Повествовательный драйв и жанры: что заставляет перелистывать страницы

Повествовательный драйв и жанры: что заставляет перелистывать страницы

Гарри Поттер как диккенсовский сирота и герой загадочной истории Сэйерс

В этом руководстве по миру Гарри Поттера я пытаюсь достичь олимпийской многозадачности, поскольку мы будем спускаться все дальше и дальше по ступеням смысловых слоев к глубинам понимания ГП-цикла. Начиная с самой поверхности, мы обязаны четко обозначить инструменты, выбранные Роулинг при рассказе истории, поскольку ее решения о том, как двигать сюжет, каким голосом повествовать и на какой сцене разыгрывать драму, в значительной степени определяют, насколько читатель захочет прочесть книгу. В качестве контрапункта к этому обсуждению я упомяну о других авторах, которые принимали аналогичные решения, и так через обсуждение Гарри Поттера мы погрузимся в английскую литературу.

Для начала поговорим о жанре, к которому относятся повести ГП-цикла. Судя по всему, у них его нет. Хотите верьте, хотите нет, но в ГП-повестях нам рассказывают не меньше десяти разных типов историй. Если бы не многочисленные подтверждения от репортеров и биографов, я бы решил, что «Роулинг» – говорящий криптоним, подобный именам многих ее персонажей. В ее книгах мы находим переплетение школьных историй, эпических странствий героя, алхимической драмы, нравоучительной литературы, сатиры, готической романтики, детективных загадок, приключенческих историй, романов взросления и христианского фэнтези.

Так откуда же лучше всего начать? Самый простой путь – вычислить, что именно заставляет нас перелистывать страницы. Американские профессора литературы называют это повествовательным драйвом, но вы можете думать о нем как о конвейере, движущем повесть. Когда мы читаем о Гарри и его приключениях, что заставляет нас двигаться от страницы к странице, желать узнать, как все в конце концов обернется?

Несмотря на все наше внимание к выбору Гермионы (Рон или Гарри?), ГП-эпопея определенно не является романтическим повествованием, построенным по схеме типа «юноша обретает девушку – юноша теряет девушку – влюбленные соединяются». Это также и не героический эпос: мы не оказываемся внутри мифической истории, наподобие Энеиды или «Властелина колец», в которой следуем за Энеем или Фродо, чтобы узнать их судьбу и конечное предназначение.

Мнение самой Роулинг о ее книгах мы можем частично узнать из ее комментариев, данных в ходе интервью руководителю двух фан-сайтов, возникших в 2005 г.:

Есть теория (она относится к детективным романам и к книгам о Гарри, которые, хотя и не принадлежат к детективным романам, но иногда их напоминают), что в детективе не должно быть любовной линии. Дороти Л. Сэйерс, королева этого жанра, сказала однажды (позже она нарушила собственное правило, но все же сказала), что любовной линии нет места в детективном сюжете, кроме тех случаев, когда с ее помощью можно закамуфлировать истинные мотивы персонажей – это правда, такой прием очень полезен. В книге я использовала его с Перси и в какой-то степени с Тонкс – в качестве приманки. Но все же я не согласна с подобным мнением по причине того, что мои книги управляются личностями персонажей, и поэтому очень важно, чтобы мы видели этих персонажей и в любовных отношениях, которые являются необходимой частью жизни.

Госпожа Роулинг говорит, что ГП-сага «не относится к детективным историям, но иногда их напоминает». Однако, если говорить о том, как работает эта история и что заставляет нас перелистывать страницы, то это определенно детективная загадка. Изучая, в каких смыслах события, происходящие с Гарри в Хогвардсе, создают или не создают загадки, мы сможем познакомиться с удивительным (и пренебрегаемым в наше время) автором детективных историй, и это укажет нам на вторую движущую силу конвейера госпожи Роулинг.

От По до Чандлера

От По до Чандлера (Прим. - Раймонд Торнтон Чандлер (1888–1959) – автор детективных романов, повестей, рассказов. Первый роман – «Большой сон» – увидел свет в 1939 г. После этого выходят романы «Прощай, любимая» (1940), «Высокое окно» (1942), «Девушка в озере» (1943). На волне успеха Чандлера приглашают сценаристом в Голливуд, где он в соавторстве и самостоятельно пишет сценарии для фильмов, в т.ч. Для Альфреда Хичкока. Несмотря на то что автора знают прежде всего как одного из наиболее известных классиков детективного жанра, несколько его произведений относятся к фантастическому жанру. Это рассказ «The Bronze Door», а также новелла «Professor Bingo's Snuff». Также в контексте фантастики вероятно может быть рассмотрена и «готическая драма» «English Summer», вышедшая спустя много лет после его смерти.) персонажи и события детективных загадок в основном одни и те же. Нам дают тревожащую, на первый взгляд неразрешимую ситуацию, обычно включающую в себя убийство, предпочтительно в запертой комнате, в которую убийца не мог войти и откуда не мог бы выйти. Основные персонажи здесь таковы: детектив; тот, кому нужна его помощь (часто, но не всегда он обвиняется в преступлении, или его не устраивают результаты официального расследования); жертва; преступник; группа поддержки из докторов Ватсонов; некомпетентные эмпирики-жандармы. Неразрешимая ситуация описана, повествователь дает подсказки, детектив разрешает загадку, в ходе драматической кульминации преступник оказывается с ним в прямом противостоянии, и моральный порядок возвращается к той или иной начальной степени.

Однако здесь не упомянута важнейшая часть этой формулы, заставляющая переворачивать страницы, не имеет отношения к персонажам или убийству – это наше замешательство. Нас увлекает прежде всего сама загадка, неразрешимая проблема, стоящая перед нами. Наша жажда узнать то, чего мы не поняли, понять, как то, что не могло случиться, все же случилось, уж не говоря о том, почему это случилось, – практически тянет нас за уши вглубь истории и сквозь нее, от начала до развязки.

В историях о Гарри Поттере нет частного детектива вроде Сэма Спейда, Шерлока Холмса или Огюста Дюпена (Прим. - Сэм Спейд - одна из ключевых фигур детективного жанра (создатель - Дэшил Хэммет). Спейд - первый герой "крутого стиля" (hard-boiled), он жестко ведет свою детективную деятельность, порой жестоко обращается с мошенниками. Спейд - первый частный детектив в криминальной литературе, предлагающий детективные услуги в кризисных ситуациях, изложивший собственный кодекс чести сыщика: дело превыше всего. Огюст Дюпен (англ. C. Auguste Dupin) — литературный персонаж, созданный Эдгаром Алланом По. Дюпен появляется в трёх рассказах: «Убийство на улице Морг», который считается первым детективным рассказом в литературе, «Тайна Мари Роже», и «Похищенное письмо». Получается, что Огюст Дюпен первый в истории литературный сыщик, за которым последовали многие другие знаменитые литературные детективы: Шерлок Холмс, Эркюль Пуаро, мисс Марпл, Отец Браун, Комиссар Мегрэ, и т. д.). Однако каждый год в Хогвардсе возникает загадка, которую Гарри, Рон и Гермиона должны разгадать вместе.

Рассмотрим по порядку:
• в ГПиФК трио отчаянно пытается выяснить, что же Хагрид забрал из банка Гринготтс и перевез в Хогвардс. Большая часть истории вращается вокруг поисков философского камня и разгадки личности Николя Фламеля;
• в ГПиТК Гарри практически обвиняют в том, что он наследник Слизерина, ответственный за загадочные нападения на учеников Хогвардса, - и команда объединяется, чтобы выяснить, кто же на самом деле наследник и где находится Комната;
• загадка ГПиУА – настоящая личность, местонахождение и «преступление» Сириуса Блэка;
• усилия Гарри в ГПиКО в течение трех заданий Турнира трех волшебников связаны с его неведением – он не знает, кто поместил его имя в Кубок и зачем ему это понадобилось;
• в ГПиОФ загадываются сразу две загадки (нападение дементоров на Гарри и Дадли в Литтл-Уингинг и видения с коридором и дверью, которые интригуют Гарри достаточно, чтобы он не защищал от них свой разум) – с трагическими последствиями;
• загадка ГПиПП – кто такой Принц-полукровка или кем он был;
• финальная головоломка всего цикла (помимо вопроса о том, каким же на самом деле человеком был Альбус Дамблдор) – как трио разгадает символ «треугольного глаза» (Даров Смерти) и почему Дамблдор оставил им именно эту загадку.

Гарри, как мы убедимся в гл. 2 этой книги, далек от блестящего и острого воплощения дедукции и индукции, которых мы ищем в героических детективах или даже невзрачных типах вроде Коломбо (Прим. - Лейтенант Коломбо – герой сериала 1973–2001 гг., антипод классического детектива: он рассеян и несовременен, со своим одним глазом явно не тянет на красавца, курит дешевые сигары, все время ходит в одном и том же мятом плаще, ездит на разваливающемся «Пежо», не ухаживает за женщинами, потому как давно женат).

По большей части, хотя он активно ищет ключи и ответы вместе с Роном и Гермионой, наш юный герой столь же растерян и так же ничего не понимает, как и обаятельный помощник-повествователь классической формулы, очень часто его обвиняют в преступлении или он под подозрением пострадавшей стороны, ищущей справедливости. Отсюда напоминание Роулинг, что ГП - не детективная история. Отсюда же и упоминание ею Дороти Сэйерс и вера в то, что ее книги управляются личностями героев и тем отличаются от детективов. Детективы Дороти Сэйерс задают модель загадки для работ Роулинг именно потому, что в них очень глубоко проработаны персонажи.

Милый аутсайдер

Окончив институт, я преподавал латынь в небольшой подготовительной школе на западе Северной Каролины, она называлась школой Эшвилля. Думаю, именно там я впервые услышал слова учителя: «Им плевать, сколько ты знаешь, пока они не узнают, что тебе не плевать». Это верно в школьном классе и на спортивном поле для старшеклассников, разумеется, но это хороший совет и для писателей. Пока читателю все равно, что станет с персонажами, пока он не отождествился с ними, не отбросил неверие, не ощутил происходящее так, словно он сам провалился сквозь зеркало в страну чудес – все остальное не имеет значения.

Пиши величественную прозу, как Пулман или Толкин. Крести воображение, как Буньян, Спенсер и Льюис (Прим. - Джон Буньян (Беньян, Бэньян, Баньян, англ. John Bunyan; 1628 — 1688 — английский писатель, баптистский проповедник. В молодости вел весьма вольный образ жизни, но под влиянием жены обратился к вере. Был настолько популярным проповедником, что предсмертной волей многих пуритан, для которых поклонение могилам и мощам считалось страшным грехом, стало желание, чтобы их похоронили как можно ближе к могиле Буньяна. Буньян был плодовитым автором, хотя большинство его работ состоят из проповедей и поучений. Несмотря на то, что Буньян был баптистским проповедником, по своим религиозным взглядам он был пуританином. Его «Странствие Пилигрима» — вероятно, одна из самых широко известных аллегорий, когда-либо написанных; книга переведена на многие языки. Одно время «Странствие Пилигрима» считалось самой читаемой книгой на английском языке, не считая Библии.
Эдмунд Спенсер (англ. Edmund Spenser; 1552 — 1599) — английский поэт, современник Шекспира. Известные произведения: «Королева Фей» (1596, незаконченная аллегория христианских добродетелей), элегия «Дафнаида» (1590), сборник стихотворений «Жалобы» (1591), поэмы «Проталамион» (1596) и «Четыре гимна» (1596). Создатель так называемой спенсеровой строфы, девятистишия, которым восхищались и впоследствии писали Байрон, Шелли и Китс). Создавай леденящие кровь загадки «запертых комнат», как Джон Диксон Карр или Эдгар Алан По. Если читатель не сможет сопереживать персонажу, как члену собственной семьи (предполагая, конечно, что читатель не разругался со всей своей семьей), все это не будет иметь значения. Никто не дочитает книгу до конца.

Значит, помимо достоверности, автор должен сделать все возможное, чтобы поставить читателя на одну доску с персонажами. Есть некоторые приемы повествования, помогающие в этом. Как мы увидим в следующей главе, выбор повествования от «ограниченного третьего лица», когда автор как бы сидит на плече героя и видит все в его перспективе, способствует сопереживанию. Еще один способ взять читателя за сердце – подключить тот проводок, который ведет к чувству справедливости или честности. На самом деле, это зацепка всего детективного жанра.

Когда нам показывают преступление и множество перепутанных следов, не говоря уже о паре-тройке случайных трупов, наша совесть включает сигнальные огни, особенно если кого-то несправедливо обвиняют или убийца уходит от наказания. Не знаю, запрограммированы ли мы от рождения таким образом (думаю, что да) или это результат правильного воспитания с детства. Как бы там ни было, редкий читатель не захочет собрать все части головоломки воедино и увидеть, как справедливость воздает по заслугам невиновному и виновному. Кому неинтересно дочитать до конца, чтобы увидеть решение загадки и услышать признание злодея?

Еще шаг в ту же сторону – и мы получаем Рокки (боксера, а не мышь) (Прим. - В оригинале речь идет о белке Рокки из сериала «Рокки и Бульвинкль». Но очевидно, что Чипа и Дейла и их друзей знают в России гораздо лучше). Читателям нравится аутсайдер, человек из ниоткуда, который сражается вопреки всему и становится победителем. Движущая сила подобных историй – наше моментальное сочувствие маленькому человеку (Прим. - именно им так много занималась великая русская литература XIX в.), ущербному, бедному, находящемуся в меньшинстве и ущемленному. Если этот персонаж не настоящий неудачник, то уже самого факта, что он обитает где-то на периферии, за пределами толпы, достаточно, чтобы заставить читателя прыгать с помпонами на краю поля.

Никто не знает этого лучше Роулинг. Все ее положительные персонажи – маргиналы. Гермиона – грязнокровка; Рон и все Уизли бедны, как церковные мыши, да еще предатели крови; Хагрид – полу-великан; Сириус – беглый преступник, приговоренный за убийство, ему светит поцелуй дементора, как только его поймают. Римус? Оборотень. Тонкс? Метаморф. Фиренц – дружелюбный кентавр, у которого с тем же успехом мог бы быть сияющий красный нос олененка Рудольфа (Прим. - о нем будет речь дальше). Аластор Грюм съехал на почве своей «неустанной бдительности». Мундунгус – вор и трус. Северус… с чего бы лучше начать, говоря о нашем зельеваре? Дамблдор кажется единственным юным пионером в своей армии, но в ГПиДС мы узнаем, что у него макиавеллианский пунктик размером с Выручай-комнату.

Вы поняли общую картину. Все плохие парни, конечно, чистокровные психопаты или чересчур сдвинуты из-за властолюбия. Но они нормальны в том смысле, что вписываются во все общественные соглашения. Как и Дурсли, они сидят на как-у-людейных стероидах и постоянно выискивают тех, кто не такой, как они, просто чтобы их попрезирать. Почему мы ненавидим их до самых печенок? Причем ненавидим серьезно, пусть и не совсем искренне - за то, что они презирают наших героев-маргиналов.

Одно из ключевых верований нашего времени в том, что предрассудки – это зло, из чего прямо следует, что терпимость – это добро. Я еще к этому вернусь в главе 6, а пока просто запомните, что Роулинг, прославляя аутсайдеров, разыгрывает то, что политики называют «картой происхождения».

Вид и драйв истории

Я сильно сомневаюсь, чтобы кто-либо стал уделять внимание страданиям Гарри из книги в книгу, если бы повествовательный драйв не делал бы с нашим вниманием того же, что порог пятого уровня делает с каноэ или каяком. Именно поэтому наряду с решением Роулинг, какую историю она хочет рассказать, важно и ее решение, как именно следует рассказывать. Тип истории создает драйв, а тот определяет нашу вовлеченность.

Ничуть не случайно, что все самые популярные истории в английской литературе – классические детективы, повести Диккенса, а теперь и гибридный «сиротский детектив» ГП-серии – отличаются мощным драйвом. Драйв цепляет и заставляет продолжать чтение. Неразрешимая задача, пробуждающая в нас желание откровений и решений, а также чувство справедливости, соединенное с той легкостью, с которой сиротские повести добиваются от нас отождествления с персонажем и симпатии к нему – вот история, которая действует, как конвейерная лента на полной мощности.

Поняв важность драйва – первого аспекта поверхностного смысла, который вытаскивает нас из эгоистических забот в то, что Кольридж называл «первичным воображением», где мы можем ощутить более глубокие смыслы, – мы начинаем осознавать значение, которое может иметь правильный повествовательный голос. Голос Роулинг, как оказывается, был взят из любимой книги ее любимого автора. Надеюсь, вас достаточно увлекла эта загадка, чтобы перейти к следующей странице.

 

Глава вторая

«Гордость и Предубеждение» с волшебными палочками

Как Джейн Остин проникла в самое сердце и душу искусства Роулинг

Дж. К. Роулинг во многих интервью говорила, что единственный автор, которым она восхищается безраздельно, – это подобная голливудской сверхзвезде женщина, которая не опубликовала ни одной книги под своим собственным именем, скончавшаяся в 41 год, незамужняя и бездетная, чьи книги – ни что иное, как волшебные фантазии. Эта женщина – Джейн Остин, дочь священника и единодушно любимый автор любимых во всем мире романов о поведении и нравственности.

Миссис Роулинг говорила, что прочитала «Эмму» Остин «по меньшей мере раз двадцать» и что она «перечитывала романы Остин по кругу». Впрочем, даже если бы мы не имели свидетельства самой миссис Роулинг, в тексте ее книг достаточно прямых аллюзий, чтобы привести нас к тому же выводу – о важности творчества Джейн Остин для правильного понимания историй о ГП.

• У смотрителя замка Хогвардс мистера Филча есть кошка по имени Миссис Норрис, которое является именем хлопотливой тети из остиновского «Парка Мэнсфилд».
• Письмо, которое Перси Уизли пишет Рону в ГПиОФ (гл. 14), советуя брату прекратить общение с Гарри Поттером, едва ли не копирует письмо мистера Коллинза к мистеру Беннету в «Гордости и предубеждении» (гл. 48), которым мистер Беннет уведомляется, что лучше бы ему «навсегда отбросить привязанность к его недостойному сыну»;
• Забавная перемена мистера Найтли в отношении к злодею Фрэнку Черчиллю в книге «Эмма» (гл. 49), когда он узнал, что Эмма решила обдумать и принять предложение мистера Найтли о браке, отражается в перемене Гарри по отношению к Седрику Диггори в ГПиКО (гл. 22).

Джейн Остин отличается как стилем, так и направленностью своих книг. Ее стиль состоит в искренней легкости, которая проникает сквозь внешние покровы и открывает тайники сердца. Направленность ее книг – в критике высших слоев общества с позиций среднего класса и тех гордости и предубеждений, которые характерны для первой из этих групп людей. Если принять во внимание яркую сатиричность, присущую ее романам, то можно сказать, что книги Остин являются обвинением снобизму и притворству и, одновременно, торжеством как правильного образа действия, так и моральных установок, а последние можно как привить, так и уничтожить.

Хотя по внешности мир магического образования ГП и мир английской деревни Остин совсем несхожи, Остин раскрывает два больших секрета, важных для понимания ГП, а именно: ложный след в повествовании и тема «гордости и предубеждения». Роулинг сама говорила, что «Эмма» Джейн Остин оканчивается «лучшим сюжетным вывертом во всей литературе».

Давайте посмотрим, какой «выверт сюжета» использует миссис Роулинг и, особенно, какие она выбирает выражения, чтобы обхитрить читателей. «Выверт» состоит в том, что мы признаем неожиданное окончание книг свойством художественного почерка Роулинг. Она притягивает нас этим, – как вы можете догадаться, именно так, как это делает ее наставница в «Эмме». Все это – вопрос вида Первые пять романов о Гарри Поттере заканчивались практически одинаковым образом. Перед тем как отправиться на вокзал Кингс-Кросс на Хогвардс-экспрессе, Гарри участвовал в подземном сражении с агентом Лорда Волдеморта, умирал символической смертью, оказывался спасен посредством какого-либо символа Христа и узнавал от Альбуса Дамблдора, что же на самом деле происходило в течение этого учебного года. Подобная развязка – то, что заставляет вас хлопнуть себя по лбу: «Как же я это пропустил?» Это происходит во время ежегодного (за исключением шестого курса) разговора между директором и учеником в конце истории, и мы узнаем вместе с Гарри о том, что человек, которого мы считали плохим, в действительности хороший, а тот, кого мы считали плохим парнем (или девушкой) находится на нашей стороне (хотя бы номинально). С каждым новым годом снова и снова мы начинаем верить в то, во что верит Гарри, – и каждый раз в конце книги выясняется, как глупы мы были.

То, каким образом мы бываем введены в заблуждение или обмануты ежегодным вывертом истории миссис Роулинг, лишь подчеркивает искусность, которую автор почерпнула у Джейн Остин. Основная и наиболее явная точка соприкосновения Остин и Роулинг – сам способ изложения истории и то, как этот способ увлекает пассивного читателя, превращая его в путешественника по запутанному маршруту (весьма далеко от каких-то объяснений тайн).

Писателям все время приходится выбирать. Один из первых подобного рода выборов они вынуждены делать, когда история начинает звучать: они должны решить, кто будет рассказывать о событиях. У автора, пишущего роман, есть два общих пути: рассказывать устами участника событий (а-ля доктор Ватсон в историях о Шерлоке Холмсе) или говорить, как если бы он находился на месте Бога, видящего эти разворачивающиеся во времени события. Откройте какую-нибудь антологию детективной беллетристики и вы тут же увидите, что либо та или иная история рассказывается вымышленным героем в ключе «я увидел то-то» и «потом произошло то-то», либо изложение событий происходит от лица автора, находящегося на месте всевидящего Бога.

У этих двух путей, конечно, есть несколько разновидностей, и одна из них имеет отношение к ГП – способ изложения, который применила Джейн Остин в книге «Эмма». Этот особенный «голос текста» звучит от третьего лица, обладающего всевидящим взглядом и рассказывающего историю таким образом, что миссис Роулинг успешно скрывает до поры до времени великолепный сюрприз конца истории. Задумайтесь на минутку, как рассказываются истории о Поттере, или раскройте любую из книг серии. За очень редким исключением (первая глава ГПиФК и открывающие главы ГПиКО, ГПиПП и ГПиДС) истории рассказываются отнюдь не с позиции первого лица: «Рон, Гермиона и я толкнули дверь и увидели свирепую трехголовую собаку», – но и не с позиции Бога, находящегося где-то еще выше Астрономической башни, смотрящего и говорящего, например, следующее: «Затем Драко пошел обратно в Выручай-комнату, чтобы вернуться туда, откуда он был перенесен исправленным исчезательным шкафом».

Изложение этих книг – нечто среднее между рассказом от первого лица и повествованием от лица, находящегося в положении всеведения. Что означает это разделение на практике? Мы видим все происходящее в книгах, как если бы там имелся сидящий на плече у Гарри домашний эльф с мини-камерой. Этот любознательный эльф рассказывает обо всем, увиденном вокруг, но кроме того, он может поведать нам о том, что Гарри думает или чувствует. Мы видим не больше того, что видит Гарри (отсюда и «ограниченность» во всеведении), но, поскольку мы не связаны изложением от его лица, то кажется, что мы видим больше кусочков истории, чем сам Гарри мог бы нам рассказать.

Изложение в «Эмме» идет таким же образом, тем паче что мы меньше идентифицируем себя с героиней. «Домашний эльф» всегда в комнате или в саду с Эммой, однако вовсе не обязательно выглядывает именно из-за ее плеча (иногда, к примеру, мы наблюдаем происходящую драму или беседу как бы с потолка). При этом мы получаем доступ к тому, что она слышит, знаем ее мысли, т. е. имеем почти тот же результат, возможно даже еще более сильный, что и в ГП-цикле. Историю рассказывает не Эмма, поэтому кажется, что мы видим всё. Однако это не так: мы не видим происходящего за рамками кругозора Эммы или ее понимания, т. е. того, что и является реальной историей.

Именно этот момент мнимого знания и является критическим, ибо как раз из-за него у нас возникает замешательство. Литературные спецы называют подобное «обманкой текста». «Обманки текста» принимаются за реальность по одной причине: мы верим тому, что видим историю глазами Бога (ведь повествование ведется не от лица Гарри) или с позиции всеведения, данного нам писателем.

Разумеется, это происходит не случайно: повествование построено таким образом, что мы как бы смотрим сверху на Гарри и его друзей (и врагов, разумеется), даже если «сверху» означает всего лишь на пару вершков выше его головы, но думаем, что находимся в перспективе – значительно более широкой, чем она есть на самом деле.

Этот фокус срабатывает, потому что мы любим Гарри и относимся с симпатией к нему и его борьбе. Мы начинаем думать и чувствовать так, как это делает Гарри, и, поскольку не Гарри рассказывает о событиях, нам кажется, что мы достигли этого положения сочувствия и идентификации с героем, поскольку обладаем непредубежденным взглядом. Когда вы достигаете этого состояния – а мы все его достигаем – Роулинг легко может управлять вами: взять вас туда, куда ей вздумается, заставить вас думать почти что угодно о любом из героев, ведь мы принимаем мысли Гарри по данному поводу за объективную картинку.

Считали ли вы профессора Снейпа слугой Темного Лорда в ГПиФК? Я – да. Я проглотил убежденность Гарри в том, что Снейп – злодей, и сделал это предметом своей веры. У меня была вся информация, указывающая, что злодеем является профессор Квиррелл (миссис Роулинг играет вполне по правилам "Сыскного клуба"), но я отбросил ее, спеша вместе с Роном и Гермионой преодолеть подземные препятствия, чтобы помочь Гарри достичь зеркала Еиналеж и Снейпа. Разумеется, Северуса там не оказалось; и когда приходит конец миру-вывернутому-наизнанку (когда Дамблдор показывает нам, как эти вещи видит Бог), Снейп оказывается положительным персонажем, невзирая на то, каким он нам представляется.

Это положение вещей стало возможным по причине нашей идентификации с осиротевшим мальчиком, живущим под лестницей, с которым ужасно обращаются его дядя и тетя. Мы сочувствуем ему и принимаем его взгляд в качестве нашего собственного, несмотря на то что это не было мнением кого-то, кто обладает совершенным знанием. Миссис Роулинг использует этот трюк в каждой книге, наиболее яркий пример – ГПиПП, к которому мы вскоре вернемся.

Читая «Эмму», содержащую «лучший сюжетный выверт в литературе», мы оказываемся вовлеченными в ту же игру. Несмотря на то что вы наверняка гораздо лучше меня понимаете в этих вещах, вы все же верите, что Фрэнк Черчилль ужасным образом преследует Эмму и что мистер Найтли имеет определенный интерес к Гарриэтте Смит. Когда мы узнаем о тайной свадьбе Эммы и Фрэнка, мы оказываемся сражены наповал, поскольку были под влиянием мыслей Эммы и считали, что видим истинное положение вещей.

В шестом романе серии Роулинг использует этот же прием, причем самым блестящим образом, ибо к тому моменту, как мы открыли ГПиПП, мы уже пять раз были одурачены подобным образом. То, как она это проделывает, просто фантастично! Для начала, она замолкает, когда мы готовы слушать. Вместо домашнего эльфа с камерой на плече у Гарри мы получаем эльфа на плече у премьер-министра маглов, сканирующего его сознание (гл. 1), и другого, сидящего на плече Беллатрисы (гл. 2). Ко времени встречи с Гарри в гл. 3 мы уже готовы получить обратно нашу удобную позицию на плече наших друзей – взгляд со стороны того, кто нам нравится.

Ну а для тебя, искушенный читатель, принявший решение не ассоциировать себя с Гарри, миссис Роулинг приготовила другой крючок, чтобы ввести тебя в заблуждение. В 28 главах из 30 последующих все мысли Гарри касаются веры в то, что Драко стал Вкушающим смерть и что Снейп помогает ему выполнить некое задание Темного Лорда.

Если мы сопротивляемся тому, чтобы присоединиться к этой убежденности Гарри, то мы оказываемся в неплохой компании: Рон, Гермиона, Римус Люпин, Нимфадора Тонкс, супруги Уизли. Даже Альбус Дамблдор указывает Гарри, что тот просто слепо верит в «злодейскость» Малфоя и Снейпа.

Но затем, конечно, события подтверждают все то, что думал Гарри с самого начала книги: Малфой действительно получил самоубийственное для себя задание от Темного Лорда, Снейп оказался всегда готовым помочь ему товарищем и человеком, способным убить любимого нами директора, который предстает уже чем-то большим, чем скромным подражателем Христа. И каждый из присутствующих на тайном собрании вокруг изуродованного Билла фактически приходит к необходимости извиниться перед Гарри за недоверие ему и веру в лучшее по отношению к ближнему (таким был и Дамблдор), теперь и они разделяют с Гарри ненависть к Малфою и Снейпу. Гарри - пророк!

Если весь этот поток событий не увлекает вас за собой, то вы – лучшие читатели, чем я. Это не просто «обманка текста». Это настоящее «литературное дзюдо», и, я полагаю, мы можем сказать, что миссис Роулинг – обладатель черного пояса третьего дана в этом боевом искусстве.

Философская формула романа

Книги Остин построены по хорошо знакомой вам канве: мальчик встречает девочку, их разделяют бедствия (родители или семья, различие в положении и т. п.), но в конце концов они преодолеваются героями. Движение к победе через препятствия предполагало, что любовь есть в большей или меньшей степени сильная привязанность, чувство и страсть.

Остин играет с этой формулой, просто высмеивает ее, показывая гибельные последствия страстности всех этих «первых встреч» и ошибочность первых впечатлений. Снова и снова они ведут к несчастным свадьбам и неудачным связям. Только подумайте:

• Эдвард Феррарс и Люси Стил ("Разум и чувства");
• воспитанница Уиллоби и полковника Брендонов (там же);
• Марианна и Уиллоби (там же);
• Элизабет и мистер Уикхам ("Гордость и предубеждение");
• обращение Уикхама с Лидией Беннет (там же);
• то, как Фрэнк Черчилль обаял Эмму Вудхаус ("Эмма").

И в то же время каждый «счастливый конец», все положительные ухаживания, напротив, есть плод тяжелого труда по преодолению ошибок, совершенных под первым впечатлением, и владеющих героями глубинных предрассудков и предубеждений:

• Эмма Вудхаус и Джордж Найтли ("Эмма");
• Гарриет и Роберт Мартин (там же);
• Эдвард Феррарс и Элинор («Разум и чувства»);
• Полковник Брендон и Марианна (там же);
• Элизабет Беннет и Фитцвильям Дарси («Гордость и предубеждение»);
• Джейн Беннет и Бингли (там же).

Этим последовательным изображением пагубности поспешных решений, принятых под влиянием первых впечатлений, и предпочтении им проникновенного понимания, рождающегося на основе интуиции и опыта, Остин выписывает в своих комических романах философию, направленную против эмпирической позиции Дэвида Юма (и Роулинг, в традициях английской литературы, делает то же самое).

Давайте вспомним, что говорил Юм и посмотрим, каким образом Остин дает ответ на это в романе «Гордость и предубеждение». Позиция Юма сводится к тому, что ничто не может быть познано с несомненностью (кроме, конечно, самого того факта, что «ничто не может быть познано с несомненностью», в котором можно быть уверенным). Первое принципиальное и важное противоречие лежит на поверхности: получается, что только чувственное познание заслуживает доверия, поскольку все наши идеи Юм мыслит происходящими от чувственных впечатлений.

Расстояние от этой веры до материализма нашего времени, когда реальными помышляются только количество материи и энергии, весьма невелико. Соответственно, возникающий таким образом разрыв с мировоззрением Платона и романтиков, господствующим в литературе, огромен. То, что Остин и Роулинг стоят в этом вопросе не на стороне Юма, а, напротив, на стороне Кольриджа и Вордсворта, вряд ли является большой неожиданностью (Прим. - Сэмюэл Тэйлор Кольридж (1772–1834) – английский поэт-романтик, критик и философ, выдающийся представитель «озерной школы». Уильям Вордсворт (1770–1850) – английский поэт-романтик, представитель «озерной школы». «Озерная школа» (другое название этой школы – лейкисты, от англ. lake – озеро) – наименование группы английских поэтов-романтиков конца XVIII – первой половины XIX в., названная так по месту деятельности ее важнейших представителей: Вордсворта, Кольриджа и Саути. Последние, образовав тесный дружеский кружок, воспевали на берегах озер северной Англии чарующую прелесть безыскусственной жизни на лоне живописной природы. «Озерная школа» явилась протестом против классицизма XVIII в. с его риторической напыщенностью и возникла отчасти под влиянием немецких романтиков. Отвергнув рационалистические идеалы просвещения, поэты «озерной школы» противопоставили им веру в иррациональное, в традиционные христианские ценности, в идеализированное средневековое прошлое).

Джейн Остин – весьма начитанная дочь священника – высмеивает юмовскую зависимость от чувственных впечатлений самим языком и выразительностью ее «Гордости и предубеждения», первоначальным названием которой было «Первое впечатление». Это произведение – спор с доверием неверному, основанному на чувствах «первому впечатлению», сравниваемым с вызывающим симпатию мнением, основанном на опыте отношений и знании личности. По мере разворачивания событий выясняется, что первое сравнительно бесполезно, ибо такие впечатления слишком легко поддаются влиянию идей, которые у нас полны гордости и предубеждения. Дарси кажется Элизабет Беннет хуже всех самовлюбленных снобов, а Беннеты кажутся Дарси недостойными его внимания. Уикхэм кажется Элизабет многострадальным простачком, а Дарси – человеком, преследующим Уикхэма. Его гордость и ее предубеждения, сочетаясь друг с другом, ослепляют их в отношении того, каковы в реальности их личности, которые, конечно, условны, а их умение возвыситься над чувственными впечатлениями и поверить собственной своей немалой рассудительности, превосходящей гордость и предубеждения, откроется позже. Их свадьба (а также свадьба сестры Джейн с Бингли) есть завет любви, которая гораздо больше происходит от восприятия истины и от добродетели, нежели чувство, мимолетное ощущение, питающее человеческие недостатки, такие как тщеславие, аристократизм или унаследованные суеверия.

«Гордость и предубеждение» в ГП Остин показывает вызванные внутренним кризисом перемены, происходящие с ее главными героями (и, соответственно, ее читателями), становящимися из гордых и предубежденных личностей, полностью подчиненных действиям первых впечатлений, любящими парами, которые узнали большую истину об окружающих, превышающую познание, основанное на чувствах.

В ГП миссис Роулинг также раскрывает эту тему. Через всю серию проходят по меньшей мере четыре основные темы: предрассудки, выбор, изменения, победа любви над смертью – и предрассудки могут быть названы ведущей. Каждая книга наполнена напоминаниями о том, что каждый, за исключением отдельных людей – много страдавших, блестящих и приближающихся к святости (т. е. Люпина, Гермионы и Дамблдора), находится в плену собственных предрассудков относительно окружающих и своим недобрым отношением к объекту предубеждений обычно вызывает в том (той) ответную неприязнь.

Разумеется, есть и некая постоянная, присущая волшебникам гордость перед людьми, не обладающими магическими способностями; в самом деле, даже члены магического братства, не являющиеся «чистокровными», не свободны от этого. Маглы (по крайней мере те, которых мы видим) ненавидят ненормальность людей, живущих в мире Гарри. Также в книгах показано, что бедность, неуклюжесть, неловкость, недалекость, некрасивость и непопулярность в Хогвардсе являются причиной того, что их носители сталкиваются там со многими трудностями. Даже «почти-безголовый» призрак является второсортным гражданином среди «как следует обезглавленных» привидений, и это не дает ему