Глава XII. Вперед, на врага.

Сидение на месте продолжалось еще несколько дней и за это время они пережили еще два налета, но противник больше не нападал. Тем временем, там, впереди еще не раз они наблюдали далекие удары и вновь и вновь воздушная волна проходила над ними. Наконец, злосчастные «треугольники», как будто, перестали летать над их головами. Настало время относительного покоя. Но это продолжалось недолго и вскоре поступил приказ сниматься с места и идти вперед. Политкомиссары объясняли это тем, что-де врагу нанесен серьезный урон и его продвижение остановлено и наша армия решила переходить в наступление. Но так или иначе, а приказы солдат не обсуждает и они принялись собираться в путь. Правда, не вся бывшая у них техника уцелела после налета, часть пришлось восстанавливать, а часть пришлось утилизировать, ибо она была сожжена полностью и восстановлению не подлежала. Идти им пришлось под дождем, который хлынул, как только они завершили погрузку на машины и продолжался весь остаток дня и всю ночь (утром, когда Джутовский проснулся, дождь все также лил). Это время проходило спокойно, но сигнал о готовности звучал все время, ибо где-то в облаках периодически появлялись вражеские разведчики, но выбегать из машины под проливным дождем и прятаться, к счастью, не пришлось, лишь зенитчики пытались их сбивать с большим или меньшим успехом. Еще одним поводом для радости было то, что дорога, хоть и была несколько повреждена из-за боевых действий, но не разрушена совсем, что в условиях такой погоды могло принести множество неприятностей всем им (даже несмотря на высокую проходимость их техники).

«Ну, и поливает. – Ворчал Глагуэ: - А ведь это и радиоактивные осадки теперь смывает! Что же будет теперь с этой землей?»

Джутовский промолчал, лишь вздохнув, ведь и правда, удар нанесен по врагу, но расхлебывать последствия придется самим лердийцам, как тем, кто воевал, так и мирным гражданам, которым предстоит жить на этой земле. Говорить что-либо в такой ситуации было чревато большими неприятностями, ведь ушей в грузовике, где он ехал, было предостаточно…. Вообще, все время до вечера, когда всех начало клонить ко сну, в грузовике царило молчание – все находились в какой-то гнетущей задумчивости, лишь иногда звучали вздохи или иные возгласы. Старшие по званию смотрели в свои мобильные компьютеры и лишь водитель за стенкой за стенкой громко распевал «За родину, за партию…», но никто, кроме сидящих в кабине водителя на сей раз не пожелал к нему присоединится.

«Вот, ведь орет. – Думал Джутовский: - Значит, не растерял того энтузиазма, какой был в начале. Вот, всем бы такой дух, правда, лучше проявлять его в бою, а не в вокальном искусстве, когда сам обделен и голосом и слухом.»

У него в голове снова зазвучал голос его дорогой Оришо. Он вспоминал одну из песен, которую она любила петь на кухне, песню под названием «Ишьт ше’о веколь» - «Как чудесны эти цветы». Уж, как бы ни было необычно для его слуха пение долианки, а у нее был и хороший слух и великолепный голос.

* * *

Я вспоминаю о тебе – Шеокте, Чудесный край, где горы до небес.

Подножие горы Эштафатохте. Мрачнея, здесь стоит сосновый лес.

Громады гор здесь потянулись к солнцу, к высотам, где лишь слышен ветра свист.

Где снег блестит алмазами на солнце, а воздух, как нигде – и свеж и чист.

Здесь есть луга, где средь травы ходил я[6], где распростерлось море из цветов.

Из них букеты маме приносил я. Она не находила нужных слов,

Чтоб мне ответить, радуясь подарку, хоть каждый день букет ей приноси.

И я, кусочек луга этот яркий / поставить в вазу у окна ее просил.

О, как цветы чудесны эти, право. Хоть ты с лугов вообще не уходи,

Настолько эти мне места по нраву, хоть вечно средь цветов, ты здесь броди.

Сорвешь – и через день они завянут. Как быстро гибнет эта красота!

Лишь на земле растя, она не вянет. И может долго жить она лишь там.

Где есть земля, где выросли их корни, где солнце светит, там где дождик льет.

Им лучше в этом крае дивном горном, прожить, коль их никто совсем не рвет.

И я там вырос, и мои там корни, хоть я оторван и живу вдали /

От этих мест, но все же я упорно / к ним возвращаюсь, пусть и в мыслях лишь.

И снова вижу я Шеокте горы, средь трав брожу и нюхаю цветы.

И снова я любуюсь на озера, на реки с гор стекающей воды.

Я вспоминаю о тебе – Шеокте, Чудесный край, где горы до небес.

Подножие горы Эштафатохте. Мрачнея, здесь стоит сосновый лес.

Громады гор здесь потянулись к солнцу, к высотам, где лишь слышен ветра свист.

Где снег блестит алмазами на солнце, а воздух, как нигде – и свеж и чист.

* * *

«Эту песню сочинял мой дедушка. – Говорила о ней Оришо: - Он и правда родился и вырос там.»

«А это Шеокте и правда, такое красивое место?» - Спрашивал он.

«Да. Я там была, когда была маленькая вместе с отцом. Это огромный горный край с почти нетронутой природой. Живая природа этих мест была создана при освоении нашей планеты. Во времена единства планеты те места была плотно заселены, примерно, как район вашей Бела-Гуры, но потом, с распадом империи они практически опустели и теперь это край непуганых птиц и зверей.»

«Да. У нас на Лердии трудно встретить такое место, как ты описала. У нас за время строительство социализма активно окультурили все. что только возможно.» - Отвечал он.

Теперь он вспоминал все это, и мысли возвращались в то время, когда они были вдвоем и он беспокоился – что с ней сейчас, ведь попытки связаться с ней были все также безуспешны….

Вывел его из размышлений сначала сигнал тревоги, а потом грохот взрыва. Потом прозвучал еще и еще один. Прозвучала команда покидать машины и организовывать оборону. Оказалось – их внезапно атаковал противник. Как получилось, что его приближение не засекли заранее? Так или иначе, он выскочил из машины и как и все, начал палить в холмы из-за которых и шли лучи и неслись огненные шары. Потом вдруг земля буквально в десяти метрах от них вздыбилась и, как от взрыва, разлетелась в стороны, а оттуда выскочила куполообразная машина, потом рядом появилась вторая, третья, а затем и по другую сторону из земли начали один за другим вырастать чудовищные механизмы, потом одна из куполообразных машин опрокинула стоящий рядом грузовик, открыв стрельбу по колонне. Загремели взрывы, все в панике разбегались, ища укрытия от внезапно выросшей из-под земли напасти, а из-за холмов, тем временем, начали выскакивать пауки под прикрытием еще группы куполообразных чудовищ.

«Они что теперь нас будут, как личинки жужелиц, подстерегать, сидя в земле?!» - Прокричал Глагуэ, наводя плазмомет. Выстрел пришелся в нижнюю часть машины. Раздался взрыв, но несмотря на повреждение, машина продолжала сражаться и тут же опрокинула грузовик, за которым они находились и они едва успели увернуться, но на них тут же обрушились лазеры противника. Спас положение залп из пушки ближайшего бронетранспортера и после второго взрыва машина рухнула на колени и замерла, но сразу же бронетранспортер был подбит другой машиной, которая сразу же принялась давить и крушить подбитую бронемашину, пока сама не была подбита, а потом подбивший ее плазмомет не был разбит напавшим на плазмометчика пауком. Сдетонировала энергоустановка пушки и Джутовского с Глагуэ бросило на землю. Еще не успел разойтись дым, а сразу два паука устремились на них. Джутовский отскочил, а затем, увернувшись от выстрелов, ударил сам. Взорвался один, затем второй, третий паук. Один раз паук прыгнул на него откуда-то сзади и уже порывался оторвать голову, как подоспевший Глагуэ подбил чудовищную машину. Мимо опять пробежали, наверно, десяток солдат, крича что-то, а затем из дыма появилась куполообразная машина. Два выстрела – нижняя часть машины запылала и она, идя дальше, как сильно выпивший человек, споткнулась о бронетранспортер и повалилась вверх куполом. Раздался взрыв. В этот момент из дыма появилась еще одна машина, потом еще и еще. Казалось, что поражение неизбежно, но вовремя подоспела родная авиация и вскоре от противника остались одни развороченные взрывами железки. По обе стороны дороги страшными призраками стояли подбитые куполообразные роботы, из-под куполов которых валил густой дым. Всего их было, наверно, не меньше сотни и такое мизерное количество сумело нанести их армии такой урон (достаточно сказать, что из тех, кто ехал в их грузовике, в живых остались лишь Джутовский с Глагуэ. да Куопи. Водитель, изводивший нашего героя своим громким пением, был тяжело ранен и обожжен лазерным лучом и, оказав ему необходимую первую помощь, его увезли на санитарном хепфере, остальные все были мертвы…..). Впрочем, сыграл эффект внезапности. Собрав оставшихся в живых, их распределили по уцелевшим машинам (интересно, что не все грузовики, опрокинутые противником, были приведены им в негодность, многие после переворачивания оказались вполне способны продолжать движение) и их путь продолжился.

«Если верить тому, что говорят, то мы побеждаем, но как тогда объяснить это событие? Случайное проникновение противника в наш тыл или на фронте происходит что-то, о чем нам не говорят?» - Тяжко думал Джутовский.

Его мысли прервала ослепительная вспышка на горизонте где-то впереди, так что в небе словно бы вспыхнуло второе солнце, а минут через пять прошла воздушная волна, поднявшая тучу пыли и едва не опрокинувшая их грузовик.

«Да. До линии фронта еще далеко. – Сказал Глагуэ: - Судя по всему нашим….. там жарко.»

«Жарко всем….» - Прибавил сидящий в глубине грузовика Абрахам Хеншель, солдат с явными ванодийскими чертами. Его уши дрожали, выдавая волнение.

«Надо хорошо постараться, чтобы нас не зажарили прежде. Нам всем.» - Ответил Джутовский.

«Нас уже чуть не поджарили и это еще только начало.» - Сказал Куопи.

«Главное – не паниковать. При панике нас скорей зажарят. Вы видели это в прошедшем бою.» - Ответил ротмистр Ройс Фрик, бывший старшим в их группе, правая рука Хаммеля.

«Да уж. – Сказал Джутовский: - Одни били эти бочки на ножках, а другие бегали, как бараны, кто куда.»

«Вы правы. – Ответил офицер: - Боюсь, многим придется предстать перед трибуналом, но многим это….. уже не грозит. Их уже наказала САМА СУДЬБА.»

Джутовский понял намек, ведь офицер обязательно должен быть членом Рабочей партии, а член партии – по статусу атеист. И не мог сказать чего-то большего…. Он неоднократно встречал среди партийцев тайных христиан, но все они таились, ведь откройся начальству их вера – и не избежать исключения из партии, что значит конец карьере, а это значит жирный крест на мечтах о престижной работе и…. необходимость вернуться в среду того самого пролетариата, партией которого и провозглашена их партия, ведь беспартийному не дадут ни одного начальственного кресла. Ему-то, Джутовскому нечего скрывать, он беспартийный, а беспартийным в условиях веротерпимости за религиозные убеждения ничего не грозит, кроме злых взглядов начальства, но эти несчастные, ради своих теплых кресел юлят, притворяются, стараясь встроиться в систему. Что будет, если вернутся гонения? Они вспомнят, что обещали сочетаться Христу или, дорожа креслами, пойдут бить своих братьев по вере?!

И снова вывело его из этих мыслей напоминание, что идет война – откуда-то издалека прозвучал глухой удар, не настолько мощный, как был предыдущий, но тем не менее, достаточно сильный, чтобы его слышали они, сидя в несущемся грузовике.

«Привет с фронта, чтоб не скучали.» - Через минуту произнес Глагуэ.

В этот момент их колонна проходила мимо тянущихся по обе стороны от дороги каких-то рвов и валов, испещренных воронками от взрывов, остатки каких-то, спрятанных среди них сооружений из металла.

«Что это?» - Прознес Куопи.

«Похоже на какие-то сооружения, то ли укрепления, то ли еще что-то в этом роде….» - Ответил Глагуэ.

В этот момент на рву показалась изуродованная фигура куполообразной машины, потом еще одна и еще.

«Похоже, здесь был некий рубеж борьбы с нашими заклятыми друзьями.» - Сказал Джутовский.

Они проходили меж этих сооружений, дорога же была, кажется, проложена через эти рвы и валы. Между ними блестели крыши каких-то больших сооружений. Некоторые из них были продырявлены, на месте некоторых и вовсе были руины, а некоторые, наоборот, были целы, словно война прошла мимо них. Откуда-то оттуда поднялся большой хепфер и огибая рвы, прошел над ними.

«Свои. Это радует.» - Заявил Глагуэ.

Когда изрытая земля кончилась, то их взорам снова открылась бескрайняя степь, покрытая следами войны: сожженной травой, тянущейся, насколько хватает глаз, воронками от взрывов и подбитой техникой, как своей, так и техникой противника, которой, может и не было больше, но она больше бросалась в глаза.

«Да, здесь было жарко.» – Сказал Глагуэ.

«Точно. И следы некому убирать…..» - Ответил Джутовский, вспомнив те огромные машины, собиравшие металлолом, которые он видел там, за линией фронта. Вот, если бы захватить пару штук и пройтись ими здесь, тогда потери можно было бы компенсировать и уже самим задать жару противнику.

Ночью они остановились на привал. Так закончился очередной день, прошедший в безудержном движении вперед, к линии фронта, день, в течение которого они, помимо засады еще пережили еще два воздушных налета, последний из которых с большим трудом удалось отразить. Ночь прошла относительно спокойно и лишь таинственные огни в небе напоминали о том, что весь окружающий покой обманчив. Но здесь, у земли было тихо и созерцая огненную феерию в небе, он не заметил, как его глаза закрылись (молитву перед отходом ко сну он читал внутренне уже когда через полчаса снова проснулся).

Пробуждение его снова было связано с налетом. Снова, пробудившись от сигнала тревоги, он видел огненные вспышки взрывов, мелькающие огни в небе и пронзающие небо лазерные лучи и плазмоиды. В который раз он созерцал все это?! Когда очередное нападение было отражено, конечно, не без помощи вызванной на подмогу авиации, то они снова снялись с места и отправились в путь.

Глава XIII. Новый разгром.

Прошло еще довольно длительное время и снова поступил приказ останавливаться и вновь роботы-саперы принялись за дело, строя укрепления. И снова за этим последовало «вселение» в построенные «апартаменты». На сей раз земляные сооружения также получились двухуровневыми, с дополнительной системой ходов, что по идее, должно было обеспечить безопасность солдат даже в условиях самого интенсивного обстрела. Впрочем, операторы роботов говорили, что можно было бы соорудить укрепления получше, но на это нет времени, так как силы противника в ближайшее время явно готовятся предпринять попытку масштабного прорыва. Значит, и им самим надо готовиться и этим они усиленно занимались в это короткое время покоя. На следующий день на некотором расстоянии от их окоп появились плазмометные расчеты, что позволяла предположить, что сила и правда движется нешуточная. Правда, был шанс, что машины предпочтут идти в каком-то ином направлении, но кто проникнет в то, что замышляют их электронные мозги?! Это лотерея, в которой одинаково вероятен любой вариант.

Прошел еще день, прежде чем электроника зафиксировала приближение противника и подготовка к встрече ускорилась. И вот, настало утро, когда напряжение в их рядах достигло предела. В какой-то момент на плазмометных расчетах началась тревога, начался лихорадочный разогрев орудий и в небо устремился поток огненных шаров, несущихся за горизонт.

 «Началось!» - Воскликнул в этот момент Глагуэ.

Ураганный огонь длился, наверно, минут двадцать, а потом в небе возникли еще какие-то огоньки. Снова прозвучала тревога, на этот раз сигнал прозвучал по всем позициям. В следующую секунду один из огоньков приблизился и оказался своеобразным сгустком огненных шаров, быстро вращающихся вокруг самого крупного, потом в небе появился еще и еще один. Все побежали в укрытия, а тем временем, один из сгустков стремительно рухнул на один из блиндажей. Прозвучала целая серия взрывов, потом появился еще один сгусток и вокруг загремела канонада. Джутовского и Глагуэ взрывом отбросило в глубину окоп…. Придя в себя, Джутовский все еще слышал взрывы, на сей раз более отдаленные, чем были. Поднявшись, он увидел движущиеся на горизонте колонны техники, он видел колонны куполообразных машин и другой уже знакомой техники. Противник! Он оглянулся, обошел окопы, но не увидел ни одного живого человека, лишь трупы. На крик или сигналы по рации тоже не было ответа. Тем временем, в себя пришел Глагуэ.

«Скорее, противник наступает.» - Сказал Джутовский.

«Почему же наши молчат?» - Удивился тот.

«Почти все погибли – никто не отвечает на тревогу!» - Ответил Джутовский и они схватив оружие, принялись палить по противнику и в рядах вражеских машин загремели взрывы, но затем приближающийся противник открыл по ним ураганный огонь и снова огонь утюжил окопы, так что им приходилось перебегать с места на место. Местами окопы были буквально перекопаны, перепаханы противником. Их огонь нес значительный урон врагу, но чудовищных машин было слишком много и их огонь нарастал. В какой-то момент их едва не настиг плазмоид, но каким-то образом, им удалось отвести огненный шар и он пролетев мимо, взорвался где-то поодаль. Но в другой раз Джутовский не заметил летящий на них плазмоид, Глагуэ же, тоже не заметив его вовремя, тем не менее, среагировал раньше и отшвырнул его, Джутовского, в сторону. Прогремел взрыв и когда Джутовский поднялся, то увидел лишь безголовое тело своего приятеля.

«Упокой Господи, Душу раба Твоего и помилуй его.» - Мысленно произнес Джутовский. Но делать что-либо еще времени не было. Передовые отряды пауков уже приближались к окопам, а окопы молчали, не было уже слышно даже отдаленных взрывов. Выпустив пару залпов, он юркнул в ход на нижний ярус и быстро побежал прочь. Шансов было мало, но все же он был. Тем временем, он минул коридор, ведущий в сооружения нижнего яруса. На лестнице появился паук. Джутовский выстрелил, и паук, взорвавшись, упал куда-то вниз. Он побежал дальше. В конце коридора еще раз пять появлялись пауки, так что стрелять ему приходилось много. Правда, потом он наловчился уходить от этих исследователей, используя заложенную в бронекостюм маскировку. Раз десять перед самым носом у него пролетали плазмоиды. В какой-то момент он вбежал в какой-то развороченный упавшим сюда с поверхности огненным шаром (по-видимому, один шар взрывал окоп, пробивал поверхность, освобождая дорогу для других) тоннель, и вдруг, на бегу провалился куда – то вниз, упав в воду. Это была подземная река. Бронекостюм мгновенно среагировал, позволив ему оставаться на плаву. А наверху уже сновали пауки. Один заглянул сквозь отверстие и, вероятно, увидел Джутовского, но огонь не открывал, решив, по-видимому, что он уже преставился, и пошел дальше, а Джутовский, решив, что оставаться здесь опасно, поплыл по течению. Итак, снова он остался один из всего полка. Может, кто-то еще и выжил, но он сейчас уже это не узнает. Важнее, как ни прискорбно, что выжил он сам, хоть он предпочел бы уйти из этого мира вместе с Глагуэ. Ну, что ж, раз он жив, значит время его еще не пришло! И он продолжал плыть. Пару раз на берегах он видел какие-то диковинные механизмы, напоминавшие огромных сороконожек, которые шарили там, перебирая грунт всеми своими конечностями и разбрасывая во все стороны камни. Видя их, он предпочитал от греха подальше нырнуть, ибо не знал, одни ли здесь в подземелье эти машины или помимо них здесь есть еще что-то. Правда, приходилось бороться с любопытством, ведь мимолетного взгляда не хватало, чтобы понять, чем же занимались эти механические чудовища, даже учитывая то, что отлетевший от ноги чудовища здоровенный камень едва не попал в него. И борясь с любопытством, он уплывал прочь. Плыть же ему пришлось долго, хоть сколько времени это длилось, он не знал, ибо часы, находящиеся во внутренней приборной панели его бронекостюма, после последнего взрыва начали барахлить. Оставалось плыть, не пытаясь в этом подземелье выяснить, который час….

Неизвестно, сколько времени прошло – он вообще перестал следить за вышедшими из строя часами, но чувство голода дало о себе знать и он, видя, что берега пусты, а приборы, встроенные в бронекостюм. как будто, не фиксировали опасности, выплыл и поднялся на берег. Раскрыв свой паек, он принялся готовиться к трапезе – все-таки здесь было больше шансов сделать это спокойно, ведь он, возможно, оказался в тылу. Да, если он попадет к своим, то теперь доказать, что он не предатель, будет сложнее, ведь и ему самому казалось, что он струсил, бежал с поля боя, хоть и было ясно, что он остался на поле боя один против целой армады механизмов, не знающих жалости и не берущих пленных….

Так думал он, подкрепляясь. Дальше надо было думать над тем, как быть дальше – плыть ли дальше по течению или попробовать обследовать пещеру, где он оказался и он, сидя, думал над этим.

Неизвестно, сколько он размышлял над этим, но приборы показали в пещере какое-то движение и это не был паук. Решив узнать, в чем дело, он наткнулся на незнакомца, на вид лет пятидесяти. Это был человек в чем-то, похожем на священнический подрясник, правда, сделанный из того, что было под рукой и с крестом на шее, который был настоящий, священнический. Все это как-то странно сочеталось с бронешлемом на голове, причем, старым, времен последней войны, после которой начали прекращаться гонения против христиан.

«Сверху?» - Спросил на мыргивском незнакомец.

«Да – С удивлением ответил Джутовский: - А разве могут быть какие-то варианты.»

- Да. В этих пещерах с момента начала наверху этой вакханалии под названием «строительство социализма с лердийским лицом» живут сотни людей, живут отдельно от мира наверху, ловят рыбу и всякую живность в местных водоемах, выращивают грибы и этим живут.

- И совсем не поднимаются на поверхность?

- Почему? Некоторые, из тех кто живет на более высоких уровнях, иногда поднимаются для обмена продуктами с жителями близлежащих деревень, но лишь тогда, когда нет опасности быть выданными властям. А если опасность есть, то приходится сидеть в пещерах месяцами, живя тем, что есть.

- И власти до сих пор вас не раскопали?

- Нет. О нас никто не знает, а если знают, то молчат, ибо местные жители наверху часто имеют зуб на власти из-за обобществления земли, да и мы не особенно высовываемся, имея дело лишь с проверенными людьми.

Человек, вслед за Джутовским прошел к берегу реки, где расположился наш герой. Тут только он представился. Это был Гѐорги Любовский (Георги Љубовски), священник, который в период гонений подвергался преследованиям, несколько раз арестовывался, потерял всю свою семью, попавшую под маховик репрессий, а во время войны был насильно забрит в солдаты, однако, транспорт, доставлявший их для отправки на фронт, был подбит и так он очутился здесь. К тому времени тут, как он подчеркнул, жило множество людей.

«Ну, а я Андри Джутовский из Вайлево…» - Начал рассказ Джутовский.

- Вайлево? Ох, уж эти новые названия. Это что за место?

- Бывшее Соборовско. Так вот, я Андри Джутовский или по документам – Соревольс Хиндешвайльс.

- По документам?

- Да. Власти решили вдруг переименовать людей по-революционному, дабы избавиться от «буржуазных» имен и

фамилий.

- То есть, стереть память о «проклятом прошлом»?

- Да. Вдобавок, они решили провести массовую коммунизацию. Как раз перед войной они начали в массовом порядке переселять людей в общежития, причем перебрасывая их в разные концы страны. Я попал в Петерсберг. Имущество людей реквизировалось и все «добровольно». Но вскоре грянула война….

- Коммунизация? А что же с семьями?

- Их решили просто ликвидировать, заменив ее своеобразной системой случки, когда получившие «добро» сводятся с представителями противоположного пола, притом, под научным контролем, следя, чтобы партнеры были здоровы и с хорошими генами.

- Мерзость какая!

- Не говорите! Меня все время жизни в этом общежитии атаковывали девицы легкого поведения, агитируя за то, чтобы и я принял в них участие. Но Бог спас.

- А вы сами-то женаты?

- Да, был. Моя жена – долианка, с Адзиоры. Она прилетела на учебу и потом сошлась со мной. Познакомились мы в церкви. Результат – свадьба и потом тайное венчание. А потом, когда Оришо уже ждала ребенка, власти аннулировали регистрацию брака, а меня – коммунизировали. Связь с Оришо с тех пор пропала – по-моему, ее специально заглушили.

- Да, жуткая история. Но, я вам скажу, Господь поможет, ибо там где умножается беззаконие – преизобилует благодать. Но я что-то слышал, якобы гонения на веру прекратились.

- Да, за это больше не сажают. Мне даже во время жизни в общежитии, с его строгими правилами, в определенные часы разрешалось ходить в церковь, хоть партийные начальники явно злились.

- То есть, закваска партийного аппарата осталось той же безбожной?

- Да. Это видно хотя бы по их желанию ликвидировать институт семьи. В таких условиях гонения могут возобновиться в любой момент.

Незнакомец предложил ему погостить у него и Джутовский согласился, хоть ему надо было двигаться дальше, быть может, искать своих, но перспектива отдыха сейчас манила его больше, чем сомнительные скитания, да и выход из этих пещер священник должен был знать больше. И наш герой пошел за незнакомцем. Минут десять они шли по пещерам, ступая по довольно мало приспособленному для движения людей полу (если можно так называть), хоть здесь и были утоптанные тропинки. Но потом они вошли в туннель, своды и пол которого был хорошо обработан людьми. Он имел множество ответвлений. Пройдя еще какое-то расстояние, они вошли через массивную металлическую дверь (если эти катакомбы сооружены просто людьми, прятавшимися от властей, то откуда здесь эта дверь, как у входа в бомбоубежище?), за которой пол и стены были даже уложены диким камнем. Поднявшись по лестнице, они вошли в дверь, за которой оказалось довольно мрачное помещение с серыми стенами, бетонным полом. Таким был коридор у входа, таким был следующий за ним коридор, служащий прихожей, где вместо шкафа было огороженное деревянной стенкой помещение с вешалками. Здесь хозяин оставил часть амуниции и предложил Джутовскому снять громоздкий бронекостюм, что тот с радостью сделал. Такой была и комната с деревянным столом, по которому так и видно было, что он самодельный, и чем-то похожим на тюремные нары у стен, куда вошли они потом. Здесь была даже ванная, причем воду для мытья брали с более нижних слоев – из колодцев и частично из дренажной системы, которая откачивала воду из пещеры. Энергия получалась за счет подземной реки, которая крутила генератор, собранный из частей каких-то военных машин, чудом сохранившихся даже после крушения транспорта. Слушая все это, Джутовский удивлялся тому, как хорошо эти, почти оторванные от цивилизации люди, устроили свой быт, ведь он ожидал увидеть нечто другое, напоминавшее быт первых людей в незапамятные времена на далекой Земле. Ванная, правда, устроена была довольно убого, правда, в ней было и водонагревательное устройство, взятое также откуда-то из военных запасников. Но работало оно неплохо и наш герой сам смог в этом убедиться (ведь в условиях военных тягот нормально помыться удается не всегда, даже учитывая наличие полевой душевой, а эти самые тяготы создают необходимость мыться чаще).

Наконец, из предосторожности проверив, не пропало ли что из его оборудования, он разместился в комнате.

«Вы военный. – Сказал священник: - Увидев вас, я многое вспомнил. Но что происходит там, наверху? Наши напуганы – там наверху стрельба, взрывы, кругом огонь? Они видели бои, но ничего не поняли – их ум затуманил страх.»

«Как вам сказать? – Ответил Джутовский: - Официально этой войны нет. Власти всячески замалчивают ее и жестоко карают тех, кто дерзает о ней говорить. Не знаю, правда, как они поступают с тысячами пострадавших и ставших беженцами. Но что я еще могу сказать? Знаю только, что на Лердию напали. Перед этим в новостях говорили о каких-то кораблях, которые кружили на нашей орбите. Пара неизвестных кораблей были уничтожены. Говорят, что от них не осталось и следа. Однако, прошло какое-то время и…. меня призвали в армию, на эту войну.»

- А кто напал?

- Неизвестно. Я не знаю и никто, с кем мне доводилось общаться – не знает. А если кто и знает, то молчит. На машинах противника я лично не заметил никаких зацепок, никаких улик, могущих сказать, кто же их хозяин.

- А разве не допрашивали тех, кто на них был?

- Вы не поняли. Эти машины – роботы, орда роботов, крушащих все на своем пути. Их технологии отличаются от наших, но чьи они – я так и не понял, а мне никто не разъяснил. Где находятся те, кто ими руководит, неизвестно, ни мне, ни тем, с кем я воевал, не удавалось видеть их. Всегда и везде мы видели только машины. Возможно, на планете их вообще нет, а может они находятся где-то в глубоком тылу, где-то в центре разоренной ими территории….

- Господь дал нам последнюю возможность одуматься, пока мы окончательно не рухнули в бездну. Дал нам одуматься, послав орду бессловесных машин.

- Если только это именно вразумление, а не что-то большее.

- Как знать?! «Даже ради одного праведника не погублю града». Кажется это так звучало?

- Не спорю. Однако, остались ли они еще на нашей бедной планете? А если их нет, как не нашлось их в Содоме, там на Земле?

- Ну, вы же священник, зачем же такой пессимизм?! Бог же не хочет погибели людей.

- Это так. Но если человека не спасти, а зараза, сидящая в нем, губит других, то подчас нет другого выхода. Так было со многими. Не разделить бы эту участь и нашей планете. Впрочем, я надеюсь, что милости для нас еще осталось.

- А я в это верю.

Так они проводили время. А потом хозяин взялся готовить еду. Ужин, как выяснилось. Попутно Джутовский получил возможность настроить свои часы и оказалось, что уже 8 часов вечера. Хозяин, как оказалось, с обеда до сих пор не ел из-за путешествия по пещерам, а потому, с удовольствием ел сам. Для Джутовского же это была скорее, возможность поесть живую пищу после долгого употребления всех этих пайков и сублимированной пищи для полевого употребления, которую ему до сих пор приходилось есть. Что ни говори про аскетизм, а для него сейчас было истинное наслаждение, хоть священника удивляло, как он с такой жадностью поглощал его «убогое меню», как он выражался. Вечер прошел в разговорах и затем хозяин предложил Джутовскому переночевать у него. После многих ночевок в полевых условиях ночлег в доме, пусть и в таком, упрятанном под землю, был поистине благословением Божиим и отказываться он не стал. Перед сном он думал о том, что делать дальше, ибо у него то и дело возникало желание идти в центр этой опустошенной злобными машинами территории и узнать, что происходит в ее центре. Но в то же время ему хотелось снова пробраться из этого глубокого тыла к своим. Но беспокойство внушал тот факт, что прошлое возвращение из тыла породило подозрения и всякие проверки. Не будут на сей раз все эти подозрения еще более серьезными и не сочтут ли проверяющие, что он струсил, бежал с поля боя, а не сдерживал врага до последнего, до последней капли крови, как призывала их пропаганда? Эти мысли долго не давали ему спать, хоть усталость наконец, взяла свое. Правда, перед сном ему в голову пришла очередная песня из репертуара Оришо. Это была все та же «сэ хашшар а мутту», но второй, военный вариант, именно он позволил развеяться и заснуть:

* * *

Живя на чужбине, тебя вспоминаю, отчизна моя, моя колыбель.

Хотел бы вернуться, но как, я не знаю, ведь занят врагом мой родной Хиччармэль.

И каждую ночь / я к себе возвращаюсь / и в старый мой дом опять захожу.

Мечтаю вернуться / туда из изгнанья, с тоски вновь по дому / с ума я схожу.

* * *

Припев:

Изгнать бы врага, что мой дом угнетает, по чьей я вине в край дальний ушел.

Всех / объединить бы, что ныне плутает, в краю том чужом, куда нас привел /

Вновь страх пред врагом, что увы убивает / всех наших собратьев, жестоко, как крыс.

И способ один изменить жизнь лишь знаю – изгнанье врага / из родимой земли.

* * *

Но верю, друзья, домой мы вернемся, а враг наш уйдет / из нашей земли.

Дорогами края родного пройдемся, и верить нам в этот / факт совесть велит.

Но мы неужели / не можем приблизить / час этот заветный, что ныне мы ждем?

От нас лишь, друзья, это / лишь только зависит, как завтра мы, люди, себя поведем.

* * *

Припев:

* * *

И я призываю – вставайте родные, вперед, за свободу / Отчизны моей.

Пусть враг наш имеет / и силы большие, но вместе мы, братья / его все ж сильней.

К оружию, люди и будем едины, ведь слаб человек, когда он один!

Но вместе - мы сила, мы непобедимы, ведь с нами наш Бог и наш Господин.

* * *

Припев:

* * *

Так Джутовский провел еще три дня, попутно пополняя свои запасы провианта, приготавливая с помощью специального устройства паек, пригодный для длительного хранения в полевых условиях. Побывал он и на службе в оборудованном в этих катакомбах храме, устроенном в одной из местных природных пещер, переделанной для использования человеком и видел местное населения, оказавшееся довольно разнообразным – здесь были люди разных национальностей. Были даже лица с примесью ванодийских и грейнских генов. Один ванодиец был добрым соседом священника, с которым жил наш герой, и часто посещал его. В подземелье меняющая цвет кожа мутанта приобрела какой-то синеватый оттенок, от которого становилось не по себе. Хвост ванодийца был отрезан, как он говорил, когда его родители попали под подозрение в антисоциалистической деятельности и были преследуемы. Он же очутился в детском приюте и перед тем, как быть определенным туда, по инициативе какого-то ретивого сотрудника Народной Милиции республики, был лишен хвоста. А потом родители забрали его и после многих злоключений он попал сюда и живет, ожидая перемен наверху.