Установка на диалогичность как компонент генезиса литературного творчества. Взаимодействие литератур как импульс развития творчества писателя

Вопрос о диалоге как компоненте генезиса литературного творчества был поставлен в трудах М. М. Бахтина. Своё развитие концепция Бахтина получила в работах Г. С. Батищева, В. С. Библера, Ю. Кристевой и др. И хотя по своему характеру данное учение о диалоге носило универсальный характер, тем не менее, разрабатывалось оно в основном на материале западной литературы. Тогда как ныне, при явно обозначившейся тенденции к глобализации культуры, важнейшее место в современной науке занимает принцип толерантности культур, и одной из основных задач является преодоление европоцентризма.

М. М. Бахтин в своих ранних исследованиях («Автор и герой в эстетической деятельности», «Марксизм и философия языка») попытался вскрыть механизм взаимодействия «чужого слова» (как особого элемента синтаксической конструкции) и «авторской» речи. Он показал сложность и напряжённость существующих между ними отношений, выявив взаимное «заражение», при котором происходит частичная ассимиляция с сохранением независимости «чужого» высказывания, без чего полнота его неуловима. Наконец, Бахтин открыл двойственность природы «чужого слова», доказав, что есть замкнутая целостность «чужой речи» и в то же время – разложение, стирание границ «чужого слова».

«Чужое слово» всегда в значительной степени растворено, подавлено и предполагает наличие двух взаимодействующих между собой текстов, из которых один первичен, другой – вторичен. В этой ситуации особенно остро встаёт вопрос о характере и типах взаимодействия культур, специфике интеграции элементов «чужой» культуры в «свою», способов создания органичного сплава «своего» и «чужого» в культуре. Но для практического решения данных проблем требуется их теоретическое осмысление. Базу для этого дает нам история мировой культуры, в которой процесс взаимодействия культур происходил почти повсеместно и постоянно, хотя и с разной интенсивностью и в разных формах. Разумеется, для любой национальной культуры этот процесс имеет свою специфику: одни культуры были более «открытыми» для чужих влияний, другие – «закрытыми», одни культуры чаще выступали в роли перципиентов, другие – реципиентов. Причём ситуация менялась в разные периоды времени, на различных этапах развития национальной культуры. Но в любом случае процесс врастания определённых элементов, подсистем и культурных форм одной национальной культуры в культурное пространство другой всегда имел сложный и часто неоднозначный характер.

Целостное изложение теории диалога М. М. Бахтин даёт в следующих работах: «Проблемы творчества Достоевского» и «Проблемы поэтики Достоевского». Отталкиваясь от «полифонических» романов Ф. Достоевского, он сначала формулирует принципы диалогического миропонимания в рамках литературоведения и филологии, а затем переводит проблему в плоскость культурологии в целом. «Понять чужое высказывание, – пишет Бахтин, – значит ориентироваться по отношению к нему, найти для него должное место в соответствующем контексте... Всякое понимание диалогично. Понимание противостоит высказыванию, как реплика противостоит реплике в диалоге. Понимание подыскивает слову говорящего противослово. Только понимание чужеземного слова подыскивает “то же самое” слово на своём языке. Поэтому не приходится говорить, что значение принадлежит слову как таковому. В сущности, оно принадлежит слову, находящемуся между говорящими, то есть оно осуществляется только в процессе ответного, активного понимания. Значение – не в слове, и не в душе говорящего, и не в душе слушающего. Значение является эффектом взаимодействия говорящего со слушателем на материале данного звукового комплекса»[122].

Важнейшей характеристикой диалогизма становится у Бахтина вненаходимость. Этот термин, введённый им самим, обозначает позицию, вынесенную за рамки непосредственного события и отнесённую к событию внешним образом. Эта позиция не достижима в ситуации самого диалога, она, напротив, предполагает полный выход из диалога. Позиция вненаходимости позволяет созерцать объект извне, полностью отстраняясь в своем этическом и познавательном отношении от предмета. Только в таком отношении «другости» возможно придать объекту завершённую форму, сделать его эстетическим. Но диалогизм Бахтина простирается дальше только эстетического отношения. Он формирует особое видение мира. Центральная идея всей философии Бахтина формулируется следующим образом: человек как личность становится самим собою и может быть собою только на границе с миром «других», а не в изоляции от него. Всё значимое, серьёзное происходит на границе своего и чужого сознания, на пороге. «Важнейшие акты, конституирующие самосознание, определяются отношением к другому сознанию (к ты)... И всё внутреннее не довлеет себя, повернуто вовне, диалогизировано, каждое внутреннее переживание оказывается на границе, встречается с другим, и в этой напряжённой встрече человечества его сущность. Это высшая степень социальности (не внешней, не вещной, а внутренней)... Быть – значит быть для другого и через него – для себя. У человека нет внутренней суверенной территории, он весь и всегда на границе, смотря внутрь себя, он смотрит в глаза другому или глаза другого». Гуманистическая сущность этой встречи отчётливо выражена в афористической формуле Бахтина: «Я осознаю себя... и становлюсь самим собою, только раскрывая себя для другого, через другого и с помощью другого»[123]. Этот же подход он распространяет и на культуру. «Культура существует на границе», – так сформулировал свой центральный тезис М. М. Бахтин.

В статье «Ответ на вопрос редакции “Нового мира”» М. М. Бахтин (1970 г.), оспаривая официальные и общепринятые начиная с 1920-х годов установки, использовал словосочетания «малое историческое время» и «большое историческое время», разумея под первым современность писателя, а под вторым – опыт предшествующих эпох. Нельзя не согласиться с его мыслью о том, что «современность сохраняет всё свое огромное и во многих отношениях решающее значение». Действительно, «научный анализ может исходить только из неё и всё время должен сверяться с нею. Но замыкать литературное произведение в этой эпохе нельзя: полнота его раскрывается только в большом времени»[124]. Последние слова становятся в учении о генезисе литературного творчества опорными, стержневыми: «<…>произведение уходит своими корнями в глубокое прошлое. Великие произведения литературы подготавливаются веками, в эпоху же их создания снимаются только зрелые плоды длительного и сложного процесса созревания»[125]. В конечном счёте, деятельность писателя, по Бахтину, определяют длительно существующие течения культуры. Он справедливо отмечает, что литературоведение в первую очередь должно установить прочную связь с историей культуры.

Бахтин обращает свое внимание к «разнонаправленности» динамики литературного движения: через «назад – вперёд», через «воссоздание – пересоздание», с помощью «восстановления – обновления» и т. д. Позднее эти выводы лягут в основу теории Бахтина «диалогизации культуры». А вопрос о диалогичности и монологичности творчества составит ядро многих его теоретических работ.

Диалог, по Бахтину, «это взаимопонимание участвующих в этом процессе, и в то же время сохранение своего мнения, своего в другом (слияние с ним) и сохранение дистанции (своего места)»[126]. Таким образом, диалог – это всегда развитие, взаимодействие. Великие явления в культуре рождаются только в диалоге различных культур, только в точке их пересечения. Способность одной культуры осваивать достижения другой – один из источников её жизнедеятельности и, в конечном счёте, импульс творческого развития отдельного писателя.

Под диалогичностью литературовед понимает открытость сознания и поведения человека окружающей реальности, его готовность к общению на равных, дар живого отклика на позиции, суждения, мнения других людей, а также способность вызывать отклик на собственные высказывания и действия. Суть же данной теории заключается в следующем. Бахтин видит тенденцию развития литературы в нарастании диалогичности вплоть до её перехода в полифонию, когда устанавливается равновесие различных позиций, автор выступает на равных с героем, вступает в диалог с ним, а каждый диалог содержит в себе десятки прямых цитат или намёков на известные читателю произведения. Доминирующим началом человеческого существования является межличностная коммуникация («Быть – значит общаться»), между отдельными людьми и их сообществами, народами, культурными эпохами устанавливаются постоянно видоизменяющиеся диалогические отношения, в мир которых вовлекаются высказывания и тексты: «Нет границ диалогическому контексту, он уходит в безграничное прошлое и безграничное будущее»[127].

Диалогические отношения знаменуют возникновение новых смыслов, которые не остаются стабильными («раз и навсегда завершёнными») и всегда будут меняться. Бахтин подчеркивает, что диалогические отношения неправомерно сводить к противоречию и спору, что это, прежде всего, сфера духовного общения людей и их единения. Согласие – одна из важнейших форм диалогических отношений. Согласие очень богато разновидностями и оттенками».

Важна и мысль Бахтина о том, что «в диалоге с автором читатель преодолевает чуждость чужого, стремится добраться, углубиться до творческого ядра личности создателя произведения, при этом духовно обогащаясь»[128]. Характеризуя науку и искусство в аспекте теории общения, он утверждает, что «диалогичность составляет основу гуманитарных дисциплин и художественного творчества»[129].

Диалог, по Бахтину, может иметь следующие последствия:

1. Синтез, слияние различных точек зрения или позиций в одну общую.

2. При диалогической встрече двух культур они не сливаются и не смешиваются, каждая сохраняет своё единство и открытую целостность, но они взаимно обогащаются.

3. Диалог приводит к пониманию принципиальных различий между участниками этого процесса, когда «чем больше размежевания, тем лучше, но размежевания благожелательного».

Препятствиями в диалоге могут быть разнонаправленные системы ценностей, что, конечно, затрудняет диалог, и некоторые культуры неохотно вступают в контакты с другими культурами. Воздействие на писателей литературного опыта других стран и народов, как отмечал ещё А. Н. Веселовский, «предполагает в воспринимающем не пустое место, а встречные течения, сходное направление мышления, аналогичные образы фантазии»[130]. Плодотворные влияния и заимствования «извне» являют собой созидательно-творческий контакт разных, во многом не похожих друг на друга литератур, да и отдельных авторов.

Вопросу восприятия писателями неродной культуры посвящена монография Ю. Д. Левина «Оссиан в русской литературе»[131], в которой проводится важная в методологическом отношении мысль о текстообразующей роли мотивов и образов чужой культуры в творчестве писателя, хотя речь ещё не идет о взаимовлиянии «оссианической» и русской культур. В ней исследуется «одностороннее» влияние на русских поэтов (Г. Р. Державина, В. А. Жуковского, А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова) «Поэм Оссиана» Дж. Макферсона, являющихся вольной поэтической переработкой ирландских саг. Это влияние отражается в виде «оссианических» образов, мотивов стихотворений, но ещё не «русифицированных», что было бы знаком именно взаимодействия «оссианической» (ирландской) и родной русской культур.

В развитии мирового социокультурного процесса важную роль играет диалог культур Запада и Востока, который приобрёл в современных условиях всечеловеческую значимость. В этом диалоге Россия занимает особую роль, являясь своеобразным мостом, связывающим Европу и Азию. В российской культуре актуален процесс синтезирования восточных и западных культурных традиций. Двуединая природа российской культуры позволяет ей быть посредником между Западом и Востоком. И это раскрывается во многих исследованиях последнего десятилетия. В ряду подобных работ можно назвать статьи Е. Сергеевой и Е. Мазуровой «Полифония языков и культур как средство текстообразования в стихотворении Н. Гумилёва “Сада-Якко”», С. Л. Слободнюка «Элементы восточной духовности в поэзии Н. Гумилёва», где показано глубокое проникновение инокультур в картину мира поэта. При создании отдельных образов в поэзии Гумилёва сыграли важную роль философские концепции персов, манихеев, суфиев. Точно говорит С. Л. Слободнюк: «В понимании Гумилёвым проблемы человека нашло отражение как суфийское, так и ведийское понимание свободы воли. В вопросах, связанных с гносеологией, видна перекличка с элементами теории двойственной истины, бывшей продуктом мысли арабоязычной философии»[132]. Сквозь слой «чужого слова», другой культуры в стихах Гумилёва проступает не просто «свой» голос, но «своя» история жизни. Это не только биография «души» или «поколения», но и просто биография автора.

Исследователь В. В. Рябчиков точно подмечает, что, несмотря на несхожесть культур, между ними возможен диалог, так как идеи, ценности одной культуры позволяют перебросить смысловой мост к другой культуре, иначе между людьми разных национальностей не могло бы проходить общение. «Человек способен выйти за рамки своей национальной культуры вследствие диалогичности своего сознания и развитой творческой стороны личности»[133].

С 1990-х годов разработка проблемы диалога культур явно активизировалась. В методологическом плане для нас ценны исследования, в которых рассматривается вопрос о восприятии писателем иной культуры и «вписывании» её в свою картину мира. Это, например, статьи Г. А. Митина[134]; Л. В. Шамрей[135], С. П. Толкачева[136]. В них содержатся интересные для нас наблюдения и ценные выводы, показывающие, как диалог культур влияет на развитие личности писателя и стимулирует его творчество.

Проблема диалога культур становится особенно актуальной при изучении творчества тех писателей русского зарубежья, которых, подобно Поплавскому, относят к «незамеченному поколению». Эти художники оказались перед выбором: освоить и принять ценности культуры той страны, где шло их личностное формирование, или сохранять и продолжать традиции своей родной культуры в условиях инобытия. Последнее для них было куда сложнее, нежели для представителей старшего поколения первой эмиграции, гораздо более прочно укоренённого в русской литературе. Но поиск культурного равновесия во многом определял духовные и художественные искания писателей «незамеченного поколения».

Таким образом, факторы-стимулы творческой деятельности писателя многоплановы и разнородны. Они могут быть связаны как с началами внехудожественными, так и со сферой художественной. Деятельность писателя стимулируется и направляется различными факторами: биографический опыт и жизненное поведение (прямые, непосредственные факторы-стимулы), вступление в диалог с современниками и предшественниками («диалогичность»), следование определённым традициям, литературные связи, освоение мифологических универсалий и феноменов других искусств, погружение в философию и иные сферы гуманитарных знаний (внешние факторы-стимулы).

Внешние факторы образуют стимулирующий контекст литературного творчества. Разумеется, в его состав могут быть включены и многие другие компоненты. Содержание и структура контекста, стимулирующего творчество писателя, подвижны и определяются как общеисторическими причинами, так и особенностями индивидуальности автора, тенденциями его художественной эволюции.

В своей работе мы будем исходить из того, что ни один фактор генезиса жёстко не детерминирует литературное творчество, поскольку творческий процесс по своей сути свободен и не запрограммирован. Литературное произведение – это не механическое отражение определённых внешних явлений, а их сложное преломление в сознании художника.

Личность автора доминирует в любых формах художественной деятельности за счёт наличия в произведениях художественной идеи, пафоса, вдохновения и т. д.

В современном литературоведении литературные связи и влияния характеризуются как одна из главных закономерностей литературного процесса, они наглядно проявляются в постоянном взаимодействии литератур, в усвоении (в преодолении) одной литературой художественного опыта другой, ибо в своем закономерном поступательном движении литература ассимилирует весь предшествующий опыт. Наследование культурного опыта, его развитие, переосмысление является неотъемлемой частью художественной деятельности. Традиция выполняет функцию некоего связующего звена между эпохой, в которую непосредственно создается художественное произведение, и вечными, бытийными началами, многие из которых по своей сути являются архетипичными и восходят к мифологической древности.

Вхождение традиций старших в творчество младших представляет собой сложный процесс. Элементы сознательно или невольно воспринимаемой литературной традиции вступают в мышлении художника во взаимодействие с впечатлениями его жизненного опыта, дополняются работой творческого воображения, подвергаются глубокой трансформации, входят в неповторимые соотношения и поэтические ассоциации. Взаимодействие унаследованного и личного оказывается настолько сложным и взаимопроникающим, что ответить на вопрос, что принадлежит традиции и что автору, всегда бывает трудно.

Подчас усвоенная традиция становится для писателя осознанным ориентиром. Она определяет траекторию его творческой эволюции. Но иногда художник обращается к той или иной традиции интуитивно, не осознавая этого.

Кроме того, литературная традиция сама выступает частью традиции, является составным элементом той среды, которая формирует писателя, питает его творческие замыслы. А литературные предшественники воздействуют на литературных последователей не только прямо, непосредственно, но и через общее движение эстетической мысли и литературы, через воздействие на развитие всего общества, воспитывая и его, и формирующиеся в нем новые поколения писателей.

ГЛАВА 2.

БИОГРАФИЧЕСКИЕ   ИСТОКИ

ЛИРИКИ   Б. Ю. ПОПЛАВСКОГО