Глава 5. Кто Вы, доктор Смерть? Человечек-корневичок? Гном? Король Жуков? Человек-Паук?

 

«Все было сотворено посредством Слова,

Точно также все сотворенное было Словом»

Панкавимса брахмана

 

Первым шагом в расследовании, предпринятом Гофманом, было обращение к справочной литературе относительно природы феномена появления на свет маленького уродца Ерундобера:

«Судя по всему, что вы мне рассказали, Бальтазар, не подлежит сомнению, что в деле с маленьким Циннобером есть какое-то таинственное обстоятельство. Однако нужно знать врага, которого предстоит одолеть, знать причину, действие коей намереваешься разрушить. Можно предположить, что маленький Циннобер не кто иной, как альраун, человечек-корневичок. Это мы сейчас узнаем.

С этими словами Проспер Альпанус потянул за один из шелковых шнурков, спускавшихся с потолка. Одна из занавесей с шумом распахнулась, и взору открылось множество преогромных фолиантов, сплошь в золоченых переплетах; изящная, воздушно легкая лесенка из кедрового дерева скатилась вниз. Проспер Альпанус поднялся по этой лесенке, достал с самой верхней полки фолиант и, заботливо смахнув с него пыль большой метелкой из блестящих павлиньих перьев, положил на мраморный стол.

 

—Этот трактат,—сказал он—посвящен альраунам-корневичкам, которые все тут изображены; быть может, вы найдете среди них и враждебного вам Циннобера, и тогда он в наших руках.

 

Когда Проспер Альпанус раскрыл книгу, друзья увидели множество тщательно раскрашенных гравюр, представлявших наидиковеннейших преуродливых человечков с глупейшими харями, какие только можно себе вообразить. Но едва только Проспер прикоснулся к одному из этих человечков, изображенных на бумаге, как он ожил, выпрыгнул из листа на мраморный стол и начал преуморительно скакать и прыгать, прищелкивая пальчиками, выделывая кривыми ножками великолепнейшие пируэты и антраша и чирикая: «Квирр—квапп, пирр-папп»,—пока Проспер не схватил его за голову и не положил в книгу, где он тотчас сплющился и разгладился в пеструю картинку. Таким способом пересмотрели в книге все изображения, и Бальтазар не раз готов был воскликнуть: «Вот он, вот Циннобер!» Но, всмотревшись хорошенько, принужден был, к своему огорчению, заметить, что человечек вовсе не Циннобер».

 

Вслед за альрауном или человечком-корневичком отпали подозрения и в том, что Циннобер-Киноварь может быть гномом, маршалом пауков и царем жуков. Несмотря на то, что они могли иметь преуродливую наружность, но имели честь и жили трудами рук своих, не приписывая себе чужих заслуг. Именно эта особенность Циннобера-Наполеона бросалась в глаза всем, знавшим его и выделяла его среди всех остальных людей и монстров.

 

Итак, справочная литература, «Желтые страницы» и поиск в Интернете также не дали никаких результатов, и для того, чтобы раскрыть Страшную Тайну Ерундобера Вовочке и его друзьям из 10 «В» и Вальтазару с его друзьями пришлось проявить максимум изобретательности и эрудиции, чтобы понять, что Ерундобер —не более как жалкий уродец, обычный человек, а вся его Страшная Тайна заключена в его волосах—довольно редких и жестких черных волосах.

 

Но сами черные волосики уродца не несли в себе Великой Тайны. Эту Тайну несла в себе Золотая Прядь, спрятавшаяся среди его черных волос, невидимая для обычных людей и видимая лишь Посвященным. Именно Посвященные, заметившие Золотую Прядь на челе божественного Ерундобера, пали перед ним ниц и принесли ему свои царские Дары: Миро, Ладан и Золото.

 

Миро—он был миропомазан на Всемирное Царство и как достойнейший из Достойных по праву занял Престол Царства Грааля. Ладан—ему стали воскурять фимиам как живому божеству и превозносить среди современников и особенно потомков божественные заслуги и деяния величайшего Гения всех времен и народов. Золото—все богатства мира он по праву считал своими и распоряжался ими согласно своим прихотям, раздавая направо и налево. И бедный итальянский парнишка, рано потерявший отца и воспитывавшийся в приютах, не блиставший никогда ни особыми дарованиями, ни, тем более, человеческими достоинствами, по мановению капризной Фортуны вдруг сделался Царем Грааля! Но это означает, что он был Сын Вдовы. Ибо все величайшие герои прошлого обязательно были Сынами Вдовы.

 

Сын Вдовы?—удивится читатель.—Что это такое?.—А действительно, что несет в себе это удивительное сочетание слов?

 

Женщина—символ духовности в сакральных традициях мира, ибо женское начало есть духовное начало в человеке, и в «Нистаре» «Зогара» (сокровенной, таинственной его части) Святой Дух сопоставляется с Высшим Женским Началом—равно как и в «Кебре Негест» величайшая святыня мира—Ковчег Завета—именуется Матерью Сиона. И, следуя далее этим Путем, Вдова становится Духом Безмолвия, т.е. духовным началом в наиболее своем чистом созерцательном виде без активного мужского начала. Другим аналогом Вдовы является Дева (или Жена), заточенная в пещере-темнице и ожидающая своего освобождения Светлым Рыцарем. Рыцарская куртуазная средневековая литература полна сюжетов, когда величайший Герой становится Мужем Девственницы всего на одну ночь и Отцом своего Сына (Сына Вдовы), после чего Герой покидает Деву-Мать и вновь пускается в странствования для совершения многочисленных подвигов. Дева-Мать—Высшее Женское Начало Сына Вдовы—воспитывает сына одновременно и как женщина, и как мужчина, заменяя ему и мать и отца. Сын вырастает под стать своему отцу и иногда даже затмевает своей славой славу отца (как, например, в русских былинах Древнего Цикла Святогор затмил своей славой куда более славного героя—своего отца). Поэтому все величайшие герои прошлого были Сынами Вдовы, и этот символ остается неизменным на протяжении веков.

 

В каком-то смысле, конечно же, Наполеон был Сыном Вдовы, потому что его мать Летиция действительно в прямом (а не в переносном) смысле была Вдовой, т.к. ее муж умер, когда дети были еще маленькими, и на ее плечи легло воспитание и прокорм многодетной итальянской семьи. Но, с другой стороны, ни сама Летиция никогда не несла в себе и искорки духовности, ни ее муж не нес в себе и искорки героического начала Великого Героя—и в этом смысле выражение «Сын Вдовы» приобретает смысл не мистическо- возвышенный, но, как и во всем остальном, низменно-пошловатый.

 

Так что же произошло? Никакого волшебства или магии—Просвещение уже давно забросило всяческие воспоминания о Стране Фей в пыльный архив. Как же просвещенным Посвященным удалось разглядеть в Наполеоне Сына Вдовы, и на голове Циннобера ту самую Золотую Прядь, которая делала ее обладателя божественным небожителем? И в каком месте она выросла? И в какой момент она была замечена Посвященными?

 

Велика Тайна сия, и труден будет ответ на него. В поисках ответа придется отправиться в далекую экзотическую страну—за три моря в чудесную Индию в Африке, лежащую за тремя горами. Готов ли ты, мой читатель, оставив дома образование как ненужный хлам и вооружившись лишь здравым смыслом, уплыть на волнах Фантазии в утлой лодочке Разума туда, куда еще не ступала нога школьного препода—в страну троглодитов и ихтиофагов? Если готов —вперед! Там, в далекой Ливии, за тремя морями и тремя горами, Инде, в стране Антиподов, лежит страна Индея, и правит ею смуглый (опаленноликий) Царь Индейский-Иудейский, он же—Царь Грааля из рода Ангелов-Небожителей Анжу.

 

Вот Царь Грааля предо мной. В одной руке у него Держава—земной шар с тремя частями Света (Асией-Ливией-Европой). В другой—Меч Грааля, на голове—тройная Корона Грааля фараонов страны Кемет. Скрещенные ноги образуют Крест. Сам Царь сидит на Троне, на четырех сторонах которого находятся четыре символические головы Овна—зодиакального Покровителя Царства Грааля на Земле. Сзади Трона высятся огромные Горы Ливанские, в которых зарождается Великая Река Нил (Гихон)—и лучи Восходящего Солнца[34] заливают Гихон блистающим светом, преображая реку в сверкающее жидкое серебро. На Восходе Солнце-Ра прогибает горизонт, отчего кажется, что огненный солнечный диск рождается прямо из Земли, и солнечная ладья (Ладья Ра) выплывает на утренний небосклон. Сзади Трона увидел я краеугольный камень (кубической формы) с изображением орла с одним опущенным крылом, и другим—поднятым горизонтально.

 

Сие величественное зрелище наполнило меня благоговейным ужасом—и тут, неведомо откуда из безоблачного неба в Жезл-Меч ударила ослепительная молния, отчего весь Облик Царя исчез в ярком свете. Потеряв на мгновение зрение от вспышки, я зажмурился, но когда вновь смог что-либо разглядеть, то вместо Трона и Царя Грааля увидел перед собой гигантские скалы и груды камней.

 

Царь Грааля—Посвященный, а не Посвящающий, поэтому, подобно Солнцу он виден всем, и ослепительный свет, исходящий от него, освещает Путь его Подданным—Посвященным низших ступеней. Ему его Подданные приносят Миро, Ладан и Золото—и его они воспевают на все лады, сливаясь в стройный и ладный хор Благоговейного Почитания и Восхищения. Его чело украшено таким количеством венков, что даже его несуразно крупная голова теряется среди листьев благородного лавра, олив и плодов масличного дерева, отчего ему приходится выглядывать из-под них подобно болонке.

 

Так нашли мы ответ на мучивший нас вопрос: «Кто ты, доктор Смерть? Человечек-корневичок? Гном? Король Жуков? Человек-Паук?»—нет, он не альраун и не гном. Наполеон—Величайший из Великих Царей Грааля, Посвященнейший из Посвященных. И герб его—орел с одним опущенным крылом, и сам он в тройной короне царства Кемет. Поклонимся его героическому Образу и на цыпочках удалимся из парадной залы Славы.

 

Глава 6. Страшная Тайна Крошки Цахеса: «…Сквозь черноту его волос //Пробился золотистый локон…»

 

Наполеон обладал Страшной Тайной. И была заключена эта Тайна в его волосах.—Что может быть заключено в волосах, скажете Вы? Да ничего!—и будете абсолютно правы. Так оно и есть для всех, кто не есть Наполеон. Но с Наполеоном все не так. Его Страшная Тайна, заключающаяся в его волосах—коротких, довольно редких и жестких черных волосах, которые все художники почему-то рисовали роскошными густыми золотистыми кудрями, ниспадающими на плечи—означала, в мире символов, в мире, закрытом для Непосвященных, что он был Королем-Меровингом, королем с Длинными Золотыми Волосами, королем таинственного Царства Грааля…

 

Все Цари Грааля, цари-Меровинги обладали этой Тайной—в их волосах была заключена Божественная Сила. О них складывали поэмы средневековые миннезингеры. Один из них—Вольфрам фон Эшенбах—в своей поэме «Парсифаль», посвященной Тайне Грааля, так описал Золотую Прядь на голове анжуйца—сводного брата Парсифаля, Фейрефица:

«Малыш со временем подрос.

Сквозь черноту его волос

Пробился золотистый локон».

 

Фейрефиц по отцу происходил из рода Царей Грааля—выведенного в поэме «Парсифаль» под именем Анжу (Ангелов). Его отец Гамурет имел двух сыновей от разных жен—старшего Парсифаля от белой царицы Герцелойды («тоскующей сердцем») и младшего Фейрефица от черной царицы Белаканы, царицы Зазаманки. От брака белого короля Гамурета и черной царицы Белаканы родился сын-мулат:

«От Гамурета с Белаканой

На свет явился мальчик странный:

Он—видно, Бог того хотел—

Был столь же черен, как и бел,

Пятнистой наделенный кожей,

На мать и на отца похожий.

И, белые целуя пятна

На теле сына своего,

Она звала, звала того,

Кто не вернулся к ней обратно».

 

 Вся поэма «Парсифаль» посвящена одному предмету—поискам и обретению главным героем, Парсифалем, Царства Грааля. В конце концов сам Парсифаль и становится Царем Грааля. Аналогично «Парсифалю» наш роман также мог бы представлять собой увлекательное повествование о том, как выросший на далеком диком острове в окружении лишь диких коз и прекрасных птиц маленький принц сын Аполлона, происходивший из древнейшего рода величайших земных властителей Грааля-Мероэ, Ангелов, Наполеон Буонапарт в результате совершения им героических сверхчеловеческих подвигов обретает Престол Владык Грааля и становится Законным Царем Грааля.

 

Но, увы… Не был Наполеон Буонапарт ни одним, ни другим, ни третьим—а был он простым скромным обманщиком (или мошенником). И тайна, заключенная в его волосах, была на самом деле вовсе даже не тайной—а так, недоразумением. Но…тсс-с-с. Пока об этом не знает никто—даже он сам. В его снах ему кажется, что он—Повелитель Мира, и к его стопам склоняются почтительно все августейшие особы, и из его рук, словно преданные холопы, они ожидают милостей для себя и своих царственных родственников.

 

«Тайный советник по особым делам Циннобер обитал в прекрасном доме с еще более прекрасным садом, посреди которого находилась закрытая со всех сторон густым кустарником полянка, где цвели великолепные розы. Было замечено, что через каждые девять дней Циннобер тихонько встает на рассвете, одевается сам, как это ему ни трудно, без помощи слуг, спускается в сад и исчезает в кустах, скрывающих полянку.

Пульхер и Адриан, подозревая тут какую-то тайну и выведав у камердинера, что прошло девять дней с тех пор, как Циннобер посетил помянутую полянку, отважились перелезть ночью через садовую ограду и укрыться в кустах.

Едва занялось утро, как они завидели коротышку, который приближался к ним, чихая и фыркая; когда он проходил по клумбам, покрытые росой стебли и ветви хлестали его по носу

Как только он достиг розария, по кустам пронеслось сладостное дуновение и розы заблагоухали еще сильнее. Прекрасная, закутанная в покрывало женщина с крыльями за спиной слетела вниз, присела на резной стул, стоявший посреди розовых кустов, и, тихо приговаривая: «Поди сюда, дитя мое»,—привлекла к себе крошку Циннобера и принялась золотым гребнем расчесывать его длинные, спадавшие на спину волосы. По-видимому, это было коротышке весьма по сердцу, потому что он жмурился, вытягивая ножки, ворчал и мурлыкал, словно кот. Это продолжалось добрых пять минут, после чего волшебница провела пальцем по его темени, и оба, Пульхер и Адриан, приметили на голове Циннобера сверкающую узкую огненную полоску. Женщина наконец сказала:

— Прощай, милое дитя мое! Будь умницей, будь умницей, насколько сможешь».

 

Колдунья Цензура, полюбившая мерзкого уродца за его красоту и доброе отзывчивое сердце, в своих планах по насаждению на земле Просвещения и его плодов—Преступности, Наркомании, Войн и страшных Эпидемий—собственноручно выкрасила одну прядь на голове Ерундобера золотой краской и каждые девять дней спускалась к Наполеону Буонапарту и расчесывала его непослушные волосы волшебным гребешком, от которого у людей напрочь отшибало память и последние остатки разума.

 

Столь любимый ею «греческий проект» благодаря коротышке продвинулся настолько далеко, что она буквально боготворила своего протеже и старалась угождать ему во всем.