Маштаковы, Аринушкины, а дальше - вся Россия

Границы родили казачество, казачество родило границы, - так начинает свой рассказ Людмила Сергеевна Ерохина. «Моё родословие по материнской линии. Моя мать в девичестве Маштакова Нина Ивановна, по мужу- Аринушкина… Мои внуки –это восьмое поколение Аринушкиных- Маштаковых.

Пра-пра-прадед мамы Маштаков Андрей прибыл в Степное Заволжье с северной стороны кавказской реки Терек. Были Маштаковы потомками новгородских людей, проживающих на озере Ильмень. На Терек они ушли от притеснения властей. На Тереке их, однако, сильно беспокоили воинственные горцы, от которых пришлось постоянно защищаться, охранять свои владения от набегов абреков. Так образовались казачьи кордоны…

Однажды центральная власть предложила казакам переселиться на заволжские степные просторы, где, кстати сказать, бесчинствовали «вороги» киргизы, ногайцы. Об этом много рассказывала бабушка по матери, прожившая 92 года. Царские власти обещали казакам - переселенцам вольную и свободные земли… Наш пра-прадед Андрей Маштаков со своим многочисленным семейством выбрал место для жизни в живописном местечке, в долине, которая ограничивалась с юга рекой Большой Иргиз, с севера - озером, названным Ильмень, в память о новгородской земле, а дальше шёл Сырт, то есть отроги Уральского хребта. Село стало называться Гусихой. Принято считать, что название произошло по причине изобилия гусей, уток, другой дичи в этой, облюбованной людьми, местности… Маштаковы –это родовая наша фамилия».

Я тут решусь на небольшое отступление - пояснение. Маштак, маштачок – это жеребчик –трёхлетка. Надо полагать, Маштаковы свою фамилию получили не случайно. Совсем не случайно даются такие фамилии как, например, Коневы, Быковы, Мельниковы, Пахаревы, Пчёлкины…

Справедливости ради, надо сказать, что переселенцы –казаки получили всё, что было обещано. А сами казаки утихомирили ногайцев, которые отодвинулись дальше к югу и лишь малая их часть осёдло обжилась недалеко от нынешнего города Пугачёва, основав село Маянга. На русский язык переводится примерно так – «Много воды среди суши». Сохраняется в памяти людской и другая версия, что село названо в честь ногайского предводителя.

Послушаем Людмилу Сергеевну.

«… Дед Андрей Маштаков оставался в Гусихе атаманом и звался Батькой. В пользовании семьи были земля, лошади, коровы, гумно, ветряные мельницы. Последняя из них действовала до 1963 года. Раньше она по наследству переходила из поколения в поколение Маштаковых - от Андрея к Михаилу, от Михаила к Степану, от Степана к Ивану (это мой дедушка). После революции 17 года, в конце 20-х годов деда Ивана раскулачили и несмотря на то, что он сам добровольно всё отдал в колхоз, он был арестован и сослан в Сибирь, где и умер. Бабушка осталась с восемью детьми. Всего у неё рождалось двенадцать детей. Двое из сыновей пали на войне. В 1965 году она ослепла и жила, не видя белого света, до 92 лет. В настоящее время (письмо датировано мартом 2006 года – Н.Е.) жив её самый младший из сыновей 85-летний Маштаков Матвей Иванович. Это мой крёстный дядя,- говорит Людмила Сергеевна,- он офицер, переживший войну 1941-45 годов на советско-японской границе. Живёт он в Симферополе, приезжал в «Молодёжный» в 2000 и 2005 годах. В последний приезд взял с собой назад «землички» с родного пепелища.

И, вот, заключительные строки письма.

«Помню себя с 3,5 –летнего возраста. Многое помню, что меня окружало: люди, события, рассказы бабушки, мамы. Всё уложила я в свои дневники, читать которые позволила только матери, Матвею Ивановичу и своему мужу Виктору… Родители похоронены на гусихинских кладбищах по их просьбе. Аринушкин Сергей Иванович, Аринушкина Нина Ивановна. В Гусихе никого не осталось. Её заселяют «пришлые» люди, занимаются землепашеством да несколько состоятельных ивантеевских семейств построили в Гусихе дачи. Отдыхают, ловят рыбу, охотятся на косуль, лосей, кабанов.

На нашем родовом «позьме» стоит чей-то дачный домик… Посещаем Гусиху три раза в году - поминаем родителей и на Пасху, когда съезжаются многие наши сельчане. Встречи, цены которым нет…

Алинино чувство…

Мой замысел о писаной биографии Щигров и судьбах щигровцев ещё только томил душу, когда на меня обрушилась высокая волна людской неумирающей памяти о своих предках, когда вдруг выяснилось, что эта память жива, что она передаётся, сокровенно сохраняется, несмотря ни на что. Щигровские и чернавские собеседники щедро делились со мной хрониками своих родов, пронзительными воспоминаниями, трогательными и мужественными исповедями о своих близких предках и родственниках - дедах и бабках, матерях, отцах (мамаках, тятяках), братьях и сёстрах… В число первооткрывателей заветных имён я по праву ставлю краеведа Кулагину Надежду Васильевну и хранительницу живой истории Щигров Анну Егоровну Рязанцеву. А вслед за ними выстраивается впечатляющий ряд моих корреспондентов из Тулы, Чапаевска, Киева, Томска, Перелюба, Самары, Ивантеевки, Бартеневки, Карловки - в прошлом - щигровцев и нещигровцев. Это им принадлежат драгоценные свидетельства о жизнях их близких, которые повторяют одну, на всех данную, судьбу – в деталях, частностях, приметах и итогах эпох.

Ничего удивительного в этом нет. Один народ, одна страна, одна судьба на всех и настолько неохватными были события, выпавшие на долю поколений. События, жертвенный счёт которых шел только на миллионы, только на крушение всего, что было до и что должно было быть после.

Революция и Гражданская (!) война, коллективизация и раскулачивание, голодоморы, великая война и столь же великая послевоенная разруха и сверхчеловеческие усилия по налаживанию хоть какой-нибудь жизни. Много при всём при этом было и богоотступничества, и людоедской морали, и людского беспамятства. Но и память, доказательством чему служит и наша книга, оставалась живой. Она прожгла собой времена и сердца и вернулась к новым поколениям благоговением и земным поклоном. Вот я открываю районную газету, в которой этот самый земной поклон делает юная ивантеевская школьница, моя пяти - или даже шестиюродная внучатая племянница Алина Ерохина. Девочка- четвероклассница рассказывает в газете о бабушкиной рукописной книге «Поминание», в которой собрано более четырёхсот имён. За тех, кто записан на красных страницах, бабушка молится за здравие, а за тех, кто записан на черных – тем вечная память.

Коротенькая заметка уместила имена пра-пра- предков, объединённых в один родственный круг памяти: Василий и Николай Ивановичи Путятины, Андрей Лаврентьевич Ерохин, Александр Семёнович Завертяев, братья Иван, Григорий, Кирилл, Михаил Путятины, муж их сестры Александры Максим Ушаков, двое сыновей Ивана –Николай и Василий, Дмитрий и Николай Федоровичи Щербаковы, Алексей Трофимович Жестнов, Сергей Степанович Солопов, Никита Неверов… Почти все - фронтовики… Для них нашла маленькая девочка слова и чувства, продолжающие , возвышающие, формирующие и облагораживающие душу. Юное создание продолжает, говоря по–старинному, прясть имён и времён связующую и путеводную нить, уводящую всех нас от гибельной пропасти беспамятства.

Она ещё не знает, эта счастливая и чистая девочка, что судить нас будут по делам нашим, тем дороже и для нас, и для неё самой эти бескорыстные, может, ещё и не осознанные до конца, но уже вошедшие в её душу, строки памяти.

Жизнь Суховых - Гунаевых

Любовь Семёновну Гунаеву я хорошо запомнил после одной из наших ивантеевских встреч. Но в своём первом письме ко мне она дала дополнительную памятную наводку, что она в девичестве – Сухова, и, стало быть, является родной сестрой моей одноклассницы Лиды. В груди у меня сразу что-то торкнулось, заныло, защемило. То, что называется – дрогнула память… Исповедальное письмо Любови Семёновны сразу повело меня к « моей» теме - семья Гунаевых, как и сам я , долго и упорно искала и нашла могилу фронтовика, мужа и отца Семёна Гунаева.

Рассказывая о матери и о себе, о своих безутешных переживаниях, Любовь Семёновна рассказывала о нас матерью. - Наши отцы и мужья считались пропавшими без вести. Строчки из письма Л.С.Гунаевой: « … мы не верили в гибель своего отца и долго его ждали. Мама при жизни всё боялась сказать: - царствие небесное Семёну. Она молилась так:-«если ты жив, то дай Бог тебе здоровья, а если умер, то царствие небесное.» Наша с матерью молитва звучала также.

Как мне однажды, так и в семью к Гунаевым пришло сообщение: «Довожу до вашего сведения, что Сухов Семён Кириллович из Ивантеевки увековечен в братской могиле №2 п. Яковлево, Ярцевского района, Смоленской области». Любови Семёновне стали известны некоторые удивительные подробности, например, последние слова отца, обращённые к земляку из Гусихи. Сражённый взрывной волной, с головой засыпанный землёй, он успел крикнуть: Агеев, помоги…

Дочь на могиле отца побывала, поездка состоялась знаковая, возвышенная по эмоциональному накалу, об этом она сама рассказала на страницах районной газеты, поблагодарив за помощь в обеспечении поездки Любовь Григорьевну Калёнову и предпринимателей Рината и Галию Ахметзяновых…

Более десяти лет минуло с той поры, когда Гунаева Л.С. вела в районной газете рубрику «Я хочу рассказать вам, как мы жили». И тогда не впервые, но вполне отчаянно написались горькие строки - « погибли Александровка, Гадари, Муравейка, Гусиха, Журавлиха...» А те сёла и деревни, которые «не погибли», - убеждена Любовь Семёновна,- например, Сёстры, Ишковка, Горелый Гай, то это благодаря подвижнической деятельности председателей колхозов, таких, как И.Ф.Шакуров, Табаков, Лямин, Ульянкин, Барабошин. И далее автор письма воздаёт хвалу хлеборобам Рязанцевым, Минаковым, Ерохиным, не позволившим пустить в расход свою землю- кормилицу. Мы уже слышали эти и другие славные фамилии руководителей хозяйств из уст Павла Николаевича Юлина, живую запись беседы с которым я получил в 2014 году.

В отдельных местах повествование Л.С.Гунаевой приобретает эпическое звучание, где она, например, рассказывает, что есть «крутой подъём дороги на Пугачёв, который называется «плакучей горой». По этой дороге из века в век уходили и на войну, и в иную дальнюю дорогу ивантеевцы. Там стоят сейчас, - напоминает Любовь Семёновна, -монументальные изваяния матерей, встречающих и провожающих своих детей на жизнь, на смерть, на славу.