Что есть Лондон?.. Это великий Кин

18 октября 1821 года Анри принял решение: «Любовь к Шекспиру, к которой добавляется моя любовь к большим деревьям, второй раз призывает меня в Англию». Он уезжает туда в надежде найти лекарство от «сплина»: «Нужно заслонить себя холмами от вида миланских куполов».

19 октября он прибыл в Лондон. Случай привел его в тот же отель «Тависток» – там для него нашлась только крошечная комнатка размером восемь на десять футов. Зато его разочарование компенсировал огромный салон, выходящий аркадами на площадь Ковент‑Гарден. Кроме того, «здесь можно было поесть всего чего угодно и сколько угодно – за 50 су (два шиллинга). Вам делают огромные бифштексы или ставят перед вами кусок жареной говядины в добрых сорок фунтов и кладут хорошо заточенный нож, чтобы разрезать ее. Затем подают чай – чтобы вы хорошенько переварили все съеденное…».

Утром, завтракая, Анри заодно приучает себя к чтению английских газет, и это становится для него некоторым развлечением в его душевном состоянии. Но только по вечерам, в театре, ему удается действительно отвлекаться от своих миланских воспоминаний. Он посмотрел комедии «Ночь ошибок» Оливера Голдсмита и «Стратегию щеголей» Джоржа Фаркара, высоко оценив злое остроумие последнего; посмотрел также историческую драму «Ричард III» и трагедию «Отелло» Шекспира, в которых играл Эдмунд Кин. (Кин (1787–1833) – был живым воплощением романтического актера: Александр Дюма‑отец даже посвятит ему пятиактную драму «Кин, или Гений и беспутство», которая будет поставлена в театре «Варьете» в 1836 году.) Спектакли с его участием стали для Анри Бейля событием. В театре «Друри Лейн» всегда аншлаг: «Я едва не был раздавлен, пока добирался до своего места в партере». Он слышал, что Эдуард Эдвардс отзывался о Кине как о «герое кабаков, личности дурного тона», и этот актер, достойный шекспировских страстей, действительно был известен своим экстравагантным поведением и бурной личной жизнью, но Анри все равно не мог сдержать восторга. Он также отметил: «Мое удовольствие при виде игры Кина было смешано с большим удивлением. Англичане, народ сердитый, делают совсем иные жесты, нежели мы, чтобы выразить те же душевные движения». До сих пор он считал Тальма первым трагическим актером своего времени, и ему нелегко теперь признать, что эта звезда «Комеди Франсез» оставлена далеко позади его английским коллегой. Он находит в Кине трагизм, который созвучен ему самому: «…Я думал тогда, что никогда не смогу испытать более сильного переживания в театре…»

Впрочем, эти восторги не помешали ему направить письмо редактору «Экзаминер», которое будет напечатано вскоре после его отъезда из Англии: в нем он публично выражает свое возмущение тем, что в Англии играют «усеченного» Шекспира, пренебрегая оригинальными текстами: «Приехав в Лондон, я увидел афиши о представлении „Ричарда III“ и подпрыгнул от радости. Я бегом бросился в „Друри Лейн“ – и увидел там всего лишь мелодраму, достойную какого‑нибудь „Порт‑Сен‑Мартен“. Мне показалось, что я очутился в „Комеди Франсез“ на представлении „Аделаиды дю Геклен“ или „Митридата“. <…> Я ничего не имею против правок в некоторых стихах „Ричарда III“ или изъятия некоторых сцен – если бы редактор пользовался при этом только ножницами. Но я нахожу абсолютно смехотворным, когда современный автор навязывает нам свои мелкие чувства – взамен великих мыслей Шекспира. <…> В заключение, месье, я настаиваю на том, что стыдно английской нации, с ее‑то вкусом, позволять, чтобы место шекспировского шедевра занимала плоская мелодрама, где идет простой пересказ сюжета – тихий и бесконфликтный».

В этом лондонском паломничестве Анри сопровождали друзья – Адольф де Марест и Никола Реми Лоло. Их английский лакей договорился с тремя проститутками, чтобы те угостили французов чаем и добрыми услугами всего за 21 шиллинг. Только предвкушение опасности и возможной западни (девицы жили в каком‑то убогом квартале за Вестминстерским мостом) подвигло Анри и Лоло – из принципа – принять это приглашение. И действительно: сначала они столкнулись нос к носу с какими‑то матросами‑сутенерами, вознамерившимися их поколотить, и лишь потом с трудом нашли крохотный трехэтажный домик, в котором жили бедные девушки, которые сами варили пиво в маленьком чане. «Их нищета, старенькая, но чистая мебель меня растрогали», – записал потом Анри. Он послал за вином и холодным мясом, на следующий день опять заявился к ним с шампанским и стал проводить оставшиеся вечера с одной из них – мисс Эпплби. Потом она умоляла его забрать ее во Францию, убеждала, что «будет есть только яблоки и ничего не будет ему стоить». Его удержали от этого шага тяжелые воспоминания о совместном проживании в Милане с сестрой Полиной. Но все время его пребывания в Лондоне, во всяком случае, было согрето приятной мыслью о ласковом, спокойном вечере, который его ожидает: «Это было первое настоящее утешение в том несчастье, которое отравляло мне все мое одинокое существование».

22 ноября 1821 года Анри сел на корабль в Дувре. Спустя два дня он вернулся в Париж и «…обнаружил, что немного больше стал интересоваться людьми и всем окружающим».