Тяжести кризиса — на плечи трудящихся

В кризисных ситуациях с особой очевидностью проявляется сущность «социального партнерства» и «классового сотрудничества — стремление приспособить капитализм к неблагоприятным обстоятельствам, вызванным экономическим кризисом, и переложить его бремя на плечи трудящихся.

Толкуя об «общей выгоде» и «общих проблемах», популяризируя такие сентенции, как «мы все сидим на одном суку», «мы все плывем в одной лодке», буржуазия приглашает трудящихся «разделить бремя» монополий, которое эти монополии несут, якобы «ради всеобщего блага». Как утверждают пропагандисты буржуазного общества, «рабочему может быть хорошо только в том случае, если хорошо предпринимателю, а следовательно, и предприятию». Ради сохранения «социального мира» буржуазия призывает рабочих к жертвам, в первую очередь к отказу от борьбы за повышение заработной платы на том основании, что рост заработной платы «увеличивает инфляцию». Пропаганда ханжески утверждает, что эти жертвы приносятся не ради блага предпринимателей, а ради блага рабочих и даже тех, кто находится за воротами предприятия.

Иллюзии «социального партнерства» и «классового сотрудничества» направлены прежде всего на то, чтобы парализовать социальную и политическую деятельность рабочего класса, увести его с революционного пути, ведущего к радикальному преобразованию буржуазного общества, и затянуть в вязкое болото реформизма и оппортунизма. «Идеи классового сотрудничества или классового партнерства наряду с антикоммунизмом и расизмом служат основным идеологическим средством подчинения рабочего класса капитализму», — писал Джеймс Уэст. Такой же точки зрения придерживаются руководители и других коммунистических и рабочих партий.

Тем не менее определенная часть рабочего класса в развитых капиталистических странах разделяет социальные иллюзии, способствующие стабилизации капиталистической системы. Это — реальный факт, объективное явление. В. И. Ленин писал: «...как ни странно звучат эти слова, а в капиталистическом обществе буржуазную политику может вести и рабочий класс, если он забывает о своих освободительных целях, мирится с наемным рабством и ограничивается заботами о союзах то с одной, то с другой буржуазной партией ради мнимых «улучшений» своего рабского положения»^[124].

В связи с кризисами последнего времени материальная база политики социального маневрирования и, следовательно, «социального партнерства», которую правящий класс проводил в предыдущие десятилетия, значительно сократилась. Но иллюзии «равнопартнерских отношений» хотя и ослабли, но не исчезли.

«Мы все — средний класс!»

И еще об одной иллюзии — иллюзии социального равенства в Америке.

Провозглашенный в свое время буржуазией лозунг «Свобода, равенство и братство!» в эпоху великих революций собрал под знамена буржуазии значительные народные массы. Победив феодализм в исторической битве, капитализм устранил сословные привилегии. Устранение сословных границ и сословных привилегий питало и продолжает питать иллюзии о «независимой» и «свободной» личности.

Мы уже говорили о том, что в современном капиталистическом мире внешние атрибуты власти, столь пышно демонстрировавшиеся во времена феодализма, ныне в основном сведены к минимуму. Подлинные владыки капиталистического мира в определенных ситуациях стараются выглядеть обыкновенными людьми, богатство не выставляется напоказ, прибыли не рекламируются.

Конечно, социальные различия невозможно спрятать, замаскировать настолько, чтобы массы не могли не видеть разницы между имущими и неимущими. Но разница эта внешне не столь значительна, как раньше. И характерно, что в периоды предвыборных кампаний в капиталистических странах кандидаты на политические посты стремятся прежде всего представить себя «людьми из народа», «своими парнями», чтобы поддержать иллюзию «подлинного народовластия» в этих странах.

Провозглашаемые буржуазной пропагандой и поддерживаемые определенными предпосылками обещания «равных возможностей» подразумевают возможность каждого повысить свой социальный статус, уровень своего благополучия. В эпоху развития капитализма Соединенные Штаты действительно представляли собой страну со значительной социальной мобильностью. Ф. Энгельс писал, что США — это страна, «где переход из рядов рабочего класса в ряды фермеров, торговцев или капиталистов происходит еще сравнительно легко...»^[125]. Однако рост монополий, превращение капитализма в империализм резко ограничили подобные возможности.

Тем не менее, по данным американских политологов, в настоящее время 30 миллионов американских семей, или 53% их общего количества, по уровню доходов относится к так называемым «средним слоям». К «среднему» и «высшему» классу себя причисляли в 1948 — 1952 годах 37,7 — 43,6%, в 1969 — 1970 годах — около 45%, в 1973 — 1974 годах — 48,9 — 54,3%, в 1977 году — 47% опрошенных американцев^[126].

Трещина в окне витрины

Иллюзии «социального равенства» в немалой степени способствует потребительскии кредит. Покупая в кредит дом, автомобиль, другие дорогостоящие вещи, американец тем самым как бы «поднимает» свой уровень жизни, на время забывая о том, что эти вещи куплены им в рассрочку и не принадлежат ему полностью. О масштабах и темпах роста потребительского кредита можно судить по таким цифрам: в 1970 году задолженность американцев по потребительскому кредиту (без учета процентов) составляла более 143 миллиардов долларов, в 1975-м — более 223, в 1980-м — более 388 и к маю 1984-го — 520 миллиардов долларов.

Более половины населения США покупает товары в кредит, и семь из десяти американских семей имеют какой-либо вид задолженности. Американский журнал «Ю. С. ньюс энд Уорлд рипорт» привел такие данные: если в 1950 году американская семья после выплаты налогов отчисляла из своего бюджета 36,9% на погашение задолженности по потребительскому кредиту, то в 1978 году эта сумма составила уже 83,3%. Американский экономист Виктор Перло называет нынешнюю систему хозяйствования в США «кредитной экономикой», построенной на «жизни в кредит», на искусственно стимулируемом потреблении. Широкомасштабный кредит и действующая заодно с ним реклама, убеждающая в доступности самых разнообразных товаров и услуг, даже тех, которые раньше были доступны только «элите», способствовали укреплению иллюзии «приобщения» к «элите», укреплению иллюзии «равных возможностей». Современное буржуазное общество оказалось способным существовать лишь «в кредит».

Социальные иллюзии «равенства», основанные на кажущемся сходстве образов жизни, возникают прежде всего в среде значительного слоя непроизводственных трудящихся, так называемых «белых воротничков», составляющих управленческий и служебно-вспомогательный аппарат корпораций. Кажущаяся близость «белых воротничков» к владельцам частной собственности создает у них иллюзию принадлежности к мелкой буржуазии, в то время как по характеру своего труда и по отношению к собственности они ближе к рабочему классу. Причисляя себя к «среднему классу», в том числе и к мелкой буржуазии, они усваивают образ мышления, характерный для этого класса, становятся особенно подвержены воздействию социальных иллюзий.

«Страстная вера в собственные мифы»

Джон Стейнбек в своей книге «Америка и американцы» писал: «Похоже, что американцы живут, дышат и функционируют парадоксами, но ничто не является столь парадоксальным, как наша страстная вера в наши собственные мифы».

Но «парадоксальна» ли эта вера?

В период становления и развития капитализма социальные иллюзии возникают стихийно, как бы сами собой. Но со временем, когда капитализм переходит к стадии монополизации, социальная, экономическая, политическая практика начинает все настойчивее входить в конфликт с этими иллюзиями. Но они живучи.

Отмечая в одном из писем «известную отсталость мышления, приверженность к традициям» у американских рабочих, Ф. Энгельс объяснял это явление следующим образом: «...в такой молодой стране, никогда не знавшей феодализма и с самого начала развивавшейся на буржуазной основе, буржуазные предрассудки крепко засели также и в рабочем классе. Именно из протеста против метрополии, все еще носящей феодальную маскировку, американский рабочий воображает, что традиционная буржуазная форма хозяйства есть нечто по самой своей природе и на все времена прогрессивное и превосходное, нечто nec plus ultra». Ф. Энгельс заключал: «Тут помочь могут только крупные события...»^[127]

Для того чтобы держать массовое сознание в плену устаревающих иллюзий, буржуазия стремится воспроизводить их уже искусственно и в обновленном виде. Говоря о том, что «производство иллюзий, наводняющих наш опыт, стало бизнесом Америки, одним из самых честных и необходимых и наиболее уважаемых бизнесов», американский социолог Дэниел Бурстин замечает, что имеет в виду «не только рекламу и систему паблик рилейшнз, политическую риторику, но и все виды деятельности, направленные на то, чтобы информировать, утешать, исправлять, образовывать и поднимать нас: работу наших лучших журналистов, наших наиболее предприимчивых книгоиздателей, наших наиболее энергичных производителей и продавцов, наших наиболее преуспевающих артистов, наших лучших путеводителей для путешествий по странам мира и наших наиболее влиятельных лидеров в области международных отношений»^[128].

В последние годы, с приходом к власти в ряде стран консерваторов, курс на достижение «социального компромисса» уступил место открытому стремлению к «жесткой экономии» за счет трудящихся, к пропаганде «экономического реализма». Наряду с демагогией по поводу «социальной гармонии» временами слышится тезис о социальном неравенстве. Этот тезис был с предельной прямотой выражен в словах главы английского правительства Маргарет Тэтчер о «праве на неравенство». Этот же тезис в форме философской концепции проповедуют сегодня «новые правые» во Франции. Иными словами, откровенно ставится задача отобрать у трудящихся их завоевания — результат тяжелых классовых боев.

И это, конечно, не может не вести к постепенному разрушению и даже крушению социальных иллюзий.