Урок 5. Иностранные языки / Музыка

 

На всех премьерных показах “Война Анны” шла без перевода. В ней звучат разные языки войны. Украинский, русский, немецкий, французский, венгерский.

Мы видим только то, что видит Анна. Оператор Алишер Хамидходжаев стал ее глазами; мы стали ее отражением – в буквальном смысле, ведь Анна скрыта за треснутым зеркалом. Слышим и понимаем мы лишь то, что слышит и о чем догадывается она. Поэтому так высока здесь заслуга Мещаниновой, отказавшейся от своего умения писать диалоги во имя другой драматургии – отрывочной и бессловесной, непередаваемо воздушной.

“Война Анны” – фильм молчания и о молчании. Об изоляции, одиночестве и бесконечной ценности коммуникации, ключом к которой становится фантазия девочки. О трудностях перевода в мире, где язык перестал работать: вместо него ценятся действие и насилие.

Анна встречает только одно существо, с которым выстраивает эту коммуникацию: беспризорного рыжего кота. К нему обращено единственное слово, которое она произносит: “кецеле” – “котик” на идиш. На идиш спета под гитару колыбельная, которая закрывает фильм.

В “Войне Анны” речь приглушена, девальвирована, отменена. Поэтому так вырастает ценность звука. Не вовремя раздавшийся звук может стоить Анне жизни. Вовремя услышанный звук может жизнь спасти. Какофония катастрофы провожает Анну к предположительно смертоносной комендатуре в начале (Шнитке, кольнувший напоминанием о “Восхождении” Ларисы Шепитько). Дальше, уже в камине, остаются только разрозненные ноты расстроенного невидимого инструмента.

Анна подходит к пианино в пустом кабинете. Пробует нажать на клавиши, в ответ – тишина, глухота. Звуки будто замерзли, как у Рабле, чтобы отмерзнуть в самый неподходящий момент и выдать Анну.

Молчание обманывает блуждающую по ночной школе Анну, когда она вдруг оказывается в зале, где немцы только что отмечали Рождество. Шумному празднику отключили звук. Ошарашенная, она смотрит на стол, заваленный снедью, и на елку, на которой вместо привычной звезды красуется голова Гитлера. В молчании является Дед Мороз, он же страшила Крампус, с веревочной бородой, увенчанным черепушкой посохом и нежданными дарами. Тут не до рождения Христа – спастись бы от избиения младенцев.

А она была хорошей девочкой? Да, она была хорошей девочкой. В подарок Анна получит свою жизнь. И в придачу два куска рафинада. Язык не нужен, они с Дедом обойдутся без слов.

 

Перемена

Явление 8

 

ИРОД

 

Ныне убо десницу крепко вооружите;

В Вифлиема пределы скорее бежите;

Будите без милости, будите жестоки:

Избиите двоюлетны и вящше отроки,

Да межды тыми новый царь убиен будет,

Моя же вечна слава в целости пребудет.

 

ВОЖДЬ

 

Готовы делом сия исполнити;

Ты же, монархо, зволь благословити.

 

ПЕНИЕ

 

Глас слышав – в Раме Рахили рыдаше:

Яко любезных чад сии не видяше,

Вопль испускаше:

“О, чада моя, чада прелюбезна,

Очесем моим красото полезна!

Плачу вас слезна.

Никогда плача аз не утолюся,

Дондеже лицем вас не наслаждуся;

Сама убьюся”.

 

Явление 9

 

Убиение отрочат неслышимое, но зримое.

Димитрий Ростовский. “Рождественская драма”

 

 

Урок 6. География

 

Обозначенная титром в начале “зона немецкой оккупации” вне‑географична. Это уже не СССР, но еще не Третий рейх. Украина ли, тоже большой вопрос. Приметы одного государства (бюст Ленина, красный флаг) выносятся, приметы другого (плакаты, свастики) понемногу появляются. Школа – уже не школа, но и не совсем еще комендатура: ее только обустраивают, когда там появляется Анна. Промежуточное состояние этого пространства и позволяет ей убежать, ускользнуть в щелку.

А внешний мир перестает существовать. Он под запретом, его охраняют овчарки. Окна перечеркнуты крестом. Туда не суйся. Ты в заколдованном замке. Недаром география самой школы так загадочна, запутанна и странна что для зрителя, что для Анны. Переходы, лестницы, чуланы. Бесконечные кабинеты. Не сельская школа, а настоящий Хогвартс.

Вы бы сумели начертить географию кэрролловской Страны Чудес? А Зазеркалья? Ведь Анна в буквальном смысле слова прячется там.

В классе, куда ведет каминная труба из убежища, на стене висит географическая карта. На ней флажками отмечают продвижение немецких войск по Европе. В игровом, условном, но в то же время реальном (сверх‑реальном, сюрреальном) пространстве этой географии поведет контрнаступление Анна.

Собственная слабость не пугает ее. Мир перевернется, последние станут первыми. Декорация для рождественской сцены – нарисованные на ватмане декорации к школьной, видимо, постановке “Мистерии‑буфф” Маяковского, революционного Новейшего Завета, в котором “нечистые” берут верх над “чистыми”. Схематичный рисунок – эскиз самого поэта, иллюстрировавшего свой шедевр в духе “Окон РОСТа”. Контуры парадоксально напоминают средневековые Пляски Смерти. В них чистые и нечистые идут в одном хороводе, к одному финалу.

Но Федорченко, в фильмах которого архаика всегда вступает в диалог с авангардом, позволяет своей героине немного оптимизма. Анна – дитя авангарда, она верит, что спасется. И спасается. В ее географии построенный “нечистыми” Ковчег привезет ее в Земной Рай.

 

Перемена

 

Пусть нас бури бьют,

пусть изжарит жара,

голод пусть –

посмотрим в глаза его,

будем пену одну морскую жрать.

Мы зато здесь всего хозяева!

 

Владимир Маяковский. “Мистерия‑буфф”

 

 

Урок 7. Военная подготовка

 

Спасение, конечно же, не будет ни случайным, ни чудесным. “Война Анны” столь же чудесна, сколь конкретна, почти документальна. Ангелы не спустятся с небес на помощь девочке. Неба нет, есть только пыльный чердак с голубями.

Хочешь победить? Вступай в войну.

В выдающемся комиксе Арта Шпигельмана “Маус” война и лагеря представлены в лафонтеновском упрощенном духе: мыши – евреи, кошки – нацисты, собаки – поляки. Это взгляд ребенка – и автор книги предстает таким ребенком, которому историю своей молодости рассказывает отец. В мире Анны встреча с человеком эквивалентна смерти. Ее тыл настолько глубок, что союзников нет и быть не может.

(Недаром когда с ней сталкивается нос к носу замаскированный под печника партизан, готовый взорвать комендатуру, он тоже подвергает ее жизнь страшной угрозе, пихая ей в руки мину, и только потом, будто опомнившись, забирает ее обратно, – но самой Анне ни в этот момент, ни позже на помощь не приходит.)

Союзник Анны – кот. Он спасает ей жизнь, отвлекая внимание пса от укрытия девочки. Противник Анны – овчарка, которой она решает отомстить, отравив заветным кусочком смоченного в яде рафинада. Крысы, утята и голуби держат нейтралитет, тихо живут и умирают рядом, иногда поддерживая Анну в ее борьбе с враждебным миром, а иногда предавая.

“Война Анны” – еще и сказка о животных. Кстати, древнейший сказочный жанр.

Красный флаг становится ее штандартом. Агитационный текстиль превращается в портянки. Наступает зима – как мы знаем из “Игры престолов”, время последней войны, нашествия живых мертвецов. В кабинете анатомии корчатся освежеванные учебные пособия. Гротескно сыплются на пол отрубленные гипсовые головы. Подобно Джону Сноу, Анна мастерит себе шубу из волчьей шкуры. Она волчица, ей не страшны собаки.

Набираясь сил перед последним походом, Анна тихо грызет пряничную свастику из‑под фашистской елки. Враг будет уничтожен.

 

Перемена

Завтра затопят камин. Придется сидеть в дыму, труба давно не чищена.

Дневник Анны Франк

 

 

Урок 8. Чтение

 

Внизу камина валяются собранные в кучу, на растопку, книги. “Начальный курс математики”, “Грамматика украинского языка”: все учебники подлинные, за этим Федорченко следит с особым тщанием. Его хобби – коллекционирование прижизненных изданий книг репрессированных ученых. Уходящая натура, заветные рукописи, в последнюю секунду спасенные со свалки, вытащенные из костра.

Федорченко – собиратель невозможных культур. Лишенных своей письменности, а потому обреченных на вымирание – в точности как дошкольница Анна. Полумифические меря, воскрешенные Денисом Осокиным в траурно‑эротических “Овсянках”, витальные мари в “Небесных женах луговых мари”, ханты и ненцы в “Ангелах революции” – шаманы и ведьмы, пузыри Земли, они прорастают болотной травой через культурный перегной кинематографа. Их война за существование казалась безнадежно проигранной. Но Федорченко бесстрашно и в одиночку, подобно своей Анне, вступает в битву на стороне меньшинства.

Его фильм – его карта. Его право, его воля, его сила воткнуть флажки туда, куда он пожелает. Нарисовать собственную границу, одержать собственную победу. Закончить жуткий фильм о невозможности выжить надеждой на жизнь и будущее. Переименовать Аду (так звали прототипа героини), в имени которой русскому уху всё равно будет слышаться “Ад”, в Анну. В переводе с древнееврейского – “расположение, благосклонность, благоволение”.

Между прочим, в реальной истории Ада выжила.

Звенит последний звонок.

 

Алексей Федорченко: “Надо документальное кино снимать как игровое, а игровое – как документальное, чтобы было интересно жить”

 

Фильм после больше чем года мытарств добирается до экранов на 9 мая. Это очень специальная дата (в Минкульте ее назвали бы “сакральной”), в которую зрителям предлагается смотреть фильмы на определенную тему. Как вам нравится этот контекст? Долго казалось, что он приспособлен эксклюзивно для спонсированных государством больших “патриотических” проектов, но ведь “Война Анны” таковым явно не является?

Я удивлен, с одной стороны. С другой стороны, доволен. Потому что нужно показывать народу разные точки зрения. Всё‑таки история – это не взгляд из Кремля, да? Это сумма неких субъективных взглядов, в том числе и взгляд сквозь разбитое окно старого камина. Мне кажется, что это важно для страны.