Описание древней крепости Бердичев

 

Она кажется [издали] довольно красивой крепостью на берегу Днепра. Но, подъехав к ней и войдя внутрь, я увидел, что это не так.

Отсюда в..[184] году его высочество хан Мухаммед‑Гирей пошел в Московскую страну для ее завоевания... В месте под названием Бердичев мы натолкнулись на лагерь неверных с войском численностью три раза по сто тысяч воинов.

 

 

О ТОМ, КАК МЫ РАЗГРОМИЛИ ВОЕВОДУ ПАНА ШЕРЕМЕТА [185]

 

Когда хан Мухаммед‑Гирей во время одного похода предпринял четыре больших сражения и намеревался идти в Крым с большим количеством имущества и добычи и уже подошел к местам, близким к древнему Брацлаву и расположенным в областях казаков, / 531  / к нему пришло тайное известие от татарских мусульман – их было десять раз по сто тысяч, – которые были подданными в областях, подчиненных Москве: «О падишах, триста тысяч кяфиров‑московитов во главе с везиром паном Шереметом находятся в походе. А так как области Крыма пусты, то все кяфиры идут на Крым. У них двести штук пушек и ровно двести тысяч человек подкрепления из калмыцких неверных. А всего кяфиров стало пятьсот тысяч. И у них есть больше ста тысяч телег, связанных железными цепями и предназначенных для того, чтобы возить снаряжение и устраивать из них лагерь в тех местах, где они останавливаются. И вот они все перешли большую реку Волга и сначала двинулись в Крым по степи Хейхат, а затем подошли к крепости Азов. А Азов, должно быть, взяли казаки, и потому они двигаются с несметным войском к крепости под названием..[186], принадлежащей Москве. Знай и ведай это и сделай необходимые приготовления, падишах наш, в соответствии с этим. И да будет так, чтобы вы встретились с этими неверными на просторах степи Хейхат».

И когда к его высочеству хану пришло такое известие от московских хешдек(?)‑мусульман, достославный хан очень обрадовался и созвал на совет всех сановников, старшин, аталыков и от‑аг. А так как до Крыма оставался один переход татарским галопом, он тотчас же отослал в Крым все восемьдесят семь тысяч пленников, имущество и добычу, которые были захвачены ветроподобными и удачливыми в добыче татарами.

И тогда стремительнее ветра прибыл красноречивый шахский ярлык, и был брошен клич воинам Крымского острова, чтобы все, имеющие коней и снаряжение, беспрекословно отправились в поход, т. е. сразу же по отправлении этого известия. И в ту же ночь прибыло сорок тысяч всадников, и они явились к хану под Брацлавскую крепость.

На следующий день подошел калга‑султан с тридцатью тысячами всадников, да еще в ту ночь пришел нуреддин‑султан с тридцатью тысячами ногайских воинов, и все они присоединились к войску хана. А на другой день подоспел бей Ора Кара‑каш‑ ага с десятью тысячами окраинного ногайского войска.

Да еще в ту же ночь Селим‑Гирей‑султан, Хаджи‑Гирей‑султан и Крым‑Гирей‑султан попросили пропустить их в ворота нашей крепости Ор и присоединились к войску хана со своими десятью тысячами отборных воинов из татарских племен бадрак и Шейдяка.

И тогда у его высочества хана стало два раза по сто тысяч воинов, / 532  / и хан, воскликнув: «Во имя Аллаха, мы можем идтив бой!», двинулся с несметным войском на Москву. Море людей и животных, в котором было благодаря величию бога два раза по сто тысяч правоверных воинов и восемь, а то и девять‑десять раз по сто тысяч годных под седло лошадей, волновалось, подобно бушеванию Индийского океана. И когда люди сели в седла, море людей перекатывалось волнами и было подобно глубокой бездне, а пыль вздымалась к трем небесным сферам. И если ноги подобных ветру коней ступали на корни какого‑нибудь дерева, то корни эти ломались, как зубочистки у суфиев.

Аллах смилостивился над нами, и, слава господу, ни одна живая душа из неверных ничего не узнала о тайных замыслах этого великого скопища людей, и три дня и три ночи шли они по степи Хейхат.

Описание законов рода Чингизова. Этот народ подобен молнии. И если, например, оказывается, что неверные находятся на расстоянии одного‑двух переходов, то татарам отдается приказ пуститься в набег, то есть скакать галопом. И тогда татары садятся на своих скакунов, заблаговременно накормленных овсом и уже облегчившихся и почищенных, и скачут.

Да удалит от нас Аллах такую участь: если в это время кто‑либо свалится с коня, спастись уже совершенно невозможно – тотчас же этот человек будет растоптан ногами лошадей и погибнет. И потому у татарского народа нет обычая смотреть назад и оглядываться на свои следы во время движения. Поэтому у них кони связываются веревкой за хвосты – по десять‑пятнадцать в ряд, и все кони вынуждены идти голова к голове, подтягивая друг друга. А во времена наших предков бывало так, что если лошадь. свалится, то она уже не могла подняться и погибала под копытами других коней, и не могло случиться так, чтобы человек, упав с коня, спасся; и конь, и человек под ногами коней превращались в кашу, в месиво, в давленое мясо.

О Аллах мой, ты смилостивился над нами, и я, недостойный и смиренный, из страха перед этой опасностью отъезжал в сторону вместе с упряжками хана, калги и нуреддин‑султана. Одним словом, высшим благоразумием является решение идти не в гуще этого народа, когда он находится в движении, а с краю, ибо, как говорят, «кто стремится к безопасности, тот находится с краю». / 533  / И если время летнее, то спокойнее находиться вне гущи войска, но в зимние дни идущий посреди этой толпы воинов погружается в тепло крови и пота коней и людей, и холод совершенно не оказывает на него никакого воздействия.

Но среди татарского войска со времен рода Чингизова есть еще один закон, который состоит в том, что если ханы отправляются в какой‑либо поход, то впереди становятся в качестве ведущих двенадцать от‑аг, а войско выстраивается по двенадцать лошадиных голов[187] в ряд, т. е. воины образуют строй в двенадцать колонн, и что бы им ни встретилось в пути – долины, горы или брод, – все двенадцать колонн воинов держатся сомкнутым строем.

А когда калга‑султан идет в поход, пятьдесят тысяч человек его войска образуют восемь колонн. Если же в поход выступает нуреддин‑султан со своим войском, то идет сорок тысяч его воинов шестью колоннами. А если в поход отправляются ханский везир, вольные султаны, прибрежные аги или аги [племен] ширин, мансур и седжют, то бывает тридцать тысяч воинов, которые образуют строй в пять колонн.

Кроме того, когда в набег идут мирзы и бей племен, то бывает по десять тысяч воинов, и они образуют четыре колонны. Однако такие набеги не называют походами. Если один раз в. месяц или один раз в неделю уходят в набеги всего лишь с десятью тысячами человек, то эти десять тысяч воинов идут прямо так, без строя. И это называют беш‑баш. Они в течение одной‑двух недель бьют и грабят и, объехав небольшие пространства земель кяфиров, захватывают добычу и возвращаются в Крым. А еще строем беш‑баш ходят карачеи с каким‑то удивительным мирзой во главе, объединяясь с двумя‑тремя тысячами батыров и джигитов. Сколько их есть, столько и идет. Счета по колоннам у них нет. Они ходят, собираясь полным войском, какое имеется в это время. Однако неверные очень боятся этого войска и всегда предпринимают предосторожности по отношению к нему, ибо такое войско совсем не дает врагу ни пощады, ни передышки, и если у них походы не осуществляются своевременно, то они одиночными отрядами беспрестанно ходят строем беш‑баш в страну неверных. При этом другой отряд может в то же самое время идти по другой дороге. Потому неверные и боятся этого народа, что они никогда не могут быть спокойны – ни в горах, ни в лесах при рубке дров, ни в полях при посевных работах, ни в то время, когда они просто находятся в своих деревнях. Для неверных этот татарский народ – словно чума.

Одним словом, упомянутое выше построение колоннами установлено предками ханов таким образом, что в походе все идут в строгом порядке, и если человек или конь падает, то они не погибают, и поистине это разумно. Но когда они пускаются в набег, у них нет ни колонн, ни рядов, ни порядка, и все это напоминает день страшного суда. / 534  / И да сохранит всевышний господь всех татарских воинов[188].

Таким образом, его высочество светлейший хан двинулся с целым морем коней и людей, которое бушевало, как Индийский океан, и они скакали три дня и три ночи. Крепость Азов осталась на востоке направо от нас, и у истоков большой реки Сют войско легко перешло через эту реку. После этого была сделана остановка на лугу, / 535  / а во все стороны были выставлены караулы.

Слава мудрости господней, когда в этом месте ночью какая‑то лодка казаков‑неверных плыла по реке Сют, татары обстреляли эту лодку, и многие тысячи татарских газиев бросились вместе со своими конями в воду и, настигнув лодку, вытащили ее на берег. С помощью ханских толмачей, т. е. переводчиков, неверных заставили говорить, и они сказали, что воевода Шеремет с тремя сотнями тысяч войска пришел к истокам реки Сют, собрал там еще подкрепление и ожидает прибытия десяти пушек и десяти новгородских[189] сокровищниц *, которые должны прийти от московского короля, и, наверное, пойдет в Крым. А сейчас они засели в крепости Нески‑керман. Отсюда до того места десять переходов пути. И когда они сообщили это, хан спросил, не калмыцкое ли это войско. И ему ответили: «Да, сначала там было двухсоттысячное калмыцкое войско, но потом, когда к калмыкам пришло известие, что правящий на берегах реки Волги падишах по имени Мончак‑шах болен и что отец его Тайша‑шах сказал: “Мой сын болен. Бросайте поход и приходите сюда", калмыки потребовали у пана Шеремета разрешения уйти, но тот не дал разрешения, и они потребовали имущества, но им не дали и этого. / 536  / И из‑за того что пан Шеремет прекословил им, калмыки рассердились на него, и вот уже семь дней, как они ушли в степь Хейхат».

И когда хану сообщили это утешительное известие, тотчас же двадцать человек из этих неверных отправили на тот свет, зарубив мечом, а их Порочные души послали в ад.

А затем наутро высокородный хан повелел открыть путь трубам Афрасиаба, и лишь только солнце, исполненное жара, показало голову из башни небес, он сел на арабского коня, подобного ветру, и стал усердно повторять, взывая к Аллаху: «Нет силы и могущества, кроме как у Аллаха»...

Когда подошли к крепости под названием..[190], то в этой пустынной долине показалось войско неверных, подобное морю, и тогда от‑аги сообщили об этом хану. Тотчас же забили в боевые султанские барабаны, и все мусульмане – воители за веру сели на своих скакунов, заранее подготовленных к бою. Весь обоз и двадцать тысяч воинов были оставлены в одном месте, и еще от каждого коша было оставлено по десять человек, а восемьдесят тысяч отборных и могучих батыров и джигитов, вооруженных колчанами и палицами и одетых в кольчуги, были высланы вперед в качестве ударной группы войска и с криками «Аллах!» бросились на войско неверных. Блеск колчанов я ржание лошадей достигали небес, великий натиск опрокидывал все, и был тот день словно день страшного суда; пыль с поверхности земли вздымалась к небесам, и свет солнца, освещающего мир, затмился и померк. И войско в мгновение ока столкнулось рядами неверных. Его высочество хан с несметным войском был готов осторожно выйти из засады.

Мы думали, что разгромим неверных в степи, но они от. страха отступили к реке Сют, и все войско, отбиваясь и сопротивляясь всем скопом, вместе со всеми своими выродками пустилось в степь и окопалось там в виде большого лагеря, окруженного тремя рядами рвов. Сорок‑пятьдесят тысяч телег и двадцать тысяч повозок они плотно составили в виде кольца– крыло к крылу и колесо к колесу, а по сторонам лагеря тоже поставили телеги, и все это связали толстыми цепями. С внутренней стороны телег они выкопали рвы, а всю землю, вынутую из рвов, насыпали кучами к внутренней стороне, сверху поставили пушки бал‑емез и шахи и в сорока местах возвели земляные укрепления наподобие горы Демавенд. Весь этот болышой лагерь они обнесли частоколом, и в семи местах сделали деревянные ворота в виде решеток. А в середине этого лагеря они вырыли лагерь размером поменьше, / 537  / поместили в нем женщин и подростков, боевые припасы и сокровищницы с имуществом, и все это было прочно укрыто. И такой неприступный лагерь сделали, что никак невозможно было хотя бы с одной стороны пробить брешь и одержать победу.

Расположив на расстоянии пушечного выстрела всех татарских воинов и наши шатры, мы обложили три стороны лагеря. Но, так как сторона лагеря, прилегавшая к реке, не могла быть обложена, оттуда к неверным подходили помощь и припасы. Что же делать? Задумался хан и назначил в то место на высоком берегу реки, где оставался проход к лагерю, султана Сафа‑Гирея с десятью тысячами отборных татарских воинов и двумя тысячами секбанов с ружьями, а во все четыре стороны выставили караулы, чтобы помощь и припасы не могли подойти к неверным на лодках.

В ту же ночь мы пустили в степь несметное количество наших коней и залегли напротив, сняв по обычаю татар синие и красные рубахи и шаровары. В эту ночь проклятые неверные вплоть до утра не давали себе отдыха и, потрудившись, как Фархад, возвели с внешней стороны лагеря еще один ряд укреплений. Для этого они выкопали ров в виде глубокой пропасти, а землю выбросили наружу. В трех местах они соорудили ворота, а в семи местах построили большие укрепления и на каждое из них поставили по десять пушек бал‑емез, которые стреляли по воинам ислама. И только после этого они успокоились и залегли.

И когда [мы] собрались держать совет со старшинами о том, что бы предпринять против неверных и как бы нам их выманить из лагеря, внезапно в степи Хейхат со стороны кыблы пыль вознеслась к трем небесам. У кошевого котла, находившегося рядом с нашими табунами, сидели дозорные. Они внезапно примчались на конях и сообщили: «Скорей на помощь, идет громадное войско, показались баржи».

Тотчас же были созваны все воины ислама, они сели на вычищенных и облегченных коней и стояли, думая: «Уж не калмыки ли это мчатся?». Но в это время показались красные салгаки (?), зеленые знамена и флаги, и души всех татарских воинов успокоились, когда они поняли, что к ним на помощь подходят воины ислама. Это подошли большие ногаи и. малые ногаи и ногайцы Шейдяка, Адиля, Кёр‑Юсуфа, ногайцы племен Чобана, Новруза, Деви, Ислам‑бека, Урмамета и[191], / 538  / т. е. подошло сто сорок тысяч удачливых в добыче татар из всех племен.

После этого еще подошли воины ула шагаке из черкесского войска, насчитывающие три тысячи ружей, а также племя жанэ, племя мамшух, племя адеми, племя бултакай, племя бисни, двенадцать племен из числа находящихся под властью кабардинских беков и [племя] из Дагестана. Все они пришли со своими, беками, присоединились к хану и расположились на отдых, образовав собою отдельное крыло войска ислама. И лагерь неверных оказался в осаде и вынужден был обороняться.

На следующий день на берегу реки Сют снова было захвачено несколько пленных, и, когда их заставили говорить, они сообщили, что на помощь к лагерю идет сорок тысяч христиан. И тогда Адиль‑мирза, услышав это, обратился к его ханскому высочеству и произнес положенные молитвы. Хан разрешил Адиль‑мирзе подняться, велел надеть на его голову дорогой соболий колпак и сказал: «Ступай, человек! Да ниспошлет тебе Аллах легкий путь». И когда он это произнес, Адиль‑мирза не стал ему напоминать, как он был захвачен ханом в Аккермане и изрядно побит, и во имя веры сел на коня вместе с пятьюдесятью тысячами могучих бахадыров и знаменитых джигитов, исповедующих праведную веру. В тот же час они вышли из укрытий и помчались, как сверкающие молнии.

В течение суток они настигли войско, шедшее к неверным, и в той же пустыне встретились с конными отрядами неверных. И ни со стороны татарского войска, ни со стороны войска неверных ни один человек не был даже ранен. Все телеги и повозки неверных, их жен и сыновей, имущество и достояние татары; перевернули вверх дном, а неверных вместе с десятью пушками бал‑емез, боеприпасами и ружьями в..день..[192] месяца взяли в плен и заковали а цепи, причем не пришлось даже заставлять неверных поднимать руки.

Когда татары огромной толпой проходили перед лагерем неверных, они рубили поверженные тела, на которых были кресты, били в барабаны, играли на трубах и органах. А в это время наиболее беспощадные из татар прямо на глазах у неверных рубили мечами на куски старых священников неверных и малолетних детей. И когда татары прошли, презренные неверные, находившиеся внутри лагеря, увидели это скорбное и печальное зрелище. / 539  / Они остолбенели от ужаса и поняли, чтониоткуда помощь к их лагерю подойти не может. И в лагере все голоса и разговоры смолкли.

После этого старшины, аталыки, от‑аги и военачальники сказали друг другу: «Что мы стоим на этом поле в полном бездействии? Давайте‑ка, лишь только стемнеет, обойдем лагерь с какой‑нибудь стороны. А отдать его нам – это во власти Аллаха». И тогда в обход лагеря двинулись с левой стороны десять тысяч татар из племени мансур, а с правой стороны – бей из племени ширин с двадцатью тысячами воинов; справа от хана – калга‑султан с двадцатью тысячами бахадыров; а слева от хана – нуреддин‑султан с двадцатью тысячами воинов и молодцов с сагайдаками, да еще вместе с самим его высочеством ханом было две тысячи греческих молодцов, исповедующих праведную веру, т. е. секбанов, вооруженных ружьями, и две тысячи человек из ханской охраны. И всего подошло колоннами и рядами десять тысяч человек из карачеев и из племени бадрак, Сафа‑Гирей‑султан и Хаджи‑Гирей‑султан и еще двадцать семь султанов с сагайдаками в сопровождении своих личных воинов, слуг и секбанов.

И здесь же около хана стояли в боевой готовности воины из племен седжют, мангыт, аркан, дайыр, булганак, чуйнадж, гюльдже, кирдже, топал, джургун и еще много сотен племен из разных областей.

А подошедшие позже на помощь ногайцы Адиль‑мирзы и сотня могучих батыров, молодцов и джигитов, а также еще два отряда с пятьюдесятью тысячами батыров на флангах стали авангардом войска. Затем черкесские бей с воинами, вооруженными ружьями, остались в качестве часовых, и во все четыре стороны были назначены дальние дозоры, которые сменялись каждый час.

Все от‑аги собрались в одном месте, а все улемы и праведники прилагали непрерывные усилия для достижения священной победы.

Несметное войско неслышно пошло на лагерь, и когда до лагеря осталось расстояние, равное пушечному выстрелу, все воины ислама протянули руки к колчанам и на тетиву каждого лука положили по две‑три тяжелые стрелы и к наконечнику каждой стрелы привязали по одному‑два куска серы, а серу подожгли Короче говоря, все воители за бога единого вложили в свои руки всю свою силу / 540  / и вознесли к Аллаху крики «Аллах!», шедшие из глубины сердца и души.

От ржания лошадей, от криков «Аллах! Аллах!» и от лязга колчанов содрогнулись небеса, а у воинов внезапно потемнело в глазах, они погнали коней на лагерь и все за один раз выпустили стрелы бедствия, лежавшие на тетивах луков, которые были у них в руках.

Когда многие сотни тысяч охотничьих стрел и многие сотни тысяч [посланных] пращами пуль посыпались с неба на лагерь, словно дождь проклятия, татарские воины, развернувшись флангом, помчались в поле. И тогда волею всевышнего в лагере поднялись вопли, стоны и крики, словно в день страшного суда, и тотчас в лагере много сот тысяч неверных, как будто от одного фитиля, заложили огонь во многие сотни тысяч ружей и во многие сотни тысяч больших и средних пушек. Воины ислама оказались посреди жестокого огня, и все воители за веру помчались на край степей.

Последствия завоевания табора пана Шеремета. Вдруг неверные увидели, что в таборе не осталось мужчин, которые избежали бы ранения стрелами, и женщин и юношей, спасшихся от гибели, и что в непокрытые спины многих сотен тысяч лошадей вонзились стрелы бедствия. Спины несчастных лошадей были сожжены серой, кони разорвали путы и лягали друг друга. А когда неверные увидели, что многие тысячи их соплеменников оказались раздавленными под копытами лошадей, они сказали: «Лучше жить, чем умереть. Татары выпустили тучу стрел и убежали, а теперь мы с нашими пушками, которые укреплены на телегах, погоним татар до Крыма». Они открыли ворота внешней части табора, построенной позже остального табора, и неверные, еще способные к бою, из числа тех, которые скрывались в засаде, и из числа тех, которые оказались наиболее стойкими и не лишились жизни и головы, вышли из табора наружу и, словно обстрелянные свиньи, напали на воинов ислама и дали по ним залп.

И два войска сошлись друг с другом на этом поле и оказались посреди жестокого огня, как саламандра в огне Немруда. И среди бела дня словно наступила предрассветная тьма, войска перестали различать друга друга и утратили способность продолжать битву. / 541  / Тогда воины ислама повернулись, зашли с подветренной стороны и, избавившись от дыма, открыли глаза. Воители за бога единого начали воодушевлять друг друга на битву. Однако свыше двух тысяч человек было ранено, а около тысячи джигитов испили из чаш нектар мученической смерти и были сражены. И действительно, если бы этот натиск неверных приняла на себя гора Демавенд, то и она не смогла бы устоять, ибо неверные укрепились в таборе и у них в изобилии был огонь, а у татар не было ни огня, ни защиты, но по обычаю, предписанному посланником божьим, у них имелись только стрелы, луки и плетки.

Словом, достойные адских мук неверные, увидев, что татары заходят с фланга, бежали.

Посоветовавшись между собой, неверные открыли все ворота лагеря и, свалив мертвых в сторону, вытащили наружу пушки бал‑емез.  Около двух тысяч телег они составили в виде табора и стреляли из пушек и ружей, и под звуки органов, труб, барабанов и литавр они нагло двинулись на нас всем войском. Но так как они боялись далеко отрываться от своего табора, они шли медленно. Из нашего войска на поле битвы испили чашу смерти свыше тысячи отборных воинов, а может быть, и еще больше. И когда неверные увидели, что многие из наших воинов лежат ничком без сознания, они осмелились отдалиться от табора, говоря; «Несомненно, татары сокрушены, потому они и отступают в беспорядке. Давайте преследовать татар, случай благоприятствует нам».

И пока неверные наступали на нас, татары постепенно обходили их и дошли до того места, где презренные неверные два часа тому назад вышли в степь из табора со своим походным лагерем.

Наши войска тоже обосновались в одном месте, и здесь же собирались бесчисленные войска наших союзников. И все татары поклялись друг другу именем Аллаха: «Теперь сообща и одним ударом нападем с мечами на неверных; сначала пойдем в сторону табора неверных и, не дав им опомниться, окружим табор так, чтобы неверные оказались в пустыне бедствия и в долине отчаяния». Вот такой договор они заключили между собой.

Тут неверные увидели, что татары понесли большие потери и что у них нет больше способности к боевым действиям, и тотчас открыли еще в семи местах ворота внутренней части табора. Сначала оттуда вышло около трех тысяч попов и патриархов и более тысячи людей со знаменами Навширвана, на которых были кресты; у них были разные евангелия на шеях, кадила в руках и кушаки на поясах, II и они стали на разные голоса читать евангелия и, размахивая крестами и брызгая на неверных водой при помощи кисточек, совершали различные обряды и воодушевляли неверных на битву. Затем постепенно они вытащили пушки и, подойдя к ним, собрались в одном месте.

Видит бог, там перекатывалось волнами целое море людей в собольих колпаках и черных шапках. Впереди стояли семьдесят видных людей в одежде из голубого шелка с крестами и полки по сорок отрядов; среди них виднелись сто пятьдесят малых и больших пушек, а позади пушек – много тысяч воинов‑кяфиров, вооруженных ружьями, в черных шапках, словно черная проказа: немцы, поляки, чехи, шведы, крул, тут, венгры, [словенцы] Корушки[193]. И из семидесяти мест донеслись крики «Иисус!», и они вопили, завывая, как лесные шакалы. Но воины ислама совершенно не смотрели в сторону неверных и обратили лица в сторону степи.

Тогда неверные, увидев, что татары медлят, в тот же миг подумали, что они разгадали тайну их отступления, и все неверные воскликнули: «Поддержи нас, о Иисус, мать Мария, святой Никола, Август и святые праведники Сарысалтык и Касым, полагаясь на вас, мы пошли на татар!». И они двинулись, словно стадо свиней. Требуя своими нелепыми криками помощи у Иисуса, Марии и Касыма, они развернули знамена, на которых были кресты. И когда из самой гущи войска выстрелила только одна большая пушка бал‑емез и грянул лишь один мощный выстрел, величием бога несметное войско неверных заволновалось, словно море, и они закричали: «Иисус! Иисус!».

Сначала многие тысячи хорошо вооруженных их всадников пустили было коней на войска хана, но татары стали надвигаться на них, подобно волнам Индийского океана и ударили руками по колчанам. Раздались крики «Аллах! Аллах!» и звон колчанов. И два войска сошлись друг с другом. Из‑за черной пыли нельзя было различить, где неверный и где мусульманин. Ровно семь часов продолжались такие битвы и сражения, богатырские схватки и потасовки, что такого великого побоища не было даже, когда схватились меж собой Давид и царь Саул, и со времен царя неверных Голиафа ни один смертный не видел такого.

Тогда в самый разгар битвы половина татар, остававшаяся позади, помчалась, гоня лошадей, чтобы захватить лагерь. Однако внутри табора еще было полно неверных, так как он был наполнен людьми при помощи разных хитростей и обманов. / 543  / Они подожгли посредством метания огня мчавшихся воинов‑ногайцев, и бессчетное количество могучих батыров и джигитов из племени Арслан‑бея, из племени Чобана, из племени Новруза и из племени Деви пало на поле битвы в землю гибели. Уцелевшие же от огня татарские воины снова присоединились к нашему основному войску, и это войско приложило много усилий для борьбы с находившимися на поле битвы неверными и для их истребления. На неверных была обрушена такая сила хана Мухаммед‑Гирея, что непрерывная битва продолжалась от восхода до захода солнца и лишь сумерки стали препятствием для схватки.

Когда наступил вечер, все, усталые и голодные, пошли к своим кошам; неверные тоже, обессиленные и утомленные, укрылись в своих жилищах в злополучном таборе и засели там. В ту же ночь до самого утра неверные веселились, освещая кострами табор. А с нашей стороны татарские всадники перевозили на лошадях к своим кошам. оставшихся на поле битвы убитых и натирали солью – с целью сохранения – трупы тех мертвецов которых надлежало везти в Крым; многих же закапывали в неоскверненную землю.

Однако в эту ночь храбрецы из татарского войска до самого утра не давали себе отдыха. Помимо тех неверных, которые были растоптаны или же погибли от мечей, от силы огня и от стрел и чьим поганым телам был уготован ад, еще свыше семи; тысяч пакостников и развратников из неверных стали мишенью для стрел судьбы и отправились в преисподнюю, а их поганые тела погибли.

Проворные молодцы и мародеры из числа татар, отказавшись в эту ночь от отдыха, грабили и обирали трупы неверных – эти смердящие трупы грешников, оставшиеся на поле сражения. Они сняли с них драгоценные предметы и утвари, различные виды неоценимых сокровищ и даже хрусталь, и все это стоимостью по две‑три тысячи алтунов. Бросив всех неверных на поле брани обобранными и голыми, они очистили затем также двадцать тысяч лагерных телег, оставленных на месте сражения, и взяли свыше сорока тысяч коней, находившихся при телегах, и верховых, чьи хозяева погибли, да еще забрали всякую добычу. С этим награбленным имуществом каждый вернулся к своему кошу, и все батыры и джигиты, у кого сила в теле и ум в голове, нагрузили до отказа вьючных лошадей, нагромоздив на них всякого добра.

Потом многие из людей заарканили своих коней, т. е. привязали их веревками, / 544  / смазали в шатрах свои мечи и надели на себя доспехи и кольчуги, и снова все татарские воины договорились между собой и поклялись в верности. В предрассветный час подобное морю множество воинов село на коней и опять обложило сплошными рядами три стороны проклятого табора.

А неверные в эту ночь соорудили большой мост от лагеря через реку Сют, сложенный из нагроможденных друг на друга телег, и половина неверных перешла на противоположную сторону... пусть они стремятся к крепости[194].

Тогда татары, увидев это, сказали: «Да подаст нам Аллах помощь, чтобы перейти на противоположную сторону реки Сют до того, как неверные построят на той стороне неприступный табор». И сразу же татары перешли через реку на ту сторону и остались там, разделившись на два отряда.

Неверные схватились было за мечи, но многие тысячи из них татары опрокинули вместе с их белыми, как молоко, телами в реку Сют[195], и из этих неверных ни одна душа не спаслась. А татарское войско, победоносное и одолевшее врага, вместе со всей добычей снова перешло на эту сторону и опять осадило табор.

Тогда у неверных, достойных геенны огненной, не осталось никакой надежды на табор, и они увидели, что в этих долинах для них нет спасения от рук татарских воинов. И тогда из лагеря отправили сорок неверных с посольской миссией, и они запросили мира. Но его высочество хан наотрез отказался дать согласие на мир. На всякий случай выставили караулы вокруг табора, а сражение отложили до утра, так как до этого на той стороне реки татары вели с неверными в течение семи с половиною часов великую битву, достойную Чингиз‑хана, да еще столько же времени прошло, пока не переправили на этот берег имущество неверных, [к тому же] воины чингизовы устали и обессилели.

Однако в эту же ночь сорок тысяч злодеев из неверных переправились с той стороны по мосту из телег и подоспели на помощь лагерю. И неверные, уповая на подошедшую подмогу, думали, что обрели избавление. Но в ту же ночь большое количество мусульман из числа последователей Мухаммеда, которые были подданными Москвы и находились теперь в таборе, покинули табор и передали хану известие о том, что к неверным подошла помощь. Они больше не вернулись в табор и остались при хане.

Когда хан узнал об этой вести, он приказал созвать все войско. Воины, совершив омовение и обратясь к кыбле, исполнили двукратный намаз; после молитв и восхвалений Аллаха они провели руками по лицам. Затем все воители за бога единого снова сели на своих ветроподобных коней, позади них двинулись воины различных ногайских племен, / 545  / а сбоку – обозы с поклажей, и войско, подобное морю, направилось к табору. Кони, сомкнувшись головами, образовали двенадцать колонн, и вскоре войско прибыло к полю битвы и остановилось там, поджидая неверных.

Его высочество хан, калга и нуреддин‑султаны вместе со своими воинами сели на своих скакунов, и каждый из них, как и подобает войсковым начальникам, стоя посреди войска, приветствовал всех, а воины вознесли молитвы и восхваления Аллаху. Хан же, вдохновляя их на битву, обнажил свою благословенную голову, распустил свои белые волосы и сказал:

«О друзья мои, о мои дорогие батыры и братья карачеи! Настал великий день. Во имя любви к вере Мухаммеда мы порадовали душу нашего предка Чингиз‑хана. Если доведет Аллах, если он будет благосклонен к нам и дарует нам победу, то когда будет у нас добыча (?), я возьму себе лишь половину из тех..(?) и девок, которые будут у вас в руках, и дам вам собольи шубы и мохнатые собольи шапки». И он выразил этими словами безграничное одобрение и высказал свое благоволение.

И еще его высочество хан сказал: «О мои карачеи, будьте осторожны, не спешите... (?), сначала одержите победу (?); отгоняйте пчелу лишь тогда, когда она вас жалит, и лишь в этом случае вы сможете есть мед. Не старайтесь заполучить много добычи и не жадничайте, если целы ваши головы. В день недавней битвы поражение нашли те, кто спешил. Выставьте караулы, и вы этим проявите предусмотрительность»[196]. И пока он, говоря так на татарском языке, давал наставления, поучения и приказания, стоя посреди отрядов войска, показалось из башни счастья солнце. [Здесь] уместны [следующие] стихи:

 

Лишь только теплое дыхание восхода

Качнет весы подоблачного свода

И в чашах золотых небесной сферы

Сверкнет Юпитеру прощальный блеск Венеры, –

К весам притронется Юсуф, и вслед планетам

Украсит небо Зулейха рассветом.

Покрыв небесный купол изумрудом,

Заблещет утро несравненным чудом.

И в миг войска, едва оружье тронув,

Развеют в прах чудовищ и драконов.

 

И когда сильный жар солнца, озаряющего мир, распространился на обе стороны войск, / 546  / от сильного жара обе армии распалились. Сначала ударили в барабаны на стороне ханского войска, и по законам чингизидов заиграли Афрасиабозы трубы, Искандеровы барабаны, Джемшидовы зурны, барабаны шаха Хушенка, литавры хакановы, цимбалы царя Дария; все воины припали к головам коней, и татарское войско двумя колоннами двинулось на поле доблести. И они стали под сень знамен.

С вражеской стороны также сорок‑пятьдесят отрядов неверных вышло из табора. Сначала толпами, словно стадо свиней, на поле вышли пехотинцы со знаменами и в сопровождении попов с крестами, и все они остановились возле табора. Потом они вытащили наружу пятьдесят пушек, и тотчас же через семь ворот табора повалили толпами неверные, как будто это была куча червей. Тут заиграли трубы лютеранские, барабаны, органы и флейты, и некоторые неверные с мечами в руках грянули «ура».

И они двинулись; попы читали евангелие, а некоторые из них пели, и целая толпа пьяных‑препьяных неверных – московитов, чехов, поляков и запорожцев, настолько мерзких, что они были недостойны и преисподней, столпились, подобно скопищу свиней. Пехотинцы привязались друг к другу цепями – по десять человек, а позади этих связанных пехотинцев разные солдаты‑мордаты прикрепили цепями пушки и встали наготове. И все эти неверные совершенно заполнили степь. Фланговые войска неверных, словно свиньи, повернулись спинами к болотистым зарослям у реки. И когда эти пехотинцы укрылись на поле битвы за пушки и за многие тысяч телег, целое море конных неверных погнало своих коней на поле смерти и прискакало туда.

Был дан сигнал к бою. Никто из нас и из них и даже те, кто ночью подошел на помощь к неверным, никогда не видели такой жаркой битвы и такой доблести, которую проявили татары. Вдруг окаянные, вложив в свои руки всю силу, на которую только были способны, пошли в рукопашную схватку.

Тогда татарские воины по заранее условленному знаку, поданному руками, сделали вид, что собираются стрелять из пушек и ружей, и притворились, будто намереваются не то зайти во фланг, не то обойти врага. И когда татары на расстоянии пушечного выстрела увидели, что неверные снова выбежали из‑за своих телег и пушек в степь, то – о величие Аллаха! – среди татарских воинов поднялись крики и возгласы «Аллах! Аллах!», / 547  / и они, примкнув друг к другу, поставили коней сплошным строем.

Громкое ржание лошадей и лязг колчанов охватили весь мир, и тогда татары внезапно обнажили мечи, стали стрелять и убивать и быстро, словно молния, настигли неверных, а потом снова развернулись во фланг. Неверные на этот раз стреляли изо всех пушек и ружей, но безуспешно. А потом и пушки и ружья перестали стрелять.

И тогда татарское войско, жаждавшее крови уже семь дней, набросилось на неверных, как бросаются голодные волки на овец и как овцы бросаются на соль, и врезалось в строй неверных, словно чума. Из неверных, шедших впереди, не спасся ни один, и из каждого неверного вышли кровь и душа