Надгробная речь Юлиану (orat. XVIII)

 

1. Следовало бы, слушатели, завершиться тому, что было предметом надежд моих и всех людей, чтобы в настоящее время персидская держава была сокрушена, а земля персов находилась под попечением римских правителей, вместо сатрапов, согласно нашим законам, чтобы храмы наши были украшены добычей, полученной оттуда, а тот, кто одержал эту победу, восседая на императорском троне, принимал приветствия с победою. Вот, что, полагаю, было и справедливым и подобающим, и достойным того обилия жертв. какие он принес. 2. Но как завистливое божество оказалось сильнее надежд, не лишенных основания, и мертвым принесен от Вавилона тот, кому немного оставалось для завершения своих подвигов, слезы пролились из глаз всех обильно и недаром, но воспрепятствовать кончине невозможно, приступим к тому, что одно остается, а ему наилучшее угождение, и скажем несколько слов о его подвигах в собрании других слушателей, раз самому ему не суждено внимать хвале его деяниям. 3. Ведь мы, во первых, поступили бы несправедливо, если бы, в то время как он на все дерзал, чтобы заслужить похвалу, лишали его награды, во вторых, было бы самым позорным поступком не воздать умершему той чести, какую при жизни мы ему оказали бы. Помимо того, что было бы проявлением крайней льстивости, пока жив человек, ухаживать за ним, а об умершем забывать, живым, если и не словом, можно угодить многими другими способами, а по отношению к отшедшим нам остается одно только, славословия и речи, на вечные времена передающие потомству их доблестный деяния.

4. Что до меня, не раз собираясь произнести похвальное слово этому мужу, я всегда находил, что речи мои слабы сравнительно с его деяниями и, клянусь богами, ни разу не почувствовал я досады на то, что доблесть императора-друга побеждает могущество искусства софиста, к нему привязанного. Я считал это общею выгодою городов, что тот, кто получил власть для охраны целой империи, не оставил никому возможности сравняться в своем слове с величием его дел. Но я, который даже одни подвиги, проявленные на побережье Океана, не был в состоянии почтить словом по достоинству, в каком бы очутился положены сегодня, будучи вынужден в одной речи передать и те подвиги, и поход на персов? 5. Полагаю, право, что если бы этот муж, обретши от подземных богов воскресение, дабы быть сотрудником моим в таком слове, незаметно для всех прочих стал сам помощником в моем ревностном труде, и при таких условиях речь не достигла бы точной соразмерности с делами, и лучше была бы, чем теперь, но всего того величия, сколько подобало, все равно не имела бы. Каких же результатов нужно мне ожидать, предпринимая столь серьезный труд без такой помощи? 6. Но если бы не замечал я и прежде, что вы, не смотря на ясное сознание того, как дела побеждают слова, все же довольны моими речами, не в укор было бы мне молчание. Однако, так как и тогда вы немедленно хвалили, и продолжали одобрять их, не находя достаточного оправдался для своего молчания, я попытаюсь исполнить долг справедливости в отношении императора и друга.

7. Немало бывало императоров, душой благородных, но родом незнатных, умевших оберегать свою державу, но стеснявшихся сообщать о своем происхождении, так что и ораторам, их восхваляющим, предстояла задача исцелить эту рану. Но у этого человека нет ничего, что не доставляло бы материала для похвалы. 8. Первым делом, происхождение — дед у него император, который, меньше всего интересуясь наживой, завоевал себе чрезвычайное расположение подданных, отец же — сын императора, брат императора, имевший при этом более права занять трон, чем тот, кто получил императорскую власть, не смотря на то оставался спокойным, поздравлял того, кто взял ее, и продолжал жить с ним бесхитростно и в дружбе. 9. Женившись на дочери префекта [1], дельного, благоразумного человека, к которому проникся уважением победивший его враг, и увещевал своих править, беря с него пример, производить на свет этого наилучшего человека и оказываете честь тестю, его именем назвав сына. 10. И вот Константин умер от недуга, а чуть не весь род, отцов и детей одинаково, обошел меч. Этот же человек и старший брат его от того же отца избегают великого смертоубийства, при чем одного спасла болезнь, которая представлялась достаточно опасной, чтобы окончиться смертью [2], другого возраст, так как он только что был отнять от груди. 11. Тот больше прилежал к другим занятиям, а не красноречию, полагая, что так менее испытает зависти, а этого божество, коему в удел он достался, подвигнуло к любви к речам и он занимался ими в городе величайшем после Рима, внук императора, племянник императора, двоюродный брат императора посещая школу, при чем он вел себя без гордости, без обиды, не желал обращать на себя внимания толпою прислужников и шумом такой свиты. Но был у него евнух, наилучший страж целомудрия, и другой педагог не чуждый образования [3], одежда его была скромна, не было надменности в обращении с другими, но он первый вступал в беседу, не отталкивал бедняка, приходил на приглашение, а до зова ждал, стоял там, где прочим полагалось стоять, слушал то же, что и прочие, уходил вместе с остальными, и ни в чем не искал особливого положения, так что посторонней посетитель, оглядев толпу учеников, не зная, кто они и чьи дети, ни по каким признакам не догадался бы о его высоком звании.

{1 Матерью Юлиана была Базилина, дочь преторианского префекта Аниция Юлиана. Отец Юлиана Юлий Констанций, младший брат Константина В., погиб во время избиения рода в 337-ом г. (Cambr. med. Hist., 63).}

{2 Слова о Галле, использованные Сократом, Н. Eccl. III. 1.}

{3 Мардоний, см. Юлиан, Μισοπώγων, pg. 352 A sq. «Он был евнухом, воспитанным при моем деде, дабы познакомить мать мою с поэмами Гомера и Гесиода» (букв, «провести через поэмы», — т. е., основательно познакомить). По смерти матери (от родов) Юлиан, по его словам в том же сочинении. поручен был евнуху Мардонию на седьмом году. См. еще Socr., Η. Ε ЦП. Sozom., Η. Ε. VII 21.}

12. Однако не во всем был он им ровней: в своей понятливости, в способности воспринять сказанное и удержать в памяти и незнании усталости в труде, он далеко оставлял прочих позади себя [4]. Наблюдая это, я горевал, что не сам бросаю семена в столь даровитую душу. Дело в том, что юноша был в учении у некоего негодного софиста, в награду последнему за его поношения богам, при чем он воспитывал в таком мнении о богах и ученика своего, из за борьбы учителя против жертвенников вынужденная терпеть его низменное искусство речи [5]. 13. Между тем он уже приближался к поре возмужалости и царственная натура его сказывалась во многих заметных признаках. Это обстоятельство лишало сна Констанция, и убоявшись, как бы город значительный, с веским голосом, равняемый с Римом во всем, не был привлечен достоинствами юноши и чтобы не получился результата для него (Констанция) неприятный, он посылает его в город Никомеда, как такой, который не будет внушать тех же опасений, но дает те же средства образования. А он в школу ко мне, уже ведшему там курсы и избравшему этот город взамен другого, город, суливший затишье, взамен того, что изобиловал опасностями [6], не ходил, но не переставал знакомиться со мною, покупая мои речи.

{4 πολν τοις άλλοις ηρός αυτόν Ιηοίει to μέσον —один из обычных способов выражения у Либания, ом. § 196, pg. 322, 17, brat. XX § 23, pg. 432, 4, or. XXI § 14, pg, 456, 19, or. XXII § 31,' pg 488, 5, vol. III pg. 398, 10 vol. V (declamat.) pg. 56, 2.}

{5 Софист Гекеболий, христианин, см. Socrat., Η. Eccl. III 1, и III 23 В первом из этих мест Сократ говорит, что император Констанций озаботился тем, как бы, слушая учителя — эллина, Юлиан не уклонился в суеверие (δεισιδαιμονία). Во втором месте ссылка на слова переводимой речи об ораторском искусстве Гекеболия. См. еще письма Юлиана, адресованные этому его учителю: ер. 19, где в конце Юлиан говорит о том, насколько он дорожит каждым письмом учителя. В ер. 43 император говорит о своей терпимости к христианам и осуждает борьбу между собою еретиков разных толков, при чем они увлекаются, вопреки христианскому учению, материальными интересами.}

{6 Срв. orat. I § 48, у нас, стр. 19.}

14. Причина же тому, что речами моими он услаждался, но избегал отца их [7], была такая: тот дивный софист обязал его многократными и крепкими клятвами, чтобы не бывать ему и не зваться моим учеником, и не записываться в число моих слушателей. 15. Он же пенял на того, кто связал его клятвой, а клятвы не преступал, но в своей жажде моего искусства обрел способ, как и клятвы не преступить, и приобщиться к моим речам, обзаведшись за крупные дары неким передатчиком ежедневных речей моих. И особливо в этом случае он показал степень своих природных дарований. Действительно, отнюдь не посещая моих курсов [8], он оказался в подражании мне более успешным, чем те, кто все время меня слушали, и по туманному пути опередил их на их ярко освещенной дороге обилием плодов ученья. Вот откуда, полагаю, и в речах. им позднее сочиненных, есть что то родственное моему искусству и представлялось, будто он был одним из моих слушателей.

{7 См. Стр. 83, 1.}

{8 ουναμι, Срв. σνψουσία, § 13, обычный термин о куриях, Walden^g. 296. См. of σννονοιασταί ер. 882. ер. 884. 888 ер. 607, 634. 673. 109. 258. 277.}

16. Итак его усердие было направлено на этот предмета, а брату достается участие в императорском сане, на втором месте [9]. Произошло это так. Когда у Констанция завязалась двойная война, сначала персидская, а за нею война с тираном [10]. явилась, конечно, надобность и в соправителе, и Галла посылают из Италии охранять Восток, и то звание. какое раньше принадлежало его отцу, стало принадлежать и ему, (он был братом императора [11])

{9 См. Schiller, Gescn. d. rb'rn. Kaiserzeit II Bd., S. 298.}

{10 Магненций. срв. ниже, § 33. Zosim. Π 45.}

{11 Фраза, не без основания признаваемая О. Гюнтером, Quaest. Amm. critt. Gottingae. 1888 p. 14 (см. у Fdrst§''a9 ad loc,), глоссемой.}

17. Итак тот шествовал, сопровождаемый отрядом телохранителей, и через Вифинию, и братья свиделись друг с другом, но душевного расположения этого мужа судьба брата не изменила и то обстоятельство, что последний был цезарем, не сделалось для него побуждением в нерадивости, но прежнее рвение к речам у него возросло и он удвоил труды, каким отдавался в погоне за ними, полагая, что, если придется остаться в положении частного лица, искусство, это божественное приобретение, заменит для него царскую власть, если же судьба приведет его к скипетру, он украсит императорский сан своим искусством.

18. Вот почему он и светом солнца пользовался для занятий, и огнем с наступлением ночи, и состояния своего не увеличивал, хоть это было для него нетрудно, а душу усовершенствовал. Как то, сойдясь с людьми, изучившими Платона [12], и услыхав о богах и божествах и тех, кто действительно создали весь мир и блюдут его, и о том, что такое душа, и откуда она явилась, и куда она уходит, что ее низвергает в погибель и что возвышает, что тянет ее вниз и что поднимает в высь, что для неё оковы и что свобода, и как возможно одного избежать, другого достигнуть, он омыл соленую влагу слуха пресною водою речи [13] и, истребив все прежнее празднословие [14], ввел в душу, взамен его, красоту истины, как бы в какой-либо великий храм статуи богов, прежде оскверненные грязью.

{12 τοΐζ τον Πλάτωνος γεμονοιν, срв. у нас стр. 53, 1.}

{13 Подлинное выражение Платона в Федре, pg. 243 D.}

{14 О происшедшем в душе Юлиана, в 351–ом году, перевороте, под влиянием знакомства с философом Максимом Эфесским, который принадлежал к направлению неоплатоническому, с его мистикой и глубокой созерцательностью, что повело к полному разрыву Юлиана с христианством, см. у самого Юлиана, orat. VII, Eunap., pg. 474 (ed Didot), биогр. Максима, где престарелый Эдесий направляет Юлиана к ученикам своим, в том числе Максиму. Schiller II 302.}

19. И стал он в этом душевном перевороте иным, а притворялся прежним, так как явиться в истинном свете нельзя было. Эзоп, в данном случае, сочинил бы басню, где не осла прикрывал бы львиной шкурой, а шкурой осла льва. А тот знал, что ведать польза великая, а представлялся таким, как было безопаснее. 20. Когда же всюду разносилась молва о нем, все люди, преданные культу Муз и прочих богов, одни сухим, другие морским путем, спешили взглянуть на него, познакомиться, обменяться с ним разговором. Явившись же, трудно было от него оторваться. Эта сирена приковывала в себе не только речами, но и качествами характера, располагавшими в дружбе. Его склонность в сильное привязанности и прочих приучала так же горячо отвечать на нее, так что, сливаясь в искреннем расположении друг к другу, они с трудом разлучались.

21. Итак он скопил [15] и проявлял всевозможные знания, поэтов, риторов, поколения философов, полноту изучения греческого языка, незаурядное владение другим. А у того (Констанция) была забота об обоих, но со стороны всякого благомыслящего человека выражаемо было ему пожелание, чтобы владыкою государства стал этот юноша, чтобы остановилась погибель вселенной, чтобы предстоятелем недужных стал тот, кто умеет целить такие недуги. 22. Я не сказал бы, чтобы он осуждал эти пожелания, и не позволю себе о нем такого пустословия, но выражусь так, что желать, он желал и сам, но не из пристрастия в роскоши, владычеству и порфире, а дабы собственными трудами вернуть народам то, от чего они отпали, как прочее, так в особенности, конечно, поклонение богам. 23. Ведь это в особенности и удручало его сердце, когда он видел повергнутые храмы, прекращение обрядов, опрокинутые жертвенники, упразднение жертв, гонение на жрецов, богатство жрецов поделенным между людьми, самыми распущенными, так что, если бы кто-либо из богов обещал ему, что восстановление всего перечисленного будет выполнено другими, он, убежден я, настойчиво уклонялся бы от власти. Так стремился он не в господству, а к благоденствию городов.

{15 παντοδαπή οοφία σννειλεγμένη срв. orat. I § 11, pg 86, 3 σννειλεγμένων εις τήν ψνχήν κτέ, перев., стр. 6.}

24. И вот, когда в душах людей образованных зрело это горячее желание, чтобы земля была исцелена волею этого человека, на Галла обрушилась клевета и было найдено письмо, заключавшее самый преступный заговор, и когда оскорбители понесли наказание, — потерпевшему такую обиду не увенчивать их было, — признано было, что потерпевший кару заслужил то наказание, коему подвергся, и он умирал безгласен, так как меч предупредил его оправдания [16]· 25. И немедленно Юлиан был привлечен и оказался окруженным стражей, вооруженной, смотревшей грозно, говорившей резко, своим обращением заставлявшей темницу считать легким наказанием. К этому присоединялось, что его не водворяли в одном месте, а переводили из одной местности в другую, удручая тем его положение. И подвергался он этому, ни в чем не винимый, ни большом, ни малом. Да и как мог он быть виновен, он, который жил больше, чем в трехстах стадиях расстояния от брата и посылал письма, да и то не часто, причем они ограничивались простыми приветствиями? Поэтому и доносчика против него не находилось; однако, не смотря на то, его угнетали, как сказано, заключением, не по чему-либо другому, как потому только, что у обоих был один отец. 26. Итак и в данном случае нельзя не подивиться тому, что он ни казнившему не польстил речью против погибшего, ни речью о нем раздражил того, кто остался жить, но первого чтил, горюя украдкой, а второму не давал повода к казни, как он ни желал последнего. Так превосходно обуздывал он свой язык, при том когда притеснения, каким он подвергался, мало располагали в этому, так что своей выносливостью он заградил уста и самым низким людям. 27. Однако и этого не было достаточно для спасения и не остановил он тем гнев беспричинно раздраженного человека, но увидала его в его невзгоде Ино. дочь Кадма, — супруга Констанция, и его пожалела, а супруга смягчила [17] и многими мольбами убедила послать поклонника Эллады и в особенности ока Эллады, Афин, в излюбленную им землю. 28. Самое это обстоятельство как же непрямо свойство души, явившейся от богов, что, когда ему был предоставлен выбор местности, он не пожелал ни садов, ни домов, ни дворов, ни полей на морском побережья, ни роскоши, к какой открывают возможность многие прочие подобные материальные блага, что все было в его распоряжении в Ионии, но признал ничтожными сравнительно с городом Афины, матерью Платона и Демосфена и прочей многообразной мудрости, эти вещи, каким придают важность? 29 Итак он является туда поспешно, чтобы увеличить запас своих знаний и чтобы вступить под руководство учи тел ей, способных дать нечто больше того, чем он обладал раньше. Но, знакомясь с ними, предоставляя им испытывать себя и их испытывая, он скорее сам поражал их, чем им изумлялся, и он, один из юношей прибывших в Афины. оставил их, скорее сам обучив других, чем усвоив новое [18]. Поэтому вокруг него постоянно видны были рои юношей, стариков, философов, риторов. На него взирали с надеждою и божества, уверенные, что этот человек вернет культ предков. 30. А он был одинаково привлекательным своею речью, и своею застенчивостью: ничего не говорил он без этого румянца стыдливости. Итак его кротостью все пользовались, его доверием наилучшее люда, среди них первым был уроженец нашей страны, единственный среди людей муж безупречный, победивший достоинствами своими всякое злословие [19].

{16 Об обстоятельствах убийства цезаря Галла см. подробное изложение Аммиана Марцеллина, кн. XIV гл. 7, гл. 9, гл. 40, и о самой казни гл. 11, S 23. Что касается клеветы на Галла, могут иметься в виду донесения Констанцию префекта Домициана, гл. 7, 10. Вместе с квестором Монцием, он предан был Галлом в жертву необузданному зверству солдат.

См. еще Зосима, кн. II, 55, где говорится, что Галла оговорили в намерении присвоить себе императорскую власть придворные евнухи. Аммиан, гл. 11,8, говорит о действительном замысле Галла провозгласить себя императором, правда, уже тогда, когда положение стало для него явно опасным.}

{17 Срв. Jul. ad Ata. pg. 273 A, or. 3 p. 118 B. Schiller, И 303, 3. Amm. Marc. XI 2. 7. 8.}

{18 Не так высокого мнения Либаний об афинских учителях, когда, весною 362–го г., заходит речь о посылке туда в ученье сына Акакия Тициана, см. ер. 627: «Из тамошних учителей одни по старости нуждались бы в сне на мягком ложе после сытной трапезы, другим, пожалуй, самим надобны учителя, что обучат их сражаться речами, а не оружием».}

{19 Полагают, что здесь разумеется Максим, философ из Эфеса или из Смирны, учитель Юлиана, Seechs S. 208. Другие думали о Саллюстии (Beiske cf. Jul. ep. 16), Sievers о Цельз, pg. 90 (cf. Amm. Marc XXII 9, 13)}

31. Итак у юноши составилось решение в Афинах прожить и умереть и это представлялось пределом счастья, но так как положение государства требовало второго императора, в виду разорения городов по Рейну, между тем как посылаемые туда военачальники домогались большего, чем следовало [20], на царство вызывается тот, кто занимался философией в Афинах, самыми этими интересами своими внушая наименее опасений человеку, за которым числилось особенно много неправды. Ведь если он стал убийцею отца и братьев, одних давно, других в недавнее время, он все же надеялся. что обязательства останутся нерушимыми и что характер того человека станет выше тех обвинений, какие он мог ему предъявить. 32. расчет призывавшего не был ошибочным, а этого человека ничто не могло бы заставить верить, что почет не завершится для него кознями, — так заставляла предугадывать пролитая кровь—, но так как средств ускользнуть не было, он со слезами призывает богиню и, умолив ее о защите, отправился. Получив же императорский сан, тотчас послан был на подвиг, требующий рук Геракла. Таковы были дела с галлами, что живут на самом побережье океана [21].

{20 Имеется в виду восстание, незадолго до прибытие в Галлию Юлиана, комита и магистра Сильвана, Schiller II 305.}

{21 Юлиан должен был сражаться с аламаннами, завоевавшими и частью разрушившими сорок городов по Рейну, Schiller, II 306. Amm. Marc. ХУИ 2, 4.}

33. Констанций, воюя с Магненцием, отнявшим чужие владения [22], но правившим лично блюдя законы, считал необходимым исчерпать все средства, дабы овладеть этим человеком. И вот он письмами открывает путь варварам в римские пределы, заявив в них о своем дозволении им приобретать земли, сколько только они смогут. 34. Когда это разрешение было дано и письма те отменили условия договора, они хлынули потоком, при отсутствии какого-нибудь сопротивления, — Магненций держал свои войска в Италии—, и цветущие города становятся их полной добычей, деревни разносились, стены низвергались, увозилось имущество, женщины и дети, и люди, коим предстояла участь рабов, следовали за ними, унося на плечах собственное свое богатство, а кто не в силах был выносить рабство и видеть жену свою и дочь в позоре, в слезах был убиваем, и когда наше достояние было перенесено, то, завладевшие землею, нашу запахивали собственными руками, а свою руками полонянников.

{22 В 350 г.. владения Константа, Schiller II, S. 244.}

35. Α те города, которые избежали взятия благодаря крепости стен, земли, кроме самого незначительного количества, не имели и жители пропадали с голоду, хватаясь без разбору за все, чем только можно было питаться, пока число их становилось столь незначительным, что самые города обращались вместе и в города, и в поля, и незаселенная пространства в ограде хватало для посевов. Действительно, и быка запрягали, и плуг влачился по земле, и семя бросали, всходил колос, являлся и жнец, и молотильщик, и все это в пределах ворот города, так что пленных никто не назвал бы более злосчастными, чем тех, кто остались дома.

36. И такою то ценою купив победу, император первое время радовался и торжествовал^ когда же враг был побежден, измена обнаружилась и Рим чуть не вопил, что отсекли ему конечности, не дерзал изгнать ликующие толпы, рискуя собственной жизнью, но потребовал, чтобы шел в поход тот, кого только что привлеки к военной службе из школы, и необычайнее всего было то, что император одновременно воссылал мольбы и о торжестве его над врагами, и о поражении его ими, первое под влиянием стремления вернуть себе землю, второе под влиянием зависти. 37. Я что он именно послал его не менее с целью сгубить его, чем с тем, чтобы он одолел врага [23], он проявил это немедленно и вот в чем. В то время как в его распоряжении было все то количество войска, сколько раньше обслуживало трех императоров, при чем много было и гоплитов, и всадников, из коих самым грозным был отряд, чьи доспехи делали его неуязвимым [24], он велел сопровождать Юлиана трем сотням гоплитов, самых непригодных [25]. Он уверял, что он найдет там воинов в гарнизонах, но последние были из тех, что привыкли терпеть поражения, и не было им иного дела, кроме как отсиживаться в давней осаде [26]. 38. Но ничто из таких обстоятельств не смутило Юлиана и не сделало его боязливым, но тогда впервые взявшись за оружие и приняв участие в войне, при чем ему предстояло выводить трепещущих воинов на привыкшего побеждать врага, он ходил в своих доспехах так, как будто с самого начала обращался с щитом, а не с книгами, и так смело поступал, будто стоял во главе десятков тысяч Эантов. 39. Два условия создавали такую его доблесть. Одно — его образование и уверенность, что замыслы действительнее физической силы, другое — вера в то, что боги — его союзники в войне. А он знал, что и Геракл избег Стикса по благосклонности к нему Афины.

{23 Срв. Amm. Marc. XVI, 11, 13.}

{24 См. Laudatio Constantii et Constants § 69, о персидской коннице и в нашей речи § 265, — о римской в переводимой речи, § 206.}

{25 См. Юлиан, в послании к афинскому сенату и народу, pg. 277D (к 3δ7, 26 Hertlein), и о качествах их, pg. 281 D), orat. XII Юлиану самодержцу, консулу, § 44, pg. 23, 17 «с гоплитами в числе менее четырехсот». Юлиан дает число 360, Zosim. III 3.}

{26 См. то же orat XII § 45, pg. 25, I.}

40. Вот явный признак благосклонности к нему богов с первых шагов. Двинувшись из Италии в средине зимы, когда недолго было бы под открытым небом погибнуть от холода и снега, он пользовался на своем походе такими светлыми солнечными днями, что люди шли, называя время года весною, и раньше врагов был побежден холод [27]. Вот и еще один признак благоприятной судьбы. В то время как он проходил через первый городок той земли, которую брал, венок из ветвей, — много таких на веревках. протянутых от стен до колонн [28], высоко вывешивают горожане [29], — один из тех венков, какими мы украшаем города, отвязавшись, опустился на голову цезаря, пришелся в пору, и клики понеслись со всех сторон [30]. Полагаю, венок предвещал будущие трофеи, то, что он шествует к победе.

{27 Срв. всю постройку автобиографии Либания, orat. I, где все время сопоставляются признаки в жизни автора Судьбы недоброй и Судьбы благоприятной. О времени похода Юлиана из Италии см. и его послание к афинянам, pg. 277 D.}

{28 Дело идет о портиках вдоль улиц. Срв. к этому orat. I § 259, наш перев., стр. 82.}

{29 οι δήμοι здесь скорее в таком общем смысле, срв. Μ. Gelzer, Stndien ζ. byz. Verwaltnng Aegyptens, S. 18 A. 2.}

{30 Описывается въезд Юлиана в Вьенну, Amm. Marc. XV 8, 21.}

42. И вот. если бы пославший разрешил ему немедленно начать действовать и применить в делу свою сообразительность, тамошние обстоятельства тотчас бы переменились. На самом деле Юлиан ничего не имел в распоряжении, кроме собственной хламиды, распоряжались военачальники. Такова была воля пославшего, чтобы одни повелевали, а тот служил им [31]. Но помня об Одиссее и его терпении, он сносил это, между тем вождям угодно было спать [32]. Это способствовало бы усилению противников, если бы с прибытием цезаря они располагали теми же удобствами к тому, что и раньше. 43. Однако, хотя ему не давали действовать, но когда он только обходил племена для обозрения, — одно это было ему предоставлено, — его имя и наружность возымели столько силы, что иной из тех, кто долгое время сидел запертым и исхудал. сделав вылазку, уже брал в плен варвара, пашущего землю у стены, и второй, и третий, и небольшая кучка стариков, отставших от оружия, отразила ночной приступ большего отряда юношей [33]. Последние, притащив лестницы, приставили их к воротам, незанятым людьми, каковым способом они брали большую часть городов, а те, как заметили, пустив в качестве оружия в ход все, что было под руками, на своих дряхлых ногах побежали, возглашая имя цезаря. И старики победили, как воины Миронида, одних убивая сами, другие же погибали, сами бросаясь вниз вверху. 44. В другом месте сделана была вылазка молодых людей на варваров, к чему раньше не было привычки. И одни, обратившись вспять, бежали, а те пресытившись убийством, цезаря не видя, но ободренные тем, что он был недалеко от них. Третьи, собираясь выселиться, прогнав страх из души, оставались. 45. Когда же варвары из густого леса напали на арьергард войска на походе, дело приняло столь счастливый оборот, что те, которые рассчитывали нанести урон, были перебиты, и убившие: во свидетельство своего подвига, несли голову мертвеца, и быта назначена некоторая награда за голову, и явилось сильное соревнование в порубке голов. Стремлением к прибытку этот мудрейший человек очистил души от робости и желание получить внушало отвагу. Те же варвары, которые бежали на острова, образуемые Рейном [34], стали предметом охоты нашим, являвшимся туда вплавь и на судах, а их стадами угощались города. 46. Между прочим, застав из двух самых крупных городов один поврежденным бесчисленными приступами, а другой одним штурмом почти опустошенным и поверженным [35], он одному протянул руку для восстановления и поставил в нем гарнизон, другой же, где все запасы истощились, так что население вынуждено было питаться и тем, что в пищу не допускается, ободрил надеждами на лучшее будущее. 47 При виде этого некий царь значительной варварской трибы явился, неся повинную, что вреда нанес немного, прося о договоре с ним и обещая быть союзником, и так как его предложение признано было приемлемым, заключает мир, — на короткое время сделавшись уступчивым вследствие опасения того, что могло последовать. [36]

{31 Срв. слова Юлиана, в письме к афинянам, pg. 277 D: «….не столько начальником тамошних войск, сколько подчиненным тамошним военачальникам. Им прямо было отписано, чтобы они подстерегали меня не меньше, чем врагов, как бы я не предпринял переворота». Со словами Либания о хламиде срв. слова Юлиана ibid., pg. 278 D. Несомненно, что Либаний прямо цитирует это место послания Юлиана.}

{32 См. стр. 138, 2.}

{33 Amm. Marc. XVI 2, 1, о подвигах отряда ветеранов в Августодуне.}

{34 См. описание переправы на рейнский остров трибуна Байнобавда с его отрядом, частью в брод, частью на щитах и челноках, Amm. Marc. XVI 11. 9.}

{35 Под городом, вполне разрушенным, надо разуметь Агриппину на Рейне (во второй Германии), о возврате которой под римскую власть говорят и Юлиан в письме к афинянам, pg. 279 В (pg. 359, 18 Hertlein и о разрушенном состоянии коей сообщает Аммиан Марцеллин ΧVΙ 3, 1 (и XT 8, 19). Ряд других городов, перечисляемых Марцеллином в конце 2–ой гл., был поставлен в тяжелое положение занятием варварами незащищенной территории вокруг них.}

{36 Здесь можно иметь в виду договор Юлиана с франками, Amm. Marc. XVI 3, 2.}

48. Вот в чем и еще во многом другом возымел он силу на походе своем по стране, еще не достигши власти выполнять все то, что задумает. А когда смещен был полководец, боявшийся врагов и издевавшийся над собственными подчиненными [37], и явился па смену ему чело век, и в остальных отношениях наилучший, и в военном деле опытный [38], и устранена была большая часть помех, тогда то, тогда настала для цезаря пора выказать себя в полной мере. 49. Смотрите сами: в то время как старший счел потребным переправиться за реку против варваров. а младший уже давно пылал к тому желанием, словно конь к бегу, и досадовал на ту неволю, которая его удерживала, Констанций, усматривая, что его войско мало и не под силу ему будет смелое предприятие, посылает отряд вдвое больший, чем его войско, тридцать тысяч гоплитов [39], поставив над ними вождя, который представлялся способным использовать боевые силы. 50. И следовало обоим войскам соединиться, и когда немного оставалось им пройти пути для встречи, старший, побоявшись, чтобы другой не стал участником победы, а вместе с тем считая свое войско достаточным, приказывает с ним не соединяться, а переправиться одному. Но когда он стал наводить через реку понтонный мост, варвары, нарубив лесу, пускают выше моста по течению толстые стволы, которые, сталкиваясь с судами, одни разорвали, другие поломали, третьи даже потопили. 51. Когда таким образом первая попытка расстроилась, он и его тридцать тысяч отступили в поспешном бегстве, варварам же мало было того, что они не пострадали, но, признав момента для себя благоприятным, чтобы предпринять нечто самим, переправившись через реку, они стали преследовать и, догнав, стали избивать, и удалились с пением пэана, и за предприятием следовало у них предприятие, вернее же от слов перешли они к делу. 52. Дело в том, что, когда они были опять дома, а цезарь обильно снабжал укрепления и города хлебом с обработанных ими нив [40], насколько возможно было пользуясь для этой цели руками воинов, он восстановлял поверженные укрепления и собирался быстро извещать императора, зимовавшая далеко от Рейна, о предприятиях врагов, путем передачи сообщений от одного пункта другому — раньше пространность пустыни отнимала сведения о их кознях —, узнав это, что римляне снимают их жатву, враги разгневались, будто у них отнимали отеческое достояние, и послав вестника [41] и через его посредство предъявляя письменный договор, предоставлявшей землю им, утверждали, что он поступает наперекор воле старшего и что он должен или признаться в этом, или оставаться верным письменному документу, или, не желая ни того, ни другого, рассчитывать на битву. 53. А цезарь, заявив, что он явился в качестве шпиона, так как их правитель не позволил бы себе быть столь дерзким, задержал посланца, а сам, припоминая те увещания, какие держали, как он слышал из исторических сочинений, те древние стратеги, и прекрасно понимая, как подобная речь, предпосылаемая боевым действиям, вдохновляет воина в храбрости в битве, сказал слово, которое я с удовольствием внес бы в настоящую свою речь [42], но так как литературный обычай этого не дозволяет, я выразился бы только, что «тем война стала далеко слаще», чем раньше бездействие. 54. И он решил, что каждое крыло должны занять всадники, а центр предоставлен быть гоплитам, лучшие же воины обоих родов оружия находиться вокруг цезаря на правом фланге [43].

{37 Об отставке этого магистра воинов (конницы), не называя его имени, говорит и Юлиан в письме к афинянам, pg. 278 В, отзываясь сдержанно о его неспособности: οϋ σφόδρα επιτήδειος δόξας. Аммиан Марц. дает и его имя, Марцеллин XVI 4, 3 говорит о его позорном поведении, когда он не подал помощи цезарю в опасности. Срв. Asmus. Philol. LXI 579. О. Seeck, Gesch. d. Unterg. d. a. W. IV 256.}

{38 Amm. Marc. XVI 10, 21: «Оттуда он послал на место Марцелла Севера, опытного в военном деле и уже пожилого (у Либания πρεσβύτερος) полководца». См. о нем также в начале 11–ой главы.}

{39 Amm. Marc. XV1 11, 2: «Барбатион, назначенный после гибели Сильвана магистром пехоты, пришел по приказанию императора из Италии с армией в 25 тысяч человек в Равраки» [Аугст близ Базеля], перев. Ю. А. Кулаковского, стр 135 след.}

{40 Срв. Amm. Marc. XVI 11, 11: руками солдат был собран с полей варваров хлеб», и здесь о снабжении провиантом укрепления Трех Табери (Цаберн).}

{41 См. Amm. Marc. ХVI 12, 3, где говорится о посольстве от германцев с их дерзким требованием и о том, что Юлиан задержал это посольство до окончания работ по укреплению лагеря. О. Seech IV 260.}

{42 Такая речь цезаря Юлиана приводится Аммианом Марцеллином, при чем, разумеется, как обыкновенно у историков, всего скорее она, — фиктивная, XVI 12, 9—11.}

{43 Срв. Amm. Marc. XVI 12, 21: «И когда они (германцы) увидали что вся конница, как раньше сообщил о том вышеназванный (см. § 3) перебежчик, выставлена против них на правом крыле» и проч. (перев. Ю. А, Кулаков екаю, стр. 145).}

Требовалось, чтобы это расположение осталось незамеченным врагами, но того не дозволила низость нескольких перебежчиков. Когда же стала происходить переправа варваров, цезарь помешать ей не заблагоразсудил, хотя и была в тому возможность, но и не захотел сразиться, напав на малую часть их, но ринулся на них, когда их было уже тридцать тысяч [44], раньше, чем подошло во много раз большее полчище. Надо заметить, что они решили, как я слышал позже, чтобы не оставался дома никто из способных сражаться.. Достойно удивления и то, и другое, и то, что он не вышел на встречу первым, и то, что принял битву не со всею двинувшеюся массою. Первое не было бы заметным делом, второе сопряжено было бы с величайшим риском, и первое было бы делом человека с душой мелочною, второе — человека безрассудного. Вот почему он не преграждал дороги при переправе количеству, превышавшему, и при том значительно, численность его войска, но остановил своим наступлением дальнейший прилив врагов. 56. Между тем у варваров, все проведавших, храбрейшая часть войска построена была против отборной части римлян, а на правом крыле они поместили вспомогательный отряд, который они спрятали под прикрытием рва [45], заросшего высокою стеною частого камыша, — местность та была болотистой, где засевших было не видно. Однако они скрылись от взоров римлян, стоявших на крайнем левом крыле, но как только последние их заметили, с боевым кличем двинувшись беглым маршем, они преследовали их, подняв их с их места, и привели, благодаря им, в беспорядок около половины варварского войска, так как бегство передних рядов вызывало бегство следующих за ними. 57. Происходить в битве нечто подобное тому, что случилось в морском сражении коринфян с коркирянами. И в этой битве вышло так, что каждая сторона и побеждала, и терпела поражение. Именно верх одерживало с каждой стороны левое крыло, так что правое крыло римлян, окружавшее цезаря, было теснимо, отборн<