Абсолютный аутсайдер: диккенсовский сирота

Роулинг, однако, не просто делает Гарри симпатичным персонажем и аутсайдером, дабы завоевать ваше сочувствие и переманить на свою сторону. Она разыгрывает абсолютную карту сочувствия, известную в английской литературе и использует ее на все сто. Гарри Поттер – сирота, при этом он не просто лишен любящих родителей, он вынужден жить с родственниками, которые почти невероятно жестоки к нему. Дамка. Мат. Роял флеш. Любой читатель, не сидящий на сильных медикаментах от психических расстройств, стоит на стороне Гарри и мечтает, чтобы Дурслей в полном составе заперли в чулан под лестницей.

О сироте попросту некому заботиться. Читатель может, хотя бы мысленно, выступить вперед и поступить правильно, как настоящий заботливый человек, – усыновить и принять сироту как родного. У него никого нет, поэтому мы легко становимся на его место.

Если вам трудно это представить, или вы думаете, что я переоцениваю значение сиротства Гарри в увлекательности этой истории и восхищении, которое влечет нас сквозь весьма объемные книги, я лишь шепну: «Диккенс». Победитель в любом конкурсе романистов всех времен, автор, книги которого никогда не переставали издаваться, Чарльз Диккенс почти единолично превратил английскую литературу из забавы провинциальных джентльменов в популярное развлечение, средство социальных и личных преобразований и орудие глубокого смысла. Все это он проделал при помощи книг о сиротах.

От «Оливера Твиста» (1837) до «Дэвида Копперфильда» (1849) и Пипа из «Блестящих ожиданий» (1860) Диккенс создавал сирот, которые трогали сердца. На самом деле, если вы просмотрите полную библиографию Диккенса, то увидите 15 романов с 16 главными персонажами, которые лишились родителей или не знают их, и 2 романа, где у главных героев только один родитель. Только первая книга Диккенса – «Записки Пиквикского клуба», собрание рассказов, – не имеет среди героев ни одного сироты или покинутого ребенка.

Я еще вернусь к Диккенсу и его влиянию на Роулинг в главе 9, где мы обсудим Шекспира, Диккенса и алхимическую драму, подробно остановившись на «Повести о двух городах». Здесь же нам нужно лишь отметить, насколько важно решение госпожи Роулинг последовать примеру Диккенса и написать историю о сироте. Это настолько сделалось частью Гарри – первое, что мы о нем вспоминаем после «мальчик-волшебник», – что на значение и смысл его сиротства не обращают внимания. Наименование Гарри сиротой, как и значение его примечательного имени (см. главу 9), никто не замечает – оно спрятано на видном месте.

Беспомощность маленького Гарри, оставленного на пороге дома на Тисовой улице, и почти садистское обращение с ним Дурслей включают в душе читателя сочувствие – и любопытство, чем все это обернется. Таким манером Роулинг вдевает нам кольцо в нос и теперь может вести, куда пожелает. А желает она дать нам посмотреть, как Гарри будет расти – со всеми переменами отрочества и юности. В интервью 2001 г. она так сформулировала различие между ГП и другой детской литературой:

Проблема, с которой сталкиваешься, когда пишешь серию, – то, как персонажи взрослеют и… дозволено ли им взрослеть.
Я хочу, чтобы Гарри Поттер и его друзья взрослели, а не просто становились старше, хотя, конечно, буду сохранять долю юмора, это в общей атмосфере книги. Я хочу, чтобы в конце концов они действительно достигли 17 лет, обзавелись возлюбленными и испытали сексуальные чувства, – но ничего грубого. Почему бы не позволить им эти чувства?

И мы действительно видим перемены в Гарри. В каждой книге, как я объясню в гл. 9, Гарри проходит алхимическое преображение, а вместе с ним и читатель, отождествившийся с ним. Роулинг держит слово и в том, что показывает нам, что по мере взросления испытывают Гарри, Рон и Гермиона помимо пары эпизодов с поцелуями. Глубина их проницательности, растущее осознание мира и собственной ответственности, повышенное чувство справедливости – все это подано столь мастерски, что выглядит одновременно реалистично и легко, так что мы лишь приветствуем эти перемены.

Вид и драйв истории

Я сильно сомневаюсь, чтобы кто-либо стал уделять внимание страданиям Гарри из книги в книгу, если бы повествовательный драйв не делал бы с нашим вниманием того же, что порог пятого уровня делает с каноэ или каяком. Именно поэтому наряду с решением Роулинг, какую историю она хочет рассказать, важно и ее решение, как именно следует рассказывать. Тип истории создает драйв, а тот определяет нашу вовлеченность.

Ничуть не случайно, что все самые популярные истории в английской литературе – классические детективы, повести Диккенса, а теперь и гибридный «сиротский детектив» ГП-серии – отличаются мощным драйвом. Драйв цепляет и заставляет продолжать чтение. Неразрешимая задача, пробуждающая в нас желание откровений и решений, а также чувство справедливости, соединенное с той легкостью, с которой сиротские повести добиваются от нас отождествления с персонажем и симпатии к нему – вот история, которая действует, как конвейерная лента на полной мощности.

Поняв важность драйва – первого аспекта поверхностного смысла, который вытаскивает нас из эгоистических забот в то, что Кольридж называл «первичным воображением», где мы можем ощутить более глубокие смыслы, – мы начинаем осознавать значение, которое может иметь правильный повествовательный голос. Голос Роулинг, как оказывается, был взят из любимой книги ее любимого автора. Надеюсь, вас достаточно увлекла эта загадка, чтобы перейти к следующей странице.

Глава вторая

«Гордость и Предубеждение» с волшебными палочками

Как Джейн Остин проникла в самое сердце и душу искусства Роулинг

Дж. К. Роулинг во многих интервью говорила, что единственный автор, которым она восхищается безраздельно, – это подобная голливудской сверхзвезде женщина, которая не опубликовала ни одной книги под своим собственным именем, скончавшаяся в 41 год, незамужняя и бездетная, чьи книги – ни что иное, как волшебные фантазии. Эта женщина – Джейн Остин, дочь священника и единодушно любимый автор любимых во всем мире романов о поведении и нравственности.

Миссис Роулинг говорила, что прочитала «Эмму» Остин «по меньшей мере раз двадцать» и что она «перечитывала романы Остин по кругу». Впрочем, даже если бы мы не имели свидетельства самой миссис Роулинг, в тексте ее книг достаточно прямых аллюзий, чтобы привести нас к тому же выводу – о важности творчества Джейн Остин для правильного понимания историй о ГП.

• У смотрителя замка Хогвардс мистера Филча есть кошка по имени Миссис Норрис, которое является именем хлопотливой тети из остиновского «Парка Мэнсфилд».
• Письмо, которое Перси Уизли пишет Рону в ГПиОФ (гл. 14), советуя брату прекратить общение с Гарри Поттером, едва ли не копирует письмо мистера Коллинза к мистеру Беннету в «Гордости и предубеждении» (гл. 48), которым мистер Беннет уведомляется, что лучше бы ему «навсегда отбросить привязанность к его недостойному сыну»;
• Забавная перемена мистера Найтли в отношении к злодею Фрэнку Черчиллю в книге «Эмма» (гл. 49), когда он узнал, что Эмма решила обдумать и принять предложение мистера Найтли о браке, отражается в перемене Гарри по отношению к Седрику Диггори в ГПиКО (гл. 22).

Джейн Остин отличается как стилем, так и направленностью своих книг. Ее стиль состоит в искренней легкости, которая проникает сквозь внешние покровы и открывает тайники сердца. Направленность ее книг – в критике высших слоев общества с позиций среднего класса и тех гордости и предубеждений, которые характерны для первой из этих групп людей. Если принять во внимание яркую сатиричность, присущую ее романам, то можно сказать, что книги Остин являются обвинением снобизму и притворству и, одновременно, торжеством как правильного образа действия, так и моральных установок, а последние можно как привить, так и уничтожить.

Хотя по внешности мир магического образования ГП и мир английской деревни Остин совсем несхожи, Остин раскрывает два больших секрета, важных для понимания ГП, а именно: ложный след в повествовании и тема «гордости и предубеждения». Роулинг сама говорила, что «Эмма» Джейн Остин оканчивается «лучшим сюжетным вывертом во всей литературе».

Давайте посмотрим, какой «выверт сюжета» использует миссис Роулинг и, особенно, какие она выбирает выражения, чтобы обхитрить читателей. «Выверт» состоит в том, что мы признаем неожиданное окончание книг свойством художественного почерка Роулинг. Она притягивает нас этим, – как вы можете догадаться, именно так, как это делает ее наставница в «Эмме». Все это – вопрос вида Первые пять романов о Гарри Поттере заканчивались практически одинаковым образом. Перед тем как отправиться на вокзал Кингс-Кросс на Хогвардс-экспрессе, Гарри участвовал в подземном сражении с агентом Лорда Волдеморта, умирал символической смертью, оказывался спасен посредством какого-либо символа Христа и узнавал от Альбуса Дамблдора, что же на самом деле происходило в течение этого учебного года. Подобная развязка – то, что заставляет вас хлопнуть себя по лбу: «Как же я это пропустил?» Это происходит во время ежегодного (за исключением шестого курса) разговора между директором и учеником в конце истории, и мы узнаем вместе с Гарри о том, что человек, которого мы считали плохим, в действительности хороший, а тот, кого мы считали плохим парнем (или девушкой) находится на нашей стороне (хотя бы номинально). С каждым новым годом снова и снова мы начинаем верить в то, во что верит Гарри, – и каждый раз в конце книги выясняется, как глупы мы были.

То, каким образом мы бываем введены в заблуждение или обмануты ежегодным вывертом истории миссис Роулинг, лишь подчеркивает искусность, которую автор почерпнула у Джейн Остин. Основная и наиболее явная точка соприкосновения Остин и Роулинг – сам способ изложения истории и то, как этот способ увлекает пассивного читателя, превращая его в путешественника по запутанному маршруту (весьма далеко от каких-то объяснений тайн).

Писателям все время приходится выбирать. Один из первых подобного рода выборов они вынуждены делать, когда история начинает звучать: они должны решить, кто будет рассказывать о событиях. У автора, пишущего роман, есть два общих пути: рассказывать устами участника событий (а-ля доктор Ватсон в историях о Шерлоке Холмсе) или говорить, как если бы он находился на месте Бога, видящего эти разворачивающиеся во времени события. Откройте какую-нибудь антологию детективной беллетристики и вы тут же увидите, что либо та или иная история рассказывается вымышленным героем в ключе «я увидел то-то» и «потом произошло то-то», либо изложение событий происходит от лица автора, находящегося на месте всевидящего Бога.

У этих двух путей, конечно, есть несколько разновидностей, и одна из них имеет отношение к ГП – способ изложения, который применила Джейн Остин в книге «Эмма». Этот особенный «голос текста» звучит от третьего лица, обладающего всевидящим взглядом и рассказывающего историю таким образом, что миссис Роулинг успешно скрывает до поры до времени великолепный сюрприз конца истории. Задумайтесь на минутку, как рассказываются истории о Поттере, или раскройте любую из книг серии. За очень редким исключением (первая глава ГПиФК и открывающие главы ГПиКО, ГПиПП и ГПиДС) истории рассказываются отнюдь не с позиции первого лица: «Рон, Гермиона и я толкнули дверь и увидели свирепую трехголовую собаку», – но и не с позиции Бога, находящегося где-то еще выше Астрономической башни, смотрящего и говорящего, например, следующее: «Затем Драко пошел обратно в Выручай-комнату, чтобы вернуться туда, откуда он был перенесен исправленным исчезательным шкафом».

Изложение этих книг – нечто среднее между рассказом от первого лица и повествованием от лица, находящегося в положении всеведения. Что означает это разделение на практике? Мы видим все происходящее в книгах, как если бы там имелся сидящий на плече у Гарри домашний эльф с мини-камерой. Этот любознательный эльф рассказывает обо всем, увиденном вокруг, но кроме того, он может поведать нам о том, что Гарри думает или чувствует. Мы видим не больше того, что видит Гарри (отсюда и «ограниченность» во всеведении), но, поскольку мы не связаны изложением от его лица, то кажется, что мы видим больше кусочков истории, чем сам Гарри мог бы нам рассказать.

Изложение в «Эмме» идет таким же образом, тем паче что мы меньше идентифицируем себя с героиней. «Домашний эльф» всегда в комнате или в саду с Эммой, однако вовсе не обязательно выглядывает именно из-за ее плеча (иногда, к примеру, мы наблюдаем происходящую драму или беседу как бы с потолка). При этом мы получаем доступ к тому, что она слышит, знаем ее мысли, т. е. имеем почти тот же результат, возможно даже еще более сильный, что и в ГП-цикле. Историю рассказывает не Эмма, поэтому кажется, что мы видим всё. Однако это не так: мы не видим происходящего за рамками кругозора Эммы или ее понимания, т. е. того, что и является реальной историей.

Именно этот момент мнимого знания и является критическим, ибо как раз из-за него у нас возникает замешательство. Литературные спецы называют подобное «обманкой текста». «Обманки текста» принимаются за реальность по одной причине: мы верим тому, что видим историю глазами Бога (ведь повествование ведется не от лица Гарри) или с позиции всеведения, данного нам писателем.

Разумеется, это происходит не случайно: повествование построено таким образом, что мы как бы смотрим сверху на Гарри и его друзей (и врагов, разумеется), даже если «сверху» означает всего лишь на пару вершков выше его головы, но думаем, что находимся в перспективе – значительно более широкой, чем она есть на самом деле.

Этот фокус срабатывает, потому что мы любим Гарри и относимся с симпатией к нему и его борьбе. Мы начинаем думать и чувствовать так, как это делает Гарри, и, поскольку не Гарри рассказывает о событиях, нам кажется, что мы достигли этого положения сочувствия и идентификации с героем, поскольку обладаем непредубежденным взглядом. Когда вы достигаете этого состояния – а мы все его достигаем – Роулинг легко может управлять вами: взять вас туда, куда ей вздумается, заставить вас думать почти что угодно о любом из героев, ведь мы принимаем мысли Гарри по данному поводу за объективную картинку.

Считали ли вы профессора Снейпа слугой Темного Лорда в ГПиФК? Я – да. Я проглотил убежденность Гарри в том, что Снейп – злодей, и сделал это предметом своей веры. У меня была вся информация, указывающая, что злодеем является профессор Квиррелл (миссис Роулинг играет вполне по правилам "Сыскного клуба"), но я отбросил ее, спеша вместе с Роном и Гермионой преодолеть подземные препятствия, чтобы помочь Гарри достичь зеркала Еиналеж и Снейпа. Разумеется, Северуса там не оказалось; и когда приходит конец миру-вывернутому-наизнанку (когда Дамблдор показывает нам, как эти вещи видит Бог), Снейп оказывается положительным персонажем, невзирая на то, каким он нам представляется.

Это положение вещей стало возможным по причине нашей идентификации с осиротевшим мальчиком, живущим под лестницей, с которым ужасно обращаются его дядя и тетя. Мы сочувствуем ему и принимаем его взгляд в качестве нашего собственного, несмотря на то что это не было мнением кого-то, кто обладает совершенным знанием. Миссис Роулинг использует этот трюк в каждой книге, наиболее яркий пример – ГПиПП, к которому мы вскоре вернемся.

Читая «Эмму», содержащую «лучший сюжетный выверт в литературе», мы оказываемся вовлеченными в ту же игру. Несмотря на то что вы наверняка гораздо лучше меня понимаете в этих вещах, вы все же верите, что Фрэнк Черчилль ужасным образом преследует Эмму и что мистер Найтли имеет определенный интерес к Гарриэтте Смит. Когда мы узнаем о тайной свадьбе Эммы и Фрэнка, мы оказываемся сражены наповал, поскольку были под влиянием мыслей Эммы и считали, что видим истинное положение вещей.

В шестом романе серии Роулинг использует этот же прием, причем самым блестящим образом, ибо к тому моменту, как мы открыли ГПиПП, мы уже пять раз были одурачены подобным образом. То, как она это проделывает, просто фантастично! Для начала, она замолкает, когда мы готовы слушать. Вместо домашнего эльфа с камерой на плече у Гарри мы получаем эльфа на плече у премьер-министра маглов, сканирующего его сознание (гл. 1), и другого, сидящего на плече Беллатрисы (гл. 2). Ко времени встречи с Гарри в гл. 3 мы уже готовы получить обратно нашу удобную позицию на плече наших друзей – взгляд со стороны того, кто нам нравится.

Ну а для тебя, искушенный читатель, принявший решение не ассоциировать себя с Гарри, миссис Роулинг приготовила другой крючок, чтобы ввести тебя в заблуждение. В 28 главах из 30 последующих все мысли Гарри касаются веры в то, что Драко стал Вкушающим смерть и что Снейп помогает ему выполнить некое задание Темного Лорда.

Если мы сопротивляемся тому, чтобы присоединиться к этой убежденности Гарри, то мы оказываемся в неплохой компании: Рон, Гермиона, Римус Люпин, Нимфадора Тонкс, супруги Уизли. Даже Альбус Дамблдор указывает Гарри, что тот просто слепо верит в «злодейскость» Малфоя и Снейпа.

Но затем, конечно, события подтверждают все то, что думал Гарри с самого начала книги: Малфой действительно получил самоубийственное для себя задание от Темного Лорда, Снейп оказался всегда готовым помочь ему товарищем и человеком, способным убить любимого нами директора, который предстает уже чем-то большим, чем скромным подражателем Христа. И каждый из присутствующих на тайном собрании вокруг изуродованного Билла фактически приходит к необходимости извиниться перед Гарри за недоверие ему и веру в лучшее по отношению к ближнему (таким был и Дамблдор), теперь и они разделяют с Гарри ненависть к Малфою и Снейпу. Гарри - пророк!

Если весь этот поток событий не увлекает вас за собой, то вы – лучшие читатели, чем я. Это не просто «обманка текста». Это настоящее «литературное дзюдо», и, я полагаю, мы можем сказать, что миссис Роулинг – обладатель черного пояса третьего дана в этом боевом искусстве.