Сексуализированная теология, секс и метафизика

 

Как мы видели, характерной чертой индуистского пантеона является то, что божества в нем образуют пары. Каждый бог или богиня связываются с божеством противоположного пола: Шива с Парвати, Дургой или Умой, Вишну с Лакшми, Трипурасундари с Бхайравой и т.д. или же у сахаджиев (с небольшой разницей, разумеется) Кришна с Радхой и т.д. В Ямала-тантре, тексте кулы, различные формы Богини главенствуют над богами, с которыми они ассоциируются, при этом эти богини часто изображаются восседающими на плечах богов. Когда бог имеет одну, тантрическую форму, и другую, которая не является таковой, именно тантрическая форма сопровождается женским коррелятом. Таков случай, например, бога Ганеши (или ганеш, так как иногда их насчитывают пятьдесят один[210]), который, когда он является тантрическим, кроме того, как правило, изображается итифаллическим, при этом богиня сидит у него на колене и держит его фаллос.

Известно также то, что с метафизической точки зрения в школах тантризма высшее божество рассматривается как поляризованное на мужское и женское, и хотя мужское божество является в принципе господствующим, женское выступает полюсом могущества, шакти. Двуполые изображения некоторых божеств, например, изображение Шивы в облике Ардханаришвары, представляют зримый пример этого. В трике божество, с метафизической точки зрения воспринимаемое как Высшее сознание, в своем единстве заключает два аспекта: свет, пракаша, мужское начало и осознающая сама себя вимарша, которая представляет собой его аспект жизни, могущества и слова и как таковая имеет женскую природу. Союз двух полюсов божества, Шивы и Шакти, откуда рождается вселенная, в космогонических системах недуалистического шиваизма часто представляется как выступающий результатом их трения друг об друга (saṃghaṭṭa), то есть имеющий сексуальную природу. Мы могли бы упомянуть еще другие случаи, показывающие смысл сексуальных изображений и метафор.

Наконец, заметим касаемо сексуального символизма, что обычным культовым изображением Шивы является во всех школах линга, стоящий вертикально фаллос, чья нижняя часть находится на постаменте, представляемом как йони, женский половой орган: сексуальный символизм, который не может быть более очевидным (даже если некоторые в Индии упорно отрицают это).

 

Ритуальный секс

 

Кажется естественным, что в таком теологическом и метафизическом контексте ритуальные практики отводят значительное место сексу. Но действие всегда и повсюду оказывается первым: оно предшествует формулировке теории, спекуляциям. Эти практики восходят, несомненно, к очень отдаленным временам[211]. Они должны были существовать до того, как учение сформировалось, в древних культах йогини, экстатических ритуалах, где сексуальный союз между участниками обоих полов через оргазм позволял им отождествиться с этими божествами и предоставлял секреции, которые предлагались в жертву перед тем, как их поглощали участники ритуала. В самом деле, нам неизвестно, в чем заключались эти древние культы, так как сведения из текстов, которыми мы располагаем (Джаядратха-ямала или Брахма-ямала-тантра, например, yāmala означает «пару»), возможно, относятся ко времени не раньше VIII в., к эпохе, когда, по крайней мере, в Кашмире, эти ритуальные союзы, без сомнения, уже имели тенденцию к превращению из обрядов, проводимых небольшими группами девиантных аскетов, в трансгрессивный культ, в тайную ритуальную практику с целью спасения для крайне ортодоксальных индуистов. Это «одомашнивание», если так можно сказать, данных культов в определенных кругах, процесс, получивший отражение, в частности, в экзегетике кашмирского шиваизма, не помешал, очевидно, тому, что они продолжили существовать в своей первоначальной форме, тайно или нет: об этом свидетельствуют санскритская литература и театр, также как и различные тантры, Куларнава-тантра, например. В X в. правитель Кашмира осудил аскетов-ниламбаров, которые ходили парами, обнаженные и облаченные в черные покрывала.

В тантрическом мире обнаруживается множество случаев, где символизм или сексуальные изображения играют определенную роль. В ясно выраженной или неявной форме они представлены в культе женских божеств. По этому поводу можно заметить, что, поскольку в индуистском мире человек, совершающий ритуал, это всегда мужчина, позиция, которая находит выражение в этой сфере, это с неизбежностью позиция существа другого пола, чем почитаемая богиня, что не может быть несущественным. Превознесение женщины в Индии всегда было делом мужчин, что не позволяет объяснить некоторые вещи[212].

Касаемо этого восприятия секса можно уже напомнить, что кундалини, присутствующая в человеческом теле, это женская энергия, это шакти, которая поднимается по телу, чтобы воссоединиться с Шивой на макушке головы (и метафизически, на высшем уровне) и стать с ним единым целым: союз мужского и женского, который восстанавливает изначальный божественный андрогинат. Мы видели, что, согласно «Тантра-садбхаве», кундалини поднимается «из треугольной питхи», а стало быть, из символа женского лона, и она восходит, потому что ее трут или «пахтают» (saṃghaṭṭād, термин с сексуальной коннотацией). Треугольник (trikoṇa), обращенный вниз, в Индии это привычный символ женского пола. Используемый в тантрическом контексте термин «треугольник» напоминает о сексе. Автор комментария на «Тантралоку» (3.94) утверждает таким образом, по поводу фонемы Е, называемой трикона, «треугольник» (потому что здесь соединяются три энергии), что он является «источником рождения, устами йогини». Между тем, именно из уст йогини (yoginī-vaktra), гласят каулические тексты, проиходит наивысшее тайное учение, но эти уста – «нижние», adhovaktra, женское лоно. Мы увидим далее, что именно посредством сексуального союза со своей женщиной-партнером, посредством «уст йогини», во время Великого жертвоприношения кулы, значительного сексуального обряда, йогин достигает слияния с абсолютом.

Важным изображением сексуального союза Шивы и Шакти в форме диаграммы, которое обнаруживается в особенности в традиции Трипурасундари или Шривидьи, является камакала[213]. Это представлено в форме двух треугольников, обратно наложенных друг на друга фигура с шестью углами, где треугольник, обращенный вверх, это Шива, и другой, обращенный вниз, это Шакти, чье лоно составляет вершину треугольника. На двух краях гипотенузы, как предполагается, находится грудь этой фигуры, которая, в итоге, представляет собой схематическое изображение Богини в сексуальном союзе с Шивой. В середине диаграммы, в центральной зоне двух треугольников, поднявшаяся кундалини изображается вертикально в форме буквы ī, напоминающей змею (или точнее биджа-мантры īṃ), идя от основания к вершине изображения, от муладхары внизу до брахма-рандхры вверху, при этом вершина треугольника вверху в некотором роде оказывается лицом Богини[214]. «Камакала-виласа» излагает теологические и метафизические представления, которые символизирует эта диаграмма, вместе с божествами и силами, как предполагается, там присутствующими. Согласно мнению некоторых, эта диаграмма служила базовой структурой для скульптурных эротических изображений в индуистских храмах.

Часто встречающейся ритуальной практикой в сфере, о которой мы ведем речь, является культ женского лона, йони[215]: отправлять этот культ означает почитать источник жизни, начало мира, уста откровения, место экстаза и слияния с абсолютом. Сейчас мы рассмотрим несколько аспектов этого культа. Таким образом, мы обнаруживаем в небольшом тексте под названием Йони-тантра[216] краткое описание того, как совершать йони-пуджу, обряд почитания женского лона. Это должен быть орган женщины легкого поведения, в случае необходимости возлюбленной йогина. Текст не содержит подробного описания женщины, но уточняет только, что ее йони не должна быть лишена волос… Йогин украшает эту женщину, которая находится на мандале, затем он усаживает ее на свое левое бедро, умащает ее йони сандаловой пастой, дает выпить алкоголь, наносит на ее лоб красный полумесяц, рецитирует восемьсот раз мантру, обнимает и ласкает ее, а затем соединяется с ней. Секреции, которые таким образом производятся или эякулируются, образуют йони-таттву, тонкую сущность (uttama-tattva), которая должна использоваться в качестве подношения Богине, так как именно она почитается совершением этого обряда. Этот продукт также должен поглощаться адептом, который извлечет из него силу и совершенство.

Согласно тантре, посвященный адепт, садхака, который беспрерывно повторяет: «йони, йони», входит в йони благосклонной Богини и обретает сверхъестественные наслаждения, также, как и освобождение. Другие тексты представляют больше подробностей как в отношении ритуального аспекта йони-пуджи, так и относительно телесного аспекта этого культа (существует вагинальная «картография», имеющая ритуальную ценность), но структура и смысл обряда всегда одни и те же.

Следует отметить, что Йони-тантра, по-видимому, является скорее вишнуитским, нежели шиваитским текстом. Этот текст происходит из Бенгалии, области, где тантрический культ Богини оставался весьма распространен. Недалеко отсюда находится Ассам (Камарупа, на санскрите – kāma это эрос); возле Гаухати в Камакхье воздвигнут храм на месте, где, согласно преданию, упала йони богини Парвати[217], супруги Шивы, которая «кровоточит» каждый месяц.

Форма сексуального союза, особенно трансгрессивная по своим элементам и антуражу, предписываемая в некоторых текстах, должна совершаться ночью на месте кремации, при этом партнеры восседают на трупе[218].

Производство и ритуальное использование для подношения божеству и затем вкушение половых секреций описывается в целом ряде шиваитских текстов. Это практики, предназначенные для посвященных, йогинов или сиддхов, но важные своим символическим значением, так как речь здесь всегда идет о том, чтобы быть причастным силе, чьим физическим источником является женщина, но чье влияние особенно велико, потому что к женской йони-таттве примешивается сперма и, стало быть, здесь обнаруживается творящая сила сексуального соединения: жизненная энергия и одновременно преодоление границ. Такие ритуальные подношения предписаны в культе женских божеств, великих богинь или йогини, как и в культе различных форм Шивы и при некоторых инициациях.

Эти два сексуальных продукта следует, кроме того, как правило, примешивать к другим субстанциям, а именно к алкоголю или мясу. Они служат в качестве субстанции, но особенно делают акцент на аспекте телесного участия, природе действия, тесно связанного с жизненной энергией и одновременно его трансгрессивном характере. Подношение должно совершаться в чаше (для каулов лучше всего подходит тура (tūra), человеческий череп, украшенный надрезами). Оно также может иметь форму шарика, включающего все эти элементы, и именуемого кундагола или кундаголака – то есть шарика (gola), происходящего из жертвенной ямы (kuṇḍa), то есть йони.

Ритуальные сексуальные союзы могут также иметь коллективный характер. Именно этому, впрочем, особенно в современную эпоху, тантрические обряды обязаны репутацией оргий. Эти тайные собрания отличались разнообразием и происходили по различным случаям. Именуемые мелапа, мелака или йогини-мелапа, или еще чакрапуджа, они объединяли посвященных адептов, йогинов, каждого из которых сопровождала женщина-партнер: йогини, отождествляемая с одной из форм Богини (это могла быть его супруга, другая женщина или проститутка[219]). Такие обряды совершались по особым датам ритуального календаря, а именно (как и во всем индуистском мире) во время определенных моментов лунного или солнечного цикла, именуемого парван. Согласно описанию, которое дает Абхинавагупта в 28-й главе «Тантралоки», адепты должны были собираться, разбившись на пары, ночью в концентрические круги вокруг гуру, который, окруженный своей семьей, руководил церемонией. Участники (наполненные «колесами энергии», т.е. божественными силами) украшали друг друга цветами и драгоценностями, умащали благовониями, и тогда пары могли совершить соитие. Цель заключалась в том, чтобы вызвать через взаимодействие пыла, охватившего всех участников – как через игру отражений в зеркалах, пишет Абхинавагупта (отметим яркость образа) – явное и бурлящее присутствие божественной силы, ощущаемое всеми. Чакра-пуджа, возможно, также совершалась в круглых храмах йогини.

Именно в «Тантралоке» содержится наиболее полное и основывающееся на древних тантрах описание сексуального обряда, именуемого Великим жертвоприношением кулы, тайного обряда, «предназначенного для наставников и учеников, достигших вершины», а значит, для совсем небольшого числа посвященных. Описание занимает около двухсот из трехсот стихов 29-й главы этого трактата[220]. Данная практика всецело захватывает мышление, речь и тело того, кто совершает обряд, и кто должен быть совершенным существом (siddha), героем (vīra) и хозяином своей кундалини и своих чувств, умеющим управлять своей мужественностью, которая должна быть могучей, но использоваться только для трансцендентальных целей[221]. Женщина-партнер на обряде, дути (dūtī, «посланница»), должна обладать духовными качествами такого же уровня, что и йогин, чтобы их союз достиг своей цели, заключающейся во владении божественными энергиями, одушевляющими тело и дух, для обретения в конце опыта абсолюта. «Для этого жертвоприношения, – утверждает комментарий на «Тантралоку», следует избирать посланницу, не позволяя сексуальному желанию сбить себя с толку»: именно к освобождению, а не удовольствию стремятся те, кто совершает обряд. Два партнера должны вначале взаимно почитать друг друга, пробуждать их «колеса энергии», то есть чакры, центры всего того, что есть в них вибрирующего и воспринимаемого чувствами, чтобы создать целиком захватывающее их состояние одновременно сенсорного и духовного возбуждения, при этом тело и дух неразделимы, дух, сознание проживаемы только с телом и через тело. К поцелуям, ласкам, предварительным прикосновениям должны добавляться, чтобы усилить эмоциональный накал, красота цветов, привлекательность духов, благовоний, яств: эстетическая сторона тантрических обрядов важна, при этом переживаемый опыт красоты оказывается вратами в иной мир[222]. Как предполагается, йогин и его партнерша обретают таким образом яркое осознание собственной сущности, «которая раскрывается благодаря разнообразию наслаждений», так как пара достигает состояния вибрирующего блаженства (spanda), где ощущение их тождественности с телом теряется, уступая место «восторженному открытию себя»: это «великое блаженство» союза, которое одновременно представляет собой яркость чувственного восприятия и преодоление любых ощущений.

Йогин должен в таком случае почитать «главное колесо» своей партнерши: «уста Йогини» – ее лоно, откуда происходит «истечение», которое является высшим сознанием и которое «должно проходить взаимно из уст в уста»: комментарий уточняет по этому поводу, что после того как он «возбудил» свою партнершу, йогин должен предложить божествам и вкусить вместе с ней выделившиеся секреции, а затем отправлять культ различных божеств перед «устами Йогини», а после на собственном теле. В таком случае он достигает состояния погруженности в умиротворенное блаженство, ведущее тем не менее к божественному союзу; затем переходит после джапы, совершая другой обряд, к «устам Йогини», третьему союзу, где оба партнера побуждают к взаимному проникновению все их энергии. Этот союз заканчивается слиянием сознания йогина с абсолютом.

Мы не могли изложить здесь никаких представлений ни об излишних деталях совершаемых ритуальных действий, ни об рецитируемых мантрах, ни о мысленных репрезентациях, которые сопровождают действия и которые, однако, существенно важны для совершения обряда, потому что обряд может отправляться только в присутствии божеств, а их йогин должен представлять себе, чтобы почитать их и завоевывать их благосклонность, все это создает напряженную обстановку, где соединяются и взаимно усиливаются сексуальное возбуждение и порыв к абсолюту. Этот обряд, разумеется, описывается с точки зрения его участника-мужчины. Его дути, даже если именно из ее «уст» исходит высшее знание, остается тем не менее средством, инструментом. Можно превозносить женщину, не будучи приверженцем феминизма.

Возможно, женщина-партнер на обряде в несколько меньшей степени подвержена инструментализации в случае другой тантрической традиции, а именно вишнуитской традиции эротического почитания Радхи и Кришны в бенгальской секте вайшнавов-сахаджиев, где царит совершенно другая атмосфера в духе бхакти. Почитатель Кришны, отождествляющий себя с этим известным божеством, ради того, чтобы воспроизвести его сексуальные игры с гопи, пастушками, ритуально соединялся с женщиной-партнером, отождествляемой с Радхой, любимой подругой бога, погружаясь таким образом в атмосферу (bhāva), сладость (rasa) кришнаитского культа. Но всеохватывающая любовь к Кришне – это удел Радхи. Стало быть, именно с ней верующий может желать отождествить себя, становясь или скорее ведя себя, как женщина, потерявшая голову от любви. Здесь перед нами совершенно другой аспект роли секса в религиозной сфере: мистический эротизм, чье поле, очень широкое, не совпадает с областью тантризма. Трансвестизм, что касается его, упоминается во множестве тантрических текстов, которые достаточно часто предписывают служителю культа или почитателю одеваться как почитаемое им божество, чтобы лучше отождествлять себя с ним – отсюда иногда необходимость для мужчины принять женский облик. Доля эротизма в таких случаях, очевидно, вариативна, но это один из важных двусмысленных аспектов тантрических культов.

Наконец, добавим, что ритуальные сексуальные союзы, предписанные в тантрах, в частности, в шиваитских, не всегда подразумевают особо трансгрессивные практики, которые мы только что видели. Существуют случаи, когда соитие должно совершаться без эякуляции. Тогда мы сталкиваемся с другим подходом, также глубоко индийским, что и предыдущий, равно типичным для отношения индийцев к сексу и женщине: это не обретение могущества и доступа к трансцендентному через восторженное возбуждение и присвоение всех сил, присущих телу и связанных с интенсивностью полового влечения (и потребление их продуктов), но использование силы секса, осуществляемое иначе, но также благодаря творческой энергии. Избежать любой потери семени означает сохранить свою силу: старое представление, принявшее у индийцев форму постоянной одержимости. Следует использовать женщину, но для того, чтобы черпать из нее силу, тщательно избегая потерять что-либо из того, чем мы обладаем. Йогин достигнет яркого оргазма и почувствует себя единым с божеством, ничего не теряя из своей субстанции (он даже может увеличить свою силу, всасывая секреции своей женщины-партнера[223]). Мы обнаруживаем предписания сексуальных практик этого рода во множестве текстов, начиная с самых древних тантр (Джаядратха-ямала или Нихшвасататтва-самхита) или даже в некоторых агамах, вплоть до современных работ, не говоря о том, что можно увидеть еще в современной Индии, в частности у некоторых йогинов[224].

Как бы то ни было, все эти практики нацелены прежде всего на обретение сверхъестественных сил, сиддхи: в действительности, тантрик намного больше стремится к магической власти над вселенной, чем к освобождению из мира. Именно это становится ясно при чтении множества тантр[225].

 

Секс и мистика

Сексуальный союз в рассмотренном нами здесь контексте всегда направлен на выход за пределы секса. «Это не совершается ради поиска удовольствий», – напоминает буддийский текст Хеваджра-тантра. Индуистские тантры не содержат подобных утверждений, возможно, допуская получение удовольствия до определенной степени. Дело в том, что, как им известно, существует мир по ту сторону удовольствия, поскольку удовольствие выступает преддверием к чему-то иному, что его превосходит, а это значит, мы должны испытывать удовольствие, выходя за его рамки.

Секс является одной из форм бурления энергии, śakti-kṣobha. Между тем, кшобха это состояние бурления божества в агамах и тантрах, божества, которое порождает вселенную. Для йогина сексуальный союз, в котором он переживает это бурление, отныне оказывается участием в играх божественной энергии. А значит сексуальный союз может вполне естественно, если мы умеем задействовать его энергию и овладеть ее силой, будь то в рамках обряда или за его пределами, привести к союзу мистическому. То, что йогин и его партнерша испытывают в таком случае, это более не удовольствие (sukha), но блаженство (ānanda), а оно, как известно, является характерной чертой Брахмана. Это аспект секса, о котором следует помнить, так как он важен и даже имеет основное значение (например, в трике).

Однако не у Абхинавагупты я возьму пример этого, но из более древнего произведения, «Виджняна-бхайравы»[226]. Вот 68-й стих: «[Йогин] должен сосредотачивать свою мысль, целиком пронизанную удовольствием, на центральной точке, между огнем и рыбой, будь ли то совершенно одну, будь ли то наполненную жизненным дыханием. В таком случае он растворяется в блаженстве любви»[227]. Этот текст становится ясным, если известно, что «огонь» и «рыба» означают начало и конец полового акта и что «центральная точка», на которой йогин должен сосредотачивать свою мысль, это кундалини, представляющая собой форму божества в человеческом теле. Кундалини, поднимаясь в ходе полового акта, достигает свое высшей точки, где с оргазмом йогин растворяется в абсолюте. Абхинавагупта в своем комментарии на «Виджняна-бхайраву» «Паратримшика», впрочем, говорит об этом более ясно. Мы вернемся к «Виджняна-бхайраве», когда речь пойдет о мистическом опыте.

Таким образом, секс во всех рассмотренных нами случаях используется как средство достижения трансцендентности (или, по меньшей мере, «измененных состояний сознания») или сверхъестественных способностей. Это не влечение, которому мы поддаемся, но сила, которой мы управляем. Это техническое мастерство, а не гедонизм: жизнь тантрика это не поиск удовольствий.

 

7.

 ТАНТРИЧЕСКОЕ СЛОВО

 

Слово бесконечно, оно вне всякого творения и огромно <…> Слово это первый слог, рожденный из Порядка, мать вед, пуп бессмертия

Тайттирия-брахмана 2.8.4–5

 

Начиная с ведийской эпохи индийцы приписывали слову первоочередное значение. Теоретические построения касательно его природы и могущества лежат в основе даже не только религии, но и самой мысли в Индии. Тантризм является частью этой традиции, развивая и доводя до крайности роль и влияние слова, главным образом, в форме мантр, и более того, увеличивая число обрядов и практик, где оно задействуется. Одновременно тантрики создали обширную литературу на эту тему. Данные практики и теоретические построения формируют то, что принято называть мантра-шастрой, учением о мантрах, чье место в тантрическом мире таково, что этот термин и термин тантра-шастра, тантрическое учение, в итоге часто стали восприниматься как синонимы.

Все то, что имеет отношение к слову, его природе, его мощи и использованию, находится в самом центре тантрической реальности[228]. Тема весьма обширна: не хватило бы и целого тома. А значит, мы ограничимся только ее обзором, рассмотрев вначале космогонию слова, аспекты, которые оно принимает во вселенной и в человеческом теле и, наконец, некоторые ритуальные практики, где оно играет роль, связанную, прежде всего, с мантрами, чье значение крайне велико. Прежде всего, следует уточнить, что слово во всех случаях, которые мы сейчас рассмотрим, это слово произносимое, звучащее, устное: именно такое слово является божественным и действенным. Письменные формы, которые могут существовать, это только конкретные отпечатки, используемые в своей области, но рассматриваемые как низшие и имеющие какую-либо ценность, только насколько они дают возможность увидеть реальность, которая по своей природе является нематериальной.

 

Космическое слово

 

Могущество и космическая роль слова, провозглашаемые начиная с вед, в тантрических текстах составляют объект систематизации, которая уточняет его аспекты и функции, при этом данные моменты получили особое развитие в недуалистическом кашмирском шиваизме. Какой бы ни была их текстовая база, эти теоретические построения, однако, почти всегда обладают особенностью, которая может сбить с толку западных людей: эта особенность заключается в том, чтобы рассматривать слово не только как фоническую, сонорную или вербальную по сути своей силу природы, но преимущественно как находящую выражение через санскритский алфавит или через формы санскритского языка, а значит как связанную с устным ученым словом и, точнее, с представлениями фонетики и грамматики – и следует отметить, что нет ничего более индийского, чем это. «Обладать индийским типом мышления, – утверждал Луи Рену, – это прежде всего мыслить, как грамматик – но этот грамматик, добавил бы я, одновременно является теологом, метафизиком и мистиком.

Тантрические аспекты космического слова весьма многочисленны. Их можно увидеть призываемыми в различных обстоятельствах. Одним из самых интересных является аспект, где слово выступает в роли космического творца в форме санскритского алфавита. Этот аспект описывается в вишнуитских школах, также как и в шиваитских, при этом наиболее сложное изложение через переплетение метафизики и грамматики присуще недуалистическому шиваизму: это система фонематической эманации, которая на основе старинных тантр представлена в особенности у Абхинавагупты, в частности, в 3-й главе «Тантралоки». Эта система слишком сложна, чтобы изложить ее вкратце. Скажем только, что божество здесь рассматривается как имеющее своей сутью Слово, представляющее его аспект энергии, шакти, и что природой и формой этой энергии-слова является санскрит. Стало быть, именно слово в форме санскрита приводит мир в существование и поддерживает его своим всемогуществом. Таким образом, высшее божество, Парамашива[229], которое является абсолютным Сознанием, одновременно Светом и Сознанием (prakāśa и vimarśa) (при этом его аспект сознания выступает аспектом его энергии, а значит, слова), осознает присутствие в себе пятидесяти фонем санскритского алфавита в порядке, принятом в традиционной грамматике от а до kṣa[230]. Каждая фонема соответствует отдельному проявлению творческой мощи божества и порождает в нем один из уровней или составных аспектов космической манифестации. Этот процесс развертывается не во времени, он вне его. Он не перестает происходить, образовывая вездесущие и вечные источник и субстрат вселенной, созданные из слова. Божество не может прекратить творить и одухотворять вселенную, которая без него исчезла бы.

Шива, содержащий, таким образом, в себе в архетипической форме санскритский алфавит и космическую манифестацию, которую он порождает, переходит через серию грамматически установленных актов осознания[231], световых проекций и отражений фонем санскрита на различных уровнях космической энергии и побуждает появиться, наряду с четырьмя, сменяющими друг друга уровнями слова, от самого высокого, безгранично тонкого и высшего, до самого низкого, явного и конкретного, все уровни и аспекты космической манифестации, поэтапно развертывающейся согласно системе, классифицирующей таттвы[232].

Такое же переплетение лингвистики и космоса обнаруживается менее интеллектуально утонченным, но более интегрированным в теоантропокосмический подход тантризма к телу и слову образом в других описаниях одновременно божественно-космического и телесного возникновения этого слова, где все же неразделимы божественное, космическое и человеческое. Я приведу цитату из старинной шиваитской тантры «Тантра-садбхава»[233], где мы видим божественные сущности, рождающиеся в человеческом теле: «Эта энергия высшая, тонкая, воспеваемая как превосходящая всякую практику, скручена спиралью вокруг бинду сердца, подобно дремлющей змее. Она пребывает там, сонная, в бессознательном состоянии, о Ума! Эта Богиня заключает в себе четырнадцать миров, вместе с луной, огнем, солнцем и звездами, оставаясь в бессознательном состоянии, словно обездвиженная ядом. Она пробуждается вместе со звуком (nāda), очень чистым и сотканным из сознания, вспахтанная бинду (Шивой), присутствующим в ее существе, о Красавица! Из этого пахтания круговым и непрерывным движением в его теле возникают световые точки (bindu), производные от этого [полового] разделения. Таким образом поднимается тонкая Сила (kalā), Кундали. Владыка это бинду, пребывающий в ее лоне. Это четверица, о Возлюбленная! Благодаря соединению Вспахтанной и Пахтающего происходит выпрямление, сила, которая держится между этими двумя бинду (Шакти и Шива), именуемая Старшей (Джьештха). Взволнованная бинду, Кундали, образующая прямую линию, называется Прямой (Рекхини), имея два бинду на своих крайних точках. В таком случае она выступает силой тройственного пути и носит имя Раудри. Но ее воспевают также как Родхини, так как она загораживает путь к освобождению. Ее форма это форма Луны. Амбика обладает обликом полумесяца. Таким образом, высшая Энергия принимает три формы. От союза и отделения этих энергий происходит девять групп фонем, разделенных на девять категорий. Богиня последовательно входит в пять [брахма] мантр, sadyojāta и остальные. Вот почему, о Владычица героев, ее называют пятиричной. Ее также именуют двенадцатиричной, так как существует двенадцать гласных. Разделенная на пятьдесят частей, она пребывает в фонемах от а до kṣa. В сердце, как сказано, она наделена одним атомом, в горле двумя атомами и тремя, когда она находится на кончике языка. Именно на кончике языка, несомненно, возникают все фонемы. Таково рождение звука (śabda), проникающего во все, что движется и неподвижно».

А значит, в этой мифологической картине божественная Энергия рождается в человеческом сердце, а затем становится кундалини, божественной, поднимаемой посредством сексуального союза двух божеств; после этого появляются три божественные энергии – а значит, мы находимся в области божественного. В таком случае задействуются пять мантр (которые одновременно являются божествами и ритуальными формулами), затем появляются фонемы, составляющие санскритский алфавит, а стало быть, слово, космическую силу. Но именно в органах речи – в человеческом теле – рождаются эти фонемы: божественный, космический и человеческий уровни неразрывно связаны.

Существуют другие аналогичные описания космической манифестации через слово, они содержатся даже в текстах панчаратры, в Ахирбундхья-самхите (главы 16 и 17), например, или в Лакшми-тантре (главы 18–20). Если процессы творения различаются в деталях, принцип всегда один и тот же: это космогонии, имеющие фонетическую основу, при этом божественная энергия, творящая вселенную, остается энергией слова в форме санскритского алфавита. Возможно, нам покажется, что здесь придается чересчур много значения произвольным и причудливым мифическим или интеллектуальным конструкциям. Однако, они заслуживают упоминания, потому что являются как типично тантрическими по своему космическому подходу, так и типично индийскими по своей фонетической и грамматической оболочке.