Это нельзя отпустить, от этого нельзя избавиться

Глава восьмая Гниение

Серый, вертикально вкопанный камень. Тёмная, почти чёрная земляная насыпь. И огромная груда весенних цветов: подснежники, шафран, пролески. Пройдёт совсем немного времени, и они сгниют, и эта могила перестанет как-то отличаться от сотен тысяч безымянных могил, рассыпанных по всей Мор Элин.

Просто ещё одно тело, зарытое в землю.

— Это… она сделала?

— Да.

Он сидел на морозной сырой земле, но ему не было холодно. Он хотел сказать так много, но не мог выдавить из себя ничего больше. У него не было сил ни на что: ни на прощание, ни на молитву, ни даже на осознание случившегося.

И он просто сидел, глядя перед собой.

— Она … помогла мне вытащить тебя. Одна бы я не справилась.

Разумеется, у худой и лёгкой девушки не было и шанса вытащить на себе инквизитора в броне и с оружием.

— Я хотела помочь ей с могилой, но не рискнула приближаться.

Девушка была предельно честна, не пытаясь приукрасить своё участие в похоронах или приуменьшить страх перед ней.

— Ещё… запретила искать Лема и приближаться к Телосам в дальнейшем.

Пригрозила, что убьёт, если узнает.

— Ещё что-нибудь сказала?

И без того тихий и пустой голос звучал, как скрежет проржавевших шестерней.

— Нет, ничего.

Она сжалась, насупилась, сощурившись и сжав губы даже сильнее обычного.

— Только плакала всё время.

 

Уже близился закат, когда путники вышли к окраинам Катаира Нао — столицы Мор Элин. Величественные громадины храмов и дворцов окрасились в яркий и сочный розовый цвет, возвышаясь над не менее величественным городом и погоревшим кольцом трущоб вокруг него. Они шли сюда почти целый день, пересекая пышные леса, бескрайние поля и топкие болота, и за всё это время не перекинулись и десятком слов. Вознесённый Герой, обычно спокойный и благодушный, хмуро чеканил шаг, злобно сощурившись и скрипя зубами, заставляя Дочь Айко в кратчайшие сроки научиться ходьбе по пересечённой местности. Лишь на подходе к цели, устав и успокоившись — а может, просто переварив горе, — он расслабился и замедлил шаг, позволив выбившейся из сил девушке его догнать.

— Ноги в порядке? Ничего не натёрла? Ему было стыдно. Опять.

— В Инквизиции что, шьют настолько паршивую обувь, что это бывает проблемой?

Она согнулась, пытаясь отдышаться, подняла лицо и улыбнулась. Язвит — значит, в порядке.

— Ты не хочешь знать, насколько это бывает проблемно… План тот же.

Занимаем крайний дом, спим, на рассвете выступаем. Ночью ходить в городе или рядом — самоубийство.

И решительно направился вперёд, не оглядываясь и не дожидаясь спутницы.

— Стой! Свен, подожди…

И остановился. Видимо, недостаточно решительно.

— Ты в порядке?

Она больше не улыбалась.

— Насколько ты вообще можешь быть в порядке после такого…

Наоборот, девушка была серьёзно обеспокоена и даже не пыталась скрывать этого.

— Я в порядке.

— Правда?

— Правда. Я даже удивлён, настолько быстро я отошёл. Всё хорошо.

«Я не в порядке от того, что я в порядке».

— И ты передумал уби…

— Нет.

И он развернулся и продолжил путь. Не оборачиваясь.

 

— Ты забрала её у Гермеса?

Инквизитор вертел в руках матовую чёрную кирасу, чуть мягкую и тёплую на ощупь. Он никогда не видел такой брони и не рискнул отказываться от привычной кольчуги, пока не получит возможность тщательно её осмотреть, — такого странного материала он никогда не видел. Только сейчас, заняв пустой дом на окраине, он мог нормально ознакомиться с находкой.

— Да, когда уходили. Я поняла, что именно у него может быть что-то важное, что приведёт нас к Лему, но нашла только оружие и броню. Я нашла там и фотоаппарат, но он заблокирован, и я понятия не имею, что с ним делать.

Было печально, что в жилище старого Героя не нашлось никаких зацепок, но и хорошее снаряжение всегда нужно. Особенно снаряжение Платинового Века, ныне практически недоступное и перешедшее в категорию таинственных и

непонятных артефактов.

— Просто надела её под куртку, и всё. Почти мой размер, но чуть великовата… тебе должна подойти.

— Мне?

Ая вела себя необычно. Даже необычнее, чем всегда.

«И с чего бы ей отдавать такую редкость мне?»

Кираса села просто идеально, ничуть не сдавливая грудь и не стесняя движений. Даже относительно свободная кольчуга на её фоне ощущалась тяжёлыми латами, а все попытки пробить её ножом увенчались провалом, не оставив на матовой поверхности ни единой царапины, — разница между броней пятнадцатого и двадцать второго века была слишком велика. Даже отстреливать её не было никого желания: Гермес, очевидно, не тащил в убежище всё подряд, отдавая предпочтение только самому лучшему снаряжению.

— Удивительно. Никогда не видел ничего подобного… Странно только, что он сам её не носил.

— Он вообще ходил без какой-либо брони. Я его понимаю, конечно, но смысла пока не вижу… Знал, что против Хильди никакая броня не поможет? — Дочь Айко не стала ломать голову над тем, что не могла решить. — В любом случае попытайся открыть фотик, я с ним так и не справилась. Мне кажется, он сломан…

— Жалко, что в пучине твоих талантов нет ничего, связанного с техникой.

Сейчас это было бы даже полезнее, чем стрельба из ракетницы. — Юноша осторожно взял маленький кирпичик с выступающим глазком камеры. В отличие от его КПК, маленького и больше похожего на запятую с трекболом для большого пальца сбоку и линзой для выведения голограммы сверху, фотоаппарат имел дисплей на всю заднюю грань, без единой кнопки.

«Бред какой-то… как вообще этим пользоваться?»

— А вот и нет! Я нашла ещё и патроны к РПГ, так что теперь от него опять есть толк!

— Ещё бы… Айко везде взрывчатку найдёт… Слушай, ты вообще уверена, что это фотоаппарат? Не вижу даже кнопки включения…

Юноша бестолково крутил кирпичик в руках, но не злился от бессилия, а наоборот, радовался, что может отвлечься и заняться делом: стоило ему хоть на секунду допустить пустоту в голове, как её тут же заполняли тёмные и мрачные мысли, грязные и пугающие.

— Ты меня сейчас со свиньёй сравнил или что? — довольно блёклая реакция по её меркам, неискренняя.

— Генетика у тебя хорошая, говорю. — И, перехватив странное устройство прямо за экран, Свен передал его обратно девушке.

И в тот же момент экран вспыхнул.

— Что? Что ты сделал? Что нажал?

— Ничего! Тут нечего нажимать!

Они сгрудились вокруг маленького яркого дисплея, силясь разглядеть хоть что-то, полностью поглощённые восторгом и жаждой знаний.

— Не нажимай ничего, вдруг выключится!

— Говорю же — я ничего не нажимал, оно само! Это что… текст? Не вижу, слишком мелко.

— Нет же — фотография текста! Говорю же, это фотоаппарат такой! И, почти зарывшись лицом в экран, Ая принялась читать вслух.

 

«…е спала всю ночь — величие момента полностью отбило всякое желание учиться спать. Георг, к счастью, лёг ещё вечером и спит сном младенца. Не хочу придумывать новые оправдания ещё и сейчас. Видимо, я так и не научилась

врать.

Если ты читаешь это — не держи зла на меня. Всё, что я делаю, я делаю ради мира, и иного способа, окромя лжи, я не нашла. Чувства же мои к тебе всегда были столь искренними, сколь я вообще способна ощутить.

Впервые за всю свою жизнь я нашла себя, нашла способ действительно помочь людям. Столько лет было потрачено на глупую войну, столько возможностей потеряно! Кто знает, чего бы мы достигли, уйди я хоть на пару десятков лет раньше? Впрочем, это пустое.

В такой момент уместна лишь радость, и я радуюсь. Я встречу рассвет с улыбкой и гордо поднятой головой, с надеждой и любовью.

Мия Конгос, хх99 год»

 

 

— Это… это всё?! А до этого?! — Свен напрягал глаза так, что они едва не вытекли из орбит, но не мог прочесть ни единой строчки. — Чёрт, это же даже не элинский! И не игнисский! Я знаю все нынешние языки, а этот не узнаю!

— Всё, да! Я не могу открыть другую фотографию! И да, это не элинский, а его устаревшая форма, пока тот не смешался с игнисским после войны.

Они сбились вокруг несчастного устройства, схватив его в четыре руки и принявшись тыкать в экран, надеясь добиться хоть какого-то отклика. И у них получилось — фотоаппарат пискнул и потух.

— Блядь!

 

— И что мы с этого имеем?

Девушка была растеряна и удивлена, но, судя по всему, смогла собраться с мыслями.

— Да хрен его знает. Кто бы это ни была, я не могу уловить сути письма. Что значит «учиться спать»? Ты точно правильно это перевела?

Он был зол и озадачен, но в глубине души рад. Даже такая крупица информации подстегнула его, подлила масла в огонь души.

— Точно! Этот сраный язык на всей Терре никто, кроме меня, не знает! Не знаю, на кой папаша заставил меня выдрочить все мёртвые языки, что знает сам, но за точность я ручаюсь. Мне даже кажется, что в оригинале оно звучит ещё страннее.

— И этот год… почему дата нормально не указана?

— Неразборчиво совсем, не смогла прочитать первые две цифры. Эй, ты совсем хмурый какой-то. Оптимизм, все дела, помнишь?

— Я не грущу, просто… — Свен укусил себя за губу, собираясь с мыслями. — Я не говорил этого, но фамилия моего отца — Конгос. И эта Мия… она может быть моим родственником. Бабушка? Тётя? Я не знаю.

 

— Я вижу три возможных пути, три плана.

Свен развалился на полу давно заброшенного здания, ныне взявшего на себя ответственную роль штаба, — садиться рядом с Аей на кровати ему совсем не хотелось. Он понимал, что её вины нет нигде и она, наоборот, опять спасла его, но сил на признание в этом самому себе у юноши пока не было.

— Первый и самый логичный: отвожу тебя в Мегали Эримос, как и собирались. Потом… действую по ситуации, скорее всего — на корабле возвращаюсь на острова. — Юноша сдавленно вздохнул. — Второй и самый лучший: мы вдвоём возвращаемся на острова…

Брови девушки взлетели на самый верх лба, а вечно сощуренные глаза распахнулись так, словно сейчас выпадут из орбит. Из груди донёсся лишь сдавленный вздох, ибо дар речи она потеряла, казалось, окончательно.

— …и вдвоём убиваем Анджея с Андором, ставим тебя во главе Семьи Айко,

окончательно возвращаем мир и порядок в страну.

— Это самый охуенный план, что я когда-либо слышала! И охуенно тупой! Дар речи всё-таки вернулся.

— Ты вообще не имеешь понятия, о чём говоришь! Не знаешь, кто они такие, инквизитор, даже близко не знаешь! Ты… ты можешь просто выстрелить себе в тупую голову, если на полном серьёзе предлагаешь такое! — она почти перешла на крик и взмахнула руками, словно показывая, насколько ей не хватает слов. — Хотя нет, такой толстый череп ни одна пуля не возьмёт.

— Думаешь, я шучу, Дочь Айко? Посмотри мне в глаза и скажи, шучу ли я.

С трудом поборов праведный гнев, Ая подняла на героя взгляд и попыталась понять, сошёл ли тот с ума окончательно или ещё нет. И поморщилась.

Он не шутил.

— Я вижу, что ты серьёзен. Только это не повод совершать суицид. Я вижу, что теперь тебя тоже ничем не напугаешь, но Андор… он страшнее Хильди, понимаешь? Она, скорее всего, не человек, но сохранила людское лицо, а он… он не человек и не был им никогда, Свен.

Она нагнулась к сидящему перед ней герою, и в глазах её были лишь мольба и искренний ужас.

Инквизитор поморщился и вздохнул. Он знал, что обсуждение не будет простым, и ожидал споров, но всё равно хотел их избежать. Сейчас, вернувшись в относительную норму после случившегося, он не хотел ничего, кроме как поскорее покончить с делами и лечь спать.

— …и третий план. — Свен не стал спорить, справедливо решив, что Ая больше знает о родном брате, чем он. — Я отвожу тебя в Эримос, потом возвращаюсь в Мор Элин, ищу Лема и способ убить Хильди.

— Мы. Мы находим Лема и способ убить Хильди.

«Это становится… уже слишком навязчивым. Какого чёрта ей от меня ещё надо?»

Герой поёжился. Он не понимал, опять натыкался на безграничную стену между ними.

«Но не могу же я прямо спросить её об этом…»

— Какого чёрта тебе ещё от меня надо, Айко?

«Вообще-то могу».

— Почему тебя должно касаться, куда я пойду после того, как выполню свою часть уговора? Ты свою выполнила, и мне от тебя больше ничего не надо.

Она не поморщилась, не напряглась. Не показала, что это её обидело, ни одна мышца не дрогнула на её лице.

— Если ты решишь сделать это один, то тебя точно убьют. Не могу же я брать такой гре…

— Ты это уже говорила! Придумай что-нибудь новенькое и убедительное!

«Не могу понять! Зачем, почему? Что ей на самом деле от меня надо?»

— Так с тех пор ничего и не поменялось.

«Что из того, что она мне сказала, было правдой? Соврала ли она о том, чего именно от меня ждёт? О том, почему сбежала? О девственности, в конце концов?»

Он не задавал вопросов, не искал мотива — просто плыл по течению, принимая всё как должное. Но теперь, поставленный перед столь важным выбором, он не мог сделать его, не задав их.

«В её поведении всегда было слишком много странного. Может, всё-таки дело не во мне, а в ней? Я дурак не потому, что не понимаю людей, а потому, что верю ей на слово?»

— Ты меня пугаешь, Ая. Я не вижу в твоих действиях смысла, не понимаю тебя. Как мне доверять тебе, Ая?

— Вы, мужики, полные идиоты. Ночами заливаете подушку слезами о том,

как же хотите верную и надёжную девушку, а получив, везде ищете подвох и бросаете. А в твоём случае — ещё и охрененно красивую, к слову.

— И ты опять отводишь тему, не отвечаешь прямо! И от избытка скромности явно не страдаешь.

— А что тут ещё добавить? Пока ты дойдёшь до Эримоса и обратно — наверняка ещё и пешком, — люди папаши будут искать тебя по всей Элин и сразу же возьмут. И убьют. Ты обвиняешь меня в том, что я… просто показала тебе невозможность твоего плана?

«А ведь она права. Опять. Блядь. Почему она опять права?»

— И да, ты хочешь сказать… не красивая?

Она закинула ноги на кровать и легла на бок, растянулась во весь внушительный рост. Волосы расплескались по кровати, а и так длинные ноги словно стали ещё длиннее — совершенно нормальный, непошлый жест в её исполнении вышел невероятно, ненормально возбуждающим. Легко и ненавязчиво, не прикладывая видимых усилий, она за секунду вызвала в юноше больше эмоций, чем любая другая девушка, и сделала это столь натурально, столь неразвратно, что любой суккуб на её фоне превратился бы в бесчувственную резиновую куклу.

И улыбнулась. Столь же натурально, но не пытаясь скрыть присущее ей самодовольство, подчёркивая свою правоту.

«Опять права».

И хотя Свен не считал девушку особо красивой, он не мог не признать, что Дочь Айко мастерски подчёркивала свои сильные стороны, скрывая слабые. И то, что она была в состоянии делать это после такого длинного дня и такого сильного стресса, лишь подчёркивало её мастерство.

«И ведь ничего общего с тем, как она вела себя в первую ночь. Где твоё былое стеснение, Ая?»

Ей достаточно было всего лишь прилечь, чтобы юноша как никогда остро почувствовал необходимость лечь рядом, несмотря на столь узкую кровать и столь очевидную манипуляцию.

«А ты растёшь. Или просто пришла в себя? Продумала всё наперёд?»

— Ты опять уходишь с темы, Ая.

Он поднялся и встал прямо перед ней, нависнув над её тонкой фигурой, столь хрупкой и беззащитной. Она улыбнулась ещё шире, ещё наглее и перевернулась на спину, выгнулась и запустила руки в волосы, окончательно прекратив разыгрывать невинность и явив всю свою соблазнительность, на которую была способна.

А способна, как оказалось, она была на многое.

— Просто предлагаю обсудить что-то более… приятное.

Сердце болезненно сжалось, пропустило удар. На миг Свена перестали волновать и её возможная ложь, и опасность со стороны Семьи, и даже гибель отца — в мире перестало существовать всё, кроме лежащей перед ним девушки.

С трудом вздохнув, не пытаясь совладать с дрожью в руках, он нагнулся к ней, протянул руку, и в тот же миг она подалась ему навстречу, так же ненавязчиво, словно невзначай.

Лишь замерев в сантиметрах от её лица, юноша застыл и недюжинным усилием воли смог собраться с мыслями. Она замерла тоже, ожидая действий Свена, удивлённая его внезапной потерей инициативы, и на лице её проявилась целая буря чувств — от недоумения до страха.

«Только теперь я вижу, как ты напряжена. С каким усилием ты разыгрываешь сцену. Это не более чем тонкий расчёт, верно ведь, Ая?»

Девушка вернула непринуждённую маску на место почти мгновенно, игриво улыбнулась и сама подалась вперёд, но и секундной её потери было достаточно.

«Я не знаток женской анатомии и не стану им, но ты, Дочь Айко, уже давно

не девственница. Кто угодно, но не она».

Ая закинула руки ему на шею и слегка притянула к себе, не теряя уверенности, спокойствия и игривости, и теперь нетерпеливо ждала последнего шага от юноши.

«Никто не сможет быть настолько убедительной, не испытав близости с мужчиной. Но зачем ты врёшь мне об этом?»

Совсем близко. Слишком.

«И что самое главное — имеет ли это отношение к твоему побегу? К тому, как истерично ты желала сбежать и как отчаянно идёшь к этому?»

Мысли стремительно проносились в голове героя бурным водоворотом, хаотично сталкиваясь и мешая друг другу. Но, несмотря на это, он уже давно принял решение и лишь боялся признаться в этом самому себе, снова откладывая неизбежное.

«Может, в этом и нет никакого смысла… но я просто не могу думать об этом иначе».

И, окончательно перестав сомневаться, решительно обнял девушку, ставшую столь маленькой и хрупкой.

— Не надо, Ая. Просто не надо. Пожалуйста.

Сжал изо всех сил, словно пытаясь таким образом почувствовать, что у неё на душе. Совсем не заботясь о том, как глупо он может выглядеть, а только пытаясь заглянуть ей в сердце всеми способами, что он знал и мог придумать.

Она пискнула, опешила и попыталась было вырваться и возразить, но почти мгновенно расслабилась и обмякла, словно потеряв всякую возможность двигаться.

— Давай спать?

 

Новый, интересный потолок — и опять никакой возможности его рассмотреть. Кровать узкая, убогая, как и сам домишко, и он лёг, не выпуская девушку из рук и не имея возможности толком это сделать.

И ему опять было стыдно.

«Опять напридумывал себе, что её едва ли не в сексуальном рабстве держали, сам поверил и упустил возможность её допросить… впрочем, что она бы ответила в таком состоянии?»

Она опять уснула мгновенно, и её лицо опять расслабилось, столь ярко контрастируя с обычной напряжённостью. Невероятное зрелище.

«И почему, если речь о девушке, то я ищу причину в сексе? Что со мной не так? В конечном итоге тут два варианта: либо меня разводят, как лоха, а я с удовольствием ведусь, либо она на самом деле неплохой человек и имеет свои причины себя так вести. Как же я хочу, чтобы это был второй вариант!»

Расслабившись и громко посапывая, она не имела совсем ничего общего сама с собой и в одночасье стала невероятно милой. Не осознавая толком свои действия, герой погладил девушку по голове, медленно и осторожно. И сразу же убрал руку, удивившись самому себе.

«Ну надо же… и почему только она всё время так злобно щурится? Неужели не может сделать лицо попроще?»

И в тот же миг сильно пожалел о своих столь самоуверенных действиях — мягкая и нежная рука цепко схватила его за кисть и вернула её обратно, на густые чёрные волосы.

«Ну конечно. Что я ещё ожидал?»

И она улыбнулась. Мягко, нежно, в то же время игриво, но при этом по- настоящему, искренне.

«Всё-таки может, оказывается».

 

Анджей суетился, не находил себе места. Во всём мире был только один

человек, способный лишить его душевного спокойствия, и этот человек должен был появиться ровно через сорок секунд, а значит, он окажется в кабинете Отца ни секундой позже. Он суетился, хотел закончить все приготовления — но не смог, просто потому что никаких приготовлений он не делал и сделать не мог, и это сбивало пунктуального мужчину куда больше, чем встреча самого требовательного гостя. Когда бы его гость ни приходил, он всегда отказывался от любых угощений, бани и сна, словно вовсе и не был живым. Не придумав ничего лучше, Анджей налил домашнего вина и достал шоколада из Энорма Марэ — встречать гостей с пустым столом он просто не умел. Наконец, ровно в час ночи, посланник зашёл в кабинет Отца, слабо улыбнулся вместо приветствия и сел напротив. Он вёл себя спокойно и расслабленно, словно пришёл к себе домой, но кротко и вежливо, словно сам встречал важного гостя.

— Прости, что отрываю тебя от работы, Анджей, но наше дело не терпит отлагательств, — как и всегда, мужчина сразу перешёл к сути. — Не позднее чем завтрашним днём молодой инквизитор явится искать прохода к Телосу, и я прошу тебя эти проходы закрыть, обеспечить полную неприкосновенность провала.

— Хм? — Анджей был готов к любой просьбе, но столь странный приказ озадачил даже его. — Этот молодой инквизитор, он… важен? Мне нужно уберечь его от самоубийства?

— Не совсем, — посланник слабо улыбнулся. — У меня есть все основания полагать, что спуск в провал не приведёт к его кончине, а приведёт, скорее, к кончине всего мира. Наш план… подразумевает наличие подобных сложностей, и я рад, что могу положиться на тебя в этом.

— Постойте! — Отец опешил. К такому потоку подробностей он готов не был.

— Если он так опасен, то почему бы мне просто не устранить его?

Повисла тишина — резкая, гулкая, раздираемая лишь учащённым дыханием Айко и мерным тиканьем часов.

— Анджей… — Посланник с трудом нашёл в себе силы продолжить. — Ты — лучший из своего поколения, мой самый близкий друг и моя главная надежда. Но и ты… недостаточно совершенен. Как ты вообще мог сказать такое? Убить живого человека лишь за то, что тот может сделать?

Он морщился, словно был готов заплакать в любой момент.

— Ты всё ещё не понимаешь меня. Столько лет мы вместе — и ты до сих пор там же, откуда мы начали. Пожалуйста, подумай о моих словах, Анджей, прими их близко к сердцу. Всякое живое дыхание…

Мужчина запнулся, застонал и положил на стол бумажную фотографию. Последний раз взглянул Отцу в глаза, безуспешно попытался улыбнуться и молча вышел.

Медленно, словно боясь того, что увидит, Отец взял со стола фотографию.

Смотрящее на него лицо не вызывало никаких эмоций, однако подпись повлекла непреодолимое желание сжечь и фото, и лицо на ней. Смяв бумагу и швырнув в стену, Анджей растёкся в кресле, рыбьими глазами глядя перед собой и не шевелясь.

Сколько он так просидел, погружённый в свои мысли? Что именно поручил Артуру, поднявшему фото и ушедшему отдавать приказ охране? Чем занимался всю ночь, прочитав несколько раз его досье? Он не помнил. Помнил лишь встречу рассвета на балконе и ароматный табак в трубке, всегда помогающий отбросить лишние мысли. Уже утром его вывел из ступора крик сына, ворвавшегося на балкон. Юный Андрей взмок, золотые кудри его стали дыбом, а голубые глаза наполнились слезами.

— Папа, пап… Мы нигде не нашли её! Ая пропала!

Отец Айко затянулся, выпустил пару колец и встал. Взгляд его сфокусировался, начал приобретать осмысленность, и взгляд этот был злым.

— Всякое живое дыхание… Бог мёртв, господин Конгос.

 

Солнце выползло из-за верхушек деревьев, окрасив серо-синее небо в розовый. Мириады птиц приветствовали его, наполнив воздух стрекотом, чириканьем и пением всех возможных сортов, и даже шелест листвы и хвои вторил им, восславляя новый день.

Но она не наслаждалась, не радовалась утру вместе со всей природой. Наоборот, у хрупкой фигуры, стоящей у открытого окна, не было ни одной позитивной мысли. Она пыталась собраться с мыслями, прийти в себя, но безуспешно. Лишь слёзы безостановочно текли по её лицу, пока она пыталась плакать как можно тише, не разбудив его.

Впрочем, ничего страшного. Она выплачется и наберётся сил на весь день, встретив всё, что он ей преподнесёт.

У неё оставалось слишком много дел.

 

— Думаю, я должна кое-что рассказать.

«Это правда, должна».

— И прости за вчерашнее. Я… была не в себе.

Рассвет едва забрезжил, когда они уже были на ногах и без аппетита грызли сухари, тщетно пытаясь не думать о нормальной еде и изображая завтрак.

— Хотя, честно говоря, мне нечего особо добавить к тому, что я уже говорила. Отец считал меня не более чем выгодным вложением капитала и относился соответствующе. Всё, что меня ждало, — смена одной золотой клетки на другую.

Она и в самом деле выглядела подавленной, хотя постоянный злой прищур вернулся на её лицо.

— В этом случае тебе крупно не повезло. На островах полно инквизиторов, которые бы с радостью помогли, не требуя ничего взамен.

— Это правда… но это ещё не всё. Я не хочу просто взять и убежать. И когда ты сказал, что хочешь вернуться за их головами… — Она сощурилась сильнее и злее. — Я не хочу, чтобы ты просто отвёл меня в Эримос, Свен. Я хочу, чтобы ты вернулся и убил Отца и Братьев.

Она была напряжена, но эти слова дались ей с поразительной лёгкостью. С такой, с которой не должны были быть произнесены.

— Это… наверное, многое объясняет. Знаешь, тебе стоило рассказать это вчера, а не только бросаться оскорблениями.

— Ты знаешь, что я права. Сейчас у тебя нет ни шанса даже против Андрея, и заикаться про Отца нечего.

— Ну уж прости, что я не так хорош, как ты. Кто ж виноват, что у меня нет такого таланта и десятков учителей по каждой теме. — Свен понимал, что она не хочет его обидеть, однако не мог не удивляться тому, как почти любая фраза в её исполнении получалась оскорбительной.

— Это правда, что нет. Но я найду способ, слышишь? Если ты справишься с Хильди, то и с Отцом тоже. Едва ли другой инквизитор был бы настолько мотивирован стать сильнее, так что… мне нужен именно ты.

— Нужен ручной самоубийца, хах?

«Опять она звучит очень убедительно. Даже… слишком убедительно? Не могу найти, до чего докопаться, да и не хочу. Только вот откуда у неё самой такая ненависть?»

В голове юного героя одна за другой всплывали мысли, появившиеся ещё вчера ночью, и мысли эти не давали ему покоя.

«И почему я думаю только об этом? Неужели не может быть других причин?

Она на меня дурно влияет».

— И у меня есть план, как дать тебе шанс им не стать… — Она на

неразличимый миг расслабилась и, кажется, даже улыбнулась. — Не хочу держать твою смерть на своей совести, помнишь?

 

— Ты любишь историю, Свен Конгос, не так ли?

— Не надо. Это не моя фамилия. А историю люблю, да. И?..

Девушка откинулась в кресле, наслаждаясь относительно нормальной мебелью после столь долгого перерыва, и закинула ногу на ногу.

— Что ты знаешь о знаменитом герое Игниса Октавии Койваке?

— Знаю, что выступил на стороне Великого Рейха, внёс огромный вклад в победу над Эримосом… ну и над остальным захватом мира. При чём тут очередной игнисский пёс?

— А при том, что нужно помнить, как именно он это сделал! Пусть он и был скорее символом, но мы точно знаем, что Октавий участвовал в штурме Мегали Эримоса в первых рядах и лично убил всю королевскую семью. Об этом, правда, в учебниках Игниса не пишут, но и не суть…

Она вытянула ноги, сложила руки на груди и ухмыльнулась.

— А суть в том, что их учёные нашли места наибольшего скопления мировой маны, можно сказать, энергетических путей планеты. И призвали самих Духов стихий, и овладели ими! Это реальная причина силы Октавия и твой единственный шанс убить Хильди.

Свен сник, потух. Его глаза, и без того серые и тусклые, окончательно потеряли весь цвет.

— Я каждый год вижу десяток умников, которые плывут на Терру Магна, чтобы оседлать Духа. Возвращаются единицы, и те в гробах.

Юноша раздосадованно крякнул и вздохнул, стал собираться. Он, конечно, и не ожидал от Аи работоспособной идеи, но ему всё равно было грустно из-за того, что понадеялся на неё.

Он почти ничего не знал о Духах и, как и любой Инквизитор, относился к ним как к ереси. Нечто бессмертное и, следовательно, неживое, но при этом по- своему разумное и могущественное — если бы Свен не видел трупы людей, встретившихся с этим порождением безумства игнисской науки и магии, то и не поверил бы в его существование.

Но он видел, и он просто хотел держаться подальше. Как и любой нормальный человек.

— Это самоубийство.

— Ага, но куда менее явное, чем твой бред. Она размажет тебя, если ты не придумаешь радикальный план, и иных шансов выжить у тебя нет… если ты не решил всё бросить и вернуться домой.

«Вернуться домой… чем больше я думаю об этом, тем больше хочу — и тем яснее понимаю, что не сделаю этого».

— Суть в том, как именно ты собираешься заключать с ними контракт, и только в этом! Малолетние дебилы могут пытаться врать им или атаковать, но это бессмысленно — чем больше у тебя маны в жилах, тем яснее они чувствуют содержание твоей головы. Октавий не соблазнял их подарками и не угрожал, а предельно честно заявил, что собирается устроить мировую войну! Понимаешь ты меня, инквизитор? Даже те единицы, что заключали контракты после него, ублажали Духов обещаниями насилия!

Дочь Айко возбуждённо вскочила и принялась крайне убедительно размахивать руками, проявляя всё своё ораторское мастерство. Её голос, сам по себе громкий и резкий, грохотал пулемётной очередью, посрамив бы любого оратора с любом рупором.

«Уже просто не могу. Он сказал мне найти его, значит, в этом есть смысл.

Если бы чёртов папаша хотел уберечь меня, то не сказал бы ничего».

— Нам нужно просто сказать им правду! Скажи, что хочешь отомстить за

отца, а голову этой Хильди повесить над камином! А потом пойти и вырезать всю семью твоей девушки! Вот так надо, вот так им понравится!

«И дело не только в папаше… почему он жил в Телосе? Как такое воо… стоп, девушки?»

— Понимаешь ведь меня, а, Свен?!

— Тебе легко это говорить… не тебя же убьют в случае провала. Даже если это прокатит с Духами воздуха и огня, не думаю, что смогу так же убедить кого- то менее кровожадного. Ни разу не слышал, чтобы кто-то выжил после общения с Ундиной.

— Не ты один в опасности! Если тебя убьют, я сгину за тобой в тот же час. Я рискую ничуть не меньше!

«А что, если она врёт? Если она превосходно ориентируется на местности, а первую встречу специально подстроила?»

— Не буду же я искать другого такого мотивированного идиота, верно?

Никто больше не имеет перспективы сравняться с Отцом!

«Раз за разом у неё один и тот же аргумент! Потеряется, мол, без меня! Да любой еблан выйдет к Эримосу по навигатору!»

Она встала прямо перед ним, сжавшись и глядя снизу вверх, и лицо её почти полностью потеряло привычное напряжение, приняв заискивающее и убедительное выражение.

«Опять у неё слишком всё гладко. Убить меня вздумала, сука?»

Воздух сгустился, протух. Отчаянно не желал лезть в глотку, удушливой массой закупорил трахею и выжигал, царапал бронхи.

«Отвести к этим блядским Духам и убить! И никто не хватится очередного идиота!»

Тёмная комната, слабо освещённая рассветным солнцем, вмиг стала ещё темнее, потеряла яркость и цвет.

Мрак, густой и беспросветный. Везде. Страх.

Отчаяние.

Очередное лицо, кровожадно улыбающееся и желающее лишь вонзить свои клыки ему в горло.

Залить пол кипящей кровью. Прям сейчас.

 

Хлипкая дверь хибары не выдержала и целиком слетела с петель под ударом широкого плеча инквизитора. Быстро и точно, без колебаний, он вскочил на ноги и выхватил пистолет, свой верный «Фроммер», как и всегда — с досланным патроном и взведённым курком.

«В тот раз она не зарезала меня по чистой случайности! Без меча вблизи я ничего не смогу сделать!»

И быстро, на опережение, дважды выстрелил в дверной проём, юрко, как мышь, запрыгнул в соседний домишко через окно.

«Кираса на мне, так что ей хватит и пары попаданий! Спокойно, не торопясь.

Она хороша, но у меня куда больше опыта!»

— СВЕН, БЛЯДЬ!!!

«Живая. Не попал».

— ЧТО ТЫ ТВОРИШЬ?!

«Я могу лучше. Вода!»

Мир застыл, потёк медленно, как кисель… и тут же разогнался, вернулся в норму. Сожжённая мана болезненно уколола глаза, сдавила голову обручем, но видимого эффекта не принесла.

— СВЕН, ПОЖАЛУЙСТА, ПРЕКРАТИ!!!

«Да что со мной не так! Всегда же получалось с первого раза! Ну же, вода!»

Вспышка яркая, как солнце в бинокле, резь и жжение. Герой взвыл, схватившись за глаза, заплакал и зарычал. Судорога скрутила его, сжала и выдавила жалкий завтрак на деревянный пол.

«К чёрту магию! Я и без неё — лучший стрелок всего Уэльса!» Вытерев рот рукавом гамбезона, Свен проскользнул к соседнему окну,

мгновенно поймал взглядом длинную прядь чёрных волос в окне и прямо сквозь стекло сделал ещё пару выстрелов.

— А-А-А-А-А!!! Не надо! ПОЖАЛУЙСТА!!!

Тьма мерзкая, липкая, густая.