Корабли-невидимки и люди-невидимки.

ТАЙНА ДВУХ ОКЕАНОВ

 

КОРАБЛИ-НЕВИДИМКИ

 

В Атлантике отмечены и даже засняты на киноленту гигантские волны высотой не менее ста метров. И это не рекорд — наблюдались отвесные стены из воды, вы­сота которых кажется фантастической. Это видели наши космонавты. Одна из таких волн, двигавшаяся близ бере­гов Африки, была заснята с космического корабля. Автор этих строк беседовал в восьмидесятых годах с летчиком-космонавтом Валерием Рюминым. Он один из тех, кто знаком с этим не понаслышке. На вопрос о феномене он ответил, что хорошо знает его. Волны ведут себя стран­но. Невозможно объяснить, куда же и как они исчезают, не принося разрушений на побережье (которые должны были быть, если исходить из реальной энергии волн-ко­лоссов).

После короткого разговора с Рюминым я должен был очень серьезно отнестись к другим свидетельствам. Чарлз Берлиц, увлеченный тайнами Атлантиды и Бермудского треугольника, сообщил в одном из интервью об удиви­тельном случае встречи с этим феноменом. Во время полного штиля перед рыбацкой шхуной внезапно возник­ла чудовищная волна. Рыбак, поведавший эту историю Берлицу по телефону уже впоследствии, не помнил мо­мента рождения этой водяной стены, соединявшейся, ка­залось, с небом. Он просто увидел ее внезапно — и все. На огромной высоте различались белопенные гребни. Ос­тавались считанные секунды — и рыбак распрощался с жизнью, ведь не было ни единого шанса, что удастся выбраться на поверхность из-под вздыбившейся толщи океана. Но едва стена коснулась носа шхуны, как от­крылся туннель, обведенный синими тенями и полутеня­ми. Это была реальность. Туннель существовал в самой толще вод. И шхуна вошла в него в тот же миг, прохо­дя сквозь волну так свободно, как в воздухе летит само­лет. Судно быстро втянуло туда, ничего нельзя было различить, исчезло даже ощущение движения. Рыбак не мог ответить на вопрос, сколько прошло времени. Это напоминало волшебную сказку. Шхуна внезапно вышла из ниоткуда. Во все стороны до горизонта расстилалось совершенно спокойное море. Как будто ничего не про­изошло. В памяти, однако, остались мгновения страха.

Похожие ощущения испытывали летчики, когда их затягивало в странные облака, и потом им удавалось вернуться. Нередко они свидетельствовали, что радио не работало, горючее не расходовалось, время остановилось. О том же красноречивей слов говорили стрелки часов и показания приборов.

Можно предполагать, что в подобных случаях человек буквально сталкивается с проявлением неизвестных сил и измерений. Параллельное пространство заявляет о себе. Еще Христофор Колумб, пересекая район Бермудского треугольника, с изумлением рассматривал гигантский столб огня над морем, тысячекратно увеличенное подобие свечи, окрасившее воду в тревожно-багряные тона. Затем этот столб или сноп стал тонуть в море — и утонул, не оставив никаких следов. В сорок девятом году нашего века примерно то же наблюдали со спасательного судна и в том же районе: оно вышло в море на поиски про­павшего самолета «Стар Тайгер». Явление, так и остав­шееся неразгаданным, как бы предшествовало черному занавесу, отгородившему людей от тайны.

Берлиц уверен, что во время секретного филадель­фийского эксперимента п 1943 году навсегда исчез эсми­нец «Элдридж». Он считает, что тогда проводили опыты с необыкновенно сильными электромагнитными полями. Подробности засекречены по сей день. Автору этих строк трудно судить о случившемся в 1943 году. Но, право, ни один радиоинженер или радиофизик не отмечал исчезно­вения магнетронов или других приборов, излучающих сильные электромагнитные волны, или антенн радаров, к примеру.

И все же одно высказывание Берлица освещает эту историю с совершенно неожиданной стороны. Он заявил корреспонденту, что экипаж эсминца частью исчез, про­пал, как бы растворился в другом пространстве, а неко­торые сошли с ума.

Это высказывание Берлица, казалось бы, должно бы­ло более всего остального вызвать реакцию крайнего скепсиса. Он словно комментировал фантастический аме­риканский кинофильм, поставленный по мотивам этого сверхсекретного эксперимента (в фильме люди гибнут, сходят с ума или отправляются в будущее, совершают путешествия во времени — после включения высокоча­стотных генераторов электромагнитных волн на борту эс­минца). Когда я смотрел этот фильм и припоминал ин­тервью Берлица, зародилось явное недоверие.

Последующие события ослабили это недоверие. Про­изошло это в два этапа. Сначала я ознакомился с фак­том применения инопланетянами оружия, неизвестного нам. Подробнее я расскажу об этом в следующей главе. Важно, что после того, как их тарелка была сбита ра­кетной батареей в Сибири и упала, расколовшись на­двое, они вышли из нее как из ореховой скорлупы, взя­лись за руки — и тогда произошло невероятное. Люди окаменели.

Взялись за руки. Это важнее всего. При этом образу­ется контур. Он был известен Месмеру и другим психокинетикам прошлого века. Он хорошо известен амери­канскому магу и иллюзионисту Дэвиду Копперфилду, с огромным успехом демонстрирующему его публике. Труд­но, конечно, догадаться, что это тот же прием, тот же метод. В зрелище, организованном Дэвидом Копперфилдом, вагон железнодорожного экспресса накрывается лег­ким плотным материалом, а люди берутся по его указа­нию за руки, окружив этот вагон. Далее — суперфанта­стика, которую никто не в состоянии объяснить. Вагон словно приподнимается над рельсами, синтетический ма­териал сохраняет его очертания. Но чем выше поднима­ется накрытый вагон над рельсами, над землей, тем больше размываются очертания, пока не становится яс­ным, что под материалом вагона уже нет, и сам матери­ал похож на пузырь.

Да, вагон исчезает. И с моей точки зрения, именно люди, взявшись за руки, делают это, сами того не подо­зревая. Живое кольцо использовали и инопланетяне. Фи­зикам эта энергия неизвестна. Так же точно не могут объяснить, как Дэвид на расстоянии зажигает электро­лампочку мощностью 200 ватт, которая даже не подсоединена к проводам, — этот один из самых скромных опытов талантливого мага непостижим для современной науки. Ей остается только одно — отмахнуться от по­добного.

Тем не менее романтически настроенные физики про­шлого все же сумели в 1943-м получить, по-видимому, кое-какие результаты именно в этом направлении. Ду­маю, что это могло бы получиться у них случайно. Кто знает, не образовали ли моряки и участники того экспе­римента на американском эсминце одно или несколько живых колец, как я это называю? Не сумели ли они по чистой случайности предвосхитить нечто из методики инопланетян? И тоже, кажется, с трагическим для людей результатом...

 

ЛЮДИ-НЕВИДИМКИ

 

Талантливейший маг современности, выступающий под именем Дэвида Копперфилда, как бы воскресил звучное имя героя романа Диккенса. Настоящая его фа­милия — Коткин. Родом он из Одессы, родители увезли его в Америку еще мальчиком. Характерная детская чер­та — мечтательность. Талант и целеустремленность по­зволили ему перешагнуть рубеж, доступный другим ма­гам. Его подлинным литературным предшественником яв­ляется не кто иной, как Человек-невидимка из романа Уэллса. Копперфилд не просто умеет становиться неви­димым, но использует это в поразительных эксперимен­тах и зрелищных программах. Другим литературным ге­роем, похожим на Копперфилда, стал Ариэль, созданный пером и воображением Грина. Приходят на ум имена Дедала и Икара, но они летали на крыльях, сделанных из птичьих перьев, скрепленных воском. Маг, о котором пойдет речь, летает без каких-либо крыльев и приспо­соблений. Он также проходит сквозь Великую Китайскую стену — единственный созданный руками человека объ­ект, видимый с Луны невооруженным глазом.

Тайны и секреты магии понимать и объяснять не просто, что же касается ее достижений самого высокого уровня, то порой буквально нет слов. Тем не менее, как это ни парадоксально звучит, еще фантаст Уэллс наме­тил верное направление поиска. На это, правда, не об­ращали внимания. Сначала Человек-невидимка рассказы­вает доктору Кемпу, с которым учился в одном универ­ситете, о довольно привычных законах физики:

«Оптическая непроницаемость! Весь этот вопрос — сплошная сеть загадок, сквозь нее лишь смутно просве­чивает неуловимое решение. А мне тогда было всего двадцать два года, и я был энтузиаст, вот я и сказал себе: «Этому вопросу я посвящу всю свою жизнь. Тут есть над чем поработать». Вы ведь знаете, каким быва­ешь дураком в двадцать два года.

— Кто знает, быть может, теперь мы еще глупее, — заметил Кемп».

Откровения Невидимки в какой-то степени перекли­каются с увлечениями Копперфилда.

Главная идея Невидимки — практически уравнять коэффициент преломления света в некоторых веществах с коэффициентом преломления в воздухе. Тело из такого вещества не отражает, не преломляет и не поглощает света и становится невидимым. Ведь мы видим любой объект лишь тогда, когда на сетчатку глаза попадают отраженные от объекта или преломленные им лучи. Если же предмет только поглощает свет, то он становится как бы моделью черной дыры, и мы его тоже наблюдаем — на фоне, правда, обычных вещей или пейзажа. Пример: медузы почти невидимы в воде.

«Стеклянный порошок и вода имеют почти одинако­вый коэффициент преломления, и свет, переходя из од­ной среды в другую, преломляется и отражается очень мало. Вы делаете стекло невидимым», — объясняет Не­видимка доктору и добавляет, что вещество точно так же можно сделать невидимым и в воздухе, изменив его способность преломлять свет. Приняв особый препарат, человек становится невидимым.

Критики Уэллса заметили, правда, что сам хрусталик глаза человека должен обязательно преломлять лучи, чтобы фокусировать их, иначе на сетчатке не будет воз­никать изображение и человек будет слеп. Но если хру­сталик преломляет лучи, то его видно со стороны. Та­ким образом, Невидимка не вполне невидим. Это, одна­ко, малозаметная деталь, и вздумай Невидимка высту­пать на сцене как Копперфилд, ему это вполне удалось бы. Заметив сущий пустяк, критики и литературоведы просмотрели и упустили самое важное — то, что делает Невидимку прямым предшественником Копперфилда. На самом деле, именно Уэллс устами своего героя сообщает:

«Я нашел общий закон пигментов и преломления света — формулу, геометрическое выражение, включающее четыре измерения». На языке оккультных наук и магии у этого четвертого измерения, причастного к проблеме невидимости, есть другое название — астрал, астральное пространство, астральный план.

И это действительно добавочное измерение окружаю­щего нас мира или, точнее, степень свободы. Много ли дает свободы эта ее степень? Лучше привести анало­гию. Два измерения — это плоскость или, ради образ­ности, — одна страница книги. Если добавить третье измерение, то сколько страниц можно уместить в этом трехмерном пространстве? Несчетное множество. Книга, сто книг, библиотека, сто библиотек уместятся в нем — вместо одной-единственной страницы. Ну а те­перь подумаем о добавлении четвертого измерения — вывод читателя, думается, не заставит себя долго ждать.

Английский фантаст по существу прав, подозревая именно астрал в создании эффектов невидимости. Можно даже добавить, что Уэллс сделал важный шаг к самосто­ятельному открытию одного из законов магии. На прак­тике к этому пришел Дэвид Копперфилд, который не отрицает, впрочем, что он изучал книги по магии. Сама заманчивая возможность стать невидимым служила ему нитью Ариадны в поисках и экспериментах. Посвящен­ные свидетельствовали: это возможно. Копперфилд стал первым человеком-невидимкой современного мира, либо отрицающего идеи магии, либо вовсе не знакомого с ни­ми. Рассмотрим феномен подробнее.

В одном из опытов Копперфилд остается в сейфе. Сейф закрывают ключом. Здание, в котором находится этот массивный сейф, подлежит сносу, и его взрывают примерно через минуту после того, как маг заключен в стальной ящик.

После взрыва остается гора битого строительного кам­ня, над которой висит облако пыли. Через некоторое время, примерно через несколько минут, камера показы­вает зрителей, столпившихся у толстого металлического листа размером с комнату. На нем оранжевое покрывало с магическим знаком. Отсюда виден был взрыв, видны каменные обломки.

Вдруг край покрывала зашевелился точно от ветра. Еще раз. Плотная оранжевая материя как бы ожила, под ней наметился объем. С затаенным дыханием со­бравшиеся наблюдают фантастическую картину. Покрыва­ло откидывается, и перед наэлектризованной толпой предстает Дэвид Копперфилд.

Именно этот эксперимент демонстрирует способность становиться невидимым. Чтобы убедиться в этом, мне предстояло провести подсчет времени, которое нужно, чтобы человек смог перейти из здания до стального лис­та. Это время примерно совпадает с тем, которое отде­ляет минуту взрыва от момента появления Копперфилда на листе.

Эксперимент очень сложен по замыслу, и сказанное еще не раскрывает его тайны. Поэтому продолжим: поче­му, к примеру, используется этот огромный лист стали толщиной, по моей оценке, в два дюйма, то есть около пяти сантиметров? Это корабельная сталь, из которой делают броню военных кораблей среднего тоннажа. Лист весит несколько тонн. Не все ли равно, где появиться магу? Может быть, и покрывало не нужно? Нет, все это нужно и дает возможность автору этих строк воссоздать полную схему опыта.

Оказывается, главная тайна даже не в невидимости, а в раздвоении человека. Да, Копперфилд раздваивается. Маги-теоретики это знают. Но одно дело знать, и совсем другое — делать. Копперфилд демонстрирует и знание, и умение.

Дело в том, что, кроме астрала, есть и другие изме­рения и планы. Но сообразно с этим и в самом челове­ке есть тело, есть душа и есть так называемое тонкое тело. Остается назвать еще одно тело — ментальное. Это азы оккультизма и магии. Теперь нужно сделать важный шаг и представить, что тонкое тело, ментальное, а также душа покидают тело человека (точнее, плотное или физическое тело, как это называется на языке ма­гии). В этом покинутом тремя важнейшими элементами теле остается астрал (астральное тело человека). И вот — этот парадокс нужно уяснить — астрал делает тело человека невидимым. Он выполняет роль шапки-не­видимки. (Не отсюда ли, кстати, пошли повествования и сказки о шапке-невидимке?)

Это состояние еще не смерть. Астральное тело в плотном теле, то есть в обычном, дает возможность чув­ствовать, реагировать, видеть. С другой стороны, уход ментального тела практически лишает возможности мыс­лить, делать заключения — за эти операции отвечает ментальное тело, и только оно.

Астрал в плотном теле — это один двойник. Он невидим. Это человек-невидимка, к тому же почти лишен­ный способности мыслить. Зато эмоции, яркие образы в его распоряжении остаются.

Другой двойник — это комбинация души, ментально­го и тонкого тел. А он-то как раз виден. Он производит впечатление настоящего человека. Он может мыслить, но эмоции ему недоступны. Именно этот видимый двойник, заметим попутно, участвует в знаменитом опыте Копперфилда с огромной пилой, распиливающей его пополам. При этом маг свободно, бесстрастно двигает ногами по­добно ребенку на траве — уже после того, как его рас­пилили. Потом верхнюю часть его туловища подвигают к нижней и Копперфилд встает вскоре живой и невреди­мый. Эту способность «срастания» придает как раз тон­кое тело, его нельзя «распилить совсем».

Вернемся к огромному стальному листу. Что там про­исходит?

А там происходит воссоединение двойников, видимого и невидимого. Один из них прошел сквозь стенки сейфа, и стены здания, и развалины. Строго говоря, призраки обладают способностью управлять своей видимостью и тоже, в свою очередь, становятся невидимыми. Это доба­вочное свойство двойника-призрака, лишенного плотного тела, и используется в опыте. Я не берусь обсуждать детали, для этого, пожалуй, мало и целой книги. Но са­мые важные технические детали нужно отметить. Итак, зачем же такой огромный лист металла?..

Это не просто лист. Это площадка воссоединения ду­ши и остальных «компонентов» человека или, по нашей упрощенной схеме — двух его двойников. Но если это так, то площадка должна быть массивной и давать га­рантию, что не только один случайный наблюдатель, но и вся толпа не сможет ее сдвинуть и помешать очень тонкому процессу, происходящему под покрывалом. Та­кую гарантию и дает сталь.

Опыты Копперфилда помогли мне утвердиться в од­ной очень важной мысли. Существуют так называемые изумрудные скрижали бога Тота (греки называли его Гермесом Трисмегистом, то есть Гермесом трижды вели­чайшим). В тексте скрижалей есть загадочный текст о разделении тонкого и грубого и о невиданных возможно­стях, которые это дает. Комментарий ученых однозначен: речь идет об атомах и об их расщеплении, о ядерной энергии, об использовании цепной реакции распада и де­ления ядер. Берусь оспорить это распространенное мне­ние. Речь идет не о ядрах атомов, а о тонком теле че­ловека, его душе и других телах, о которых речь уже шла. Что это дает, как раз и демонстрирует Коппер­филд.

Когда точно от порыва ветра движется покрывало с магическим знаком — невидимка начинает действовать. Он един в двух или даже трех лицах, о чем я расска­зал. Копперфилд овладел тайной Гермеса Трисмегиста.

Отделив тонкое от грубого (плотного тела), он нау­чился управлять «тонким двойником» (душа, ментальное и тонкое тело). Этот «тонкий двойник», вообще говоря, подобен призракам и привидениям, но в случае необхо­димости подчиняется воле мага — может переходить из состояния оптической видимости в состояние невидимости в нашем обычном мире. Так же, как и привидения, он проходит сквозь стены, и металлический сейф не являет­ся для него преградой, так же, впрочем, как и Великая Китайская стена. Мне представляется, что эксперимент со стеной технически проще. Огороженное место — па­ланкин — вынесен вверх, почти на край стены. У аст­рального двойника в плотном теле и двойника-призрака разные пути. Первый обязательно должен пройти вверху, перелезть через стену — для этого и приподнят палан­кин. Второй может свободно пройти сквозь каменную преграду. Воссоединение происходит уже по другую сто­рону стены.

...Умение человека летать, левитация, по моей гипо­тезе, сродни телекинезу, и для объяснения хотелось бы ввести в обиход одно лишь слово: биогравитация. Так же объясняется притягивание различных предметов (ло­жек, вилок и прочее) к телу человека. Биогравитация может быть и направленной, как в опытах телекинетика Н. Кулагиной, которые мне в свое время доводилось на­блюдать. Академик Ю. Кобзарев, создатель первого в мире радиолокатора РУС-1, изучал феномены Н. Кулаги­ной и Р. Кулешовой (кожное зрение). На правах его ас­пиранта я принимал в этом участие — общая публика­ция вышла в одном из популярных журналов. После смерти учителя я работал с телекинетиками и пришел к выводу о возможности биогравитации.

Именно этот эффект демонстрирует Копперфилд, сво­бодно летая над сценой и зрительным залом, поднимая в самостоятельном полете подготовленных им женщин.

Биогравитация (как и гравитация) — это как бы по­следняя область или инстанция привычного нам мира.

Она основана на свойствах тонкого тела и мельчайших частиц эфира, его составляющих, и так же естественна в этой области, как ветер и течение воды — в нашей. Из этих же мельчайших частиц состоят и протоны, и нейт­роны, и электроны — не буду утомлять читателя пере­числением.

В своей монографии «Общая эфиродинамика» мои коллега физик В. Ацюковский подсчитал энергию эфира, находящегося в нашем, обычном пространстве. Один ку­бический сантиметр его заключает в себе энергию сорока миллиардов мегатонных водородных бомб. Мне довелось проверить расчеты Ацюковского и найти в них неточ­ность: на самом деле один кубик эфира обладает энер­гией, соответствующей взрыву 260 миллиардов мегатон­ных бомб. Одновременно это и есть та энергия вакуума, о которой иногда вспоминают. Полеты Копперфилда не требуют заметной доли этой энергии. Не используется даже триллионная доля. Тем не менее блестящее управ­ление даже незначительной долей эфирных потоков в своем теле дает удивительные результаты. Тот же источ­ник энергии позволяет магу зажигать на расстоянии электрическую лампу.

Несколько слов о подъеме в воздух и дематериализации железнодорожного вагона и других объектов. Это могут делать инопланетяне. Нечто подобное демонстриро­вал в прошлом веке Месмер. Используется та же энер­гия, о которой только что рассказано. Отличие в том, что образуется круг людей, взявшихся за руки. Под воз­действием мага происходит нечто подобное когерентному истечению волн эфира. В этом, кажется, — решение проблемы.

Копперфилд демонстрирует высочайшее искусство ма­га не в последнюю очередь из-за того, что в детстве он был мечтателем и, скорее всего, остался им по сей день. Для таких людей буквально нет преград — все их тон­кие и сверхтонкие тела летают на крыльях мечты, увле­кая за собой мага, человека-творца.

 

ТАЙНА ДВУХ ОКЕАНОВ

 

Речь пойдет сначала о корабле, удостоенном приза за скорость, — и приз этот называется «Голубая лента Ат­лантики». В 1907 году лайнер «Лузитания» пересек оке­ан за 4 дня 19 часов. Его водоизмещение более 30 ты­сяч тонн, длина 240 метров, паровые турбины трансат­лантического лайнера позволяли ему развивать скорость более 25 узлов (25 морских миль в час). Позволяли — я употребляю прошедшее время не столько из-за давно­сти лет, сколько потому, что гордость Атлантики в пер­вый же год первой мировой войны была потоплена с пассажирами на борту. Корабль ушел на дно, не усту­пив, насколько мне известно, первенства в скорости ни одному пассажирскому судну тех лет.

Сразу после начала первой мировой германский крей­сер попытался захватить «Лузитанию» и даже успел пе­редать по радио приказ: «Корабль захвачен. Следуйте за мной». На этот скоропалительный выпад капитан «Лузитании» ответил очень простым решением — развить мак­симальную скорость и уйти от крейсера. Решение это увенчалось успехом. Вскоре крейсер потерял «Лузита­нию» из виду. Скорость в 27 узлов оказалась вне преде­ла его возможностей. А именно такую скорость показал трансатлантический лайнер тогда.

Случай получил огласку. Многие были уверены, что «Лузитания» вне опасности даже в военное время. Вот почему она считалась подлинной гордостью Атлантики. Ее услугами пользовались самые респектабельные пасса­жиры.

Весной 1915 года прохожие и зеваки, а также прово­жающие знакомых и близких в дальний рейс любовались четырехтрубным колоссом, не подозревая, что его ждет на этот раз ситуация, которую можно выразить лишь с помощью слов «трагедия» и «тайна».

Это происходило в Нью-Йорке, у причала одной из английских пароходных компаний. На борт корабля гру­зят почту и багаж. Сопровождающие ведут последних пассажиров в каюты, предупредительно ограждая от из­лишних хлопот.

Все готово к дальнему рейсу в Англию. В этот день, первого мая 1915 года, на борту появляется чуть ли не самый богатый человек в мире. Его имя Альфред Ван-дербильт. Он страстный поклонник конного спорта, влюблен в скачки и в скаковых лошадей, которых оце­нивает безукоризненно, заставляя прислушиваться к свое­му мнению и любителей и профессионалов. В Лондоне как раз, несмотря на военные невзгоды, организована выставка скаковых лошадей. На Вандербильте черный строгий сюртук, он степенно поднимается по трапу, направляется в сопровождении боя к центральному салону парохода. Он в центре внимания. Многие наблюдают следующую сцену: рассыльный подходит к нему с подно­сом, почтительным движением предлагает поднос внима­нию самого богатого человека, тот кивает, берет с под­носа телеграмму. Текст телеграммы странен, необычен.

«Из определенных источников известно «Лузитания» будет торпедирована Точка Немедленно отложите плава­ние».

Телеграмма без подписи. Ее текст напечатают утром газеты Нью-Йорка, когда «Лузитании» уже не будет у причала: она вечером уйдет в свое плавание. И Вандербильт удобно расположится в просторной каюте, вспоми­ная казус со странной депешей. Как он мог поверить, что найдется судно или подводная лодка, которые могли бы догнать гордость Атлантики? Ну а в случайные встречи он не верил. Какова в самом деле вероятность того, что вражеский военный корабль угадает точный курс «Лузитании» и встретит ее в позиции, удобной для немедленной торпедной атаки? Она очень мала, эта ве­роятность, ведь экипаж самого быстроходного лайнера не дремлет, он готов прочертить на водной глади такие пи­руэты, что залюбуешься, наблюдая издали. Имя капита­на «Лузитании» говорило само за себя: Уильям Тэрнер. Опытнейший морской волк, пользовавшийся особым ува­жением сотрудников английской компании «Кунард Лайн».

К тому же в Атлантике еще не появлялись немецкие подводные лодки, они держались в морях, в заливах, близ побережий. Вполне естественно, что первые дни плавания проходили спокойно.

Вот что произошло дальше.

Через пять с половиной суток после отплытия «Лузи­тания» подошла к юго-западному побережью Ирландии. Уильям Тэрнер приказал тщательнее наблюдать обста­новку в море и вместе с тем в рабочем порядке, не вы­зывая паники или тревоги пассажиров, подготовить шлюпки, задраить двери переборок, заглушки, люки — все, что подлежит задраиванию, а также поднять давле­ние в котлах до максимальной отметки. Все эти распо­ряжения делают честь капитану английской компании. Он-то не почивал на лаврах на борту самого быстроход­ного и потому неуязвимого корабля. Возможно, с очень большой высоты можно было увидеть струи течений, вы­званных стремительным ходом корабля: это был причуд­ливый рисунок, ведь по приказу капитана «Лузитания» каждые пять минут меняла курс! Вражеская подлодка не сумела бы, пожалуй, дать прицельный залп из своих торпедных аппаратов. А догнать лайнер невозможно!

7 мая. Время: 14 часов 10 минут. Неожиданно мат­рос Томас Куин по телефону передает капитану Тэрнеру:

— С правого борта торпеда, сэр!

— Лево на борт! — следует немедленный приказ ка­питана рулевому.

Торпеда была выпущена средней немецкой подводной лодкой, которой командовал капитан-лейтенант Швигер. Ему предписывалось патрулировать район к югу от Ир­ландии, участвуя, таким образом, в морской блокаде Ан­глии. Предписание было недвусмысленным: «Топить лю­бое судно противника без предупреждения во всем райо­не патрулирования». На задание лодка Швигера вышла еще в середине апреля. Постоянные апрельские туманы надежно укрывали даже крупные корабли, но тридцати­двухлетний Швигер надеялся на успех. Этот успех, как водится в военное время, обернулся подлинной трагедией на море, с которой сравнима разве что трагедия «Тита­ника», налетевшего на айсберг тремя годами раньше в той же Атлантике.

5 мая лодка Швигера потопила сразу два судна — парусник «Эрл оф Латам» и грузовой пароход «Кандадат». Оба судна английские. После этого надлежало по­полнить запасы горючего, а для этого надо было идти к немецкой морской базе Вильгельмсхафен. Курс был про­ложен на Ла-Манш, но у входа в пролив произошла встреча с английскими военными кораблями — сначала миноносцем, а затем крейсером. Большая скорость их помешала атаке. Швигер был расстроен. Вдруг появился четырехтрубный пароход. Швигер не узнал его. Его курс вначале был перпендикулярен курсу лодки. В вахтенном журнале появляется запись: «Перед нами четыре трубы и мачты большого парохода. Он идет с юго-запада... по­хоже, что это пассажирское судно».

Скорость «Лузитании» такова, что, сохрани она на­правление движения, Швигер не догнал бы ее. Трагиче­ская случайность: именно в эти решающие минуты «Лу­зитания» совершает очередной маневр, меняя курс как раз для того, чтобы избежать встречи с подводными лод­ками, точнее, чтобы воспрепятствовать их выходу для торпедной атаки.

Парадокс. Именно этот маневр дает Швигеру повод приготовиться к атаке.

«Пароход делает поворот и ложится на курс на Куинстаун. Это дает нам возможность догнать его и произ­вести атаку. Идем на предельной скорости, чтобы успеть занять нужную позицию». Такова следующая запись в вахтенном журнале немецкой подлодки.

Что же происходит? Швигер приказывает держаться параллельного курса, но убеждается, что его лодке все же не хватает скорости, чтобы догнать «большой паро­ход». Параллель не получилась, как на то несколько ми­нут надеялся Швигер, упустивший по той же причине два английских военных корабля.

И снова происходит неожиданность. «Лузитания», еще не узнанная никем из немецких наблюдателей, снова меняет курс. На этот раз она идет навстречу своей ги­бели, приближаясь к лодке Швигера на две мили. Капи­тан вызывает своего старшего штурмана для консульта­ции. Между тем «Лузитания» снова меняет курс и идет уже буквально навстречу морскому хищнику, прямо на подводную лодку. Швигер не успел выслушать своего штурмана. «Большой пароход» приближался слишком бы­стро, а нужно было успеть поразить его и произвести погружение. Иначе киль парохода буквально смял бы подводную лодку.

Сама «Лузитания» как бы провоцирует немецкого ка­питана на сверхсрочные действия. «Залп! Срочное погру­жение!» Так звучит приказ Швигера. Ситуация была почти роковой и для лодки. Ведь оба судна — «Лузитанию» и подлодку — разделяло в этот момент не более 400 метров!

Почти сразу последовал удар, взрыв, взметнулся фон­тан воды — торпеда продырявила борт лайнера. Штур­ман успел взглянуть в перископ (раньше он работал на торговых судах и знал пассажирский флот англичан),

— Боже мой! — воскликнул штурман. — Это же «Лузитания»!

Пассажиров «Лузитании» оглушил взрыв, за ним по­следовал второй, еще более страшный. О нем спорят ис­торики до сих пор. Сам Швигер категорически отрицал запуск второй торпеды. Поэтому немцы объясняют вто­рой взрыв детонацией взрывчатых веществ. Взрывчатка была тайно погружена на борт пассажирского парохода, чтобы доставить ее в воюющую с Германией Англию — так утверждают немцы. В таком случае комфортабель­ный пароход был применен в целях маскировки этого замысла.

Англичане начисто отрицают такую возможность — по вполне понятным причинам.

Капитан Тэрнер надеялся дотянуть до отмели и поса­дить на нее свой корабль. Он очень рассчитывал на его отменные мореходные качества. Однако произошло вот что: взрыв разрушил паровую турбину, перебил главную паровую магистраль, «Лузитания» потеряла ход и сразу стала крениться на борт. Всего через несколько минут она стала буквально валиться на правый бок, а ее тру­бы обрушились на палубу и в воду, убивая массу лю­дей, соскальзывающих с палубы в море. Удалось спу­стить лишь часть шлюпок. Спасательных жилетов было роздано не более пятисот. Пассажиров на «Лузитании» было около двух тысяч. Более половины из них погибли. Погиб и Вандербильт (вместе с ним нашли кончину аме­риканский писатель Формен, драматург Клейн, океано­граф Стэкхауз, режиссер Фрохман — последние двое возвращались к себе в Англию).

Теперь вспомним о телеграмме, которую прочел Ван­дербильт еще у причала в Нью-Йорке. Швигер не знал, что это за «большой пароход», по которому его подвод­ная лодка выпустила торпеду. Он узнал это со слов сво­его штурмана, когда торпеда уже шла к цели. Но если этого не знал торпедирующий «Лузитанию» немецкий ка­питан, то кто мог знать вообще, да еще за несколько дней до прибытия лайнера к ирландскому побережью! И более того, этот неизвестный должен был еще и послать телеграмму, которая должна быть получена Вандербильтом.

Объяснений как будто бы нет.

 

* * *

 

Фото этого корабля нередко украшало страницы жур­налов во многих странах Европы. В семидесятых годах в Будапеште, много лет спустя после его гибели, я впер­вые услышал о нем. В ночном кабаре «Максим» я занял место в пятом ряду полукруглого партера. Рядом со мной оказался немец из ФРГ, с ним был спутник. Раз­несли пиво и кофе. Помню до сих пор цену за чашку кофе (я перевожу ее в тогдашние рубли) — 3 рубля или около пятидесяти форинтов. По тем временам это было дорого для приезжего журналиста. Пиво было еще дороже. Тогда в Венгрии начинался тот процесс, который затем внедрился в польскую и советскую действитель­ность, изменив ее.

Немец принял меня за соотечественника. Мой акцент выдал меня, но разговор продолжался.

Мы сидели в полутьме, только круг эстрады был освещен, и там, по светлому желтоватому полу, стуча­ли шпильки модных дамских туфель. Рослые красивые женщины танцевали в туфлях и серебристых лифчиках. Но вот вышла еще одна танцовщица. Немец зааплоди­ровал, его спутник поддержал его. Я тотчас понял, что они здесь уже не впервые. Их реакция в отличие от моей была мгновенной: кроме туфель на вышедшей к нам королеве «Максима» не было ничего, даже бикини. Я хлопнул в ладоши совершенно искренне, а не из желания поддержать соседей. Она была восхитительна.

Она не вышла, а выплыла — грациозная, светлая, сияющая под лучами софитов, светилось все ее тело.

— Великолепна! — воскликнул сосед.

Я тоже сказал несколько слов, и именно те, что чи­татель прочел выше. Тут кто-то вспомнил «Лузитанию». Не помню точно, по какому поводу. Не то вспоминал заведения на ее борту, не то... мне тогда показалось, что он хотел сравнить эту деву с кораблем. Что ж, да­же такое сравнение было уместно.

Помню слово «торпедировать». Кого торпедировать? Ее? Или «Лузитанию»? Так я вникал постепенно в смысл восторженных и сбивчивых, немного циничных за­мечаний немцев.

Вот она уплыла от нас, скрылась, как будто растая­ла.

Тогда, уже в почти постсоциалистической Венгрии, по­жалуй, один «Максим» давал возможность такого призна­ния для простой женской красоты. Ну, а уж в какой фор­ме признавать ее — зависело от публики и ее вкусов.

Вышла певица. Спустилась с эстрады, поднялась к нам, села на колени к кому-то в третьем ряду, по­том — ко мне. Непринужденно пожала мне руку, ка­жется, мы поцеловались. Ушла.

Немец снова произнес это слово: «Лузитания».

Я спросил, что это означает. Если название корабля, то я слышал его, но не более того. Он объяснил, указав на соседа:

— Родственник этого человека хотел спасти самого знаменитого пассажира затонувшей «Лузитании».

— Что за пассажир такой?

— О, это самый богатый человек в мире. Вандербильт.

Я признался, что, кроме имени, ничего о нем больше не знаю. Что с ним случилось? Он объяснил вкратце. Я не придал этому значения. Не знал, не ведал ничего о судьбе «Лузитании». Тогда все это для меня не звучало, почти не воспринималось.

Много позднее я случайно прочитал в старых журна­лах о гибели этого удивительного корабля. Сложилась целая картина. Восстанавливая в памяти выражения лиц моих собеседников, восторги, улыбки, припоминая точ­ный смысл замечаний и рассказанного мне, я прихожу к выводу, что человек, которого назвали родственником од­ного из моих соседей в «Максиме», обладал незаурядны­ми способностями и даже талантами. Помню слово «предсказание» и еще одно слово: «талант». Это о нем, И еще: он увидел «Лузитанию», плывущую в небе, и смог предсказать ее земной конец. Так я склоняюсь и подвожу читателя к мысли, что среди немецких мисти­ков и прорицателей нашелся один человек, причастный к истории с удивительным кораблем. Он предсказал, указал, увидел, наконец, этот корабль перед его ги­белью. И послал телеграмму.

Других объяснений у меня пока нет.

 

* * *

 

Я писал где-то о повторяемости ситуаций в соответ­ствии с космическими ритмами. Один из периодов повто­рения — 28 лет. Эта цифра или, точнее, близкая к ней позволила мне найти событие, трагедию на море, подо­бную драме на «Лузитании».

Прошло 29 лет, и близ берегов Японии был торпеди­рован крупнейший авианосец «Синано». Это было новое секретное оружие Японии па морях, ее надежда, ее мощь. Авианосец не принимал участия в операциях, он вышел из Токийского залива в свое первое плавание. На нем было много гражданских лиц, участвовавших в его строительстве. И, как в случае с «Л