Фаворитизм и соперничество между детьми

Люсьен Фрейд, знаменитый художник [229] и внук Зигмунда Фрейда, был любимым средним сыном. Известно о его глубоко враждебных отношениях с обоими братьями, младшим Клементом (радиоведущим, ресторатором и членом парламента) и старшим Стивеном. В автобиографии Клемент писал, что когда мама заходила в детскую, «она кивала Стивену и мне и садилась рядом с Люсьеном, чтобы пошептаться. У них были свои секреты». Однако Люсьену все это не нравилось. Он рассказывал своему биографу Джорди Грейгу, что ее внимание давило на него, и как только он достаточно повзрослел, отдалился от матери.

В детстве Стивен и Люсьен иногда объединялись против Клемента и вели себя довольно жестоко. Они росли в Берлине накануне Второй мировой войны. Как-то раз они уговорили брата подойти к солдату-нацисту и спросить его, видел ли он когда-нибудь обезьяну. Когда Клемент вернулся и сообщил, что не видел, они дали ему зеркальце. Подобные жестокие «шутки», по-видимому, были типичны для субкультуры мальчишек.

Так случилось, что моя мать Лидия (урожденная Джакобс) училась в школе Dartington Hall, куда отправили всех троих братьев почти сразу после прибытия в качестве беженцев из нацистской Германии в 1933 г. Мама резко отзывалась о Люсьене. Он был помешан на лошадях (как и она в том возрасте), иногда даже спал в конюшне. Мать рассказывала, каким необщительным и неприятным Фрейд казался ей; по ее словам, он пытался убить ее лошадь, накормив сырым ячменем.

Взрослыми Стивен и Клемент поддерживали отношения. Однако Люсьен надолго разочаровался в Стивене из-за конфликта по поводу долга. Он постоянно язвительно говорил о Клементе, утверждая, что всегда презирал его. Называл его лжецом и добавлял: «Он умер. Всегда был мертвым на самом деле». Они не разговаривали последние 40 лет жизни.

Главной причиной проблем между братьями было то, что Стивен и Клемент утверждали, будто Люсьен родился вне брака и не был биологическим сыном их отца, Эрнста. Даже в возрасте 87 лет Люсьен по-прежнему возмущался этими оскорбительными намеками в адрес родительницы и его самого. Учитывая особый интерес матери к среднему сыну, понятно, что братья могли верить в это, также возможно, что они говорили правду, хотя внешне Люсьен походил на Фрейдов. Конечно, не исключено, что братья просто «шутили» в свойственной им манере.

Трое мальчишек стали очень разными взрослыми. Стивен, по-видимому, не был амбициозен и довольствовался своим странным магазином, в котором продавались в основном дверные ручки. Люсьен стал, возможно, величайшим портретистом XX в.; Клемент — известным ресторатором, комедийным актером и политиком (говорят, что Люсьен отказался от рыцарского звания потому, что Клемент принял его). Кроме того, что двое из них стали знаменитыми и что все трое были страстными игроками, между ними, кажется, нет других сходств. Фаворитизм привел к соперничеству и вражде между братьями на всю жизнь.

Еще один интересный пример фаворитизма и сопряженного с ним соперничества между детьми можно найти в детстве журналиста Джанет Стрит-­Портер [230]. Она много лет работала телеведущей, затем продюсером. Я знаю ее довольно хорошо с 1980-х гг. Джанет всегда любила соперничество и временами была просто агрессивна. Она была очень интересным собеседником и обаятельной женщиной, но в качестве начальника вела себя как тиран, требуя моментального выполнения указаний. Она постоянно плела интриги на работе, часто успешно. На первых же страницах автобиографии она жалуется, что становится похожей на свою мать. «Почему я превращаюсь в нее?» — спрашивает она. К концу картина не становится понятнее ни для Джанет, ни для читателя. На самом деле, похоже, что она превратилась скорее в своего отца, чем в мать, благодаря комбинации таких факторов, как фаворитизм, пол, порядок рождения и сильное соперничество со своей младшей сестрой.

Ее отец Стэн отличался грубостью и подчинил себе все семейство. Мать, Черри, жила в страхе перед мужем, боялась физического насилия. В ней развилась угодливость и пассивность — качества, которые уж никак нельзя приписать Джанет. Стэн, домашний диктатор, никогда не упускал возможности заставить других чувствовать себя ничтожеством. Он настаивал на выполнении в доме придуманных им правил и стремился к абсолютному контролю. Когда люди становились ненужными ему, он отбрасывал их.

Во многих отношениях Джанет тоже была такой, когда я знал ее. Одна из причин ее сходства с отцом в том, что она была старшим ребенком. Ее единственная сестра Пэт родилась через два года. Между родителями разгорелась война, которая повторялась и между сестрами. Кроме того, Джанет была любимицей отца и принимала его сторону в битвах между супругами.

Ее отец не любил сближаться с другими людьми и не имел близких друзей, так что он брал с собой Джанет на матчи с участием своего любимого футбольного клуба Fulham и на гонки на мотоциклах. Стэн хотел сыновей и относился к Джанет как к сыну, поэтому у нее появились классические мальчишеские интересы. Как-то раз ей подарили на Рождество куклу, и девочка оторвала ей руки и ноги. Когда куклу починили, Джанет снова испортила ее. После этого ей дарили наборы конструктора Meccano, о которых она мечтала.

Хотя стремление к доминированию Джанет явно переняла у отца, ее безудержное желание быть лучше других и склонность интригам — результат напряженного соперничества с сестрой. У Джанет всегда была плоская грудь, и она завидовала женственным формам Пэт. Джанет писала: «Я ненавидела ее». Милая и веселая Пэт всем нравилась, в то время как Джанет в 13 лет была непопулярной «угрюмой коровой». В детстве они едва выносили друг друга.

Пэт тоже была умной, однако отец относился к Джанет так, как будто только у нее «были мозги». Она пишет, что «страстно хотела побеждать во всем — от игры в карты до диктантов, работ по математике и английской лапты». Однажды она выиграла приз, написав в школе «душераздирающую» историю о несчастном ослике из приморского городка. Однако нет ни малейших признаков того, что, возможно, она сама чувствовала себя как это замученное животное. Возможно, она справлялась со страданиями, измываясь над сестрой, повторяя поведение отца в отношении матери.

Живя в одной комнате с Пэт, Джанет провела посередине комнаты черту и предупредила сестру, что «тебе конец, если ты переступишь через нее». Пэт была до того напугана, что привязывала ногу к кровати, чтобы, встав ночью, случайно не нарушить границу. Джанет приводила в ужас Пэт, буравя ее взглядом. «Я хотела проучить сучку за то, что она отрастила сиськи раньше, чем я».

Старшая сестра настолько завидовала младшей, что дважды пыталась убить ее. Однажды, дождавшись, когда Пэт подойдет к краю лестницы, Джанет изо всех сил толк­нула ее вниз. К счастью, та отделалась ссадиной на голове. Несмотря на то что отец выпорол ее, Джанет повторила попытку две недели спустя. Она подозревает, что Пэт предвидела это и просто скатилась по лестнице, а внизу обернулась и поняла руку в знак победы. После этого случая, пишет Джанет, «я пребывала в полном отчаянье. Мне нужно было сбежать из этой тюрьмы, но я не знала как».

В историях Люсьена Фрейда и Джанет Стрит-­Портер поразительно то, что фаворитизм и соперничество привели к значительным различиям между братьями и сестрами. В этих историях показаны крайности, однако они иллюстрируют норму. Все родители неизбежно предпочитают некоторые черты характера детей другим. До некоторой степени характер передается между родственниками одного пола, то есть больше похожи между собой будут матери и дочери, отцы и сыновья. Родители обычно говорят, что стараются относиться ко всем детям одинаково, и это может им удаваться в практических и материальных аспектах, например во сколько укладывать спать, сколько денег давать на карманные расходы и т.д. Но на эмоцио­нальном уровне это не поддается контролю. Мать, которой не нравится, какую жизнь ведет одна из ее дочерей, неизбежно будет испытывать более теплые чувства к другой, живущей жизнью, похожей на ее собственную. Наша личность отчасти определяется нашими предпочтениями, и родителям не избежать предпочтений в отношении детей. В детстве закладывается, что нам нравится, а что нет, — это часть детства. Женщина может находиться на восьмом месяце беременности и не хотеть ребенка — это часть жизни. И мы подходим к навешиванию ярлыков и роли в семье.

Навешивание ярлыков

Значительное число детей рождаются нежеланными, и часто это оказывает на них вредное воздействие. В одном исследовании измерялось негативное отношение матерей к своим младенцам [231] в течение первых месяцев их жизни. Затем детей протестировали 40 лет спустя. Дети женщин, испытывавших по отношению к новорожденным отрицательные эмоции, в 18 раз чаще не имели прочных привязанностей (что означает, что у них почти в два раза выше вероятность развития психических заболеваний [232]), чем дети, чьи матери радовались их рождению много лет назад.

В ходе весьма любопытного исследования, проводившегося в Чехословакии [233], было исследовано 220 детей, которые родились после того, как их матерям дважды отказали в аборте. Матери нежеланных реже кормили их грудью, чем желанных, а в возрасте девяти лет дети имели значительную более низкую успеваемость в школе, были менее прилежными учениками по сравнению с одноклассниками, более склонными к раздражительности и оборонительному поведению. В 15 лет успеваемость нежеланных детей по-прежнему была хуже, по словам учителей, они были менее добросовестными и послушными. Когда их спрашивали об отношении к ним мамы, они говорили, что та не проявляет особого интереса. Мать или пренебрегала ребенком, или постоянно вмешивалась в его дела и слишком контролировала его. Эти данные согласуются с результатами последующих крупных исследований [234], с помощью которых было установлено, что взрослые, чьи матери не хотели их рождения во время беременности, в три раза чаще страдают серьезными психическими заболеваниями вроде шизофрении.

Исследование пяти–семилетних детей [235] в 172 семьях помогло понять некоторые из причин вредного дифференцированного обращения. Большинство детей заявляли, что оба родителя обращались с ними и их братьями или сестрами по-разному, в то время как лишь небольшая часть родителей признавалась в этом (сюрприз: родители не хотят признавать, что у них есть любимчики). Если ребенок говорил об особом к нему отношении, его родители редко сообщали то же самое. Это означает, что родители предпочитают (понятное дело) считать себя справедливыми, но похоже, что детям виднее.

Между матерями и отцами наблюдались значительные различия. Уровень эмоцио­нального «дискомфорта» (в форме апатии, потери аппетита и способности наслаж­даться жизнью, мыслей о самоубийстве, длительного ощущения грусти и отчаяния) позволял прогнозировать несхожее обращение с детьми. То же относилось к гневу. Ни одна из этих эмоций не вела к дифференцированному обращению со стороны отцов, что вполне ожидаемо подчеркивает важность роли матери. В большинстве семей матери заняты заботой о детях (время, проводимое с детьми, а также активное взаимодействие с ними) больше, чем отцы. На плечи матери ложится больше задач, связанных с воспитанием (например, отвести в школу и забрать оттуда сына или дочь, записать к врачу). Одно только количество связанных с ребенком дел делает более вероятным наличие тенденции относиться к детям по-разному. Добавьте сюда дискомфорт или гнев, и вам будет легко понять, почему дифференцированное обращение со стороны матери оказывает более сильное влияние.

В ходе исследования также было установлено, что навешивание ярлыков чаще встречается в домах, где царит хаос (шум, отсутствие режима и порядка). Под влиянием стресса тенденции к дифференцированному обращению труднее контролировать и они усиливаются. В целом матери-одиночки чаще относятся к детям по-разному, чем в полных семьях, такое отношение усиливается при высоком уровне гнева. Одинокие матери обычно испытывают очень сильный стресс, не в последнюю очередь из-за нехватки времени и денег.

Когда были учтены все оценивавшиеся факторы, с их помощью удалось объяснить 17% случаев дифференцированного воспитания. Но в данном исследовании не изучалась роль личной истории родителей. Вероятно, ее значимость очень высока: как мы увидим в следующей главе, существуют убедительные доказательства того, что черты характера передаются из поколения в поколение с помощью воспитания, а не генов. В семьях разыгрываются пьесы, и в роли сценариста в них выступает собственное детство родителей, на которое в свою очередь серьезно повлияло детство их родителей, и т.д.

Сознательно не хотеть ребенка — это крайность. Чаще родители просто недолюбливают или презирают некоторые черты характера конкретного ребенка, связанные с его полом, порядком рождения или, возможно, с тем, что он напоминает им о чувстве обиды, которое они носят в себе с детства. Ярким пример ребенка, ставшего жертвой навешивания ярлыков, — Пенни Лич, автор популярных книг о воспитании.

В 2003 г. я брал интервью у Лич для газетной статьи. Она рассказала, что была средней из трех сестер и отец больше любил старшую дочь. «Мы никогда не ладили. Он был предан моей старшей сестре до своего последнего дня. Для него она олицетворяла все самое прекрасное в девушке и женщине — и я тоже обожаю ее и считаю ее великолепной. Пожалуй, будь я мальчиком, он бы больше интересовался мной, но одной дочери ему было более чем достаточно, хотя спустя несколько лет он поладил с третьей».

Родители Лич развелись, когда ей было 12 лет, и пару лет она жила то с матерью, то с отцом и заботилась о сестре, которая была на семь лет младше. Младшая сестра «была по сути моим первым ребенком. Нас отправляли на поезде к папе, к которому мы обе не хотели ехать. Он никогда не был хорошим отцом, и там не было никого, кто заменил бы мать. В пять лет с этим трудно справляться. Если не можешь сделать так, чтобы твоя собственная мать была рядом, стать матерью кому-то другому — хорошая альтернатива. Я до сих пор злюсь за маму, хотя на самом деле это просто моя злость, прямая проекция». Иначе говоря, она чувствовала, что отец не любит ее, и справлялась с этим, заботясь о своей сестре, когда они жили у него (что можно охарактеризовать как «Я не в порядке, ты — да»).

Нелюбовь отца, возможно, усилила желание Лич помочь мамам и папам взглянуть на вещи глазами ребенка. Он был авторитарным родителем и считал, что взрослый всегда прав, в то время как ее мать гораздо лучше понимала детей. «Не позволяй ей спорить с тобой», — орал отец, имея в виду Пенни. «Как ей учиться, если нельзя спорить?» — отвечала мать.

Она вспоминает, что «мама была светом в моей жизни, очень-очень особенным человеком. Нельзя сказать, что она все разрешала, скорее была очень преданной, заинтересованной, умной, теплой». Вероятно, в своих книгах Лич занимает в спорах родителей сторону своей учитывавшей интересы детей матери.

Огонь негодования по-прежнему ярко горит. Когда ее спросили, что она думает о совете Джины Форд матерям грудных детей будить младенцев днем каждые два-три часа для кормления, чтобы обеспечить себе спокойный ночной сон, она ответила: «Если бы человека будили так в иракской тюрьме, мы бы назвали это пыткой. Хорошо заботиться о грудном ребенке значит реагировать на его потребности. Если вы не даете ребенку возможности почувствовать, что он голоден, попросить еды и испытать удовлетворение, насытившись, это не хорошая забота».

Нелюбовь со стороны отца, связанная с положением Пенни в семье и ее полом, повлияла на ее последующую теорию воспитания детей и подогрело страсть, с которой писательница следует ей. То же относится и к Джине Форд, бывшей акушерке и автору влиятельной книги «Довольный малыш», у которой я брал интервью для этой же серии статей.

Кто-то считает Форд сатаной, а кто-то спасителем современных матерей, но редко кого она оставляет равнодушным. В противовес тому, что говорят о ней критики, Джина подчеркивает, что суть ее подхода совершенно не в том, чтобы оставлять детей голодными или плачущими, все ее правила связаны с тем, чтобы потребности малыша удовлетворялись в первую очередь. В своих книгах она старается убедить в необходимости правил и режима в жизни как родителей, так и детей. Я попытался найти корни ее идей во время многочасовых бесед по телефону.

Она родилась 54 года назад на ферме на юго-востоке Шотландии и была единственным ребенком матери-­одиночки. Ее судьба показывает, как может повлиять на человека тот факт, что он был единственным ребенком, насколько это может быть мучительным. Обычно мамы и папы вкладывают в старшего ребенка свои самые сильные убеждения, свои лучшие и худшие качества, но рождение последующих детей ослабляет родительское влияние. Если же вы единственный ребенок, мощь влияния родителей еще более растет. Это крайнее проявление роли, которую играет порядок рождения.

Отец Джины ушел из семьи вскоре после ее рождения, и мать с дочерью были так бедны, что даже жизнь рабочих казалась им роскошной. К счастью, на ферме сформировалась небольшая община, поэтому девочка не зависела полностью от матери, поблизости жили и другие родственники. Форд вспоминает, что была окружена любовью, и считает прошлую жизнь на ферме довольно спокойной. Однако у матери дела шли плохо. После родов ее с депрессией положили на два или три месяца в больницу, и в первый год жизни Джины мама долго отсутствовала. Форд с грустью вспоминает, что депрессия преследовала мать всю оставшуюся жизнь и та постоянно принимала транквилизаторы.

Хотя в своих книгах Форд призывает родителей при­учать детей спать отдельно, сама она спала вместе с матерью до 11 лет. Затем мать снова вышла замуж, и у Джины появилась собственная кровать — факт, который сильно огорчил девочку. Форд напрямую связывает свою бессонницу — отличное качество для акушерки — с тем, что делила постель с матерью: она так и не научилась нормально спать одна. Не надо быть Зигмундом Фрейдом, чтобы связать этот опыт с призывами класть детей в отдельную кроватку, чтобы помочь им спокойно спать и установить четкие «границы». Убеждая нас в этом, она, возможно, старается обеспечить нашим детям сон, которого была лишена сама, и сделать так, чтобы у них не было нарушений сна во взрослом возрасте.

Несомненно, она страстно идентифицирует себя со «своими» малышами. Она любит их, они интригуют ее. Ей трудно понять, как кто-то может считать их скучными. Но еще сильнее она отождествляет себя с их матерями — возможно, здесь прослеживаются проблемы ее матери.

Многие исследования показывают, что дети матерей, находящихся в депрессии [236] часто становятся сверхчувствительными к потребностям других. Обеспокоенные унылым лицом и мрачным настроением матери, они постоянно пытаются понять, что произошло, и сделать так, чтобы мать почувствовала себя лучше. Если Форд испытывала подобные чувства к матери в детстве, становятся понятными ее невероятная забота о психическом здоровье матерей и желание писать книги, которые защитят их. Она могла бы стать социальным работником или психотерапевтом, но так случилось, что книги стали ее способом выразить сочувствие.

Ее ответ на обвинения в том, что ее работы поощряют матерей к тому, чтобы оставлять детей плакать в кроватке, пока те не заснут, дает основания полагать, что ее больше волнует состояние родителей, чем ребенка. Она утверждает, что, если ребенок немножко поплачет несколько вечеров, это не нанесет ему непоправимого вреда. Она считает, что большое количество разводов — результат того, как развиваются события, когда детский плач и усталость доводят родителей до отчаяния и у них нет возможности проводить время вместе.

Когда я рассказал Джине, что ее книги, возможно, являются бессознательной попыткой дать своей матери советы, которые предотвратили бы ее депрессию (и уход отца вскоре после рождения дочери), она согласилась. Однако она считает, что ее забота о матерях также отражает потребность в любви и уединении. Она хотела бы иметь рядом человека вроде Джины Форд, который бы поддерживал ее так же, как она поддерживает матерей, работая акушеркой. Но главное — она помогает матерям приобрести опыт, которого не было у ее собственной мамы. Она заботится о матерях и жалеет, что никто не позаботился о ее матери, когда она, Джина, была маленькой.

Сильная идентификация с трудностями своей «слишком снисходительной» матери, возможно, подогревает напористый тон Джины, которым она пытается убедить современных матерей последовать ее советам, способным, как она считает, уберечь их от срыва. Она уверена, что мы должны контролировать свою жизнь и что ее методы помогут матерям.

В этом состоит ее принципиальное отличие от позиции экспертов вроде Лич, ставящих на первое место потребности ребенка. Они считают неправильным удовле­творять потребности матери в контроле и порядке ценой психического здоровья ребенка. Форд спорит с этой позицией и утверждает, что ее советы — действенное средством в борьбе с хаосом материнства. Ей кажется, что матери хотят, чтобы им сказали, что делать.

Кроме того, интересно отметить, что, если бы Джина не была единственным ребенком и родилась второй, крайне маловероятно, чтобы она стала писать свои книги. Но из-за положения в семье она много страдала.

Кто бы ни был прав в споре о том, чьи потребности должны быть главными, ребенка или родителей, истории Лич и Форд наглядно показывают, в чем причина различий детей в одной семье. С обеими женщинами в некоторой степени плохо обращались, и конкретные проявления такого обращения привели к очень разным взглядам на материнство. Именно различия в видах плохого обращения создают предпосылки для того, что будет происходить, когда ребенок достаточно подрастет, чтобы участвовать в семейной «драме». Дифференцированное плохое обращение является фактором, который в первую очередь обусловливает различия между детьми, влияя на роль ребенка и особенно напрямую вызывая эмоцио­нальный стресс.

В историях успешных людей, описанных в этой главе, особенно интересно то, что их честолюбивые стремления явно коренятся в историях их семей. Идея, что некоторые дети рождаются талантливыми, — выдумка. И мечты, и их успешное осуществление — результат воспитания, как мы увидим из главы 7.

Из прочитанного вы можете увидеть, почему дети приобретают свойства характера их родителей. Обращаясь с детьми тем или иным образом, обучая их разным вещам, подавая им пример, игнорируя их запросы или любя их, мамы и папы наделяют детей качествами, которые в некоторых случаях живут в семьях много поколений. Из этого можно сделать замечательный вывод, совершенно противоречащий современным представлениям о психической эволюции человека. Черты характера передаются из поколения в поколение не с помощью генов, а посредством воспитания.

Что делать? Три совета

1. Выясните свою роль в семейной «драме».

Попробуйте записать, какие роли, по вашему мнению, вы играете — способный или неспособный к математике, лучший или худший в спорте, любимый или нелюбимый и т.д. В дополнение к этому будет интересно спросить братьев и сестер и по возможности родителей о том, какой они видят вашу роль. Не делайте из этого события. Просто скажите: «Я тут размышлял, каким я был ребенком, как на меня смотрели в семье. Как вам кажется, какой была моя роль — умный, глупый, поздний или ранний, ленивый или сознательный?»

Также будет полезно определить роли ваших братьев и сестер. Расспросите их, какие роли, на их взгляд, играли они.

Выяснив это, можете вместе повеселиться. В следующий раз, когда соберется вся семья, приложите все усилия, чтобы вести себя противоположно той роли, которую всегда играли в семье. Например, если вы все собрались на Рождество в доме родителей и вас всегда считали разговорчивым и любителем поспорить, постарайтесь вести себя тихо и никому не противоречить. Если вас считают ленивым, вызовитесь помыть посуду. Удивительно, насколько родственники будут продолжать приписывать вам привычную роль, даже несмотря на изменившееся поведение. Когда мы возвращаемся в семью, мы часто становимся такими, какими были в детстве.

Доминирующий и агрессивный руководитель может стать молчаливым и уступчивым человеком в присутствии родителей и братьев и сестер. Если вы попробуете специально вести себя не так, как ожидает семья, не удивляйтесь, если они попытаются вернуть ваше обычное поведение.

В качестве упражнения в терапевтических целях может быть полезным действовать вопреки стереотипу. Например, если вы застенчивы или экстраверт, то можете получить новый опыт, почувствовав, каково быть своей противоположностью. Начните исследовать, каково быть другим человеком, а не таким, каким вас видела семья, — и тогда может родиться новый вы.

2. Подумайте, как порядок вашего рождения, пол и т.п. влияют на вашу роль в семье.

Определив свою роль, проанализируйте, как вы ее получили. Возможно, вы всегда отличались относительной неамбициозностью и сдержанностью. Возможно, вы младший в семье, а старшие братья или сестры были пугающе напористыми. Если вы осмеливались противостоять умному, спортивному или привлекательному брату или сестре в той области, где они имели успех, они быстро сбивали вас с ног. Чтобы справиться с таким положением дел, вы расслабились и отказались от соперничества.

Все может быть вот так просто, но обычно еще и родители определяют для вас роль, часто исходя из собственной истории. Возможно, один из них играл ту же роль в семье и затем возложил ее на вас. Если вы были самым младшим ребенком в семье, привлечь к себе внимание было сложно, поэтому вы подстраивались под них, играя свою роль.

Опять же, если вы самый младший, возможно, вами пренебрегали по вполне житейским причинам: родители были так заняты, отвозя старших на дополнительные занятия по математике, уроки балета или тренировки по футболу, что вам первые пять лет приходилось таскаться с ними, вечно в хвосте, эмоцио­нально игнорируемыми.

Также возможно, что вам уделяли недостаточно внимания, потому что у родителей кончились части себя, которыми можно было бы наградить вас. Например, и папа, и мама хотели, чтобы один из их детей достиг успехов в учебе, и эту нишу занял старший. В большой семье, где вы четвертый или пятый ребенок, для вас не останется нереализованных амбиций.

Анализ того, как порядок рождения, пол, соперничество между детьми, фаворитизм и навешивание ярлыков сказались на вас, может оказаться очень полезным. Самостоятельно решить проблемы, возникшие в раннем детстве и описанные в последней главе, может оказаться нелегко, потому что их сложно вспомнить, а вот такие вещи, как роль в семье, вы вспомнить в состоянии; кроме того, вам поможет информация, полученная от родственников. Собирая по кусочкам свою историю, вы можете освободиться от живучих стереотипов.

Не стоит забывать, что значительная часть происходящего может быть результатом событий, случившихся несколько поколений назад, как мы увидим из следующей главы. Вы можете сделать удивительное открытие, поняв, что качество, которое вам в себе не нравится (лень, тяжелый характер, трудоголизм), — это роль, которую семья передает вам так же непреклонно, как передается королевский трон.

3. Помните о плюсах родительских нереализованных амбиций.

Большая часть этой книги посвящена отрицательным последствиям переноса родителями собственных желаний на детей, однако для нас невероятно важно, что родители являются для нас объектом идентификации.

Я никогда не забываю свою первую пациентку, которую направили ко мне, когда я обучался профессии детского клинического психолога. Это была 12-летняя девочка, воспитывавшаяся в детском доме с раннего детства.

Ее лицо было пустым, лишенным эмоций. Ни разу за все наши сеансы она не выказала ни малейшего интереса к чему-либо. Несомненно, частично это было связано с моей неопытностью, возможно, она просто думала, что я очередной из множества бесполезных, надоедливых специалистов, которым она не намеревалась изливать душу. Но из того немного, что она все-таки рассказала, я понял, что к ней всю жизнь относились с пренебрежением и ни один взрослый не выражал постоянно удовольствие от ее существования или радость от ее достижений, больших и маленьких.

Так было с самого рождения. Изречение Дональда Винникотта «Ребенок не существует сам по себе» — правда. Он имел в виду, что, если кто-то не будет обеспечивать позитивного и чуткого зеркального отображения ребенка, у него не появится чувства собственного «я». Только через чуткость к нему малыш почувствует, что «это мой рот, в который льется молоко, это мой животик, который наполняется пищей». У моей пациентки не было такого опыта.

Ее пример также подтверждает справедливость утверждения Джона Боулби, что любовь важна для здоровья ребенка так же, как витамины. Без любви ребенок может умереть. В экзистенциальном смысле моя пациентка давно умерла.

По мере того как из младенцев мы превращаемся в детей немного постарше, нам нужно, чтобы родители выражали удовольствие от нашего выбора и последующих действий, но, более того, нам нужно, чтобы на нас возлагали надежды. Мы можем отвергать родительские надежды, скорректировать их или принимать, но без надежд родителей на то, кем мы станем, нам будет трудно.

Глава 6