Глава десятая. Оранжевые тучи над Ольстером.

 

Где бы ни собирались ирландцы и о чем бы ни зашла речь вначале, разговор, так или иначе, переходит на Северную Ирландию. Когда там вновь возрастает напряженность, что происходит значительно чаще, чем того бы хотелось, события в Белфасте и Дерри доминируют в программах новостей радио и телевидения, публичных выступлениях политических деятелей. Они кричат со страниц газет крупными заголовками, жуткими фотографиями насилия, смерти и разрушений, вызывают боль и сострадание страшными кадрами в телевизионных новостях.

Жителей республики все происходящее режет по сердцу. У большинства на Севере родственники, друзья и знакомые. Когда солдаты или полиция открывают огонь на Фоолз-роуд или в Богсайде, они могут поразить людей, с которыми зрители у экранов телевизоров в Дублине или Дандоке еще вчера мирно беседовали в пабе или за домашним столом.

Мне часто доводилось наблюдать одну и ту же картину. В домах и общественных местах, где есть телевизор, люди могут есть, пить и веселиться, забывая, кажется, обо всем. Но вот бьет девять часов вечера, кто-то включает телевизор – и тотчас же смолкают песни и смех: передается сводка новостей за день. Все внимательно слушают и смотрят, не отрывая глаз. По напряженным лицам можно судить, как больно переживают ирландцы события, разворачивающиеся перед ними на экране.

Единство Ирландии – не ближайшая, а долговременная задача правительства республики, и на пути к воссоединению немало препятствий, возникших в ходе развития двух обособленных частей острова. Это различия в уровне жизни, системах социального обеспечения, медицинского обслуживания и образования, в других областях. Находятся люди, выдвигающие в оправдание раскола страны теорию о "двух нациях" в Ирландии, как если бы принадлежность к той или иной религии определяла понятие нации.

Сторонники воссоединения вынуждены считаться также с противодействием протестантской общины шести графств Ольстера, находящейся под сильным влиянием антикатолической пропаганды "оранжистов". Многие жители Северной Ирландии, голосующие за кандидатов юнионистской партии, вполне искренне полагают, что статус-кво в отношениях с британской короной отвечает их насущным интересам. Подобные взгляды подогреваются консервативными кругами в Лондоне, которые настаивают на необходимости сохранить английский контроль над частью ирландской территории.

В то же время общественное мнение Англии начинает склоняться к мысли, что с Северной Ирландией так или иначе придется распрощаться. "Ирландская проблема" вконец истрепала нервы британским подданным, которые вынуждены краснеть и оправдываться перед иностранцами, когда упоминается Ольстер, вспышки насилия и кровь, пролитая на улицах Белфаста. Англичане с ужасом, в крайнем недоумении смотрят выпуски теленовостей о бурных событиях в Ольстере. Все это происходит на британской территории, так сказать, в колыбели демократии, и никак не укладывается в голове.

Конечно же, надо найти решение, и чем раньше, тем лучше. В конце концов, именно англичан называют мастерами компромисса, но выработать соглашение, которое могло бы устроить все стороны, крайне затруднительно. Противники воссоединения пускают в ход свой главный козырь – протестантов Севера. Все выглядит вполне благопристойно и очень демократично: Ирландия не может быть единой, потому что этому противится большинство населения Северной Ирландии. Почему, спрашивается?

Политика дискриминации католического меньшинства и предоставления привилегий протестантам, которую проводили юнионистские правители Северной Ирландии с ведома и молчаливого согласия Лондона, вызвала к жизни, казалось бы, противоестественный союз. Это – протестантские землевладельцы и фермеры, владельцы заводов и промышленные рабочие, объединенные ненавистью к "папистам" и выступающие за незыблемость связей с Англией, против единой Ирландии. Парадоксальная ситуация, неправда ли? Что может быть общего между предпринимателем и рабочим? Оказывается, может.

Рабочий – протестант имеет хорошо оплачиваемую работу и сносное жилье потому, что его сосед – католик лишен того и другого. Безбедное существование фермера – протестанта обеспечивает предельно низкая оплата труда поденных рабочих и батраков – католиков. Тем временем газетенка преподобного Иана Пейсли настырно твердит: "Во всех бедах Ольстера виноваты паписты, которые размножаются, как кролики".

Попытка добиться проведения радикальных реформ, которые могли бы исправить положение, была предпринята движением за гражданские права в Северной Ирландии, развернувшим массовую кампанию протестов против дискриминации католического меньшинства, что натолкнулось на ожесточенное сопротивление "оранжистов". Лондон предложил вначале военное решение проблемы и ввел регулярные войска в Белфаст и Дерри в августе 1969 года. Началась операция в духе мирно почившей империи с целью усмирить разбушевавшихся аборигенов и навести порядок.

Очередная облава в районе Терф-лодж, Фоллз-роуд, Ардойне, Баллимерфи или другом католическом гетто Белфаста. Обыски, аресты. Мужчин в нижнем белье выволакивают из постелей, ставят лицом к стене, раздвигая ноги пошире дулом автомата, грубо обшаривают, потом увозят. Сонные улицы заполняются криком насмерть перепуганных детей и рыданиями женщин. Пройдет не один день, прежде чем родственники узнают, где содержатся их близкие и какая судьба им уготована.

За облавой следует демонстрация протеста. На улицы выходят матери, жены и сестры. Они стучат в жестяные крышки баков для мусора, гремят сковородками и пустыми кастрюлями. Грохот разносится по всей округе и служит предупреждением для жителей соседних кварталов, что им предстоит встреча с английской армией. Мальчишки забрасывают солдат камнями, в броневики летят молочные бутылки с горючей смесью. Войска открывают огонь. В ответ с крыш домов и из подворотен звучат выстрелы бойцов ИРА.

Облавы и обыски проводились ночью, как раз перед рассветом, когда особенно хочется спать. Войска оцепляли не только католические кварталы, но и небольшие города, населенные преимущественно католиками. Протестантские районы подобные операции не затрагивали, и становилось ясно, что они организуются не ради "борьбы с террористами", как провозглашало армейское командование, а с целью запугивания той части жителей, которые отказывались мириться с дискриминацией, нищетой, безработицей и бездомностью. Армию использовали как орудие подавления требований признать за католиками право на человеческую жизнь.

Солдаты и полиция применяли против демонстрантов "водные пушки", мощная струя которых способна сбить с ног взрослого человека, поливали их свинцом, стреляли резиновыми пулями весом в сто пятьдесят граммов. Эти "летающие дубинки" преподносили в печати как "гуманное оружие для восстановления общественного порядка", а они изувечили десятки человек. Жилые кварталы тесно скученных однотипных домов забрасывали гранатами с ядовитым газом "си-эс", полюбившимся американцам во Вьетнаме.

Накал страстей достигал высших отметок, средства расправы с уличными шествиями и митингами обновлялись и совершенствовались. На смену слезоточивому "си-эс" пришел более действенный удушливый газ "си-ар". В баки "водных пушек" стали заливать специальные красители, чтобы участников демонстраций могли опознать много часов спустя и при желании – арестовать.

На регулярные войска возложили задачу, прямо противоположную "миссии мира", которую им приписывали на первых порах. По странному капризу командования массовые облавы и обыски проводились исключительно в католических районах. О тайниках оружия и взрывчатки протестантских экстремистов становилось известно лишь, когда неосторожность кладовщика приводила к взрыву и гибели люди, заглянувшие в паб "Три степ инн" после футбольного матча. По воле политических деятелей Англии армия была призвана разжигать религиозные противоречия, ибо только таким путем Лондон может рассчитывать на то, что ему удастся сохранить свое господство в шести графствах Ольстера.

Верный пособник английских политиков, лелеющих имперские амбиции, – "Оранжистский орден". Он насчитывает свыше ста тысяч членов и полторы тысячи местных отделений или лож, каждая из которых включает от пяти до пятисот человек. Ложи на местах объединяются в районные, а те – в ложи графств, общим числом двенадцать по всей Ирландии. Организации "оранжистов" есть также в Англии, Америке, Канаде, Австралии и других странах, включая африканские. Реальным влиянием "орден" пользуется только в Северной Ирландии. Зарубежные филиалы проводят манифестации в поддержку своих единомышленников и время от времени поставляют им контрабандное оружие.

Наиболее яркая сторона деятельности "ордена" – подготовка и проведение традиционных парадов, посвященных историческим датам, таких, как марш 12 июля в годовщину битвы при Бойне в 1690 году. Это – когда "защитник протестантской веры" герцог Оранский разгромил войска английского короля-католика Якова II. Красочные шествия с подтекстом угрозы регулярно проходят в разных районах Ольстера и за его пределами, и их общее число достигает восьмисот в год.

Гудят набатом огромные, почти в человеческий рост, барабаны Ламбега, самозабвенно заливаются флейты и аккордеоны. В колоннах свирепо горланят песню "Шарф, который носил мой отец". Оранжевого цвета, естественно. Впереди степенно выступают дородные мужчины в черных котелках и костюмах, при белых перчатках, держа под мышкой свернутые зонтики, символ респектабельности и одновременно – удобное оружие в уличной потасовке. Они вполне могли бы сойти за клерков из лондонского Сити в наряде, отдающем дань истории, если бы не оранжевые и алые шарфы, перекинутые через плечи, – знак принадлежности к "ордену".

Вдоль кромки тротуара четко по-строевому вышагивают "офицеры" с саблями наголо. Над головами колышутся штандарты, убранные пышными кистями, – "Оранжистская ложа Указующего перста №64", "Оранжистская ложа Шэнкилл-роуд №9", "Оранжистская ложа Путеводной звезды №1013" и так далее. Несут хоругви с портретами Вильгельма Оранского на обязательном белом тоне и царствующей английской королевы Елизаветы. В стороне от марширующих приплясывают, задевая зевак, две подвыпившие тетки. Одна в полосатом платье красно-бело-голубых цветов "Юнион Джек", британского флага. Другая в светлом балахоне с грубо намалеванной на груди красной ладонью правой руки, гербом Ольстера.

На всем протяжении марша, пока он идет по улицам протестантских кварталов, тротуары забиты плотной толпой истерически восторженных девиц и дам в своих лучших платьях, будто они только что вышли из церкви или покинули свадебный стол. У детских колясок, украшенных флажками Великобритании и Ольстера, плачут от счастья молодые мамы в мини-юбках, размером не превышающие ширину шарфа. "За бога и Ольстер!", "Ни шагу назад!" – надсадно вопят из толпы. На этом праздничном фоне странно выглядят сосредоточенные, угрюмые лица участников марша, как если бы они приготовились к бою.

В переулках затаились, как кошки у мышиной норки, броневики английской армии, ощетинившись дулами пулеметов. Рядом с ними, под прикрытием брони, безучастно наблюдают за происходящим автоматчики. У рации что-то быстро бубнит офицер. Видимо, докладывает начальству, что пока все спокойно и парад следует по маршруту, который неделями согласовывали "оранжисты" с властями. Но нужно быть начеку, поскольку нет никакой гарантии, что праздничное шествие не повернет в сторону, а потом вторгнется в католические районы, и тогда жди беды.

На улицах Белфаста поет, паясничает, пляшет и беснуется парад "оранжистов". Красочную процессию можно принять за карнавал, если бы не военное построение колонн и печатающие шаг "офицеры", если бы не злобные антикатолические лозунги и песни, не открыто провокационный замысел этого действа. "Мы победили! Мы сверху!" – вдалбливают барабаны, воскрешая в памяти далеко не лучшие страницы ирландской истории, неся угрозу расправы католикам, не желающим примириться с подчиненным положением.

В песне "Я родился под "Юнион Джек", которую любят распевать "оранжисты", есть такие слова:

Фоллз – чтобы жечь.

Тейги – чтобы убивать.

Если тейги – чтоб убивать,

То кровь – чтобы текла.

Если винтовка – чтобы стрелять,

То черепа – чтобы раскалывать.

Нет лучше тейга, чем с пулей в спине.

Фоллз – католическое гетто Белфаста, тейги – презрительная кличка его обитателей, и трудно ожидать, что, заслышав подобную песню, они не примут мер защиты. А лидерам парада только того и надо. Мирный исход уличных мероприятий "Оранжистского ордена" – скорее исключение, чем правило. Не случайно в июле и августе, горячую пору маршей и беспорядков, Северную Ирландию наводняют журналисты со всего мира, чуя запах жареного.

* * *

Познакомиться с коллегами мне не довелось. Едва я выбрался из толпы, дорогу преградил хмурый парень в куртке военного покроя цвета хаки с множеством карманов. Говорят, очень удобно: избавляет от необходимости носить сумки и чемоданы.

– Эй, мистер, вы кто? Турист или репортер?

Рядом материализовалась еще пара недорослей с лицами младенцев, не отягощенных грузом мыслей. Зато с мускулатурой у них все в порядке. Видимо, думают брюшным прессом. Многозначительно помахивают увесистыми дубинками. Сразу видно, что дело свое знают и от него не отступятся. Тот, что повыше ростом, надо полагать, заинтересовался моим фотоаппаратом явно не японского производства. Глазастый попался малый.

– Ну, так как? – допытывался он с возрастающим подозрением.

– Репортер, – покаялся я.

– Откуда?

– Из Москвы.

Такого поворота бдительные стражи местного порядка явно не ожидали.

– Русский, что ли?

– Нет, – говорю, – украинец.

Знаю, что такой ответ всегда ставит иностранца в тупик. "Как же так? – недоумевает он. – Из Москвы и не русский. Что за зверь выискался?"

Расчет был верный. Ребята захлопали глазами и перестали поигрывать дубинками. Об украинцах слышать не случалось. Их знание географии строго ограничивалось территорией Британских островов да некоторыми странами бывшей Британской империи. Оставшееся на земном шаре пространство удобно укладывалось в рамки понятия "проклятые иностранцы", а Москва запомнилась в сочетании "рука Москвы".

– Коммунист? – спрашивают с угасающей надеждой в голосе.

– Коммунист, – отвечаю.

Парни просияли от удовольствия. Теперь все стало на свои места. Напрягаться больше не придется. Перед ними коммунист из Москвы, а во всех бедах и злоключениях Северной Ирландии, как твердо заучили эти оловянные солдатики, виноваты "красные". Если что-то не клеится, цены растут или погода пошаливает, всему есть готовое объяснение: "рука Москвы". Об этом денно и нощно пишут в газетах, говорят по телевидению. То здесь, то там пронырливые газетчики находят "красную опасность". Однажды русскую подводную лодку обнаружили. Благо, воды вокруг острова хватает, и пойди разберись, что плавает в глубине. Такие сообщения подаются на первой полосе под заманчивыми заголовками, а опровержения, если их никак нельзя избежать, печатаются мелким шрифтом где-то между рекламой стирального порошка и средства от головной боли.

На лицах парней, мечтающих о военной карьере, судя по наряду, отражалась мучительная работа мысли, что доставляло им массу неудобств. Коммунист из Москвы находится в непосредственной близости от парада "Оранжистского ордена". Смотреть, конечно, никому не заказано, но и меру надо знать. Скорее всего, шпион, и фотоаппарат налицо. Надо бы пройтись по нему дубинкой, чтоб другим было неповадно, но с прессой велели держать ухо востро и без причины не уродовать. Опять же называет себя украинцем, а кто знает, с чем их едят? Из непривычного раздумья моих стражей вывел веселый окрик:

– Эй, Брайан, не пора ли по пинте?

Брайан, самый высокий из ребят, вздрогнул, как боевой конь при звуке трубы, и в его глазах появилось осмысленное выражение. Промочить горло хотелось отчаянно, но и оставить меня без присмотра он не решался. Когда я поддержал идею зайти в ближайший паб, парни вздохнули с облегчением.

Сомкнутыми рядами двинулись в "Хантерс лодж", паб современной постройки, состоящий из общего бара, где спиртное на пару пенсов дешевле и стулья с жесткими сиденьями, и более уютное помещение, с табличкой "лаундж". Туда и направился Брайан, не желая ударить в грязь лицом перед иностранцем. За тяжелой дверью встретил густой гул голосов и сивые клубы табачного дыма – не продохнуть. На стенах развешаны седла, уздечки, фотографии гончих и картинки псовой охоты. Над стойкой бара – охотничьи ружья и трофеи, как и положено в "Охотничьем приюте".

Посетители, тесно сгрудившиеся у стойки, приветствовали Брайана и его спутников как старых знакомых. На меня особого внимания не обратили. Я вызвался купить на всех пива, но Брайан мрачно буркнул, что "первый раунд за хозяевами", и решительно протиснулся к стойке. Во время его отсутствия мы заняли столик, помолчали. Вернувшись с четырьмя кружками светлого пива, Брайан сразу же перешел в атаку:

– Возможно, вы предпочитаете "гиннесс"? Придется нас извинить. Здесь "гиннесс" не подают. Это для республиканцев, – намекая, что темное пиво производится по ту сторону границы и застревает поперек горла твердокаменных лоялистов.

Газеты и листовки протестантских ультра, с которыми я познакомился, живя в гостинице, гремят призывами "бойкотировать товары Эйре, покупать только британское". Авторы воззваний ясно дают понять, что нарушителям не поздоровится

После второго "раунда" когда мне удалось поймать за полу быстроногого мальчишку, пробегавшего мимо с подносом, языки развязались. Навалившись на стол, Брайан внушал, что "католики – враги государства, бунтари. Они хотят воссоединения с Ирландской республикой. Им нет места в Ольстере!"

– Мы – британцы! – кричал распалившийся защитник протестантских устоев, норовя расколоть пивную кружку о стол. – Мы родились и умрем британцами!

– А как же англичане? – ехидно поинтересовался я. – Они-то называют себя англичанами! А жители Шотландии –  шотландцами, уроженцы Уэльса – валлийцами. Выходит вы единственные британцы в Соединенном королевстве? Да и в Лондоне, если не ошибаюсь, вас зовут ирландцами. Неувязка получается!

Брайан сердито засопел. Его мир не выходил за границы тесных закоулков родной Шэнкилл-роуд, вечерней пинты в кругу единомышленников, шумных митингов "оранжистской" ложи, номера "Ньслеттер" ежедневного евангелия правоверных юнионистов, да треска ольстерского телевидения. Такие, как он, даже передачи Бибиси не смотрят, считая их "слишком либеральными". Брайану и его сверстникам крепко вбили в голову, что, если, не дай бог, Лондон от них открестится, их захлестнет католическое море, и они камнем пойдут ко дну.

Да и не привык Брайан к дискуссиям. До сих пор он обходился кулаками, если требовалось доказать свою правоту, а сейчас надо шевелить мозгами, подбирать нужные слова. Занятие неудобное и непривычное. Конечно, следовало бы одернуть зарвавшегося репортера, возомнившего, будто он разбирается в тонкостях британского подданства. Жаль только, прессу наказали не трогать. Даже специально предупредили, чтобы в сомнительных случаях журналистов передавали по команде. А этот нерусский из Москвы какой-то странный. Когда ему что-то говорят, вроде, понимает, и язык неплохо подвешен. И на коммуниста, какими они прежде представлялись Брайану, не похож.

– Вот что, – решился Брайан после третьей кружки. – Спорить мне с вами недосуг. Если хотите, могу познакомить с ребятами, которые вам все растолкуют... Только ничего твердо обещать не могу – тут же добавил он. – Может, они еще не захотят с вами встречаться. У нас строго. Дисциплина!

На том и расстались.

Откровенно говоря, я никак не ожидал, что Брайан сдержит слово. За годы жизни в Ирландии успел привыкнуть к тому, что обещания раздаются щедро, но выполнять их не спешат. Телефонный звонок Брайана на следующее утро был приятным сюрпризом. Наверное, сказывалось протестантское воспитание, прививавшее обязательность и добросовестность.

– Я в холле, – сообщил Брайан. – Спускайтесь. Фотоаппарат вам не понадобится.

У подъезда поджидал юркий "авэнджер" модного золотистого цвета, носящего в рекламных плакатах звучное название "золото ацтеков".

– Хорошая тачка, – похвалил я и пожалел о сказанном. Коллеги Брайана никогда не пользуются по своим делам собственным транспортом. У "авэнджера" наверняка был другой владелец, который уже не раз докучал полиции расспросами о пропаже. Брайан подтвердил мою догадку. Он хищно осклабился и обронил небрежно:

– Других не берем.

Едва мягко захлопнулись дверцы, как машина сорвалась с места.

– Небольшая формальность, – сказал мой проводник. – Велено завязать вам глаза.

Темная повязка была натянута со знанием дела: не туго и без просвета. Безумная езда, когда меня швыряло на поворотах из стороны в сторону, продолжалась около получаса, а потом "авэнджер" встал как вкопанный, под визг тормозов. Меня вывели под руки.

– Осторожно ступеньки, – предупредил голос Брайана. Повязку сняли. По шаткой скрипучей деревянной лестнице, усыпанной безжалостно раздавленными окурками дешевых сигарет, мы поднялись на второй этаж. За щелястой дверью открылась грязноватая клетушка. Сидевший у телефона молодой человек с нашивками капрала, вскочил на ноги при виде нас, приоткрыл другую дверь, скрылся, почти тотчас же вернулся и жестом пригласил меня войти.

Вторая комната была заставлена мебелью, которую не взялись бы продать с аукциона даже в трущобах. Колченогие стулья, на которые и смотреть-то страшно, не то, чтобы сесть. Немало повидавший на своем долгом веку шкаф, сгорбившийся под грузом бумаг. В углу продавленный лежак с угрожающе торчащими пружинами. Полстены занимает портрет английской королевы в темной плащ-накидке, с флагом Ольстера и "Юнион Джек" по бокам. За простым столом без скатерти восседали, выпятив темные очки, трое мужчин в уже привычных куртках цвета хаки с лицами, скрытыми шарфами или масками.

"Отличная маскировка, – подумал я. – Черная повязка, маски, ореол таинственности – для журналистов. У них должно сложиться впечатление, будто они имеют дело с организацией, которая не в ладах с властями. Обстановка в стиле "вышли мы все из народа" – чтобы скрыть истинное финансовое положение и заодно создать оптимальные условия для вербовки и сбора пожертвований. Простой человек сразу поймет, что попал к своим, сирым и убогим, проявит солидарность, а богатый захочет помочь деньгами. Ловко придумано, ничего не скажешь. Чувствуется рука искусного мистификатора".

– Присаживайтесь, – глухо пригласил сидевший в центре. – Ваша страна нам не друг и не союзник. Но пока и не враг. По нашим данным, русские ИРА не помогают. Хотелось бы, чтобы так оно и осталось. Для этого вам не помешает лучше познакомиться с нами. Меня зовут Томми Херрон Я вице-президент Ассоциации обороны Ольстера. Имена моих коллег вам знать не обязательно. Забудьте все, что вы слышали и читали о нас раньше, и слушайте внимательно. Можете задавать вопросы. Ведь вы, репортеры, любите это делать Что ж, правильно. Только не нужно увлекаться.

Передо мной сидели самые отпетые, махровые экстремисты. Но не просто бандиты с большой дороги, позарившиеся на чужой кошелек, а гангстеры с политической подкладкой. Они грабят и убивают, если им верить, не ради наживы, а "во имя дела протестантов". Во всяком случае, так они сами говорят.

По возвращении в Москву из Ирландии я узнал из газет, что труп Томми Херрона обнаружили в сточной канаве в пригороде Белфаста. Полиция установила, что он не притронулся к пистолету, с которым никогда не расставался, ежедневно часами тренируясь в стрельбе. Его прикончили свои, когда выяснилось, что Херрон присваивал чересчур большой куш наживы от налетов на банки и почтовые отделения, магазины, гостиницы и пабы. Возможно, ему бы это и сошло с рук, сложись по-иному его политическая карьера. Но он выдвинул свою кандидатуру на выборах в Стормонт (североирландский парламент), с треском провалился и стал болтать лишнее.

Но сейчас Томми Херрон жив, полон сил, уверен в себе и неспешно рубит воздух словами:

– Ассоциация обороны Ольстера была создана как часть политического движения "Вэнгард", которое возглавил бывший министр внутренних дел Ольстера Уильям Крейг. В АОО вошли лоялисты, люди, стоящие за незыблемость нашей конституции и нерушимость связей с Британией.

Вспомнились кадры телевизионной хроники того времени. В городе Лисберн, графство Антрим, сытые мужчины в добротных пиджаках, выстроенные шеренгами, как на плацу, вздымали руку наподобие фашистского приветствия, когда появлялся их "фюрер" Крейг. Позже он провел смотры своих сторонников в Бангоре и Ратфриленде, районах, заселенных крепкими хозяйчиками. На парадах Крейга сопровождал великий магистр "Оранжистского ордена" Мартин Смит, благословляя паству на "новый крестовый поход во славу протестантского оружия".

– Многие недооценивают нашей решимости и жестоко ошибаются, – врывается в мои воспоминания наждачно шершавый голос Томми Херрона. – Мы готовы на все.

– Надо ли это понимать так, что вы намереваетесь пустить в ход насилие? – спрашиваю.

– Скажем так, – хитро сощуривается бандит от политики, – мы строим наши планы с учетом любого поворота событий. Нас никто не может запугать. На нашей стороне сила! – внезапно взрывается он и грохает кулаком по столу.

– А нельзя ли познакомиться с рядовыми членами вашей организации? – осторожно интересуюсь я. – До сих пор мне доводилось их видеть только на уличных демонстрациях, когда к прессе относятся без особого уважения.

Томми Херрен колеблется. Ну, приняли репортера в штаб-квартире, оборудованной для таких приемов. Чего еще? В разговор неожиданно вступает сосед Херрона с короной майора на погонах.

– Это можно устроить, – изрекает он важно. – Думаю, русскому журналисту будет полезно посмотреть на боевые учения. – Майору, видимо, есть чем похвастаться.

Распрощались сухо. Никому не пришло в голову обменяться рукопожатием. На улице все тот же "авэнджер". Завязывать мне глаза то ли посчитали лишним, то ли забыли. Я получил возможность осмотреть район, приютивший штаб-квартиру Ассоциации обороны Ольстера.

Убогие облезлые дома, одинаковые, как солдаты в строю. Окна без занавесок. Нигде ни дымка, хотя довольно прохладно. По-видимому, печи растапливают, только когда готовят обед. Узкие, как лесная тропинка, тротуары, заваленные рваными бумажными пакетами, обрывками газет, осколками бутылок. Из рыбной лавки тянет характерным противным запахом. Собственных машин нет и в помине. Трудно представить больший контраст с фешенебельным кварталом, где находятся апартаменты "фюрера" Крейга.

Невольно начинаешь жалеть Брайана, тупо размахивающего дубинкой, но отказывающегося задуматься над тем, зачем ему это. Жалко тысяч брайанов, одураченных пропагандой "оранжистов", жертвенных пешек в большой политической игре, в которой ни один из них не имеет шанса пройти в ферзи.

Тем временем "авэнджер" несся по гладкому асфальту проселков. Хмурый водитель с первой минуты дал понять, что говорить нам не о чем. Дорогу он знал наизусть и с ходу брал крутые повороты. По сторонам тянулись живые колючие изгороди и высокие каменные заборы. Остановились на площадке у сельского паба, где мне было предложено пересесть в "лендровер". Началась тряская езда по ухабам и рытвинам бездорожья между деревьями и кустами. Необходимость завязывать глаза отпала сама собой.

У заброшенной фермы, зиявшей провалами окон, нас поджидали двое в куртках с капюшонами, низко надвинутыми на глаза.

– Вы останетесь у машины. Отсюда все будет видно, – последовал приказ. Повернувшись к дому, говоривший рявкнул:

– Становись!

Показалась группа людей, вооруженных автоматическими винтовками с примкнутыми штыками. Уже привычные темные маски и очки. Они брали "на караул", сдваивали ряды и демонстрировали чудеса строевой подготовки. Остервенело рвали штыками чучела, подвешенные на столбах ворот. Разбившись на пары, сосредоточенно пыхтели, отрабатывая приемы рукопашного боя. Затем, рассыпавшись в стрелковую цепь, пропали из виду в мелком кустарнике, откуда немного погодя послышалась частая стрельба.

– Холостых зарядов не признаем, – горделиво заметил стоявший рядом со мной офицер и пояснил: – В наших условиях каждый боец должен уметь действовать самостоятельно, на свой страх и риск. Чем быстрее они привыкнут к свисту пуль, тем лучше для них

Слегка запыхавшиеся солдаты вернулись и еще с полчаса дружно топтали выбитую ногами до прочности асфальта площадку перед домом. Потом исчезли, как тени. У меня непроизвольно вырвалась похвала:

– Похоже, ваши солдаты служили в регулярной армии, и не один год.

Никто не удостоил меня ответом. Здесь вопросов не задают, а собственное мнение высказывают только люди, облеченные властью. Все тот же ворованный золотистый "авэнджер" подбросил меня к гостинице.

* * *

События на Севере оказывают непосредственное влияние на жизнь всей Ирландии. Осенью 1971 года английская армия провела операцию по подрыву дорог и мостов на границе, что надолго затруднило сообщение между двумя частями Ирландии. Возросла напряженность в приграничных районах. Ирландское правительство грозило подать жалобу в ООН, но от слов к делу так и не перешло. Год спустя прогремели взрывы бомб в селениях у границы, а зимой 1972 года – в Дублине.

В тот вечер в кулуарах ирландского парламента оживленно дебатировались сроки падения правительства – сегодня или в ближайшие дни. Никто из моих коллег не сомневался, что дни Фианна фойл сочтены и что это только вопрос времени. На мягких скамьях, протянувшихся вдоль стен зала, откуда широкая лестница ведет в палату заседаний, репортеры брали интервью у парламентариев, в основном интересуясь прогнозом о составе будущего кабинета министров. Неожиданно за стенами Дойла ухнули два взрыва, происшедшие в одном из близлежащих переулков, поступили сообщения о человеческих жертвах. Оппозиция тотчас же заявила, что "надо сомкнуть ряды", и правительство устояло.

Лондонская пресса не преминула приписать взрывы "террористам ИРА", а некоторые авторы подвальных материалов усмотрели "руку Москвы" в беспорядках в Ольстере, а заодно и в республике. На фоне этих событий поднялась шумная антисоветская кампания. Но в то время, когда шустрые английские газетчики искали мифических "русских агентов", в Дублине и Корке были арестованы вполне реальные агенты разведывательной службы Англии МИ-5.

Позднее перед ирландским судом предстали британский подданный Джон Уаймэн и работник штаб-квартиры ирландской полиции Патрик Криннион по обвинению в хищении и передаче в Лондон секретной информации. Их взяли с поличным на автостоянке у дублинской гостиницы "Берлингтон". Другой английский шпион успел скрыться и пересечь границу. Торжествующие заголовки в ирландских газетах возвестили, что полиция "раскрыла британскую шпионскую сеть в Ирландии". Писали, что английская разведка развернула активную деятельность в стране с августа 1969 года и занималась не только сбором информации об ИРА.

В качестве доказательства приводилась встреча премьер-министров Англии и Ирландии в ноябре 1972 года, когда Эдвард Хит неприятно удивил Джона Линча детальным знанием потаенных пружин механизма ирландского правительства, а такие сведения могли быть почерпнуты лишь из совершенно секретных источников. По возвращении из Лондона не на шутку встревоженный глава правительства устроил разнос своим министрам, и за этим последовал рейд ирландской полиции на явочные квартиры английских агентов.

Следствие выявило, что автомобили, начиненные взрывчаткой, которые взлетели на воздух в центре Дублина, были взяты напрокат в Северной Ирландии англичанином Джоном Флемингом (так он себя, по крайней мере, называл), использовавшим краденые документы. Некий "Томсон", "Флеминг" и еще два человека жили в Белфасте на квартире, счет за которую оплачивала английская армия.

Поздним вечером после взрывов сводный патруль полиции и английских солдат остановил на границе с республикой в районе города Ньюри автомобиль с четырьмя пассажирами, среди которых были "Флеминг" и "Томсон". Солдаты дали понять полицейским, что прибытие машины не было для них неожиданностью. После короткой дружеской беседы автомобиль проследовал по дороге на Белфаст в сопровождении солдат, и следы его затерялись. Запросы ирландской стороны относительно подозреваемых лиц англичане игнорировали.

За год до этих событий "Айриш пресс" сообщала, что в Северной Ирландии появились подразделения "Сикрет эр сервис" (САС), спецназа вооруженных сил Англии, в задачи которого входят диверсии, провокации и тайные убийства, а также борьба с террором. Лондонская печать хранила полное молчание. Позднее Ассоциация защиты гражданских прав в Северной Ирландии не раз связывала провокационные взрывы и нераскрытые убийства из-за угла с диверсантами САС. Еще позже, в 1990-х годах, в Лондоне вышли книги, где факты тесно переплетались с вымыслом, а вывод напрашивался один: служба в САС, в том числе в Белфасте, – это работа для настоящих мужчин. Одну из таких книг "Огонь снайперов в Белфасте" мне случилось переводить для одного из московских издательств.

В августе 1973 года в Дублине открылся судебный процесс по делу братьев Кеннета и Кейта Литтлджонов, которые обвинялись в ограблении дублинского банка "Эллайд айриш бэнк" В ходе судебного разбирательства вскрылось, что Литтлджоны, в прошлом совершившие уголовные преступления на территории Англии и находившиеся в розыске, были завербованы английской разведкой. Их задание – проникнуть в ИРА, собирать информацию о ее деятельности и планах руководства.

Однако попытка втереться в доверие ИРА успеха не имела, и родилась идея ограбить банк и взвалить вину на ИРА. Эта операция разрабатывалась Джоном Уаймэном. На виду у служащих банка, связанных и рассаженных по углам, грабители разговаривали с подчеркнуто ирландским акцентом и величали друг друга "лейтенантом" и "сержантом". Министр обороны Англии лорд Каррингтон, выступая в парламенте, признал факт вербовки Литллджонов и заявил, что "борьбу с террористами ИРА нужно вести всеми доступными методами".