Глава 40. Достижение гармонии

Лин-ху Чун в великом опьянении спустился с горы, и протрезвел только к полуночи. Придя в себя, обнаружил, что находится на безлюдной равнине, ученицы клана Хэншани сидели вокруг него, неся стражу. У Лин-ху Чуна голова разламывалась, он вспомнил, что с этого дня больше не сможет никогда увидиться с Ин-ин, так у него тут же и сердце заболело.

Путешественники дошли до горы Хеншань, поднялись на пик Постижения Сущности, перед мемориальными табличками наставниц Дин Сянь, Дин Цзин и Дин И сообщили, что великая месть за их души осуществлена. Все полагали, что учение Солнца и Луны в ближайшее время атакует гору, после битвы весь клан Северная Хэншань, несомненно, будет уничтожен, исход сражения уже предрешен, однако все, напротив, чувствовали облегчение на душе, и ни капли не заботились. Бу Цзе с супругой, И Линь, и Тянь Бо-гуан вчетвером уже у подножия горы Хуашань присоединились к общей группе, со всеми поднялись на Хэншань. Все равно полагали, даже если сейчас броситься тщательно тренировать боевое искусство, то можно будет всего лишь убить чуть больше людей из учения Солнца и Луны, делу этим никак не поможешь, так что дополнительно тренировать меч не имеет смысла. Набожные люди погрузились в чтение молитв, остальные проводили время, наслаждаясь прогулками по горе. Обычно в клане северная Хэншань очень строгие правила, утренним и вечерним чтеним сутр никто не смел на тончайший волосок пренебрегать, но в эти дни было сделано послабление.

Прошло несколько дней, и на гору поднялись с десяток буддийских монахов под предводительством настоятеля монастыря Шаолинь, Великого наставника Фан Чжэна.

Лин-ху Чун в главной обители сам себе наливал, сам пил, распевал песни, аккомпанируя себе постукиванием по столу, развлекался в свое удовольствие, и тут услышал, что явился Великий наставник Фан Чжэн, он невольно и заволновался, и обрадовался, выскочил ему навстречу. Великий наставник Фан Чжэн заметил, что он босым прибежал, не успел даже обувь надеть, весь в винных парах, улыбнувшись, произнес: «Люди древности обувались, встречая гостей, не забывали туфли одеть. Глава клана Лин-ху, встречая гостей, об обуви позабыл, в учтивости превзошел мужей древности».

Лин-ху Чун согнулся в поклоне: «Великий наставник Фан Чжэн осчастливил визитом, Лин-ху Чун не встретил загодя, в самом деле, страшно перепугался. Великий наставник Фан Шэн тоже пришел!» Фан Шэн слегка улыбнулся. Лин-ху Чун увидел, что у остальных восьмерых буддистов седые бороды развеваются на ветру, почтительно осведомился о их буддийских именах, оказалось, что те все были монахами старшего поколения с именным иероглифом «Фан». Лин-ху Чун провел почтенных монахов в главный зал, предложив места на футонах.

Изначально этот главный храм был резиденцией госпожи-наставницы Дин Сянь, там и пылинки было не найти, но с тех пор, как туда вселился Лин-ху Чун, все помещение было заставлено винными кувшинами, чарками, кругом был полный беспорядок. Лин-ху Чун покраснел: «Малявка невоспитан, прошу уважаемых наставников не винить».

Фан Чжэн улыбнулся: «Старый монах сегодня прибыл на гору для поклонения, а также для важных переговоров, глава клана Лин-ху, не нужно много церемоний». Он помедлил, и продолжил: «Говорят, что глава клана Лин-ху ради сохранения и защиты клана Северная Хэншань не принял пост Заместителя главы учения Солнца и Луны, не взирая на собственную жизнь и смерть, к тому же добровольно расстался со своей возлюбленной спутницей барышней Жэнь, и другими друзьями, в сообществе боевых искусств все об этом узнали, не могли не восхититься».

Лин-ху Чун вздрогнул: «Я не хотел ради клана Северная Хэншань втягивать единомышленников из сообщества боевых искусств, запретил членам клана Хэншань распространять информацию об этом, чтобы кланы Шаолинь и Удан не двинулись на подмогу. Я не хотел устраивать великое побоище, увеличивать число убитых и искалеченых. Не ожидал я, что Великий наставник Фан Чжэн все же получит сведения». Вслух сказал: «Великий наставник ошибочно хвалит меня, право слово, ужасно стыдно. У позднерожденного с учением Солнца и Луны отношения крайне запутанные, благодеяния и месть взаимно перемешались, до конца и не рассказать. Что до того, что отверг милости и верность барышне Жэнь, то дела сложились так, что это стало неизбежным. Великий наставник не только не попрекает, но еще и похвалил за это – позднерожденный ни в коем случае не может принять этих похвал».

Великий наставник Фан Чжэн произнес: «Глава учения Жэнь решил пойцти карательным походом на гору Северная Хэншань. Теперь кланы Суншань, Тайшань, Южная Хэншань и Хуашань в упадке, подмоги не окажут. Глава клана Лин-ху не послал людей в ветхий храм с известиями, неужели полагает, что наш клан Шаолинь настолько цепляется за жизнь и боится смерти, забыл уже о долге перед воинским сообществом?»

Лин-ху Чун поднялся с сидения: «Никоим образом! Прежде позднерожденный был неразборчив, свел знакомство с главарями учения Солнца и Луны, это и стало причиной и корнем всех бед. Позднерожденный решил, что человек сам должен отвечать за свои дела. Даже то, что впутал клан Северная Хэншань – и то тяжким грузом лежит на сердце, как мог осмелиться еще и Великого наставника с даосом Чун Сюем в это дело впутывать? Если Шаолинь и Удан, движимые рыцарской справедливостью, придут на помощь, то множество мастеров погибнут, вина позднерожденного будет неискупима десятками тысяч смертей».

Фан Чжэн улыбнулся: «А вот эти слова главы клана Лин-ху не точны! Демоническое учение уже давно хочет уничтожить Шаолинь, Удан, школы меча Пяти твердынь, у них эта мысль была еще более ста лет назад. В то время даже старый монах еще был мирянином, разве это имеет отношение к главе клана Лин-ху?»

Лин-ху Чун покивал головой: «Учителя былых времен часто поучали, издавна добро и зло друг с другом не уживались, колдовское учение столько лет подряд ведет войну с нашими школами истины, взаимная ненависть достигла предела. Позднерожденный имеет неглубокие познания, полагал, что стоит только обеим сторонам сделать шаг назад, и ситуация разрешится. Мог ли он знать, что глава учения Жэнь, хоть поначалу и с глубокими чувствами относился к позднерожденному, в конце концов, выйдет на него с оружием в руках?»

Фан Чжэн произнес: «Ты сказал, что, если обе стороны отступят на шаг, то ситуация разрешится – вообще-то это была неплохая идея. Колдовское учение уже так давно враждует с нашими истиными школами, на самом деле изначальные причины этой вражды вовсе не были такими, что из-за них непременно нужно было идти на взаимное истребление. Просто главари с обоих сторон жаждали единолично властвовать в воинском сообществе, и поэтому захотели уничтожить друг друга.

В тот день. когда мы – старый монах, даос Чун Сюй и глава клана Лин-ху собрались в «Висящем в Пустоте» монастыре для переговоров, то очень серьезно обсуждали, что глава клана Суншань Цзо Лэн-чань взбаламутил школы меча Пяти твердынь, боялись, что он ожесточенно рвется к власти в воинском сообществе». Сказав это, он испустил протяжный вздох, и продолжил: «Говорят, что в учении Солнца и Луны есть фраза: «Тысяча осеней, десять тысяч лет, объединим цзянху», только одна эта фраза ясно дает знать, разве могут быть в воинском сообществе спокойные дни? В мире рек и озер каждый клан, каждая фракция ведут дела по-своему, разница огромная. Объединить мир рек и озер под одним управлением решительно невозможно».

Эти слова глубоко совпадали с пониманием Лин-ху Чуна, он покивал головой: «Великий наставник очень верно сказал».

Фан Чжэн продолжил: «Глава учения Жэнь сказал, что в течении месяца начисто истребит Северную Хэншань, собак и кур не оставит. Его слова – что гора, он никак не может их не сдержать Сейчас лучшие бойцы кланов Шаолинь, Удан, Куньлунь, Эмей, Кунтун уже собрались у подножия горы Северная Хэншань».

Лин-ху Чун был потрясен, с выкриком вскочил на ноги, спросил: «В самом деле? Все кланы пришли на помощь, а позднерожденный пребывает в неведении, да он смерти достоин». В клане Северная Хэншань со дня на день ждали нападения учения Солнца и Луны, никто в счастливый исход не верил, на разведку, посты и караулы не стали тратить силы, и давно отозвали все посты с подножия горы. Лин-ху Чун снова начал извиняться: «Прошу всех уважаемых оставаться здесь на отдых, позднерожденный возглавит учеников, спустится с горы для встречи». Фан Чжэн покачал головой: «Мы сейчас в одной лодке противостоим общей опасности, вместе боремся против общего врага, все эти церемонии сейчас без нужды, ребята сами уже все подготовили».

Лин-ху Чун откликнулся: «Слушаюсь!» Снова спросил: «Не могу понять. Великий наставник Фан Чжэн, как вы узнали, что учение Солнца и луны будет атаковать нашу гору Северная Хэншань?» Фан Чжэн изрек: «Старый монах получил известие от мастера предшествующего поколения, сам недавно узнал». Лин-ху Чун произнес: «Мастер старшего поколения?» Он задумался, Фан Чжэн в воинском сообществе стоит на высочайшем месте, кто может быть старше его? Фан Чжэн улыбнулся: «Этот преждерожденный наставник обитает на горе Хуашань, когда-то учил главу школы Лин-ху технике меча».

Лин-ху Чун обрадовался: «Дядюшка Великий наставник Фэн!» Фан Чжэн подтвердил: «Именно преждерожденный Фэн. Этот преждерожденный Фэн отправил в Шаолинь шестерых приятелей, передать сведения о том, что случилось на пике Приветствия Рассвета. Эти шестеро приятелей в речах несколько спутаны, склонны ссориться, и очень любят дотошно спорить. (Шестеро святых идиотов из Персиковой долины – шесть чувств). Они говорили несколько страж, и старый монах терпиливо их слушал, в конце концов, понял, что они хотели сказать». Сказав это, он не выдержал, и улыбнулся. Лин-ху Чун рассмеялся: «Это Шестеро святых из Персиковой долины?» Фан Чжэн рассмеялся: «Именно они».

Лин-ху Чун обрадовался: «Позднерожденный, когда достиг горы Хуашань, очень хотел поклониться дядюшке Великому наставнику Фэну, но на него неприятности посыпались одна за другой, вплоть до того, как спустился с горы, так и не смог земно поклониться его старейшеству. Вот не знал, что он втайне все узнал».

Фан Чжэн произнес: «Преждерожденный Фэн ведет дела подобно волшебному дракону, если видишь голову, то не видно хвоста – то появляется то исчезает. Его старейшинство избрал гору Хуашань для отшельничества, учение Солнца и Луны вело себя неподабающе и разнузданно, разве он мог не обратить на это внимание? Шестеро святых из Персиковой Долины тоже устроили безобразия, так что он их схватил, продержал несколько дней, а затем направил с посланием в монастырь Шаолинь».

Лин-ху Чун подумал: «Дядюшка-великий наставник Фэн поймал Шестерых святых из Персиковой долины, об этом деле они наверняка предпочтут умалчивать, но в конце концов обязательно проболтаются, растреплют, они постоянно трещат обо всем направо и налево». Вслух сказал: «Но что же дядюшка-великий наставник Фэн советовал предпринять?»

Фан Чжэн ответил: «Преждерожденный Фэн в словах был очень скромен, только сказал, что узнал об этом деле, и послал людей к старому монаху, также сказал, что глава клана Лин-ху – его любимый ученик, в этот раз он наотрез отказался вступать в демоническое учение, его старейшество очень этому обрадовался, велел старому монаху хорошенько заботиться. Да только у главы клана Лин-ху боевое искусство превосходит уровень старого монаха, так что эти два иероглифа «заботиться», звучат чересчур громко».

Лин-ху Чун нисколько не загордился, согнулся в поклоне: «Великий наставник уже давно, и не один раз, заботился обо мне».

Фан Чжэн произнес: «Не смею. Старый монах, как узнал об этом, и без приказа преждерожденного Фэна также поступил бы. Истоки у драгоценного клана и моего одинаковы, уже этого достаточно, да к тому же у нас с главой клана Лин-ху личная дружба, как можно стоять в стороне, опустив рукава! К тому же тут идет речь о жизни и смерти всех кланов, после разрушения Северной Хэншани колдовское учение неужели оставит в покое Шаолинь и Удан? Поэтому сразу же написал весточки во все кланы, чтобы собирались у подножия горы Северная Хэншань, готовились к смертному бою с колдовским учением».

С того дня, как спустился с горы Хуашань, Лин-ху Чун пребывал в угнетенном состоянии духа, ни о чем не думал, видя, какую мощь собрало учение Солнца и Луны, понимал, что клан Хэншань неизбежно будет разбит. Он только ждал, когда Жэнь Во-син возглавит атаку на Северную Хэншань, чтобы весь клан Хэншань дал ему яростный отпор, и хотел погибнуть вместе со всеми. Хотя некоторые и советовали ему послать вести в Шаолинь и Удан, но он неизменно отвечал: «Даже если Шаолинь и Удан вместе придут к нам на помощь, разве они могут защитить нас от колдовского учения?»

Советчикам нечего было на это отвечать. Лин-ху Чун тогда продолжал: «Раз уж нет возможности спасти Северную Хэншань, то зачем впутывать в это Шаолинь и Удан, обрекать на смерть множество высоких мастеров этих кланов?» В душе, он вовсе не хотел сражаться с Жэнь Во-сином, Сян Вэнь-тянем, и другими, раз уж их брак с Ин-ин распался, он махнул на себя рукой, считая дальнейшую жизнь бессмысленной, и больше желая умереть, чем так жить.

Увидев, с какой решимостью Фан Чжэн и остальные последовали наставлениям Фэн Цин-яна, какие силы пришли на подмогу, он немного взбодрился, но необходимость вступать в смертный бой с людьми из учения Солнца и Луны его совершенно не вдохновляла.

Фан Чжэн произнес: «Глава клана Лин-ху, отрекшиеся от мира прежде всего чтут милосердие, старый монах вовсе не любитель подраться. Если бы это дело закончилось миром – и ладно, разумеется, это самое лучшее, но ведь мы уступили на шаг, так Жэнь Во-син на шаг продвинулся. Сегодня дело не в том, что мы не хотим идти на уступки, а в том, что глава учения Жэнь твердо решил искоренить наши истинные кланы. Разве только мы упадем ему в ноги, будем стучать лбом в землю, и выкрикивать: «Гениальному Главе учения тысяча осеней, десять тысяч лет, объединить цзянху!» О, Будда Амитабха!»»

Вот это «Гениальному Главе учения тысяча осеней, десять тысяч лет, объединить цзянху!» он так смешно сказал, да еще и «О, Будда Амитабха!» к этим словам добавил, что Лин-ху Чун невольно расхохотался: «И в самом деле. Позднерожденный, как услышит «Гениальный Глава учения», или «Тысяча осеней, десять тысяч лет, объединить цзянху!», так тут же все тело гусиной кожей покрывается. Позднерожденный и от тридцати чарок вина не пьянеет, [Это поэтическое сравнение, принятое в литературе. На самом деле, этнические китайцы весьма плохо переносят алкоголь, в реальной жизни они пьют весьма умеренно. Могучая сила винопития - такое же легендарное свойство литературных рыцарей, как и умение вспрыгивать на крыши, управлять потоками энергий, обездвиживать нажиманием на точки.] но, как услышит несколько раз «Тысяча осеней, десять тысяч лет, объединить цзянху!», то у него и голова начинает кружиться, и в глазах рябит, и он падает, как будто опьянел.

Фан Чжэн слегка улыбнулся: «У них там, в колдовском учении, и в самом деле здравицы очень мощные». Он помолчал немного, потом продолжил: «Преждерожденный Фэн на пике Приветствия рассвета видел, как у главы клана Лин-ху голова закружилась, и он велел Шестерым святым из персиковой долины принести словесное заклинание техники нэйгун, [нэйгун – управление внутренней энергией] велел старому монаху передать их главе клана Лин-ху. Шестеро святых из Персиковой долины в речах путаются, часто ошибаются, очень нелегко от них связной мысли добиться. Похоже, что преждерожденный Фэн с большой строгостью заставил их наизусть заучивать. Прошу главу клана Лин-ху показывать дорогу, пройдем во внутренний зал, чтобы получить устное наставление преждерожденного Фэна».

Лин-ху Чун с великой почтительностью проводил Великого наставника Фан Чжэна в одно из тихих внутренних помещений. Передача словесного заклинания через Великого наставника Фан Чжэна – это то же самое, будто бы сам дядюшка-великий наставник Фэн Цин-ян лично появился перед ним. Поэтому он преклонил колена, земно поклонился, и произнес: «Благодеяния дядюшки-наставника Фэна к позднерожденному велики, как гора».

Фан Чжэн не стал отказываться от церемонии, принял коленопреклонение, произнес: «Преждерожденный Фэн возлагает огромную надежду, что ты подкрепишь это словесное заклинание дополнительной практикой». Лин-ху Чун произнес: «Ученик повинуется приказу».

Фан Чжэн тут же слово за словом прочел словесное наставление, и Лин-ху Чун старательно запомнил его. Это заклинание не было слишком длинным, от начала и до конца всего тысяча с небольшим иероглифов. Фан Чжэн прочел один раз, дал Лин-ху Чуну хорошо запомнить, прошло некоторое время, и прочел еще один раз. Потом он прочел еще пять раз, и Лин-ху Чун без ошибок повторил наизусть.

Фан Чжэн произнес: «Эти методы нэйгун, регулирования сердца, переданные преждерожденным Фэном, хоть и имеют всего-навсего тысячу с небольшим иероглифов, но содержание их богато, смысл глубок, ни в коем случае нельзя смотреть с пренебрежением. Мы оба близкие друзья, не обижайся на старого монаха за прямые слова. Глава клана Лин-ху превосходно владеет техникой меча, а вот в управлении внутренней энергией, похоже, совсем не искусен. Лин-ху Чун произнес: «Позднерожденный только самую малость знает о нэйгун, прошу Великого наставника не бросать в помощи, прошу помогать указаниями». Фан Чжэн покивал: «Методы нэйгун и регуляции сердца преждерожденного Фэна, разумеется, отличаются от шаолиньских, но все пути боевого искусства Поднебесной приводят к общей вершине, и базовые указания не сильно различаются. Если глава клана Лин-ху не сочтет, что старый монах лезет не в свое дело, то старый монах будет помогать в трудных вопросах».

Лин-ху Чун знал, что он является мастером высочайшего уровня современности, получить его наставления – это почти то же самое, что и получать наставления от самого мастера Фэн Цин-яна. Дядюшка-великий наставник Фэн выбрал для передачи именно его, разумеется, по причине, что его нэйгун является глубоким и тщательно проработанным. Лин-ху Чун торопливо согнулся в поклоне: «Позднерожденный внимает поучениям».

Фан Чжэн произнес: «Прошу без излишних церемоний!» Он тут же провел анализ этого искусства регуляции сердца, разбирал фразу за фразой, затем дал указания, как дышать, перемещать энергию, как выводить и принимать, как запасать и транспортировать. Лин-ху Чун выучил эти ключевые заклинания, память у него была хорошая, вдобавок он получил ключевые указания, и только тогда понял скрытый в каждой фразе необъятный смысл.

Лин-ху Чун изначально был очень сообразительным, но ему потребовалось очень много времени, благо еще, что великий наставник Фан Чжэн терпеливо и подробно разъяснял тончайшие смыслы, позволяя ему проникнуть в удивительные области мира боевых искусств. Он вздохнул: «Великий наставник, позднерожденный все эти годы странствовал по рекам и озерам, хвалясь силой и смелостью, на самом деле не знал, насколько мелки его познания, стыдно до слез. Позднерожденному не суждено прожить долго, нет возможности отработать это тончайшее гунфу дядюшки-великого наставника Фэна. Но, вроде древние говорили что-то вроде того, что если утром довелось услышать о великой истине, то, если суждено умереть вечером, то не стоит тревожится, это о такой ситуации сказано?»

Фан Чжэн изрек: «Если утром услышал о Пути, то вечером можно и умереть!» Лин-ху Чун произнес: «Точно, именно эти слова, я слышал это от шифу. Сегодня я получил указания Великого наставника, будто у слепого очи открылись, даже если не останется времени это отработать, это все равно счастье».

Фан Чжэн произнес: «Наши кланы истинного учения собрались вокруг горы Северная Хэншань, перекрыли главные дороги, ждут атаки сил колдовского учения. Мы все вступим в схватку, возможно, и не проиграем. С чего главе клана Лин-ху так падать духом? Этот метод регулирования сердца вовсе не требует долгих лет для изучения и тренировки, потренируешь один день – на один день получишь пользу, потренируешь дольше – больше пользы получишь. Ближайшие несколько дней вроде, будет спокойно, главе клана Лин-ху ничего не мешает начать тренироваться. Да и старый монах тут без дела пребывает, уж лучше вместе исследовать». Лин-ху Чун поблагодарил: «Великий наставник необычайно добр, позднерожденный безмерно признателен».

Фан Чжэн произнес: «Опасаюсь, в ближайшее время сюда явится брат даос Чун Сюй, давай-ка, вместе посмотрим?» Лин-ху Чун спешно поднялся: «Оказывается даосский настоятель Чун Сюй тоже затруднил себя визитом, вот же я невежда». Они вернулись во внешний зал, и увидели, что в зале Будды уже горят свечи. Они вдвоем тренировали гунфу более трех страж, и уже стемнело.

Тут они увидели, что на футонах сидят три старых даосских монаха, и один из них как раз и есть даос Чун Сюй. Трое даосов увидели вошедших, и разом поднялись.

Лин-ху Чун опустился на колени для поклона: «Северная Хэншань попала в беду, уважаемые даосы пришли на подмогу, убогий клан сверху донизу, не знает, как выразить свою благодарность». Даос Чун Сюй торопливо поднял его, рассмеялся: «Старый даос уже давно пришел, узнал, что настоятель с молодым братцем Лин-ху во внутренних помещениях разбирают тончайшие вопросы нэйгун, не посмел отвлекать. Маленький братишка изучит это тончайшее гунфу, едва получит, тут же использует. Придет Жэнь Во-син, так он на нем потренируется, напугает его как следует».

Лин-ху Чун ответил: «Этот нэйгун регулирования сердца и глубок и широк, как позднерожденный может овладеть им за считанные дни? Говорят, что кланы Эмей, Куньлунь, Кунтун и другие тоже собрались, надо бы позвать всех высоких мастеров подняться на гору, вместе с оставить план. Каково мнение присутствующих?»

Чун Сюй изрек: «Они все тщательно замаскировались, чтобы подручные старого черта Жэнь Во-сина о них не узнали, если попросить их подняться на гору, боюсь, не избежать утечки информации. Мы тоже изменили облик, когда поднимались на гору, иначе отчего еще даже ученицы клана Хэншань не сообщили о нашем прибытии?»

Лин-ху Чун вспомнил, что когда он впервые столкнулся с даосом Чун Сюем, тот изображал старого крестьянина на ослике, с ним еще были двое сопровождающих – тоже высокие мастера клана Удан. Он внимательнее пригляделся, и узнал в остальных тех самых двоих ханьцев, с которыми в тот день соревновался на мечах на дороге в провинции Хубэй. Он тут же поклонился и рассмеялся: «Двое даосских старейшин изумительно владеют мастерством перевоплощения, если бы даосский наставник не упомянул бы об этом, то позднерожденный и не признал бы».

Эти двое старейшин тогда были наряжены крестьянами, один нес хворост, другой – овощи, дыхание их было тяжелым, будто они были тяжко больны, но в этот раз они были бодры и молодцеваты, только по контуру лица и можно было их узнать.

Чун Сюй указал на того ханьца, который тогда нес хворост: «Это брат-наставник Цин Сюй». Указал на того, который нес овощи: «Это мой племянник-наставник, даосское имя – Чэн Гао». Все четверо довольно рассмеялись. Цин Сюй и Чэн Гао разом заговорили: «У главы клана Лин-ху отменные методы меча». Лин-ху Чун скромно благодарил: «Виноват, провинился!» [Имеется в виду, что он их победил тогда, и теперь извиняется.]

Чун Сюй произнес: «Мои брат-наставник и племянник-наставник, может, и не очень утонченно владеют искусством меча, но в молодости они несколько десятков лет прожили в Западных землях, и каждый из них овладел одним особенным искусством. Один в совершенстве овладел мастерством изготовления механизмов, другой силен в изготовлении взрывчатых веществ». Лин-ху Чун произнес: «Это редчайшие навыки в этом мире. Чун Сюй продолжил: «Братец Лин-ху, я взял с собой именно их двоих, так как у меня была одна мысль. Полагаю, что они вдвоем помогут нам совершить великое дело».

Лин-ху Чун не уразумел, брякнул: «Совершить великое дело?»

Чун Сюй произнес: «Старый даос имел дерзость привезти с собой на драгоценную гору некую вещь, прошу братишку Лин-ху взглянуть». Он с людьми держался свободно и расковано, не то, что осторожный и крайне церемонный Фан Чжэн, поэтому один из них обращался «Братишка Лин-ху», а другой – «Глава клана Лин-ху». Лин-ху Чун был заинтригован, думал, тот что-то вытащит из-за пазухи. Чун Сюй рассмеялся: «Эта вещичка на самом деле не маленькая, за пазухой не поместится. Братишка-наставник Цин Сюй, зови, пусть заносят!»

Цин Сюй откликнулся на приказ, и вышел наружу, и скоро четверо босых парней крестьянского вида ввалились с коромыслами овощей. Цин Сюй произнес: «Вы видете перед собой главу клана Лин-ху и наставника монастыря Шаолинь Фан Чжэна». Четверо согнулись в поклонах. Лин-ху Чун понимал, что их место в иерархии клана Удан наверняка не из низких, и крайне вежливо ответил на их поклоны.

Цин Сюй распорядился: «Собирайте, будем устанавливать!» Четверо ханьцев стали выбрасывать из коромысел зелень и корнеплоды, под ними показались узлы и свертки. Они развязали узлы, и стали извлекать оттуда деревянные рейки, металлические инструменты, винты, пружины и прочие механизмы. Четверо работали быстро и слаженно, начали быстро вставлять одно в другое, и быстро собрали большое «кресло великого наставника». Лин-ху Чун изумился еще сильнее, подумал: «Этот трон такой сложный, в нем такое множество деталей. Не пойму, для чего такой сложный механизм, неужели для отработки внутренней энергии?»

После того, как трон был собран, четверо накрыли его подушками и накидками, натянули чехлы. И в этот момент все присутствующие в зале недоуменно уставились, увидев, что кресло обтянуто желтой парчой, с вышитыми золотом девятью драконами, подпирающими восходящее из вод океана солнце, слева было приписано восемь иероглифов «Возродил волшебное учение, окормляет всех живущих», а справа – «Тысячу осеней, десять тысяч лет, объединить цзянху».

Эти девять драконов скалили зубы и вытягивали когти, будто живые, шестнадцать иероглифов были вышиты сильным и мужественным почерком, доставляющим читающим невыразимое словами наслаждение. Вокруг этих шестнадцати иероглифов было пришито немало жемчугов и алмазов, яшма и другие драгоценные камни. Убогий маленький зал внезапно весь наполнился переливами жемчугов и бликами драгоценных камней.

Лин-ху Чун захлопал в ладоши от восторга, вспомнил, что Чун Сюй рассказывал, даос Цин Сюй много лет прожил в Западных землях, овладевая мастерством изготовления пружинных зарезающих механизмов, спросил: «Едва глава учения Жэнь увидит этот драгоценный трон, он не сможет на него не сесть. А внутри наверняка скрыт пружинный механизм, который погубит его жизнь?»

Даос Чун Сюй ответил: «Глава учения Жэнь обладает совершенной реакцией, он быстр, как молния. Механической зарезаловкой его не возьмешь. Даже если он заснет на этом стуле, то все равно успеет вскочить, и ранения не получит. Тут другое. Под этим стулом уложены специальные снадобья, которые приведут к воспламенению большого количества пороха».

Едва он это сказал, как Лин-ху Чун и шаолиньский настоятель изменились в лице. Фан Чжэн произнес мантру: «Амидофо».

Чун Сюй продолжил: «У этого механизма есть еще одно преимущество. Когда кто-то сядет, то сначала ничего не случится. Нужно просидеть время, достаточное, чтобы сгорела палочка благовоний – а вот тогда – рванет. Этот Жэнь Во-син очень подозрительный, проверяет все крайне тщательно, он вдруг обнаружит на пике Созерцании Истины такой вот трон – вряд ли осмелится тут же на него садиться, наверняка пошлет сесть кого-нибудь из подручных, чтобы тот опробовал. Раз на этом троне девять золотых драконов поддерживают Солнце, к тому же написаны эти слова: «Тысячу осеней, десять тысяч лет, объединить цзянху», то никто из предводителей колдовского учения не посмеет сидеть на нем достаточно долго, а вот Жэнь Во-син, после того, как сядет, долго не захочет с него слезать. Лин-ху Чун произнес: «Оказывается, даосский наставник все так тщательно рассчитал». Чун Сюй произнес: «Брат-наставник Цин Сюй еще кое-что предусмотрел. Если Жэнь Во-син не станет садиться, а велит людям снять чехлы и подушки, вплоть до того, что начнет механизм разбирать, чтобы посмотреть, что у него внутри, стоит только начать разборку, и механизм будет приведен в действие. Племянник-наставник Чэн Гао в этот раз принес на драгоценную гору двадцать тысяч цзиней взрывчатки. [десять тонн]
Опасаюсь, что это изуродует волшебный пейзаж драгоценной горы.

Лин-ху Чун аж заледенел, он лихорадочно размышлял: «Двадцать тысяч цзиней взрывчатки! Если это рванет, то «разобьются и камни, и драгоценная яшма»! Жэнь Во-син, само собой, в живых не останется, так ведь с ним вместе погибнут Ин-ин и большой старший брат Сян». Чун Сюй увидел, как он изменился в лице, произнес: «Колдовское учение во всеуслышание заявило, что хочет уничтожить Шаолинь, Удан, причинить им великие беды. Мы разработали этот план, чтобы противостоять Жэнь Во-сину, хотя наш план и коварен, но, погубив Жэнь Во-сина, мы спасем тысячи и тысячи жизней в воинском сообществе».
Фан Чжэн сложил ладони перед грудью: «Амидофо! Наше буддийское учение стремится к добру, ради всех живущих, нужно искоренить зло, обуздать демонов. Уничтожить одного, но спасти тысячи тысяч людей – это в самом деле великое благо». Он говорил эти слова с очень строгим выражением лица, все присутствующие буддисты и даосы тоже поднялись, и сложили ладони перед грудью: «Великий наставник Фан Чжэн говорит верно».

Лин-ху Чун соглашался с логикой слов Фан Чжэна – колдовское учение шло на гору Северная Хэншань с целью поголовного истребления, кланы истинного учения решили взорвать Жэнь Во-сина, уничтожить его – это было в согласии с Законами Неба и справедливостью Земли, никто с этим не смог бы поспорить. Убить Жэнь Во-сина – это его не особо трогало; что касается Сян Вэнь-тяня, то он бы предпочел умереть первым; о жизни и смерти Ин-ин он думал и так, и эдак, они давно уже решили умереть вместе, так что и это его уже не слишком заботило. Он видел, что все присутствующие ждут его реакции, он чуть поколебался, и произнес: «Дело уже дошло до этого, учение Солнца и Луны не оставило нам иного средства, план даосского наставника Чун Сюя, опасаюсь, является выбором с самыми малыми жертвами».

Чун Сюй произнес: «Брат Лин-ху неплохо сказал. «С минимальными жертвами» – эти четыре иероглифа – это желание всей моей жизни».

Лин-ху Чун произнес: «Позднерожденный молод и неопытен, посему прошу великого наставника Фан Чжэна, даосского наставника Чун Сюя взять на себя общее руководство нынешними делами. Позднерожденный возглавит последователей своего клана, будет старательно помогать в общем деле». Даос Чун Сюй рассмеялся: «Вот этого не достоин. Ты глава клана Северная Хэншань, как мы с великим наставником можем тут власть захватывать?» Лин-ху Чун ответил: «В этом деле позднерожденный никак не скромничает, ситуация такова, что нельзя не просить двоих уважаемых руководить». Фан Чжэн произнес: «Глава клана Лин-ху просит совершенно искренне, брат-даос тоже не должен много раз отказываться. Сейчас мы трое руководим в этой ситуации, но приказы брата-даоса сейчас самые важные для успеха».

Чун Сюй произнес еще несколько скромных вежливых фраз, и согласился. Он начал командовать: «На всех путях, ведущих к горе Северная Хэншань, мы уже спрятали засады, откуда бы колдовское учение не стало атаковать Хэншань, мы будем предупреждены. В тот раз, брат Лин-ху возглавил войско для штурма монастыря Шаолинь, мы приняли план Цзо Лэн-чаня, применили стратагему Пустого города...»

Лин-ху Чун слегка покраснел: «Позднерожденный был глуп, стыдно до сих пор». Чун Сюй улыбнулся: «Вот уж не думал, что враги в прошлой битве станут в этой битве друзьями. Если мы снова применим стратагему Пустого города, то это не выйдет, Жэнь Во-син крайне подозрителен. На поверхностный взгляд старого даоса, клан Северная Хэншань должен принять бой на вершине горы, из кланов Шаолинь и Удан мы выберем несколько десятков людей, чтобы они бились вместе с ними. Понятно, что, если Жэнь Во-син начнет атаку, и не увидит в рядах защитников пришедших к ним на подмогу мастеров из Шаолиня и Удана, то он сразу заподозрит обман».

Фан Чжэн и Лин-ху Чун в один голос подтвердили: «Именно так».

Чун Сюй продолжил: «А остальные отряды кланов Куньлунь, Эмей и Кунтун не должны себя обнаруживать, мы должны спрятаться в пещерах на горе. Когда отряды колдовского учения появятся, им будут сопротивляться силы кланов Северная Хэншань, Шаолинь и Удан, биться, как по-настоящему. Мы должны отрядить бойцов высшего уровня, чем больше они убьют врагов – тем лучше, а мы должны понести как можно меньшие потери».

Фан Чжэн вздохнул: «В колдовском учении сильных бойцов – как облаков, когда это дело закончится, с обеих сторон потери будут ужасающими». Чун Сюй произнес: «Мы выберем несколько мест с отвесными скальными стенами, приготовим веревки и железные тросы, когда битва дойдет до того, что поражение станет неизбежным, один за другим спустимся по этим канатам в долину, чтобы противник не смог с легкостью нас преследовать. После того, как Жэнь Во-син одержит полную победу, увидит этот трон, наверняка на него сядет. А когда произойдет взрыв, какие бы не были волшебные навыки у старого демона Жэня, он взлетит на Небо, тут бы и крылья не помогли, это уж точно. На гору Северная Хэншань ведет восемь тропинок, на них будут заложены тридцать два заряда – назад уже никто не вернется.

Лин-ху Чун спросил: «Тридцать два заряда?»

Чун Сюй ответил: «Именно так. Чэн Гао начнет завтра с утра, на каждой из восьми тропинок, ведущих на вершину горы Хэншань, выберет четыре самых опасных места, установит там заряды. Когда «земные громы» взорвутся, то все тропинки, ведущие на гору и с горы, срежет начисто. На гору взойдет десять тысяч людей из колдовского учения – значит, десять тысяч погибнут от голода, взойдет двадцать тысяч – значит, двадцать тысяч погибнут. Мы учли опыт ловушек Цзо Лэн-чаня, в этот раз они не сбегут, используя подземный ход».

Лин-ху Чун произнес: «В тот раз удрали из Шаолиня через подземный ход, можно сказать, счастливо отделались». Вдруг он вспомнил об одной вещи, и охнул. Чун Сюй спросил: «Братишка Лин-ху, в плане что-то не так?» Лин-ху Чун спросил: «Позднерожденный подумал, Жэнь Во-син поднимется на гору Хэншань, увидит этот драгоценный трон, и очень обрадуется. Но он наверняка что-то заподозрит, зачем это клан Северная Хэншань изготовил этот роскошный трон, вышил на нем эти восемь иероглифов «Тысячу осеней, десять тысяч лет, объединить цзянху»? Если это дело не прояснить, боюсь, он не наверняка сядет на этот трон». Чун Сюй ответил: «Это затруднение старый даос тоже продумал. На самом деле, сядет старый демон Жэнь на трон, или нет – это не так уж и важно. Ключевое решение в том, что мы кроме того устроим другие механизмы с воспламеняющимся средством, они тоже смогут инициировать взрыв. Просто, когда он будет сидеть перед надписью «Тысячу осеней, десять тысяч лет, объединить цзянху» беда придет у него из-под ног – это будет темой для разговоров в воинском сообществе». Лин-ху Чун ответил: «Точно».

Даос Чэн Гао произнес: «Дядюшка-наставник, у ученика есть идея, не знаю, можно сказать?» Чун Сюй рассмеялся: «Так говори, пусть великий наставник Фан Чжэн и глава клана Лин-ху дадут указания». Чэн Гао предложил: «Говорят, глава клана Лин-ху и барышня Жэнь из колдовского учения договорились о свадьбе, но из-за того, что истинное и ложное не могут существовать вместе, для этого возникли помехи. Если бы глава клана Лин-ху послал двоих учениц приветствовать главу учения, чтобы они ему сказали, что ради барышни Жэнь он специально разыскал искусных ремесленников, чтобы они сделали для него почетный трон. Он хочет его подарить, ради примирения между семьями. Не важно, согласится на примирение глава учения Жэнь, или нет, но, когда он увидит этот трон, то уже не будет столь подозрителен». Чун Сюй хлопнул в ладоши: «Замечательная стратагема! Во-первых...»

Лин-ху Чун покачал головой: «Не выйдет!» Чун Сюй вздрогнул, понял, что в плане есть слабость, спросил: «Братишка Лин-ху имеет какие высокие воззрения?» Лин-ху Чун произнес: «Жэнь Во-син хочет разрушить наш клан Северная Хэншань, я должен сопротивляться изо всех сил, но обманывать гро