Духовное измерение тантризма

Мы рассмотрели путь к сверхъестественным способностям и освобождению через ритуал, а сейчас коснемся того, что стоит выше ритуала. Не следует преувеличивать значение тантрического гиперритуализма, также как, конечно, и привлекательность духовного и мистического. Но у мистики есть свое место, что необходимо подчеркнуть. Тантрики не стремятся только к сверхъестественным способностям. Как и любые другие индуисты, они желают обрести освобождение, мокшу или мукти, переживание божественного, которое по сути своей носит мистический характер – в широком смысле живого приближения к божественному началу или погружения в него. В этом отношении, как и во многих других, тантризм является частью не подверженной изменениям индийской традиции. 

Разумеется, классическая шайва-сиддханта утверждает, что именно только посредством обрядов можно избавиться от изначальной нечистоты, привязывающей нас к миру, и достичь освобождения – мы наблюдали спасительные обряды шиваитов и вишнуитов. Но ритуальная деятельность, как все признают, обладает действенностью, только если она сопровождается пониманием значения обрядов (которые никогда не бывают rules without meaning[279]) и преданностью божеству, бхакти, чья роль в агамах и тантрах на протяжении веков только возрастала. Недуалистический шиваизм (и Абхинавагупта более, чем кто-либо другой) осуждает позицию приверженцев шайва-сиддханты, утверждая, что невежество является единственной причиной человеческого рабства и что, стало быть, только знание Высшей реальности, гнозис, способно привести к освобождению. Между тем, это знание, это припоминание, пратьябхиджня, нашей глубоко божественной природы обретается прежде всего через духовный поиск. На иной теологической основе эту позицию разделяют (даже в еще большей степени) панчаратра и другие течения, относящиеся к тантрическому вишнуизму или отмеченные влиянием тантризма.

Здесь мы всегда оказываемся в области религиозного чувства и мистики: она занимает меньше места и особенно гораздо менее заметна в текстах, чем все то, что связано с обрядами, теоретическими предписаниями и правилами поведения, но тем не менее выступает одним из важных аспектов тантрической вселенной. Богомолец, мистик, внутренне единый с Богом, не заметен, как человек, отправляющий обряд или обладающий сверхъестественными способностями, но разве не к этому состоянию в глубине души стремится всякий тантрик, даже ритуалист? Благодаря бхакти тантризм обладает еще одной точкой соприкосновения с индуизмом в целом, который на протяжении более чем тысячелетия был глубоко отмечен влиянием набожности.

Тантрический путь к союзу с божеством тем не менее обладает особыми чертами. Если, например, здесь сохраняет свое присутствие метафора восхождения, она менее содержательна: дживанмукти, тантрическое освобождение в этой жизни, происходит в значительной степени посредством тела и прежде всего является присутствием в мире, над которым отныне в меньшей степени стремятся вознестись; именно здесь (в этом мире, который более не юдоль скорби) живет освобождение – настолько богат тантрический подход! Рассмотрим его некоторые черты.

Ритуальная мистика

Когда мы рассматривали интериоризирующую медитацию на трезубец Шивы во время дикши и джапу, которой заканчивается поклонение Трипурасундари, то заметили существование того, что можно назвать «ритуальной мистикой», потому что в ходе совершения некоторых обрядов обнаруживаются моменты, где отправляющий богослужение стремится (или достигает) союза с божеством.

Несомненно, тантрическая пуджа сама всегда нацелена в принципе на слияние отправляющего богослужение с божественной сущностью, которую он призывает, а затем почитает, однако ее, как правило, нельзя отнести к мистическим средствам. Что может все-таки принадлежать к области мистики, так это моменты, где в ходе поклонения или другого обряда происходит одержание или взаимопроникновение (āveśa или samāveśa) с божеством, которое призывает отправляющий богослужение, в частности, через напряженное мысленное усилие бхаваны или же божество овладевает человеком спонтанно. Как раз эти случаи следует отметить, так как они показывают, что обряд и мистический опыт не являются несовместимыми.

Они могут взаимно поддерживать друг друга, даже если одержание и мистический опыт не следует смешивать. Что служит лучшим доказательством существования пути ритуальной мистики, чем факт: среди четырех путей или средств (upāya) освобождения, представленных Абхинавагуптой в «Тантралоке», которые все имеют целью привести практикующего к союзу с божеством, один является путем ритуального действия? Описание этого пути, называемое ānavopāya, «путь ограниченного существа (aṇu[280])», который предназначен не для всех начинающих адептов, но только для йогинов, остающихся под воздействием некоторых чар этого мира, занимает 5-ю главу данного трактата. Здесь мы обнаруживаем, например, глубокую медитацию на всеобщее блистающее присутствие Бхайравы, переживаемое в сердце йогина, который раскрывает таким образом, погружаясь в нее, вездесущую славу трех высших богинь трики. Или реальный опыт вихревого присутствия в теле и в духе двенадцати Кали и вместе с ними погружения в космическом сиянии божества в человеке, а затем слияния с ним, как и во вселенной. Этот опыт полного телесного обожествления с трансцендентальной конечной целью, возможно, более метафизический, чем мистический, несмотря на свой чрезвычайно живой характер. Но здесь мы видим прежде всего слияние йогина с высшей энергией посредством мантр (САУХ или КХПХРЕМ), чье мысленно призываемое и телесно переживаемое восходящее движение приводит к полному слиянию с божественным абсолютом[281]. Без сомнения, это йогические практики, но они задействуют сверхъестественные силы и прежде всего основываются (так как все от этого зависит) на целиком благотворном воздействии божественной милости.

В одной «Тантралоке» можно было бы обнаружить множество других случаев мистического опыта на ритуальной или мантрической основе, и можно было бы процитировать много других текстов. В этой сфере существует большое разнообразие методов и опыта (многие задействуют сексуальную энергию). Мы были бы не прочь иметь возможность их описать. Напомним здесь только, что красота обрядов, на которой часто настаивают тантрические тексты, может играть роль с духовной или мистической точки зрения, поскольку эта красота способна вызывать у адепта состояние блаженства и радости, которое представляет собой бурление энергии (śaktikṣobha), а значит, открытию божественной энергии и даже погружения в нее. Этот эстетический подход к обрядности, который является весьма типично тантрическим, в особенности явно подчеркивался Абхинавагуптой, самым выдающимся из индийских эстетиков[282]. Наконец, и это примечательная черта: существует то, что можно было бы назвать «метафизической мистикой». Что богомолец или мистик напряженно проживает и ощущает в своем сердце, так это зрелище космоса в той форме, как тексты описывают его структуру. Именно помещая вовнутрь его динамизм и аспекты, населяемые божественными эпифаниями, он поднимается на трансцендентальный уровень, где растворяется в абсолюте. В зависимости от случая, системы и индивида опыт может быть более гностическим или более мистическим: гимны Абхинавагупты предоставляют, как мне кажется, замечательный пример этих пограничных случаев. Это также обнаруживается у Утпаладевы, чья мистика отчетливо вписывается в метафизические рамки трики.