Монолог участника массовых съемок

 

 

Я снимаюсь тридцать лет в массовке,

у меня, считайте, юбилей.

Мне платили в день по трехрублевке,

а теперь – аж по пяти рублей.

 

Я носил немецкие мундиры,

ватники и фраки надевал,

я бывал и красным командиром,

но за белых тоже воевал…

 

Чтоб подзаработать хоть немного,

я в массовку как-то заскочил.

И застрял! Вот так кинематограф

жизнь мою обжег и погубил.

 

Съемки шли. Мне было интересно.

Верил, что еще сыграю роль.

Но судьба поставила на место:

и в кино, и в жизни – не герой!

 

Наважденье кончилось не скоро,

шашкой дымовой горели дни.

На меня орали режиссеры,

материли кинохолуи.

 

Но упрям! И не терял я веры.

Как-то раз мне дали эпизод.

Я вложил всю душу! В день премьеры

в Дом кино влез через черный ход.

 

Этот вечер помню и поныне,

мелочей не стерли и года…

Эпизода не было в помине,

вырезан был кем-то навсегда.

 

Продолжал мелькать я на экране,

и потел, и мерз, и хлопотал,

но всегда я был на заднем плане,

на передовую не попал.

 

Чередою шли кинокартины.

В вечном ожиданье перемен

я прожил средь слез из глицерина,

бутафорских стен, актерских сцен.

 

Оптимизм растаял, словно свечка.

Безнадега. Нищета. И злость.

Не сказал я в кадре ни словечка.

И за кадром тоже не пришлось.

 

Я – никто! Статист я из массовки.

Кинозвезд снимаю я тайком

и за фото их беру рублевки,

чтоб не слыть уж полным дураком.

 

Больше мне надеяться не стоит,

что осталось, надо доиграть.

Жизнь моя снята на целлулоид,

только там ее не отыскать.

 

Ну и пусть! Бухгалтер из конторы

тоже для меня не идеал.

Если мне предложат жизнь повторно,

я б на жизнь его не променял.

 

1987

 

* * *

 

 

Воспоминанья зыбки, хрупки…

Их память прячет, хороня.

Теперь живут мои поступки

отдельной жизнью от меня.

 

Всех дел своих уж не припомню,

они – давно, они – везде.

И, словно брошенные комья,

круги пускают по воде.

 

Они меняют цепь событий,

рождают действия других…

Пусть за зазнайство жесткий критик

не посчитает слов моих.

 

Но чью-то участь чуть иначе

закрутит… Только чью и где?

И даст ли это «чуть» удачу?

Кого-то приведет к беде?

 

В неведомом далеком крае

кому-то горе причиню…

И не узнаю, не узнаю, —

какое, где и почему?

 

Бывал я смелым и несмелым,

добро вершил и нагрешил.

Случалось, лучшим было дело,

которое не совершил.

 

Теперь тем хвастаюсь, тем каюсь,

что учинил, в чем устоял.

Хоть я и не за всё ручаюсь, —

нарочно зла не учинял.

 

Да, обошлось не без уступок…

В душе немало ссадин, ран.

Пусть каждый прошлый мой поступок

летит в меня, как бумеранг.

 

1986

 

* * *

 

 

Не множу я число друзей,

поменьше стало их с годами.

Пусть мало, тем они верней,

есть связь незримая меж нами.

 

Зато растет число врагов,

их умножать – владею даром.

Я будоражу вражью кровь

и, стало быть, живу недаром.

 

1987

 

Несостоявшийся мюзикл

 

Обычно заявки на сценарий, пьесы и т. д. не публикуют, ибо они в определенном смысле полуфабрикат. Но в данном случае я решил нарушить правило, так как это объяснит появление некоторых моих стихотворений…

После комедии «Невероятные приключения итальянцев в России» кинематографисты Италии обратились ко мне с предложением: сочинить еще какой-нибудь веселый сценарий для совместного производства. Это было году эдак в 77—78-м. Я вспомнил свои неоднократные муки в клинике лечебного питания и сочинил сюжет новой комедии под названием «Толстый и Тонкая». Я намеревался занять в ней свою любимую артистку Людмилу Гурченко и замечательного Альберто Сорди, с которым подружился в Италии.

 

 

Толстый и тонкая

 

 

Толстый и тонкая. Заявка на комедийный сценарий для совместного производства СССР – Италия

 

Живет в Италии толстяк. В прошлом знаменитый футболист. Но бросил заниматься спортом и растолстел. Ныне он – комментатор телевидения, выступающий с еженедельными популярными обозрениями. Одним словом, человек в Италии весьма известный. Несмотря на то что ему под пятьдесят (представим себе в этой роли Альберто Сорди), он собрался жениться на молоденькой, довольно богатой барышне, в которой удачно сочетаются красота и состояние. Однако невеста поставила ему жесткое условие – похудеть на двадцать килограммов, иначе она замуж за него не пойдет. Более того, для наглядности она взяла фотографию жениха, снятую анфас, и прямо на его лице фломастером очертила контур, как бы рамку, в которую должна уместиться его физиономия после похудания. Характерец у невесты был крутой, что подкреплялось солидными капиталами. Нашему комментатору оставалось одно – сократиться в объеме. Но как? Где? С чьей помощью? Наш герой отличается замечательным, отменным аппетитом. Пребывание в специальных клиниках, где его заставляли худеть – и в итальянской, и в швейцарской, – не помогло. Он никак не может преодолеть «возбужденного отношения к пище, или пантагрюэлизма» – так по-научному называется его болезнь.

В это самое время в телевизионной программе, которую он ведет, попадается документальный репортаж, рассказывающий о поразительных успехах в области сбрасывания веса. Репортаж снят в одной из московских клиник. На экране была показана женщина, которую лечение уменьшило вдвое, а именно со ста сорока килограммов до семидесяти. Больница называется «Клиника лечебного недоедания» (на самом деле в Москве нет клиники с таким названием). Эта документальная съемка производит сильное впечатление на толстого телекомментатора. Он даже сбивается и проваливает следующую страничку своего обозрения.

Чего не сделаешь ради молоденькой и богатой?! И наш герой намеревается использовать последний шанс – испытать на себе достижения российской медицины.

А в Москве – в той самой клинике – готовятся к приему итальянского пациента. В палату вносят цветной телевизор, устанавливают телефонный аппарат. Лечение итальянца поручают докторше – талантливому медику, которая пишет кандидатскую диссертацию на тему «Борьба с раздражительностью больных во время процесса похудания». Ученая крайне недовольна, что ей навязывают больного, когда ей необходимо время для завершения диссертации…

И вот итальянский комментатор вселяется в отдельную палату. Происходит первое знакомство героев нашей комедии. Бурный, экспансивный итальянец, избалованный успехом и популярностью, сразу же начинает недвусмысленное ухаживание за миловидной русской докторшей (представим себе в этой роли Людмилу Гурченко). Он убежден в своей неотразимости, но, во-первых, в России его никто не знает, а во-вторых, наша докторша-очкарик из тех, кого называют «сухарь», «педант». Она увлечена своей диссертацией, наукой и дает стойкий отпор стремительному ухажеру. Нахальные притязания толстяка сразу же обостряют конфликтность ситуации. Докторша не щадит своего пациента, заявляя, что, мол, с таким пузом надо думать не об ухаживании за прекрасным полом. Ссора заходит так далеко, что наш герой может даже схлопотать пощечину от взбешенной диссертантки.

Начинается тяжелая, голодная жизнь итальянца в клинике. В этой больнице весьма оригинальный быт. Она отгорожена от города высоким глухим забором. Вахтер, как правило, не пускает в клинику никого. А в приемные дни он проверяет сумки посетителей, так как приносить больным еду запрещено. Пациентов в город не выпускают – ведь там полно гастрономических соблазнов: кафе, ресторанов, магазинов. Так что толстяки оказываются, по сути дела, узниками своеобразной тюрьмы, а кормят их куда хуже, чем за решеткой. К вечеру, когда организм понимает, что его больше ничем не накормят, каждый пациент готов выть на луну от нестерпимого чувства голода. Толстяки становятся грустными, глаза их тоскливо взирают на мир, появляются капризы, вспыхивают ссоры. Когда же приближаются часы кормления, то именно самые толстые с кружками в руках ждут у закрытых дверей и первыми врываются в столовую. Помимо тех, кому надо худеть, в этой клинике лечат и очень тощих, которым необходимо прибавить в весе. Этих кормят на убой. И вот в одной столовой между соседними столиками создается чудовищное пищевое неравенство. На одних столах – обильные, вкусные яства, на других – полная нищета. При этом «тучников» – так их зовут по-медицински – вдобавок еще истязают процедурами и спортивными упражнениями: велосипед-тренажер, гребля всухую, бассейн, катание тяжелого мяча по животу, бег, гимнастика. А вечерами в садике при больнице происходят танцы. Толстые люди, как правило, очень подвижны и самозабвенно отдаются стремительным пляскам. И не поймешь – то ли они получают от этого удовольствие, то ли это продолжение физических самоистязаний. Во всяком случае, перед зрелищем бойко танцующих полуторастакилограммовых людей меркнет любая фантастика. Здесь, на этой танцульке, завязываются романы, возникают дружбы, случаются и ссоры.

Каждое утро начинается с того, что у контрольных медицинских весов выстраивается очередь. Все спешат узнать, на сколько граммов они похудели. Сколько надежд, огорчений и радостей отражают лица во время взвешивания!

Между тем отношения между нашими героями более чем прохладные. Итальянец проходит исследования, сдает анализы, обрастает друзьями, активно участвует в больничной жизни. И единственный человек сух и неприветлив с ним – это наша докторша.

И вдруг в один прекрасный день телекомментатор замечает, что его лечащий врач резко меняет к нему отношение. В ней появляется приветливость, заинтересованность, доброжелательность. В голосе звучат ласковые интонации. Итальянец самоуверенно решает, что врачиха наконец-то оценила его прекрасные душевные качества, и удваивает усилия по обольщению. Они начинают вести пространные беседы, узнавая друг друга, знакомясь, открывая в каждом что-то новое, интересное. Комментатору становится известно, что докторша – вдова, у нее растет сынишка, который только что пошел в школу. Итальянец, в частности, показывает собеседнице свою фотографию с нарисованной на лице линией и сообщает, что этот абрис нарисовал известный кинорежиссер, который предложил ему главную роль в фильме, если лицо нашего героя вместится в означенную рамку. Он беззастенчиво врет, сочиняя сюжет будущей ленты. Докторша обещает ему помочь и еще больше ужесточает его пищевой и физкультурный режим. Однако интерес у врача к комментатору совсем не личного свойства. После исследований, анализов, после изучения того, как пациент себя ведет в таких условиях голода и истязаний спортом, наша диссертантка понимает, что именно такого больного не хватает ей для блестящего завершения ее научной работы. Чувство юмора, неистребимый оптимизм, склонность итальянца к шуткам и розыгрышам иллюстрируют кардинальные положения диссертации. Докторша неутомимо возится с пациентом, холит его, лелеет, прислушивается к каждому вздоху. А бедный итальянец воспринимает ее заботы превратно. Стремясь завоевать взаимность симпатичной докторши, в которую он постепенно влюбляется по-настоящему, наш толстяк худеет прямо на глазах.

Однако терять вес очень тяжело – ведь организм, привыкший обильно есть, упорно сопротивляется. Обросший за время лечения русскими друзьями, наш комментатор иногда срывается. Теплая компания из трех толстяков и одного тощего язвенника – слесаря с завода – собирает в складчину деньги и устраивает подпольное пиршество. Они подбивают больничного повара приготовить им что-нибудь вкусненькое. Через забор дружки перекидывают им бережно завернутые в тряпье бутылки «с горючим». И вот, заперевшись в душевой кабине, голодные пациенты пускаются в загул. Их застукивает наша героиня. Она возмущена несознательным поведением своих подопечных, устраивает им выволочку. Скандал. Пациенты слезно умоляют о прощении. Ведь всем грозит выписка из клиники, не выдадут им больничного листа, что означает прогул на производстве. С огромным трудом удается уговорить врачиху замять дело, не давать ему ходу. А наутро у всех солидная прибавка в весе и дикое раскаяние по поводу своего разнузданного обжорства…

А через несколько дней дошедший до ручки, оголодавший итальянец вместе со своим закадычным другом – слесарем (представим себе в этой роли Георгия Буркова) совершают побег из больницы в город. Ночью они перелезают через забор и исчезают. Их приключения в Москве – особая глава в сюжете нашей картины. Похождения беглецов кончаются тем, что они явятся с повинной на квартиру докторши. И та будет помогать их тайному возвращению в клинику, становясь тем самым соучастницей их проступка.

Постепенно телосложение нашего героя начинает приближаться к мужскому эталону. И докторша, сама того не замечая, начинает испытывать к своему пациенту чувство, сходное с тем, которое Пигмалион питал к изваянной им скульптуре Галатеи.

Встречи докторши и пациента в палате во время ежедневных обходов и прослушиваний грудной клетки становятся все более опасными и напряженными. Дело явно двигается к любовному объяснению между героями.

Но буквально накануне защиты диссертации наша докторша узнает о вероломстве итальянца. Оказывается, овал на его фотографии нарисован вовсе не рукой известного кинорежиссера, а его невестой, ради которой он и затеял все это похудание. Горечь, обида, негодование охватывают нашу героиню. Тут она, может, впервые осознает, что полюбила этого очаровательного вруна и нахала.

Наступает торжественный день защиты диссертации. Ученый совет, врачи-коллеги и итальянец в качестве экспоната, который должен подтвердить правильность выводов диссертантки. Защита проходит блистательно. Но именно в это время пациент вдруг понимает, что не он интересовал милую докторшу. Ее, оказывается, привлекло совсем другое – его анализы, своеобразие его желудка, особый обмен веществ и оригинальный склад характера, мужественно переносящего голодание. Выясняется, что итальянец подошел докторше не как личность, а как объект для научной темы.

И вот наступает грустное прощание наших героев. Они любят друг друга, но никто из них не решается в этом признаться.

Как кончится эта история – разлукой или свадьбой – говорить еще рано. Скорее всего, расставанием. Пока лишь выдуманы контуры сюжета, который в процессе написания может и должен углубиться, расшириться или в чем-то измениться.

Мне кажется, на этой основе удастся создать веселую, забавную, чистую и трогательную историю о том, как два очень разных человека, находящиеся на разных полюсах, встречаются в этой жизни, как они находят общий язык и, более того, находят друг друга. Даже если они не сберегут свою любовь, все-таки она у них состоялась. А это уже немало! Каждый из наших героев становится своеобразным Пигмалионом для другого. Любовь очищает и преображает как русскую докторшу, так и итальянского телекомментатора. К концу рассказа у героини должны исчезнуть сухость, педантизм, наукообразность. И, наоборот, должны проявиться нежность, душевность, доброта, женское очарование. А комментатор должен стать не только стройным, но и преобразиться духовно. Быть более деликатным, глубоким, застенчивым, серьезным…

После написания сценария я намереваюсь реализовать эту комедию в качестве режиссера-постановщика.

 

Режиссер и драматург Эльдар Рязанов

Москва, 14 февраля 1982

 

Не скрою от читателя, что некоторые коллизии в этом сюжете отразили личное знакомство автора с клиникой. Ибо довелось мне лежать в ней трижды и на своей шкуре испытать тяжелые голодные муки. Но это другая история…

Не буду рассказывать о сложных ситуациях, связанных с осуществлением совместных постановок, но, в общем, затея моя сорвалась. Тем временем я снял «Вокзал для двоих», а затем и «Жестокий романс». Заявка же намертво залегла среди бумаг так называемого архива. Как поэт, я вышел из подполья и стал публиковаться. Моими стихами заинтересовался молодой провинциальный композитор. Он сочинил несколько песен на мои тексты. Однажды он сказал, что хотел бы сделать мюзикл, поинтересовался, нет ли у меня какого-нибудь сюжета в загашнике, который можно было бы использовать для музыкальной пьесы или сценария. Тут я вспомнил о заявке «Толстый и тонкая» и извлек ее из бумажных глубин. Композитор прочитал, возбудился и стал уговаривать меня написать пьесу с вокальными и танцевальными номерами.

Для пробы я сочинил несколько стихотворных текстов для одного из эпизодов – подпольной вечеринки толстяков и дистрофиков. Композитор регулярно звонил мне, рассказывал, как движется работа, призывал меня вплотную заняться пьесой. Но я решил сначала послушать какие-то из написанных мелодий. Да и занят был очень фильмом «Небеса обетованные». А потом композитор вдруг перестал звонить, и я узнал, что он с семьей переехал в Америку. Связь оборвалась. Позже кто-то из общих знакомых рассказывал мне, что композитор играет на свадьбах и похоронах эмигрантов, что его музыкальная карьера в Штатах не состоялась. Жаль, ибо человек он несомненно одаренный…

А злополучная заявка снова была запрятана в стол. Но несколько стихотворений осталось. И, когда затевалась эта книжка, я вспомнил свою нематериализованную идею, достал заявку и перечитал ее. Честно скажу, посетовал, что не сочинил в свое время пьесу для мюзикла. Сюжет показался мне (а я читал его совершенно свежими глазами) забавным, вполне достойным воплощения. Но я уже вряд ли когда-либо вернусь к «Толстому и тонкой».

Во всяком случае, я рад, что читатель познакомился с эскизом произведения, с первоначальным замыслом.

А теперь несколько стихотворений для ненаписанного мюзикла…