Вы ещё в Системе или уже на свободе?

– Почему у нас семьи большие? – переспросил Костя. – Так в городе же Система давит.

Это слово – «Система» (с большой буквы) гуляет среди всякого рода леворадикалов.Звучит и в родопоселениях.

–Лучше Фёдора Лазутина спросите, – не вдавался в детали Костя. – Фёдор – основатель Ковчега.

– Раз основатель – наверно серьёзный инеприступный?

– Он – вообще доступней всех.

Фёдор Лазутин – улыбчивый человек лет за сорок, жил с молодой женой и детьми в усадьбе, заставленнойпчелиными ульями. Выяснилось: Фёдор, ни много ни мало, возрождает «среднерусскую» породу пчёл, что почти исчезла. Также создатель Ковчега –социальный мыслитель. Может, поэтому разговоры с ним так запали. Когда что упоминали – не вспомню.Привожу лишь выжимки.

В первый раз Фёдор вышелв рабочем шлеме-сетке. Поместье дружно жужжало изудело.

– Смотрите, пчела –почти среднерусская, – указал он. – Мохнатая, словно обезьяна. Это признак породы – зимой теплей будет.

Я, побоявшись ужалиться, отступил.

– Не кусают – мы же их уважаем. Я часто даже без лицевой сетки работаю.

Прихватив пчелиную рамку, мысместились к дому.

– В городе – замечали наверно, психику постоянно атакуют – реклама, СМИ, – Фёдор попутно скоблил рамку. –Мы знаем, кто благополучный, респектабельный, а кто не очень. Помним – что гламур, престиж.И вот, человек бежит за всем этим вприпрыжку. Заработал три копейки – сразу на имиджевые покупки, а то вдруг не ответишь приличию.

Так что Система – всего лишь набор заданных извне установок и норм, которые замещают личные убеждения. Система навязывает способ мыслить. В ней вы отчасти свободны, но выбираете лишь из вариантов, что вам предложат.

– Это как мода что ли? – представил я. – Кучка модельеров назначит модное на будущий год, а мы выполняем.

– Можно и так, – подтвердил Фёдор. – Важновот что: многим безэтих идеологических протезов не выжить. Почему? Потому что Система отчётна за вас, даёт хоть какой-то ориентир, а вне её – хаос и самодеятельность. Если внутреннегостержнянет, внешний необходим. Поэтому разрушить Систему – значит создать вскоре новую, может, и худшую, – признал устроитель Ковчега.

– Вместо слома Системыпоступают иначе. Странуизначально мыслят многоукладной. Знаете ведь,естьэкономическая многоукладность – это когда можно работать артелью, а можно одному, хочешь по-социалистически, илипо-капиталистически. А есть многоукладность правовая, когда законодательство частично отдают в руки общин, которые живут по тем или иным принципам.Старообрядцы там, казачество, анархисты, коммунисты. Можно сравнить с Соединёнными Штатами, но только при их рождении. Это единственно реальная на сегодняцель: обустроить островки социального творчества тем, кто уже созрел.

Получим два основных уклада: первый – где законотворчество в руках государства, как сейчас сплошь и рядом.И второй – с частичным правотворчеством самих граждан. Если пропорция будет хоть«сто к одному» – уже успех.Потому чтоэта сотаячасть зародит основы креативной жизни.

Как-то Фёдор сказал:

– В городе полно барьеров, которые мешают семьям завести третьегоребёнка, четвёртого. Сами знаете, если ребёнок не одет прилично – он «белая ворона». Детей надо учить, лечить, выводить в люди. А это тяжело, затратно.

Но позвольте, почему ребёнка надо одевать так, а не этак – вы сами решили, что престижно?

Почему мы платим за двенадцатиэтажный кирпичный дом с коммуникациями, это единственный способ жизни?

Почему современное образование трудно и дорого – по-другому точно нельзя? Или это чей-то бизнес.

Почему надо платить репетиторам и поступать в престижный ВУЗ – кто сказал, какие работы престижны, лично вы?

Это и есть давление Системы. И вот лишний член семьи – уже не лишняя радость, а непосильная ноша.

– Система, – резюмировал Фёдор, –внешнее управление, которое замещает мысль, убивает творца. Так вот, главный смысл ухода в поместье – заменить Систему на саморазвитие. Родовую землю ведь созидаешь сам – дом, пейзаж за окном, дети… Я вас не слишком утомил?

– Напротив, приятно слышать, – говорю. –Вы-то ушли от Большого Брата.Родопоселения управляются консенсусной демократией, никто никого не давит.

Фёдор, однако, энтузиазма не разделил:

– Компромиссная демократияне работает, – огорошил он.

– Как не работает?

– Если делать только то, с чем согласны сто процентов, а остального не делать – парализуешь поселение. Масса консервативна, и в Ковчеге тоже. Я не сразу понял, сперваидеализировал. Народчасто против новшеств – всех и заранее. У оппонентовэто рождаетсначала борьбу, желание достучаться. Бесполезно. Следующий шаг – апатия, уход в себя. А дальше творческий актив – это обычно мужчины лет так тридцати, просто покидает проект.

– Так вы вернулись к представительной демократии? – я аж привстал.

–Кто ж отдаст прямую демократию, – усадил меня собеседник. – Но в поселениях улучшают её формулу.Скажем, «консенсус минус один» – когда один уже не вправе на вето. «Консенсус минус два», «минус три». Взгляните сами – в Интернете полно методик: типичные просчёты, причины паралича. В Ковчеге, например, всё решают тремя четвертями – 75% согласных. Это более-менее разумно.

– Может, вообще стоит включить в Уставлишь главные принципы, – предложил я. – А всё за рамками Устава – доверить личному поиску, чтобы не голосовать каждый раз по мелочам. Ведь каждый, – говорю, – имеет право натворческий риск, и на ошибку.

ОднакоФедорпри первой возможности сбивалсяк более интересному для себя – всякие там пчёлки, ỳ лики.

– Заказ поступил на три улья, – похлопал свежеисполненный каркас. – Мёд ведь только побочная польза от пчёл. Основное – опылять растения. Поэтому километрах в трёх вокруг пасеки природа просто ликует. Если видишь вдруг – полно ягод, цветов, значит, точно вблизи пасека.

Раньше, когда мёда вдосталь ели, – размечтался он – до ста лет жили.

Вече в БлагоДарном

И всё же, несмотря на скепсис Лазутина, успешныеконсенсусныедемократии в природеесть. Скажем– в поселении БлагоДарное. Этамалая родо-община под Ярославлем специализируется именно в компромисснойдемократии.

– Как удалось построить общину на стопроцентном консенсусе? – спросили мы Сергея Сарафанова –создателя и идеолога БлагоДарного. – Даже Фёдор Лазутин сетовал на муки с консенсусом.Может, секрет есть?

– Секрет? – помялся Сарафанов. – Ну, искусство хорошо учит, хор, например. Можно – футбол.

– Но это есть везде, – не сдавались мы. – Видно, что-то ещё сплачивает?

– Что ещё? – прикинул Сарафанов. – Вроде пожары помогают, когда у кого-нибудь что-то сгорит.

–?? – повисло недоумение.

– Потом ведь всё равно вместе восстанавливать. Вот обиды и забывают.

На том и порешили. Подступил пятничный вечер – привычные два часа поселенческого сбора. К огромному брезентовому шатру тянулся народ. Посторонних на таких встречах не ждут, и войти мы не решились.

Сарафанов пожаловал последним:

– Что опаздываете? – распахнул шатёр.

Сарафанов представил нас кандидатами в поселение. Возраженийвроде нет, и мы скромно уселись поодаль.

Пустой вечевой стол пока одиноко украшала палочка – типа городошной фигуры.

Пробило шесть, поселяне,взявшись за руки, чуть помедитировали в «круге гармонии», и… на первые роли вышла как раз та палочка. Оказалось – «символ слова». Говорить вправе только, кто держит «символ». Прервать держателя – неуважение к вече и вообще немыслимый грех.

Сперва – повестка. Каждый, ухватив «символ», оглашал тему, что желал затронуть, и передавал палочку по стрелке.

Что обсуждали? Ремонт дорог, название новой улицы (в итоге нарекли Светлой), ещёпрозу жизни. Почтительно, неконкурентно, доброжелательно. Реплик без «палочки» не слышал – либо ровное дыхание, либо «Да-да» или общий смех. Деловую степенность нарушил опоздавший: тихо пристроился, пропустил один круг, как положено, и с нового раунда тоже прибрал палочку.

И вот – удача. Вопрос о взносах на дорожный ремонт после трёх кругов вдруг умиротворился – есть компромисс! Ведущий, словно боясь спугнуть, фиксирует протокол. Поместья – подписывают.

Консенсусом в итоге увенчались лишь две темы, что никогоне напрягло. Ясно, дело не в упрямстве, а в недоработке. Надо подумать? – ладно, размышляйте. Темы поэтому не «дожимали», а закрывали до новой пятницы.

За пару вечевых часов поселенческая дружба укрепилась, с чем мы и поздравили Сарафанова.

– Видели бы вы первые вече, – усмехнулся тот. – Заседали столько, что не хватало времени всё этоосуществлять. Но либерализм быстро спал, вече ведь работа, а не шоу. Внесли в Устав«хирургические» меры. Если, скажем, кто встревал без палочки, его вежливо слушали. А потом выписывали «путёвку в лес». То есть – отправляли погулять на свежий воздух минут на двадцать. Можно – и до следующей пятницы. Хороший закон, жизненный, – похвалил Сарафанов. – Иные обижались, но потом первыми блюли порядок. Теперь, чтобы привести тему к консенсусу, пожалуй, четырёх-шести вече хватит.

– Или ещё: полезно принять закон не на всю дальнейшую жизнь, а, скажем, на полгода. Через шесть месяцев решение автоматически обнуляется и голосуется вновь. Тогда никто не боится непоправимого, дерзает, экспериментирует.

Пейзаж у сарафановской усадьбы оживляла лошадка. Конную выездку с гостями вела младшая дочь Сарафановых – таков семейный бизнес. Мы замерли, любуясь грацией.

– Эх, есть в единогласии тоже своя красота, – зачарованно проронил главный творец здешней демократии. – Когда компромисс нащупан, каждый считает его своим. Единство такое – тоже гарцевать хочется.

Об одном Сарафанов вспоминал нехотя. Стопроцентный консенсуссужает размер поселения – не выпускает за рамки большой семьи. Лазутин прав: компромиссная демократия – удел дружеского кружка. БлагоДарное – небольшой посёлок, его помещики без труда уместились за широким столом в шатре.

Новых участников в БлагоДарное принимают лишь после двухлетней стажировки, и – что важно, тоже стопроцентным согласием соседей. С каждым новым участником достичь единогласия, понятно, трудней – всегда найдётся хоть один противник. А вскоре – и вовсе невозможно.

Незнакомец

За время, проведённое в Ковчеге и БлагоДарном, родопоселений приросло ещё на два – одно в Беларуси, другое где-то в Башкирии. Подумалось: что же за чудесные ростки творческой цивилизации впереди. И – поселения замелькали калейдоскопом: зимующие и летние, среднерусские и уральские.

Действительность, однако, подразочаровала. Ковчег высился айсбергом в море безразличия к поселенческой молодёжи. Лидеров типа Лазутина – тоже дефицит. Не нашлось и школы, подобной ковчеговской. Школ в основном не было вовсе – дети учились в ближних сёлах. Ковчеговский Общий дом – также скорей редкость.

Что же бросилось в глаза взамен?Дети, предоставленные себе, росли, как трава в поле, в интеллектуальной среде явно ниже городской. К чему это приведёт? К тому, что лет через двадцать сознание нового поколения уступит родительскому.

Нынешние родопоселенцы ведь прониклись экосознанием благодаря университетским дипломам, полученным в Системе. А если сознание второго поколения не облагорожено? Да просто нечем будет вникнуть в идеи Мегре. Значит, внуки, увы, не продолжат родительский путь, а вернутся в социум более сильныйинтеллектуально. То есть – в город. А поселения переродятся в деревни. Известно ведь, среда интеллектуально более мощная втягивает, ассимилирует слабую.

Так думал я в одном поселении – большом, но аморфном, как вся наша страна.

Побывка запомнилась ещё случаем. Пожаловали в общину на просмотр гости, среди них три семьи из Германии. Кто сетовал на нехватку земель в Европе, другой спасался от ювенальной полиции. Новая тенденция: западные люди бегут сюда, не наоборот.

В общине в тот день с утра и часов чуть не до четырёх вече. Проблем – перебор. Затемно собрались на полянке с догоравшим костром и спором обисчезающих деревнях – как помочь селу. Лишь один из гостейпримолк. Лица его в мерцающих отблескахя не разглядел, и вряд ли опознал бы с утра.

– Не трогайте деревни, не помогайте им, – включился он вдруг. – Ваши деревни угасают под звон пустых бутылок – просто дайтеим доспиться. И город оставьте, тожебезнадёжно – дайте довымереть. Ждёте выздоровления? – его не будет. Развитие если народится, то не из старого корня, ас нового,самобытного.

В ответ – разумеется, вал обвинений в негуманности. Почему он дальше обратился именно ко мне – не скажу.

– Можно тратить силы, заставляя горожанплодиться и размножаться. Можно вкладывать деньги в деревню. А есть ведь другой путь – найти группу, которая и так множится сама собой, пусть она и неказиста на вид. А дальше – просто не мешать, не трогать.

Тут я не смолчал:

– Просто не трогать? Не брать налогов, будто живут в другой стране, а здесь – так, в гостях.

– Берите, но не деньгами.Незаражёнными продуктами возьмите, а главное – новым населением, здоровыми детьми. Будущим берите. А обо всех прочихзабудьте, их уже нет. Дерево высохло. Но вдруг из сухого пня – росток зацвёл. Вот он, шанс на перезагрузку народа.

– Будущего не будет, – упёрся я. – Детей в родопоселениях полно, но они брошены. Здесь, в глуши за год-другой умственно одичаешь. Уверяю, вырастут, посмотрят телевизор и – сбегут в город.

Народ уже разбредался – остались лишь мы.

– Два часа, – выпалил вдругсобеседник. – Всего два часа. Я им не раз говорил: два часа всё решат, – будто не слышат.

– Что за два часа? – не взял в толк я.

– Вы сказали, сознание детей не развивают. Если каждое поместье займётся этим по два часа в неделю – проблему решат.

Сами считайте, –разгорячилсяон. – Активный день – допустим, с девяти утра до девяти вечера. Всего двенадцать часов. До двух дети в школе, сюда же обед, отдых. С трёх до девяти – шесть свободных часов ежедневно. За пять будних дней набежит тридцать часов – посчитали? В выходные школы нет, значит, плюсуем ещё двадцать незанятых часов – по десять за субботу-воскресенье.

Итого: пятьдесят свободных часов в неделю, их надо занять, уловили? Теперь вопрос: сколько участников должно быть в поселении, чтобы закрыть эти пятьдесят часов?

– Ну, – подбодрил незнакомец, – с каждого поместья минимум два часа занятий в неделю, а всего пятьдесят часов.

– Двадцать пять поместий, – разделил я.

– Двадцать пять – это что, нереально? У нас полно б о льших поселений. Правда, толку с них – ноль. Не организованы, заняты чёрти чем.

Но не забудьте, двадцать пять, это помимо школы. Со школой – сложней: нужна специализация, особые люди.

– Было бы так просто – давно б уже организовали, – пожал плечами я.

– Требуется всего-то – правильный Устав. Устав, который отберёт заинтересованных, а посторонних отсеет.

Я не раз говорил, – повторил незнакомец, – толи не понимают, толи потенциала нет.

– Вот, смотрите, – помолчав, он открыл сумку. – Проект Устава, который я предлагал.

Я поднёс бумагу к остаткам пламени.Проступило:

УСТАВ РОДОПОСЕЛЕНИЯ

Родовое поселение организуется на основе совместной деятельности участников. Основная общая деятельность – забота о подрастающем поколении, совершенствование будущего сознания.

Образовательная деятельность в родопоселении возможна двух видов: либо проведение регулярных уроков в школе, либо – послешкольных кружков;

Кружковая работа может быть разной направленности – от спорта до искусства и науки. Приветствуется то направление, в котором поселенец заинтересован лично и развивается сам;

Кружковая деятельность ведётся для поселенцев любого возраста – от детей до взрослых;

Минимальное участие каждого поместья в совершенствовании сознания – два часа в неделю;

От каждого поместья для работы в школе или проведении кружка достаточно одного человека.