Мэри Уолстонкрафт, «В защиту прав женщин», 1792, с. 56-7

Духовно женщине лучше, если она не воспринимается как должное. Очевидно, что неформальные отношения могут быть более привязывающими, чем формальные, если модели взаимной эксплуатации развиваются, и это обычно происходит, но если бы женщины сохраняли спонтанную связь в качестве идеала, то можно было бы смягчить ошеломляющие эффекты взаимности. Ситуация может оставаться открытой, способной развиваться в более богатых областях. Измена не представляла бы угрозы, если бы женщины были уверены в том, что отношения, которыми они пользовались, действительно выгодны, а не просто сохранялись путем цензуры других возможностей. Одиночество никогда не бывает более жестоким, чем когда оно ощущается в тесной близости с кем-то, кто перестал общаться. Многие домохозяйки, уставившись на заднюю часть газеты своего мужа или слушая его дыхание в постели, ощущают себя гораздо более одинокими, чем любая старая дева в арендованной комнате. Значительная часть одиночества одиноких людей проистекает из недоверия и эгоизма, а не из того, что они не смогли договориться о браке. В брачной сделке предлагается то, чего она не может предоставить, если считается, что она обеспечивает эмоциональную безопасность, ибо такая безопасность является достижением индивида. Собственническая любовь, несмотря на всю свою соблазнительность, разрушает личные границы и оставляет своих жертв уязвимыми. Те несчастные женщины, которые винят мужчин что подвели их в обмен на их страдания и изоляцию, каждый день совершают свою первую ошибку, жертвуя своей личной ответственностью за себя. Они не были бы более счастливы, если бы остались в браке. Когда мужчина ухаживает за женщиной, он стремится сделать себя таким же незаменимым, как любая женщина, для любого мужчины: он может даже решить оплодотворить ее, чтобы разрушить ее самодостаточность. В борьбе за то, чтобы остаться цельной личностью и любить от своей завершенности вместо своей неадекватности, женщина может казаться нагруженной. Она может чувствовать, что ее состояние подталкивает ее к капитуляции, но она должна помнить, что изначально была любима собой; она должна держаться за себя и не находить себя ворчливой, беспомощной, раздражительной и пойманной в ловушку. Возможно, я еще недостаточно опытна, чтобы обещать, что самодостаточная женщина всегда будет любима, но она не может быть одинока, пока в мире есть люди, которым нужна ее радость и сила, но, по моему опыту, это всегда так. Возлюбленные, что вольны уйти, когда они обеспокоены, всегда возвращаются; любовники, которые вольны меняться, остаются интересными. Горькая враждебность и непристойность развода неизвестны там, где люди не стали как сиамские близнецы. Любовник, пришедший к вам в постель по собственному желанию, будет спать, обнимая вас всю ночь, с большей вероятностью, чем любовник, которому больше негде спать.

НЕНАВИСТЬ

Ненависть и отвращение.

Женщины практически не имеют понятия о том, как сильно мужчины их ненавидят. Любой мальчишка, выросший в промышленном английском городе, может рассказать, как парни собирались на местных танцплощадках и зависали там всю ночь, пока давление простейшего сексуального влечения не заставляло их «забить цыпочку». Чем это было проще, тем больше они ненавидели девушек и возлагали на них вину за убогую сексуальную разрядку. «Прогулка до автобусной остановки была хороша для дрочки», – говорят они жестоко. Девушки были одиноки, уступчивы, беспомощны и, вероятно, надеялись на то, что из облегчения, которое они думают, что испытывают, может родиться какая-то привязанность и покровительственные чувства. Более безрассудных трахали, прижав к стене или уложив на кожаную куртку, брошенную на землю на велосипедных стоянках Вулворта. Никакого особого удовлетворения не было от этих бесчувственных уловок.«Подрочить было бы так же хорошо, как вернуться в те дни». После этого мальчики вели себя грубо, торопили девочек на остановку, наслаждаясь лишь перспективой рассказать другим парням о своих завоеваниях. Сразу после эякуляции им становилось ужасно противно. «Если я закончил – значит я закончил. Я хотел придушить её прямо там, в кровати, и пойти спать».¹

Все они постоянно были без денег, жили с родителями; даже если они и заводили постоянные отношения с одной девушкой, это было паршивое мероприятие, состоящее из смертельной рутины, постоянного нытья и ссор. Диким и случайным образом они находят выход в борьбе с группой других мальчиков, подходящих для потасовки. Они дерутся жестко, прыгают на неподготовленных врагов, свирепо кусают их в лицо или шею и убегают раньше, чем те могут отомстить, отупевшие от безнаказанности.

Для таких озлобленных деток интерес представляют только доступные женщины; они не думают лучше о недоступных, им эта недоступность даёт лишь желание сломать трудную преграду: эти – суки, остальные – шлюхи. Мужчина обречен закончить с теми или другими. Женитьба рассматривается фаталистично, рано или поздно ты обнаружишь себя встроенным в систему, работающим на бесперспективной работе, чтобы содержать увядающую женщину и её шумных детей в неадекватных условиях жизни в скучном городе до конца своей жизни. Вскоре уйдёт даже энергия борьбы, и единственным спасением станет пара часов в пабе, тогда, когда миссис отпустит туда. Так, они видят секс как свою погибель, мерзкое рабство, а женщины – их принудительницы.