришлось уйти просто потому, что надо очень срочно что-то получить, что у него какое-то дело в городе, и он хотел воспользоваться возможностью выполнить его, и что он очень сожалеет, что все вышло не так. А еще, что он любит меня. И, возможно, однажды мы будем готовы, но именно сейчас мы сделали правильный выбор. И что он рядом со мной, несмотря ни на что. Неважно, что наши жизни такие разные, неважно, и то, что у меня нет никого, кто позаботился бы обо мне. Что он здесь ради меня, пока я разбираюсь с этим дерьмом.

Но ничего не появляется.

И теперь я должна выяснить, как добраться домой. Ни обезболивающих, ни сопровождающего спутника. Только я и мое запасное нижнее белье.

Слова эхом отдаются у меня в голове: «Ты не должна делать этого, Дженезис. Есть и другие варианты.»

Но я отмахиваюсь, ведь он знает, почему мне пришлось сделать это. Я все объяснила себе, не так ли? И вообще, выбор был не для меня, а для нас. Я загоняю и загоняю наш разговор обратно в самую отдаленную часть своего мозга, и вспоминаю, что стою на Манхэттене на углу улиц Бликер и Мотт, через дорогу от центра планирования семьи. И в моем кожаном ботинке дырка, и больше всего мне хочется, чтобы именно сейчас я пошла к обувному мастеру и поставила заплатку.

Голоса простираются сквозь бетон, спешащие такси разлетаются и сигналят друг другу. Трое одиноких демонстрантов курят сигареты в перчатках без пальцев, прислонив свои таблички с надписями к зданию. Здесь все совсем не так как в Джерси. Отчасти поэтому мы пришли сюда этим утром. Полагаю, более анонимно. Легче затеряться. Ни с кем не столкнешься.

Я смотрю, как из здания выходит девушка со спутницей. Мы вместе были в послеоперационной палате. Там, где нас посадили и оставили истекать кровью, пока мы не будем готовы самостоятельно выйти. У девушки и ее сопровождающей одинаковые растрёпанные волосы и глубоко посаженные глаза. Должно быть, это ее мать, и я пытаюсь представить свою маму, сопровождающую и помогающую мне. Но даже самый слабый образ этой сцены не возникает в моем воображении. Уже не возникает.

— Ты в порядке?

Она стоит прямо передо мной. Я выгляжу брошенной? Потерянной? Неужели кажется, будто мне нужна помощь? Я замечаю, что у меня из ботинка торчит носок.

— Думаю, да.

— Где твоя тачка?

Я молчу.

— Куда ты направляешься?

— Полагаю, в Нью-Джерси.

— Ладно. Ты знаешь дорогу?

— Я могу это выяснить. Со мной все будет хорошо.

Она отпускает мамину руку и подходит ко мне. Я упорно смотрю в землю, не до конца понимая, почему отказываюсь от ее помощи.

— Эй, — говорит она, — протяни руки.

Делаю, как она просит. Девушка тем временем тянется к своей дряблой черной сумке. Вижу, как винил шелушится на заплатках.

— Я в порядке, — говорю я.

— Знаю. Я поняла тебя. Просто не гони лошадей.

Мои руки все еще вытянуты, как у идиотки, пока она копается и копается.

— А, вот они, — и с этими словами она бросает мне горсть леденцов.

— Они были бесплатно, — говорит девушка, повернув лицо вполоборота. Ее мать качает головой и улыбается, а я сдерживаю слезы, выжигающие мне глаза. Затем говорю спасибо и, пока они уходят, стою, опустив голову.

После этого вбиваю адрес своей кузины в навигатор телефона. Думаю, что ее общежитие находится где-то недалеко. Конечно, лучше бы она встретила меня здесь, если уж на то пошло. Или Роза. Но я даже предположить не могла, что он меня просто бросит.

Я выполнила его условия. Никому не сказала. Ни одному человеку. Даже когда это подкосило меня. Даже когда почувствовала недомогание и начала увеличиваться в размерах, и мне пришлось бы придумывать какое-то оправдание для людей, которые что-то заметят. Я держала это внутри себя. Крепко держала. Как он и хотел.

Маршрут построен:

14 мин.

Описание маршрута: 0,7 миль

Пешком 0,5 мили, затем повернуть направо на ул. Макдугал

Пройти 0,2 мили, прибытие в пункт назначения.

Выглядит достаточно легко. Никаких скрытых поворотов. Никаких секретных проходов. Просто идти прямо, один раз повернуть, и все. Вот с такими инструкциями я могу справиться. Если придется еще думать, я, наверное, просто растворюсь в луже и замерзну в трещинах тротуара.

Иду, а ветер, бушующий между зданиями, бросает в меня свои порывы. Прохожу мимо лавчонки, торгующей фалафелем*, куда меня однажды приводила Дел, и от запаха жареной еды и лука сводит живот. Очередь выходит наружу и тянется вниз по улице. Даже в разгар зимы. Наконец, я вижу здание на Вашингтон-Сквер-парк с фиолетовым флагом Нью-Йоркского Университета, который для меня словно световой маяк.

В фойе общежития Делайлы усталый, сероватый консьерж в униформе с именем Ханниган на бейджике сидит на стуле на возвышении. Он разгадывает кроссворд и слушает негромкую ударную джазовую музыку по радио. Когда я подхожу, он поднимает голову, но ничего не говорит.

— Мне нужно увидеть Делайлу Риз.

Он снимает очки, и они падают на живот, болтаясь за шнурке, висящем на шее.

— Она должна тебя зарегистрировать. — И показывает на объявление у себя за головой, где описаны все эти правила. Также там указано, что мне необходимо оставить свой паспорт на стойке регистрации. И я еще раз благодарна сегодняшней рекомендации по подготовке. Я кладу документ перед ним.

— Дорогуша, она должна спуститься. Я не могу никого впускать без жильца.

Его слова делаются неясными, у меня начинает кружиться голова, а ноги становятся ватными. Такое ощущение, будто вся кровь выходит из меня на землю. Музыка шипит и фыркает. Чтобы не упасть, я хватаюсь за его возвышение.

— С вами все в порядке?

Опять этот вопрос. И как на него ответить? Знаю, что сейчас мне не следует быть одной. Что мне нужен кто-то.

Я киваю. И направляюсь к подоконнику. Звоню Делайле, но попадаю на голосовую почту.

Такое чувство, будто я сейчас захлебнусь в желчи желудка.

Где она?

Где он?

Звоню ему. Питеру.

Автоответчик.

Голос не слушается, и я вешаю трубку, не оставив сообщения.

Затем звоню ему еще раз.

Автоответчик.

Черт. Черт. Черт. Он что, просто исчез? Покинул эту вселенную? Оставил планету Дженезис и Питера, на которой мы разбили наш лагерь и какое-то время жили счастливо? Где мы возвели нашу собственную атмосферу и трудились над созданием красивого места? Я любила нашу планету. Теперь я потеряна в пространстве. Ни звука. Ни воздуха.

Звоню ему еще раз. Ты знаешь, куда меня это приведет. Но когда я прослушиваю его автоответчик, телефон вибрирует. Текст.

Делайла: «Что случилось? На занятиях. Не могу ответить».

Улыбаюсь, представив себе, как она, прячась, пишет сообщение на каком-нибудь уроке философии или истории уличной поэзии, или где она там должна быть.

Я: «В твоем общежитии. Ты нужна мне».

Далайла: «Закончится в 10. Затем 10 минут идти. Можешь ждать так долго?»

Я: «Да».

Я думаю.

Я сделала это и не развалилась. Она не спрашивает, что происходит. Но, если бы спросила, даже не представляю, как смогла бы облачить в слова образовавшийся внутри меня ком.

Подтягиваю колени к груди и прислоняюсь к холодному окну, влажному от конденсата.

У двери останавливаются одеться две девушки. На обеих одинаковые свитера в полоску и очки в черной оправе. Девушка, которая пониже, громко говорит о каком-то прослушивании. Другая, с наэлектризованными волосами, уверяет ее, что та проделала удивительную работу и наверняка получит роль. Но девушка с громким голосом хнычет о том, что она полная обманщица, и в один прекрасный день кто-то это выяснит.

Актрисы. Когда-то я тоже называла себя актрисой.

Пару отвлекает мальчик в резиновых сапогах и коричневой шапке с ушками животного. Ноющая девушка гладит его фальшивые уши и что-то мурлычет ему на ухо. Ханниган просит их отойти от его трибуны.

Мне исполнилось двенадцать, когда я первый раз участвовала в пьесе. Это являлось важным событием, потому что я была единственным ребенком в показе. Не то, чтобы мне досталась большая роль или что-то подобное. Я участвовала в двух сценах-сновидениях. Директор был настоящий зависимый алкоголик. Самым ярким моментом его карьеры оставались съемки в приключенческом фильме с Жан-Клод Ван Даммом, где он получил ранение в шею куриной костью. Не знаю, действительно ли мне было необходимо смотреть этот фильм, но дома меня никогда слишком много не ограничивали. Наверное, поэтому отец позволил мне участвовать в спектакле любительского театра в центре города с законченным злодеем из кино. Никаких ограничений. Папа водил меня на репетиции и ждал в кафе на улице. Он знал Брэда, директора, вероятно, с заседаний, и не препятствовал. Не играл роль отца. Хотя был очень горд. Он действительно хотел, чтобы одна из его дочерей нашла себя в театре, искусстве или музыке. Его волнение ощущалось всякий раз, когда я садилась в машину после репетиции. Он сдерживался задавать мне вопросы, но выстукивал пальцами по рулю, ожидая моего рассказа.

Как бы там ни было, наш директор интересовался медитацией. Мы разогревались, выполняя дыхательные упражнения, и половина актерского состава засыпала, но мне всегда нравилось отключать голову. С тех пор я не медитировала. И после смерти отца прекратила заниматься в театре. Даже не могла представить выступление без папиного лица в зале.

Я тоже должна бы чувствовать себя мошенницей.

Пытаюсь вспомнить технику медитации, как учил Брэд, и говорю себе, что нахожусь не в коридоре взволнованного общежития. Я наедине со своими мыслями. Нет. Никаких мыслей. Я на вершине горы. Все, что слышу, это устойчивый и постоянный звук ветра.

Кроме того, на вершине горы я не могу перестать думать о том, как оказалась здесь.

Весь путь сюда.

И кого здесь рядом нет.

Спустя ровно двадцать минут Делайла стоит передо мной в холле. Я держусь за нее, пока она регистрирует, и мы поднимаемся на лифте на восемнадцатый этаж. Не задавая никаких вопросов, кузина укладывает меня в свою кровать, и я проваливаюсь в глубокий черный сон без сновидений.

Безопасное место.

Разум отключен.

 

АКТ I

СЦЕНА 1

 

(Действие происходит в кафе Morning Thunder Café, в популярном месте тусовок после занятий. На сцене две девочки-подростка в кабинке. В интерьере царит атмосфера смутных пятидесятых годов. Девушки выглядят стильно, в нетрадиционной манере. Между высшим и средним уровнем. Дженезис более хмурая, а Роза более сексуальная).

 

ДЖЕНЕЗИС: Ты знаешь Питера Сэйджа?

РОЗА: Что ты имеешь в виду? Конечно, дурочка. Его все знают.

ДЖЕНЕЗИС: Да, но ты его знаешь? Ты когда-нибудь разговаривала с ним?

РОЗА: Что ты хочешь о нем узнать?

ДЖЕНЕЗИС: Ну, я имею в виду, э-э-э-э-э…

РОЗА: Ты имеешь в виду «э-э-э-э-э-э-э»?

ДЖЕНЕЗИС: Неважно. Забудь.

РОЗА: Что?

ДЖЕНЕЗИС: Ладно, у него есть... девушка?

РОЗА: У Питера Сейджа? Девушка? Думаешь, его чокнутые родители, религиозные фанатики, разрешили бы ему даже просто поговорить с девушкой? Тем более засунуть руку ей под блузку?

ДЕНЕЗИС: Он разговаривает с девушками.

РОЗА: Да, на уроке Библии. А еще в этом жутком утреннем молитвенном кругу перед школой.

ДЖЕНЕЗИС: Его нет в молитвенном кругу.

РОЗА (Приподняв брови): Что? Ты смотрела?

ДЖЕНЕЗИС: Он не такой. Я имею в виду, не как Митч Дженнингс или Ханна, или все эти люди.

РОЗА: Что за столь пристальное внимание, юная леди? Ты что, влюбилась?

ДЖЕНЕЗИС: Нет! Перестань. Вернись к реальности. Питеру не нравятся такие девушки, как я.

 

(Служащий кафе, одетый в винтажный костюм официанта, поочередно ставит большую порцию сырной картошки и две колы. Роза начинает копаться в картошке. Дженезис играет соломинкой).

 

РОЗА (С абсолютно набитым ртом): Такие девушки, как ты? Ты — лучшая девушка. Совершенно заслуживающая уважение.

ДЖЕНЕЗИС: С довольно тяжелым багажом.

РОЗА: Ты шутишь? Парни любят багаж. К тому же, твой багаж, так сказать, совершенно таинственный. А вот мне нужен багаж.

ДЖЕНЕЗИС (Поднимает картошку, но не ест ее): Как думаешь, ему нравятся девушки, которые... христиане?

РОЗА: Я не знаю. Наверное.

ДЖЕНЕЗИС: Да.

РОЗА: Серьезно, он тебе нравится или что-то в этом роде?

ДЖЕНЕЗИС: Мне?

РОЗА: Нет, воображаемому другу рядом с тобой.

ДЖЕНЕЗИС: Мы — с разных планет.

РОЗА: Это — не ответ.

ДЖЕНЕЗИС: Не знаю.

РОЗА: О боже! Ты знаешь! Он тебе нравится! Слушайте! Ангелы-вестники поют!** Наконец, тебе не нравится Уилл, психованный отморозок и неудачник!

ДЖЕНЕЗИС: Уилл — не неудачник.

РОЗА: Ладно, тогда просто психованный отморозок. Все, хватит.

ДЖЕНЕЗИС: Нет!

РОЗА: Он даже не сексуальный. О, какая отличная новость! Ты наконец-то покончила с Уильямом Фонтейном!

ДЖЕНЕЗИС: Не закончила. Чтобы закончить, надо начать.

РОЗА: У вас все было.

ДЖЕНЕЗИС: Нет, не было. Мы старые друзья. Нам просто было хорошо.

РОЗА: От этого становится еще более вульгарно.

ДЖЕНЕЗИС: Почему вульгарно?

РОЗА: Потому что в таком случае, он — как брат.

ДЖЕНЕЗИС: Даже не знаю. Ты что делаешь со своим братом, Роза?

РОЗА: Конечно, не то, чем ты занималась с Уиллом на побережье!

ДЖЕНЕЗИС: Мы просто целовались!

РОЗА (Прикладывая руки к ушам): Ла-ла-ла-ла-ла-ла. Если я не слышу тебя, значит ничего не было.

ДЖЕНЕЗИС: Почему, если я целую мальчика, это ужасно, а ты целуешь — то нет?

РОЗА: Я не просто целуюсь, друг мой.

ДЖЕНЕЗИС: Да знаю я. Хватит хвастаться.

РОЗА: Ты знаешь, что это правда. В любом случае, ты можешь найти кого-то гораздо лучше, чем Уилл Фонтейн. Я удивлена, что он не обесчестил тебя.

ДЖЕНЕЗИС: Он пытался.

РОЗА: Знаю. Ужас.

ДЖЕНЕЗИС: А ну-ка расскажи. Энди Сантос?

РОЗА: Ла-ла-ла-ла. Не было!

 

(Обе смеются).

 

ДЖЕНЕЗИС: Сегодня утром Питер отвел меня в сторону, чтобы сказать, что он рад моему возвращению в школу.

РОЗА: Я рада, что ты вернулась к занятиям. Целых две недели мне пришлось самой стоять за себя среди болванов и дураков.

ДЖЕНЕЗИС: Конечно, ты рада. Но почему Питер радуется? Мы даже не друзья.

РОЗА: Может, без тебя он себя плохо чувствует.

ДЖЕНЕЗИС: Ого, спасибо.

РОЗА: Ну?

ДЖЕНЕЗИС: Тьфу. Мне это так надоело.

РОЗА: Люди — идиоты. Просто игнорируй их. Ты знаешь, кто твои настоящие друзья.

ДЖЕНЕЗИС: Я отсутствовала не так уж и долго. Но все смотрят на меня так, будто у меня вырос третий глаз, или третья рука или что-то еще.

РОЗА: Невежды.

ДЖЕНЕЗИС: Ну да. Но, когда Питер обратился ко мне, это было по-другому. Казалось, ему действительно небезразлично.

РОЗА: Может, он помолится за тебя.

ДЖЕНЕЗИС: Заткнись, Роза

РОЗА: Чтобы потерять девственность, тебе, наверное, придется подождать до свадьбы, если ты на это согласишься.

ДЖЕНЕЗИС (Бросает жареный картофель): Заткнись.

РОЗА: Заткнуться? Окей.

 

(Она запихивает в рот оставшуюся картошку фри, в том числе и ту, которой Дженезис бросила в нее).

 

ДЖЕНЕЗИС: Оставь немного для голодающих детей.

 

(Роза закрывает рот и бормочет что-то вроде: «Я затыкаюсь»).

 

ДЖЕНЕЗИС (Продолжая): Хорошо, хорошо. Забудь, что я подняла эту тему. Не знаю, почему он мне что-то сказал. Наверное, он просто хороший человек.

 

(Ванесса выходит на сцену слева и подходит к их столику. Садится рядом с Дженезис и сразу начинает плакать. Подругам становится неловко).

 

РОЗА: М-м-м, что-то случилось, Ванесса?

ВАНЕССА: Джен, мне так жаль тебя, даже не представляю.

РОЗА: Расслабься, ладно? О господи! Джен не нужно, чтобы другие люди сходили с ума.

ВАНЕССА (Выпрямляясь): Ребята, у вас есть сырная картошка?

 

(В ответ — тишина).

 

ВАНЕССА: Я очень сочувствую твоей потере, Дженезис. Не знаю, что еще сказать. Мне жаль.

ДЖЕНЕЗИС: Спасибо.

ВАНЕССА: Я пыталась позвонить тебе, написать смс и все такое.

ДЖЕНЕЗИС: Я знаю. Я видела. И ценю это.

ВАНЕССА: Если тебе что-нибудь понадобится, пожалуйста, дай знать.

РОЗА: С ней все будет в порядке.

ДЖЕНЕЗИС: Конечно, Ванесса. Спасибо.

ДЖЕНЕЗИС (Колеблясь): Кажется, твои друзья пялятся на тебя.

ВАНЕССА: Ладно, я, наверно, пойду к ним обратно.

РОЗА: Давай, иди.

ВАНЕССА: Знаю, что какое-то время мы не были близки, но ты все еще очень важный друг для меня.

ДЖЕНЕЗИС: Я знаю, Ви. Не волнуйся обо мне. Роза поможет.

РОЗА: В яблочко!

ВАНЕССА (Жестикулируя в сторону своих друзей): Меня ждут. Мы идем на игру. Вы пойдете?

РОЗА: Ни за что, черт побери.

ВАНЕССА: Не стоит быть такой злобной по этому поводу.

РОЗА: Я горжусь тем, что злобная девушка!

ВАНЕССА: Моя мама хочет принести вам что-нибудь из еды, если необходимо. Для тебя, твоей мамы и сестры.

ДЖЕНЕЗИС: Ага. Элли не остается с нами.

ВАНЕССА: О, да. Извини. Я слышала об этом.

РОЗА: Что-нибудь еще?

ДЖЕНЕЗИС: Спасибо. Было бы неплохо.

ВАНЕССА (Задерживается дольше, чем нужно): Пока, ребята.

 

(Уходит со сцены вправо).

 

ДЖЕНЕЗИС: Ты была довольно грубой.

РОЗА: Меня тошнит от фальшивой жалости.

ДЖЕНЕЗИС: По крайней мере, она знакома с моей семьей.

РОЗА: Да, но правду никто не знает.

ДЖЕНЕЗИС: Это верно. Так и должно оставаться.

РОЗА: О, черт. Уже пять? Где мой глупый брат?

 

(Роза бросает деньги на стол, и Дженезис следует за ней со сцены).

(Свет гаснет. Конец сцены).

 

* Восточное блюдо; жаренные во фритюре шарики из измельчённого нута, приправленные пряностями

** Первая строка рождественского гимна.

 

ПЛАН ДЕЙСТВИЙ

Я сажусь в постели, волосы от пота прилипли к шее. Не моя кровать. Кровать Делайлы. Общежитие Делайлы. Сквозь филенчатые окна просачивается тусклый золотистый свет, и, осмотревшись, я вижу три пустые двуспальные кровати. Наверное, это здание было отелем или чем-то вроде того, потому что во всех комнатах есть собственная уборная, что вовсе не характерно для общаги. И меня это очень радует, потому что, сев на унитаз, обнаруживаю, что все мое нижнее белье пропитано кровью. Я пытаюсь найти в шкафчиках прокладки, но там только тампоны, а их мне пока еще не следует использовать. Поэтому я плотно сворачиваю немного туалетной бумаги и подкладываю себе в свежее нижнее белье. Не сумев найти пакет или что-то подобное, чтобы спрятать испорченные трусики, я выбрасываю их в урну. А чтобы никто не обнаружил, зарываю свою улику под верхний слой мусора.

Вернувшись в комнату Делайлы, я вижу записку, прикрепленную к сумке:

Невероятно, сколько ты спала, леди! Надеюсь, ты в порядке. Пришлось бежать на занятия. Если я вернусь, а ты все еще спишь, поедешь в больницу. Срочно позвони или напиши! Вернусь около трех. — D

Осталась на ночь? Что? Неужели уже следующий день? А вчерашний день просто исчез? А может, ничего и вовсе не было?

Я все еще с Питером.

Я не была беременна.

Все хорошо.

Можно было и поверить во все это, если бы не кровотечение, истощение и тошнота. Но случилось то, что должно было случиться. Я там, где и должна быть, здесь — в Нью-Йорке, потому что вчера утром Питер привез меня на прием.

Мой телефон взрывается от тысячи сообщений от Розы, которая интересуется, почему меня нет в школе.

Я должна была рассказать ей. Мне не нужно было делать это в одиночку. Однако, я обещала, что не скажу. У меня урчит в животе, и я вспоминаю, что не ела, ну, как минимум последние двадцать четыре часа. Как я еще жива? Залпом выпиваю стакан воды и выхожу из комнаты Делайлы. Сейчас 13:30. Не могу ждать, пока она вернется. Я должна быть дома в Нью-Джерси и выяснить, куда ушел Питер. Почему он бросил меня в клинике. Почему я вдруг снова совсем одна.

Иду в сторону автовокзала, и, сделав быструю пересадку в метро в верхней части города, прохожу Таймс-сквер, дом на Бродвее, новогодний опускающийся шар и магазин М&M's. М-м-м. М&M's. Можно, первое, что я сегодня съем, будет М&M's? Думаю, нет. Пробираюсь по тротуарам, заполненным туристами, с их камерами и колясками, а также абсолютной неспособностью ходить по прямой. Прикрываю живот, чтобы не получить еще какую-нибудь дополнительную травму, пока плетусь сквозь толпу под мигающими шатрами. Мой отец водил меня в театр на Манхэттене, хотя мы никогда здесь не жили. Он говорил, что все хорошее происходит в центре, и я верила ему на слово. Представляю, что сейчас нахожусь на сцене, а не пытаюсь бороться с толпой и серым городским снегом. Повсюду разноцветные огни — красные, желтые, синие, зрители бросают розы к моим ногам, и я так сильно улыбаюсь, что на глазах выступают слезы. Я кланяюсь и посылаю воздушные поцелуи, кланяюсь и посылаю воздушные поцелуи.

Чтобы купить билет в кассе, использую свою экстренную кредитную карту. Мне еще предстоит выслушать об этом. Клянусь, должно быть, у бабушки с дедушкой все время работает монитор компьютера, а вдруг я что-то куплю. Тогда они смогут спросить меня об этом. Поэтому вчера я платила наличными. На вопрос об этой трате денег мне абсолютно не хочется отвечать. Никогда. По крайней мере им. Пробираюсь в зал ожидания, потому что следующий автобус отправляется через двадцать минут. Парень моего возраста с дредами на голове, стянутыми в конский хвост, и с собакой в рюкзаке играет на аккордеоне. Его голова падает вперед, и он с усилием поднимает ее обратно. Собака немного скулит. Я сижу на жестком пластиковом стуле и пытаюсь отыскать телефон, чтобы позвонить Питеру.

И снова я попадаю на голосовую почту. В образовавшейся пустоте в моем животе закипает гнев.

— Да пошел ты, Питер, — говорю я после сигнала. Затем на секунду замираю. Неужели я это сказала? Значит, мой голос вернулся.

Я дотрагиваюсь до шеи. Да, это так.

И продолжаю:

— Серьезно, хочешь знать, где я? Гребаный автобусный терминал Портового управления. Пытаюсь сесть на автобус домой, потому что ты трус. Где ты? Как ты мог так поступить? Оставить меня одну. Оставить одну... меня.

На слове «меня» я немного задыхаюсь и понимаю, что нужно повесить трубку. Я очень хочу связать воедино каждое гадкое слово и каждую мысль, какие всплывают в моей голове и швырнуть их ему в лицо, но я устала. И с меня хватит.

Позапрошлой ночью, прежде чем уйти от меня, Питер положил деньги на край кровати, будто не мог отдать их мне в руки. Как будто я была микроскопической. Я не знала, пришел ли он на следующее утро.

В автобусе сажусь на заднее сиденье. С тех пор, как все произошло, с Питером стало непросто. И я даже не о том, что забеременела, хотя, конечно, это вам не прогулка по пляжу. Но я имею в виду получившийся секрет. Все было непросто, но он поддерживал меня.

А теперь где он?

Мне вдруг становится страшно, что я слишком поспешно ушла. Может быть, он потерял телефон, а может вышел, и его ограбили или еще что-то в этом роде, а, может, он где-то застрял, пытаясь вернуться домой, и думает, что это я бросила его. Что я наделала? А это сообщение, которое я только что оставила ему? Наверное, он лежит где-нибудь в канаве, и я должна сообщить об этом миссис Сейдж.

Но нет. Знаете, иногда бывает, что ты знаешь? Я знаю — он не в канаве. Я знаю, что он бросил меня в Центре Планирования в Нью-Йорке.

Мы прибываем в Поинт Шелли и останавливаемся напротив магазина «Уолмарт». Я разглядываю стоянку и чувствую, что у меня немного кружится голова. Даже приходится на мгновение закрыть глаза, чтобы восстановить равновесие. Я захожу в «Уолмарт» и сажусь за столик в McDonald's, объединенный с магазином. Лампа дневного освещения режет глаза, и я понимаю, что слишком устала, чтобы добираться до дома пешком. Мне нужен транспорт. Я набираю номер Розы, своей лучшей подруги, и мысленно готовлюсь к торнадо.

— Какого черта, Джен! Я думала, ты умерла!

— И тебе привет.

— Серьезно, ты где, черт тебя бери?

— Я, э-э-э-э…

Как бы это ответить? Ведь теперь мое обещание молчать абсолютно недействительно и ничего не значит?

— Джен, ты в порядке? — ее тон немного смягчается.

— Сейчас я, типа, застряла в «Уолмарт». В Норт-Пойнт. Ты можешь приехать и забрать меня?

— Уолмарт?

— Да, «Уолмарт».

— Какого черта ты делаешь в «Уолмарт»?

Слово Walmart становится сюрреалистичным.

— Расскажу тебе позже. Просто я, э-э-э, не очень хорошо себя чувствую и хочу, чтобы ты поторопилась, ладно?

Роза заверяет, что будет здесь примерно через полчаса. Поэтому я решаю, наконец, наполнить свой живот очень здоровой пищей, что передо мной. Я не пошла завтракать в М&M's, но соленый, жирный картофель фри и кока-кола будут просто отличной заменой.

— Это все?

У девушки-кассира между зубами щель, а ее веснушки такие большие, что больше похожи на пятна.

— Привет, Дженезис, — говорит она.

— О, привет, Венди. — я понимаю, что знаю ее.

— Ужасно выглядишь!

— Ух ты, спасибо.

— Да нет, я имею в виду, что выглядишь какой-то больной что ли. Ты в порядке?

— Я заболела.

— Тебя сегодня не было в школе.

— Да неужели.

Она молчит.

— Могу я получить свой заказ?

— О, — говорит она и смотрит вниз. — Извини. Ага. Это будет стоить три доллара и девять центов.

Я бросаю мелочь на прилавок и жду, пока Венди наполнит мой стакан.

— Льда немного, пожалуйста.

Она аккуратно ставит передо мной стакан рядом с картошкой.

— Вот, держи. Выздоравливай.

Я пытаюсь поблагодарить ее. Сказать спасибо Венди, которая работает в Макдональдс. Она всегда была мила со мной. Но до этого просто не доходит.

— Ты сегодня пропустила урок продвинутого письменного английского. Ты должна наметить себе план действий.

План действий? На мой взгляд, здесь и сейчас это звучит слишком нелепо.

— Извини, что?

Ее глаза на секунду расширяются, кажется, что они сейчас выскочат. Я тоже не отвожу взгляд, будто мы негласно играем, кто кого пересмотрит.

— Мисс Джонс хочет провести дополнительную встречу, чтобы обсудить работы, которые мы написали на прошлой неделе. Так сказать, с глазу на глаз. Типа, мы все провалили этот предмет.

Она моргает.

— О, — бормочу я, все еще пялясь на нее. Честно говоря, не могу вспомнить, о какой работе идет речь.

— Да, она сказала, что никто из нас не написал от всего сердца. А мы писали только то, что, как нам казалось, она хотела услышать. Потом она визгливым голосом говорила, что среди нас не оказалось ни одного храброго. Тьфу. Знаешь, она пишет романы? Это так отвратительно. Ты можешь себе представить мисс Джонс, так сказать, делающей это?

У меня за спиной кто-то прочищает горло.

— А сейчас мне надо позаботиться о других клиентах.

Ладно, Венди, уж я то точно не хотела простоять здесь весь день, болтая о твоих теориях о любви или о том, что сегодня пропустила школу. Или вчера. Я выхожу из Макдональдса, подхожу к скамейке у главного входа и сажусь, слушая, как открываются и закрываются двери. Открываются и закрываются. Я медленно пью через соломинку, иногда выпуская ее на миллиметр изо рта и наблюдаю за ее погружением в напиток. Затем царапаю линии на стакане. Я облизываю губы и смотрю, как охранник проверяет чеки на выходе. Стараюсь не думать, честное слово. Как будто, это возможно.

 

АКТ I

СЦЕНА 2

(Сцена происходит в переполненном коридоре средней школы, между уроками. Студенты проходят, достают учебники из шкафчиков, собираются вместе, болтают, дурачатся и так далее, все это непрерывно происходит вокруг главного действия.

На сцене ДЖЕНЕЗИС, что-то ищет в своем шкафчике. Она все достает и сваливает кучей на пол. Понятно, что она не может найти то, что ищет.

ПИТЕР выходит на сцену справа, проходит мимо нее, останавливается, оглядывается и секунду наблюдает. Пытается жестам привлечь ее внимание, но она поглощена содержимым своего шкафчика.

Молодой человек отворачивается, и в этот момент ДЖЕНЕЗИС находит то, что искала. Она запихивает все обратно в шкафчик и закрывает его, затем поворачивается и с облегчением прислоняется к стене.

Теперь она видит спину уходящего ПИТЕРА. Она делает несколько шагов, чтобы пойти за ним, но останавливается и, передумав, идет в другую сторону.

ПИТЕР еще раз поворачивается и видит, как девушка уходит. Они так и не увидели, что каждый из них обернулся.)

ПИТЕР (Потягиваясь):

— Эх.

(Свет гаснет. Конец сцены).

 

КОНТРОЛЬ ЗА КРОВОТЕЧЕНИЕМ

 

Читаю сообщение от Розы, что она ненадолго припарковалась на месте для инвалидов. Я прыгаю на переднее сиденье ее подержанного серебристого Мерседеса, и, пока она задним ходом выезжает с парковки, музыка орет слишком громко, уровня на три выше нормы. Она ничего не говорит, не выведывает, но заметно нервничает. Она любит первой узнавать, что происходит, и очевидно, что я ее подвела.

Наблюдаю, как мы проезжаем магазины автозапчастей и ликероводочные магазины, засоряющие Норт-Поинт, и хрущу кубиками льда. Венди не учла мою просьбу насчет количества льда.

— Джен, дерьмово выглядишь, — наконец произносит Роза.

— Спасибо. Кажется, сегодня все так думают.

— Ну…

Северная часть — блеклая версия города. Пустошь заброшенных магазинов, которые так и не построили заново после урагана. Вот в южной части — там все более традиционно. Там больше денег. Мой дом прямо посреди. Дом Розы — чуть южнее.

Роза паркуется на моей подъездной дорожке, выключает музыку, но не глушит мотор. И снова молчание. Смотрю на дом, в котором мы живем с мамой. Сосульки свисают с водосточного желоба и, тая, капают прямо на мокрую фиолетовую подушку на плетеном кресле-качалке.

— Я не знала, как тебе сказать, — говорю я, пока никто из нас не пытается выйти.

— Что сказать?

— Что со мной случилось.

— Что с тобой случилось?

— Ну, вчера я сделала аборт.

Карты раскрыты. Перейдем к делу. Я впервые произнесла это слово. Это пятибуквенное слово. Нам с Питером так хорошо удавалось танцевать вокруг него. Тихий вальс.

Роза снимает водительские очки и убирает их в консоль между нами, а затем кладет свою руку на мою.

— Что?

Я киваю.

— Ты была беременна?

— Такова жизнь.

Она на секунду закрывает лицо руками, а потом опять смотрит на меня онемевшим взглядом.

— Питер знает?

Мои глаза останавливаются на каплях воды, усеивающих боковое зеркало.

— Да.

— И?

— Он отвел меня на прием вчера утром, но…

— Но?

— Он оставил меня там.

— Что?

Когда я рассказываю, мне самой даже не верится, что это правда.

— Я вышла в приемную, чтобы он смог отвезти меня домой, но он ушел.

— Ушел?

— И не ответил ни на телефон, ни на мои сообщения.

— Что за черт?

Отстегиваю ремень безопасности и чувствую, как потеют подмышки. Я отключаю обогреватель.

— Зачем вообще, ради всего святого, надо было тащиться в Манхэттен, чтобы сделать это?

— Он беспокоился о своей маме.

Миссис Глория Сэйдж: глава нашего сообщества, поддерживающего и выступающего за движение против абортов. Ирония очевидна для всех.

Роза качает головой и делает это так сильно, что я беспокоюсь, как бы она не повредила себе шею.

— А почему ты мне не сказала? Я бы отвела тебя туда. И отвезла бы домой.

— Он попросил меня не делать этого.

Роза продолжает трясти головой, и это становится похоже на неконтролируемые судороги.

— Мы не могли понять, какого черта с тобой происходит. Наши догадки были совершенно ошибочны. Какой кусок дерьма.

— Нет, Роза.

Но стоп. Он — кусок дерьма, не так ли? Если кто-то кого-то везет за несколько миль от дома, надев повязку на глаза и закружив по кругу, а затем предлагает найти дорогу обратно, то этот кто-то определяется как кусок дерьма.

— Да, Дженезис.

— Пожалуйста, не злись на меня.

— Я не злюсь. Просто…

— Он не хотел, чтобы кто-то знал.

— Ты уже говорила это. Но я — твоя лучшая подруга.

— Я знаю.

— И что теперь? — спрашивает Роза.

— Медсестра сказала соблюдать покой.

— Я тебя не оставлю.

Хочу спросить ее о школе. О том, видела ли она Питера. Но воздерживаюсь. Пусть удар, который я только что нанесла, утихнет.

Когда мы входим в дом, мама крепко хватает меня за руки и трясет. Поджидала. Ее глаза горят огнем. От этой тряски мое тело наклоняется, и, наконец, она притягивает меня к себе.

Думаю, она наблюдала, как я иду по дорожке.

Думаю, она ждала меня.

Иногда мне кажется, что она обращает внимание на то, что происходит вокруг нее. И