Теневой Искатель, саморазрушение и трансформация

Если мы не отвечаем на зов нашего внутреннего Искателя, мы можем проживать его в теневых формах. Теневой Искатель проявляет себя в навязчивой потребности быть независимым, и так держит нас в изоляции и одиночестве. Если зов отрицается полностью, то он может проявиться в физических или душевных недугах. Как метко высказался Джеймс Хиллман (James Hillman), наши патологии – это зов богов.

Стремление к духовному росту может проявляться в теневой форме как стремление к тому, чтобы «улететь» на наркотиках, адреналиновой лихорадке кризисов и воодушевлении или навязчивых и жестоких амбиции. Обычно, это амбиции в мире (вскарабкаться по лестнице успеха), но неумеренными могут быть и духовные амбиции. Возможно, наиболее пугающая история духовных амбиций в их теневой форме – история Люцифера, который был сослан в ад за дерзкое желание захватить небесную власть. Люцифер означает «свет приносящий», его поиски все большего света привели к тому, он был брошен в крайнюю темноту, поскольку не просто хотел расти, но стремился быть лучше остальных. Теневая форма Искателя часто проявлена в гордыне.

Многие мифы предупреждают об опасности духовных амбиций. Искатель – архетип перехода от Эго к Душе, и зачастую лишь устремления Эго являются стимулом отправиться в путешествие. Прометей украл огонь у богов и в наказание прикован к скале, где птицы выклевывают его печень. Дедал предупреждает своего сына Икара не летать слишком высоко, но Икар, то ли из гордыни, то ли из неистовства жаждущего Искателя, воспаряет слишком близко к солнцу, и оно плавит восковые крылья и отправляет Икара в стремительное падение в море.

И все же истории о Люцифере и Икаре не отговаривают от путешествия. Они лишь предупреждают о высокомерии и гордыне: полете выше, чем есть навык или право летать. В этих историях наказывается не попытка взлететь, но высокомерие и забывчивость о допустимых пределах.

Трансцендентность и смерть

Страстное желание выйти за пределы, побуждающее все устремления, кажется такой же базовой человеческой потребностью, как потребность в воздухе, воде, еде и тепле. Действительно, во многих случаях это желание столь сильно, что люди подставят под удар базовые человеческие потребности для причастности к высшему. Величайшие творческие люди ставят под удар свое здоровье в поисках возгонки в творчестве. Величайшие мистики голодали, носили власяницы и другими способами насильственно обращались или обделяли свои тела на службе у духа. Альпинисты рискуют жизнью, чтобы достичь вершин. Атлеты игнорируют травмы и продолжают соревноваться в своей попытке достичь доселе недостижимого. Ученые становятся бледными и сутулыми от своей жизни в библиотеках в поисках мудрости.

Сегодня многие люди переживают опыт трансцендентности посредством работы. Отдача всех сил работе может порождать радостное возбуждение и эйфорию. И вместе с тем, стало нормативом для многих бизнесов и несомненно для многих профессий работать много больше часов, чем это физически, психологически и духовно здорово.

Зачастую в материалистичном, мирском обществе профессиональный успех – та гора, на которую взбирается Искатель. Как монахи и монахини носили власяницы, голодали, другими способами истязали свое здоровье и лишали удобств, чтобы вознестись, так и современные люди принимают как само собой разумеющееся необходимость подвергать риску свое здоровье на службе у священной чаши успеха. В то время как трудоголизм, столь широко распространенный в нашей культуре, плачевен и нездоров, его побуждения не таковы, и многие люди открывают более наполняющие пути трансцендентности.

Когда мы устремляемся в желании стать успешнее и богаче и контролировать человеческую жизнь, при том, что уровень благополучия и индивидуальной свободы такой, о котором человечество раньше и не могло мечтать, мы приносим в жертву свое здоровье и здоровье земли. В культурном отношении, архетип Искателя завладел нами в своей теневой форме.

Когда Искатель захватил нас, мы истязаем свои тела, жертвуем наиболее любящими отношениями, отбрасывать (практически) все сомнения в своей тяге стать больше, чем мы есть. Странствия предполагают интенсивное расширение границ познаний и опыта, границ того, какими мы можем быть и что можем делать. Словом, мы как прорастающее семя готовы с силой пробиться наружу и пустить побеги новой жизни, но это действие приведет к расколу старого контейнера Эго, чтобы тот открылся. Мы проживаем этот опыт в значимые переломные моменты нашей жизни. Тот же опыт мы проживаем, и когда умираем.

И при этом мы можем видеть связь архетипа Искателя со смертью в позитивной форме. Стихотворение Адриенны Рич (Adrienne Rich) «Фантазия для Эльвиры Шатаевой» (Fantasia for Elvira Shatayev), например, было написано под воздействием истории о гибели команды альпинисток в снежной буре на пике Ленина в августе 1974 года. Оно иллюстрирует одновременный зов к трансцендентности и смерти. И смерть на вершине горы не трагична, это кульминация жизни. В стихотворении Шатаева говорит о долгой многомесячной подготовке к подъему, о том, что мир остался внизу, и она видит этот мир опасным, поскольку в обычном мире все живут в ловушке своей отдельности. На вершине горы они достигают причастности к большему.

Смерть – маленькая цена платы за переживание опыта полной реализации себя и своих способностей в человеческом и природном обществе. Предельная цель Искателя – исполненная посредством выхода к большему Самость, бытие лучшим подлинным собой в соединении с вселенной.

В некоторых восточных религиях целью духовной практики является выход за пределы тела и Эго и, в конечном итоге, слияние с Богом. По сути, речь идет о смерти состояния индивидуальной Эго личности и полном погружении в Единство. Это схоже с христианской целью достижения бессмертия и вечного бытия с Богом. Это и есть цель Духа.

И тогда связь со смертью видна не только в патологической, но и в позитивной форме архетипа, и на всем диапазоне между. Квест – это зов Духа, чтобы прожить опыт перерождения и трансформации, умереть старому и возродиться в новое. И это означает, что в определенный момент путешествия каждый Искатель становится Посвященным.

Из Искателя в Посвященного

Превращение гусеницы в бабочку – традиционный символ духовной трансформации настолько глубокой, что кажется, что это не одно существо меняется, а один вид живого превращается в другой. Эта трансформация символизирует смерть жизни, проживаемой только на уровне физическом/ Эго, и перерождение в жизнь, пропитанную духом.

Многие люди сегодня аккумулируют свою жажду божественного в различные достижения: академических, спортивных, профессиональных. И поначалу это очень позитивно и здорово. Это именно то, чем следует заниматься подросткам и молодым взрослым. Достижения, путешествия и исследования мира – вот требования юности. Этим способом архетип Искателя помогает развитию Эго. И все же со временем, когда мы вырастаем и становимся зрелыми, архетип проявляется снова на более глубоком, выраженно духовном уровне. И в этот момент зов Духа требует выхода за пределы себя, чтобы получить опыт единства со вселенной, опыт, несущий в себе возможность заново родиться в жизнь духовного существа.

Такая трансформация требует больше, чем активные странствия. Чтобы случилась подлинная трансформация, мы должны умереть для старых себя. Следующая глава описывает архетип Разрушителя и как он начинает наше посвящение, инициацию в царство Души.

Уровни искателя

Тень: избыточные амбиции, перфекционизм, гордыня, неспособность делать выбор и брать на себя ответственность, зависимое поведение в целом;

Зов: отстраненность, неудовлетворенность, пустота; шанс просится в руки;

Уровень 1: исследования, странствия, экспериментирование, обучение, пробование нового;

Уровень 2: амбиции, взбирание по лестнице успеха, развитие лучшей версии себя;

Уровень 3: духовные поиски, трансформация.

Разрушитель (The Destroyer)

Цель: рост, метаморфозы;

Страх: быть уничтоженным, умереть и не возродиться;

Реакция на дракона / проблему: позволяет дракону уничтожить себя или уничтожает его;

Задача: научиться отпускать, полностью обновляться, принимать смертность;

Дар / Добродетель: смирение, принятие.

 

У нас есть множество способов получить анестезию и обезболить свой жизненный опыт: едой, шоппингом, телевидением и интернетом, алкоголем и наркотиками – и именно страх сможет нас пробудить. Рано или поздно потеря, страх или боль превращают наше путешествие в инициацию. Искательство – активный процесс, и в этом процессе скорее выбираем мы. Но инициация, особенно под правлением Разрушителя, выбирает нас.

Вы можете быть вброшены в инициирующий опыт смертью ребенка, любимого человека, родителя и внезапным осознанием смертности. Или же чувством беспомощности, обнаружением, что все, на что вы рассчитывали, что нарабатывали, что строили в своей жизни, обнулилось. Это может быть встреча с несправедливостью. Вы были добропорядочным, дисциплинированным, работоспособным и любящим, а в ответ получили удар в челюсть.

И это удар даже двойной: не только признанием своей смертности и предела, но тем, что это осознание происходит в контексте отсутствия подлинного смысла жизни. Довольно скверно познать, что вы умрете. Но познать смертность и одновременно ощутить, что ваша жизнь лишена смысла, мало выносимо. И все же нередко решение этой дилеммы кроется не том, чтобы бегать от признания смерти, но в том, чтобы дать своей жизни смысл как раз через принятие неизбежности смерти.

Мы все умираем. Мы можем верить или не верить в жизнь после смерти, и все же каждый из нас обязан распорядиться проживанием своей земной смертной жизни, с ее красотами и привязанностями. Скоротечность жизни заставляет нас признавать ее драгоценность. Осознание смерти может освободить нас от чрезмерной фиксации на достижениях, славе и успехе, оно призывает нас обернуться и вспомнить, что действительно имеет значение.

Верим мы или нет в жизнь после смерти, пока мы не перестанем отрицать реальность смерти, она неизбежно будет захватывать нас. Зигмунд Фрейд понял, что Танатос – сила человеческой жизни, столь же мощная, как Эрос, и, как и от Эроса, от него нельзя отказаться, его нельзя подавить. Если б это было не так, то зачем люди продолжают курить, зная, что эта привычка смертельна? Зачем кому бы то ни было работать в условиях высочайшего стресса? Зачем кому бы то ни было оставаться в насильственных отношениях? Странным образом, многие из нас подсознательно выбирают собственную смерть через образ жизни и через свои способы саморазрушения.

Способа избежать смерти нет, а для многих людей, с кем я знакома, нет и способов полностью уйти от определенных форм саморазрушительного поведения. Даже люди, неистовые в своем отказе от очевидно зависимого поведения, зачастую остаются зависимыми к более приемлемым социальным формам: например, ожирению, неразборчивости в связях и жадности. Человеческие существа, по всей видимости, не способны полностью отсоединить себя от Разрушителя. И тогда вопрос сводится к тому, кто разрушается и кем.

Ученые говорят о том, что энтропия, тенденция к разрастанию беспорядка и хаоса – естественный порядок вселенной. Жизнь навязывает порядок в беспорядочной вселенной, энтропия работает против этого порядка. Эта идея признается многими религиями, почитающими богов и богинь и как разрушителями, и как творцами. Например, в Индии богиня Кали почитается как дарительница смерти и разрушения. Христианство имеет свойство наделять свойством смерти и разрушения Дьявола как духовную сущность, с которой нужно бороться и которой нужно противостоять, но никак не почитать. И все же, похоже, что у Души есть свой подсознательный контракт со смертью, и потому людям так сложно избегать подпольного траффика с тем, что мы обыденно считаем злом: смертью, разрушением, самоуничтожением.

Отрицание смерти

Все, что мы отрицаем на сознательном уровне, будет иметь над нами власть. Если мы не смотрим в лицо способам, какими мы подпольно ведем дела со смертью, то тогда мы крепко держимся за невинность, Эго-ориентированное состояние, и отрицаем Душу. И мы становимся бессознательными и безвольными посредниками того, что мы отрицаем, зачастую одержимыми смертью и беспорядком.

Мы, как по отдельности, так и общество в целом, утверждаем свою преданность жизни и процветанию, устремленность тому, чтобы сделать мир лучшим местом для жизни. И при этом коэффициент младенческой смертности все еще высок, алкогольная и наркотическая зависимость повсеместна, а потребление сахара, жиров и фастфуда патологически высоко и у детей, и у взрослых. Мы загрязняем воздух, которым дышим, воду, которую пьем, и еду, которую едим. И мы продолжаем хранить ядерные и токсичные отходы в контейнерах, менее прочных и долговечных, чем сдерживаемые в них источники опасности. Повсеместное отрицание смерти сделало нас всех ее невольным союзником. Наше Эго любит видеть бога благосклонным родителем, достаточно сильным, чтобы мы никогда, как бы сильно ни состарились, не остались без вселенского Опекуна. Это важная часть религии и духовности, и это верование помогает нашему внутреннему ребенку чувствовать себя в достаточной безопасности, чтобы расти. И все же, когда мы пребываем в наивном детском положении в мире, сакральное видится просто как посредник для удовлетворения наших человеческих потребностей.

Наивное детское Эго-состояние хочет знать, что Бог убережет нас от многих опасностей и убережет на наших же условиях. Но упор на безопасность всегда ведет к отрицанию, и со временем – к психологическому онемению, бесчувственности.

Зашифрованное в наших Душах стремление к смерти фундаментально для метаморфоз. И все же реальность смерти и потери поднимает множество сложных теологических вопросов. Энни Диллард (Annie Dillard), например, находит, что мистические путешествия сходны с полетом ночной бабочки на пламя. Диллард описывает, как однажды поздней ночью наблюдала ночную бабочку, влетевшую в горящую свечу. Сначала брюшко бабочки попало в воск, и огонь принялся выжигать ее тело, оставляя лишь панцирь, который сталь новым фитилем. Диллард смотрела, как бабочка горела два часа. «Я погасила ее… сиявшую изнутри как опустевшее тело святого, как встретившаяся с огнем девственница, отправившаяся к Богу».

Диллард продолжает, рассказывая истории о семилетней девочке, ужасно обгоревшей в результате несчастного случая, и пытаясь связать эту трагедию с идеями любящего Бога. «Бог гневен… Кто знает, что любит Бог?». И все же Диллард предлагает признать жестокость как одну из основ человеческого существования, но не отказом от Бога или объявлением, что Бог мертв, а утверждением сакрального во всей его полноте, в том числе, и в ужасном.

Искалеченная девочка, как предполагает Энни Диллард, сделает пластическую операцию и, несомненно, будет вести нормальную жизнь. «Я буду любящей монахиней для тебя, - говорит Диллард в своем воображении девочке, – я и сейчас». Для сознания Эго такое утверждение звучит почти как мазохизм, но Душа знает подлинный смысл, поскольку всеми силами стремится любить жизнь, Бога и Самость и других во всей полноте, а не только прихорошенную Эго-версию жизни.

Вхождение в тайны почти всегда подразумевает встречу со страхом и признанием того факта, что предельная реальность вселенной не миловидна, не опрятна, не контролируема человеком. Опыт сексуальной страсти, опыт рождения, опыт смерти – части естественных циклов природы, и они особым образом путают и пугают Эго.

В каждом из нас есть Разрушитель, пребывающей на одной стороне со смертью, любящий смерть. В современном мире тень Разрушителя пытается разрушить Душу в интересах Эго. Такой Разрушитель пытается спасти наше Эго, атакуя Душу, тем самым защищая то, кем мы являемся на данный момент. Рано или поздно защиты падут, и откроются двери для встречи со своей глубиной и сутью.