Часть: Зрелые годы. – М.: Интернет, 2013. – 300 с.

НЕОБЫКНОВЕННАЯ СУДЬБА

 

ВОСПОМИНАНИЯ

 

 

МОСКВА

2013

 

ЮРИЙ БАУМШТЕЙН

 

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

МОЛОДЫЕ ГОДЫ

 

 

МОСКВА

2013

 

 

Юрий БАУМШТЕЙН

(1967 год)

 

 

ББК 63.3(0)62

Б-10

Автор литературной записи А.М.Стахевич

Ссылки и комментарии Ю.А.Баумштейн, А.М.Стахевич

Фотографии из домашнего архива Ю.А.Баумштейна, И.А.Шамшуриной, Г.А.Щербаковой.

Карта Рабочего посёлка 1940года – И.А.Шамшурина

Иллюстрации, аудио-видеоматериалы, перечни использованных источников, алфавитный указатель имён А.М.Стахевич

Баумштейн Ю.А.

Необыкновенная судьба: Воспоминания. В 3 ч. Ч. 1. Молодые годы. – М.: Интернет, 2013. – 300 с.

Часть: Зрелые годы. – М.: Интернет, 2013. – 300 с.

Часть: Мудрые годы. – М.: Интернет, 2014. – 300 с.

В первой части трилогии рассказывается о важных, но почти неизвестных или хорошо забытых событиях из истории Московской области, а конкретно, города Кунцева и одного из его микрорайонов – Рабочего посёлка в период с 30-го по 50-е годы ХХ века. Именно на эти годы пришлась молодость главного героя Воспоминаний Юрия Александровича Баумштейна – одного из ярких представителей технической интеллигенции когда-то великой страны под названием СССР. Сравнивая то, о чём он рассказывает, с тем, что происходит сегодня в XXI веке с Москвой и Московской областью, начинаешь по-настоящему понимать весь масштаб трагедии современной России.

На сайте http:// www. baymhtein. ru. приводится полная версия воспоминаний Ю.А. Баумштейна (около 10 Гб), изобилующая ранее нигде не опубликованными фото и видеоматериалами.

Настоящие Воспоминания предназначены, прежде всего, для тех, кто занимается углублённым изучением истории Отечества (Императорской России, Советского Союза и Российской Федерации) или других стран мира, в частности, Сомали, где в 60-е годы ХХ века пришлось работать молодому специалисту Юрию Баумштейну.

 

© Ю.А. Баумштейн, А.М.Стахевич, 2013

ОГЛАВЛЕНИЕ

Часть первая

Предисловие ………………………………………….7-9

I. Родители …………………………………………..10-15

II. Малая родина (1930-1934) ……………………...16-18

III. Предвоенные годы (1934-1941) ……………….19-62

IV. Война (1941-1945) ……………………………….63-104

V. 1-я МосковскаяСпецшкола ВВС (1945-1948)…….

VI. МАДИ (1949-1954)…………………………………

VII. Леспромхоз Ивановской области (1954-1957)…..

VIII. Дела семейные (1957-1965)………………….…..

IX. Работа в конструкторских НИИ (1957-1965)……..

X. Первая командировка: Сомали (1964-1965)….........

Ссылки и комментарии …………………………..105-113

Иллюстрации, карты, схемы...…………………..114-117

Перечень использованных источников

-на бумажных носителях……………………………118-119

-на электронных носителях………………………...120-121

-на сайтах Интернета………………………………..120-122

Алфавитный указатель имен, приведённых

в настоящем издании ……………………………...123-129

Предисловие

Жизнь – всегда загадка, в которой нет однозначно правильных ответов, и всё не просто. Не случайно пословица гласит: «Жизнь прожить – не поле перейти».

Но так уж устроен думающий и совестливый человек, когда на склоне лет хочет получить ответы на вопросы, позволяющие понять: почему то, о чём мечталось – не сбылось, а то, чего так боялся – случилось? Что удалось сделать в этой жизни, а что, увы, не успел? И вообще, каков общий итог прожитых лет – положительный или отрицательный? Короче – зачем жил?!

Воспоминания как исповедь, где почти нет вранья, даёт такую возможность. У Бориса Пастернака есть такие строки:

Во всём мне хочется дойти

До самой сути.

В работе,

В поисках любви,

В сердечной смуте…

Мне всё это понятно и близко, хотя я не гуманитарий, а технарь. Вот почему в своих размышлениях и диалогах с самим собой я не только не ухожу от многих острых и неприятных тем, а, напротив, сознательно их касаюсь, стараясь при этом быть в меру искренним. Из-за этого, наверное, моя исповедь не лишена драматургии и противоречий, что, надеюсь, делает её не скучной.

Большей частью жанр воспоминаний удел пожилых, много лет поживших людей. Платой за большой возраст всегда были и остаются болезни. Поэтому, когда память подводила меня, я смело обращался за помощью к устным и письменным, как правило, неопубликованным воспоминаниям дорогим мне по юности, учёбе и работе людям: Галине Александровне Щербаковой, Ольге Николаевне Катковой, Игорю Николаевичу Журкину, Иде Александровне Шамшуриной, Борису Михайловичу Воронцову, Нине Гавриловне Ткачёвой, Марку Наумовичу Горбовцу, Эдмонду Ивановичу Акопову, Ларисе Яковлевне Конвиссер, Светлане Михайловне Орловой-Ильинцевой, Василию Васильевичу Гапоненко, Игорю Васильевичу Захарову, Людмиле Васильевне Голубевой и другим. Огромное спасибо им за это!

Благодаря нашей общей памяти получился коллективный портрет времени, которое вместило моё детство, юность и нашу молодость. Хочется надеяться, что он, этот «портрет», точен в главном и деталях, а значит, ему можно доверять. Сосредоточенный в нём опыт бесценен, потому что учит понимать самое важное в жизни.

Юрий Баумштейн

20 марта 2013 года

Для человека нет ничего более

интересного в мире, чем люди.

Вильгельм Гумбольдт (1767-1835),

немецкий философ, языковед,

государственный деятель и дипломат (1).[1]

Начало ноября 2011 года. Уже не тепло, но ещё не холодно. В этой уныло-хмурой поре есть своё очарованье, особенно в Петрово-Дальнем, где я проживаю последние 30 лет. Очень скоро она сменится синим небом, белым снегом и ослепительно холодным солнцем. Как хорошо здесь в это время года! Да и в другие тоже. Не случайно весна, лето, осень и зима – частая тема многих моих пейзажных выставок фотографий.

Мне уже за 80 лет. Судя по тому, как поредели ряды однокашников, однокурсников и сверстников-сослуживцев – это много. Но по тому, как стремительно пролетели эти годы – очень мало. Почему жизнь такая короткая?

Если ничего не случиться чрезвычайного, то, может быть, мне хватит сил и времени осуществить давно задуманное: написать о том, что было со всеми нами и только со мной в годы советской власти и после её ликвидации, вплоть до 2015 года.

Бессонница давно вошла в привычку. В эти ночные часы тишины и одиночества мелькают события прожитого дня, вспоминается радостное и горькое давно минувших дней и, конечно, самое важное и яркое из пережитого…

I. Родители

Родители – начало жизни и на долгие годы опора во всём. Отец – Баумштейн Александр Борисович (Исаак Бениаминович, Исаак Борисович) – родился в Туле 20 августа, а по старому стилю 7 августа 1897 года.

Отец (1916 год) [1] [2]

Мама – Баумштейн Людмила Наумовна (в девичестве Дубинская Блюма Нахаймовна) – родилась в Молдавии в селе Рашково 5 марта (23 февраля по ст. ст.) 1904 года.

Мама (1923 год) [ 2 ]

Когда родители были ещё живы (отец умер … ноября1962, а мама – … апреля 1980) и могли поведать много интересного о своей жизни, я тогда всё время куда-то спешил, жил в состоянии постоянного цейтнота и рассказы дорогих мне людей слушал в пол-уха. Но работа над воспоминаниями заставила отыскать в провалах памяти то, что было почти забыто (молодые годы жизни папы и мамы), и найти в завалах домашнего архива то, что казалось навсегда утерянным («Военный билет» отца 1949 года и повторное«Свидетельство о браке» родителей 1961 года). Короче, мне удалость выяснить следующее.

Родителям моей мамы – сверхэнергичным Нахайму и Кларе Дубинским – было тесно жить в рамках старейшего сельского поселения Приднестровья. Главным для жителей Рашково было земледелие и виноградарство; многие занимались торговлей и ремёслами, возделывали пшеницу, ячмень, просо, картофель, сахарную свёклу, виноград, табак, бахчевые. Но наибольшее развитие получило садоводство.

Село Рашково (начало ХХ века) [3]

Мама с удовольствием вспоминала своё беззаботное детство, фруктово-ягодный сад, виноградную лозу и высокое синее небо над головой. Винограда кругом было так много, что всё, что из него делали – ели и пили каждый день. Даже на прохладное «лето» (зимние месяцы) оставляли запасы. Ну, а когда наступало настоящее лето, а затем приходила осень, начинался виноградный беспредел. В результате дети, буквально, писали виноградным «соком», а взрослые – слегка креплёным «вином».

Стены их уютного одноэтажного домика (мазанки) были покрыты белой гашёной известью и жарким летом в нём всегда было прохладно, а тёплой зимой – не холодно. Жилось здесь сытно и вольготно. Но мои дедушка и бабушка были убеждены, что человек, особенно, если он по национальности еврей, обязан расширять свои горизонты в прямом и переносном смысле. Поэтому через какое-то время многодетная мамина семья переезжает жить из села Рашково в Москву, на Новую Басманную улицу, которая благодаря купцам Алексеевым, Прове, Мальцевым к тому времени уже была застроена доходными домами и модными «новорусскими усадьбами».

Новая Басманная улица (начало ХХ века) [4]

По тому, как одевался дед, какую он носил бороду и куда переехала жить его семья, очень может быть, что он был из купцов. Бабушка Клара, отличающаяся сильным характером и не терпящая возражений, вела большой дом.

Поскольку молдавская семья Дубинских была иудейского вероисповедания, то по законам самодержавия она попадала под черту оседлости и, следовательно, могла селиться только за 100 км от Москвы (2). Поэтому я не исключаю, что их переезд в Москву состоялся только в преддверии или сразу после Октябрьского переворота 1917 года, когда все унизительные ограничения были сняты. С 1918 по 1922 год Новая Басманная была переименована в улицу Коммуны.

Несмотря на многие трудности московской жизни (дороговизна жилья, безумный предреволюционный антисемитизм и проч.), здесь, тем не менее, можно было значительно больше зарабатывать, но главное – дать возможность детям получить отличное образование. Мама вспоминала, что её отец – мой дедушка – любил часто повторять: «Нужно обязательно чему-нибудь научиться, что могло дать средства к безбедному существованию». Бедность считал огромным несчастьем. В общем, прописная истина, о которой, почему-то, часто забывают.

В семье родителей моего отца – Бениамина и …?… Баумштейнов – было четверо детей: Соня, Зина, Павел и Исаак. Все они родились в Губернском городе Туле в конце XIX – начале XX века.

В составе Российской Империи Тульская губерния считалась одним из захолустий. При этом в начале XX века уровень промышленного развития в губернии был довольно высоким по российским масштабам. Тула была одним из крупнейших промышленных центров России.

Характерной особенностью тульской дореволюционной промышленности была тесная связь между крупной промышленностью и мелкими кустарными заведениями.

Старая Тула, конец XIX – начало ХХ века [5]

Достигнув 12 лет, в 1909 году Исаак Баумштейн, имеющий склонность к военной службе и точным наукам, поступает учиться в одно из училищ города – Тульское Строгановское техническое училище, которое оканчивает в 1916 году. Так, во всяком случае, записано в «Военном билете» И.Б. Баумштейна. Но на самом деле в Туле такого технического училища никогда не было и быть не могло. Дело в том, что в Императорской России «Технические училища» имели статус высших учебных заведений, которые в то время в Туле отсутствовали. Да и сам граф Сергей Григорьевич Строганов (1794-1882) – видный государственный и общественный деятель XIX века, учредивший в 1825 году Школу рисования – ставшую впоследствии знаменитым Строгановским училищем живописи, ваяния и зодчества (3,4), никакого отношения к Туле и Тульской губернии не имел. По каким причинам мой отец был вынужден таким образом заполнить графу очень важного документа, остаётся только догадываться?!

В 1916 году, когда вовсю шла Первая мировая война, папа переезжает жить в Москву в Басманный переулок. Рядом с ним на пересечении с Новой Басманной улицей располагалась Церковь святых апостолов Петра и Павла (Новая Басманная улица, дом 11).

Церковь апостолов Петра и Павла (начало ХХ века) (6)

Недалеко от его дома находились также знаменитые вузы – Императорское Московское Техническое училище, Императорское Московское Инженерное училище и Императорское Строгановское Центральное художественно-промышленное училище. Наверное, мой отец поселился здесь с целью продолжения образования (5).

Императорское Строгановское Центральное художественно-промышленное училище (начало ХХ века) [7]

Попытка папы в 1916 году поступить в Москве в какой-нибудь престижный вуз из-за негласно действующей в Императорской России 3% нормы, ограничивающей поступление евреев в высшие учебные заведения, закачивается неудачей (2).

Чтобы как-то облегчить малоустроенный быт сына, вслед за ним в Москву в Басманный переулок переезжает жить и его мама, моя бабушка …?.... Вскоре здесь для получения достойного образования окажутся также брат и сёстры отца: Павел, Соня и Зина Баумштейны.

Таким образом, тяга к образованию, высоким заработкам, цивилизованным условиям жизни привела детей Дубинских и Баумштейнов в Москву, где, по-видимому, мои папа и мама и познакомились.

Жизнь жестоко отомстили за многочисленные унижения и страдания родителей и таких, как они. Первая Мировая война (1914-1918) содействует свержению проклятого царизма, а Великая Октябрьская революция 1917 года – Временного правительства и приходу к власти большевиков. Случилось невероятное: кто был ничем – стал всем (6).

Будучи горячим сторонником советской власти, отец идёт защищать её с оружием в руках. В годы Гражданской войны с 1919 года он солдат Рабоче-Крестьянской Красной Армии (РККА): служит в 116 отдельном батальоне 2-й стрелковой бригады помощником строителя госпиталя.

В начале 1922 года Исаак Баумштейн уволен в запас чертёжником топографического отделения 3-й Московской Военно-инженерной дистанции Штаба Московского Военного округа.

Штаб Московского Военного округа (20-е годы ХХ века) [8]

Проживая в это время в Москве, в Басманном переулке, 12 октября 1926 года 29-летний Исаак Баумштейн и 22-летняя Блюма Дубинская, сочетаются законным браком в отделе ЗАГС Исполкома Бауманского (ранее Басманного) райсовета депутатов трудящихся.

Повторное«Свидетельство о браке» 1961 года [9]

Затем в жизни моих родителей происходят координальные изменения.

II. Малая родина (1930-1934)

В 20-е годы, когда ещё не было массовых репрессий (7) и ГУЛАГа (8), по каким-то неведомым мне причинам, папа и мама переезжают жить и работать сначала в Восточную, а затем Западную Сибирь. Тогда особой вольности не было, куда прикажут – туда люди и ехали работать. Точнее, вкалывать: иначе в то время не трудились. Отец с утра до вечера пропадал на стройке, а мама дома занималась хозяйством.

Здесь, в городе Енисейске, 14 апреля 1928 года родилась моя сестра Маргарита, а потом 17 июня 1930 года, но уже в городе Новосибирске, появился на свет я.

Новосибирск, 1930 год [ 10 ]

Сибирь известна своими морозами. В декабре-январе температура в Новосибирске может снижаться до - 30, а иногда даже и до -40 и более градусов мороза. Особенно тяжело переносить такой холод тем, кто, как моя мама, родился на юге страны. Поэтому, когда мне исполнилось полгода, мама на Новый год повезла меня к своим родителям в Москву (9).

Мамина семья (декабрь 1930 года) [ 11 ]

Это моя первая и мамина самая любимая фотография. На ней очень дорогие ей люди: я у неё на коленях, мой папа, тётя Бетя (младшая сестра мамы), бабушка Клара и дедушка Нахайм (Наум), мой дядя и его жена, племянницы (стоят первыми с правой и левой стороны). Я редко и мало с ними общался, да и то только в детстве, поэтому, к сожалению, семью Дубинских помню плохо. Эта фотография до сих пор стоит у меня в комнате между стёклами серванта. Из-за частого его использования края фотографии и она сама сильно деформировались.

О первых годах своей жизни знаю, увы, очень мало, да и то только со слов мамы. По её рассказам, однажды в магазине меня похитили цыгане, но родители быстро нашли меня. Тогда мы жили в центре города на Красном проспекте в 5-ти этажном доме в однокомнатной квартире, на первом этаже которого размещался магазин обуви.

Новосибирск, Красный проспект, 1930 год [12]

Недалеко от нас находился театр Оперы и балета. Когда мимо нашего дома проходили демонстранты, а солдаты пели песни, я тут же вскакивал с постели, подбегал к окну и подпевал им: «Эй-эй, ух ха-ха-ха, красны молодцы…» и т.д. Уже с рождения я был любителем ярких музыкальных действий.

Мне один год (Новосибирск, 1931 год) [13]

Новосибирск, Красный проспект, 1933 год [ 14 ]

Потом через много лет, уже после окончания МАДИ, когда я работал в «Гипростроймаш» (в нём тогда впервые в Союзе занимались крупнопанельным домостроением), будучи в 1961 году в командировке, совершенно случайно (самолёт летел во Владивосток, но сделал вынужденную посадку) второй и последний раз, я оказался в Новосибирске. До утра у меня было много свободного времени. Помня рассказы мамы, взял у аэровокзала такси, назвал известный мне адрес и очень скоро оказался возле дома, где родился.

Новосибирск, Красный проспект, 1960 год [ 15 ]

Родители прожили в Сибири восемь лет. Но в 1934 году вся семья, измученная жарой и комарами, лютыми морозами и частыми заболеваниями, хроническим недоеданием и неустроенностью быта переезжает жить ближе к Москве.

Фрагмент КАРТЫ

ПЛАН

размещения жилых и нежилых строений на территории деревни Богдановка (1905-1920 гг.) [ 19 ]

Когда после революции 1917 года г-н Добрицкий вместе с семьёй не по своей воле «срочно» уехал за границу, эти дома советской властью были национализированы и переведены в жилой фонд.

В двухэтажном барском доме во всех его просторных комнатах разместилось несколько семей.

бывший «Гостевой дом» господ Добрицких (30-е гг.) [20]

В гостевом доме в каждой из трёх его 16-ти метровых комнат с высокими потолками стало жить по одной семье. Удобства, как в коммуналке: общая кухня и туалет.

В домиках для прислуги, больше похожих на небольшие сараи, проживало уже по две семьи, а туалет находился на улице.

Отопление во всех домах печное. За водой до ближайшей колонки женщины ходили, как правило, с коромыслами: так было легче нести и не расплескать два полных ведра воды.

Возле каждого дома был разбит свой приусадебный участок, отгороженный со стороны леса общим сплошным высоким забором, а со стороны улицы Богдановка – индивидуальным низким стандартным заборчиком. Чего за ним только не росло: яблони разных сортов, вишня, слива, чёрная и красная смородина, крыжовник, малина, клубника, картошка, разная там «зеленушка» (лук и укроп), свёкла, морковка, ну, и, конечно, множество цветов. Вдоль этого заборчика вперемежку росли рябина и шиповник, а рядом с домом – кусты сирени и жасмина. А в ближайшем смешанном, но больше сосновом лесу всегда было много разных грибов: только войди в него (для этого надо было пролезть через специально расшатанные две доски в сплошном двухметровом заборе), они сами в корзинку так и лезут.

ПЛАН

размещения жилых и нежилых строений на территории деревни Богдановка (1920-1930 гг.) [21]

В то время эта территория во всех документах числилась за деревней Богдановка, в которой доминировали жилые и нежилые строения, принадлежащие Кунцевской ткацко-отделочной фабрике № 14 (бывшая Ткацкая фабрика Сакс) (20). Последняя черпала дешёвые людские ресурсы для своих многочисленных цехов из ближайших сёл и деревень: Мазилово, Давыдково, Сколково, Крылатское, Волынское, Троекурово, Матвеевское, Аминьево.

Возрастающая мощность наиболее богатых отраслей тяжёлой и лёгкой промышленности и соответственно их предприятий и организаций (железной дороги, прядильной и ткацкой фабрик, хладокомбината, проектных и научно-исследовательских институтов, в основном, военного профиля) постоянно требовали привлечения на работу квалифицированные кадры. В то время они решали всё. Это в свою очередь обусловливало формирование на этих территориях объектов жилищного сектора и организаций соцкультбыта. Поэтому с 30-х годов на территории деревни Богдановки Кунцевского района происходят значительные перемены.

В 1933-34 годах близлежащий сосновый лес, что находился в полутора или двух километрах от станции Кунцево, по правую сторону пути следования поезда (если ехать от Можайска в сторону Москвы), начинают активно использовать под строительство жилья для рабочих и служащих вышеперечисленных предприятий и организаций.

На образовавшейся после этого открытой площадке, совсем близко от железнодорожного полотна, возводятся первые одноэтажные домики сельского типа, что-то, вроде, пятистенок.

У родного дома (Рабочий посёлок, середина 50-х гг.) [22]

По бокам такого дома справа и слева находился вход в квартиру, состоящую из трёх отдельных комнат (17, 15 и 13 кв.м.), общего коридора (7 кв.м.), кухни (10 кв.м.) и терраски (7 кв.м.). В каждой из комнат – небольшая печка. Принцип проживания – коммунальный. Всего в нём могло разместиться четыре семьи: это в среднем 16 (4 ком. х 4 чел.) или 20 человек (4 ком. х 5 чел.). А в трёх домах – уже где-то 50-60 человек. В одном из них, под № 48, на улице Горького (сегодня улица Гвардейская) и стала проживать наша семья – папа, мама, Рита и я.

Папе дали две смежные комнаты – большую и маленькую, общей площадью 30 кв.м. Удобств никаких: туалет – во дворе, водопроводная колонка – одна на всю улицу, а для нашего дома ещё и достаточно далеко от него.

Просыпались и засыпали мы под перестук колёс, визг тормозов и свист паровозных гудков. И так каждый день. В общем, жизнь вблизи железной дороги была не сахар. Тот, кто назвал нашу улицу в честь Горького, видимо, хорошо понимал это. Но всё равно жить здесь было гораздо лучше, чем в Сибири.

Совсем близко от нас, проходила улица Богдановка, где когда-то располагалось несколько частных строений, бежавших из революционной России господ Добрицких. Теперь рядом с ней шло продолжение улицы Горького, по обе стороны которой располагались частные дачные домики состоятельных горожан. По тому, как много их стало, можно было судить о том, что рост благосостояния трудящихся неизменно повышался.

ПЛАН

размещения жилых и нежилых строений на территории деревни Богдановки (1930-1934 гг.) [ 23 ]

В отличие от бывших барских и настоящих частных домов в наших домах приусадебных участков не было. Только небольшой клочок земли, пригодный, главным образом, для посадки двух-трёх деревьев, кустарника и цветов. Все эти строения на низком фундаменте принадлежали Московскому хладокомбинату (Мосхладокомбинату), занимавшемуся изготовлением мороженного.

Здание Мосхладокомбината (30-е годы) [ 24 ]

Папа работал в Москве в системе пищевой промышленности в Государственном проектном институте кондитерских изделий («Гипроконд») в должности инженера-строителя, а мама трудилась дома в «должности» домохозяйки. В это время в посёлке женщины, у которых была семья, как правило, на работу не ходили. Её дома более чем хватало. В среднем в каждой семье было по три ребёнка. Учитывая, что зарплата у большинства мужчин, была выше 300 рублей в месяц, семья могла себе такое позволить.

«ГИПРОКОНД» (30-е годы) [ 25 ]

Поскольку взрослые были очень заняты, а детского сада в этом районе Кунцева не было, мама какое-то время водила меня в дом врача уха, горла, носа Арона Абрамовича Брука. Здесь с нами – его дочерью Софой Брук, соседом по ближайшему дому Игорем Журкиным (он был младше нас на два года, и мы звали его Гога), и мною – в частном порядке специально занимались.

В 1935 году рядом с нами строится ещё несколько таких же, как наш, одноэтажных бревенчатых сельских домиков. Они, как сейчас помню, стояли кучкой и были обиты вагонкой, покрашенной в одинаковый красно-коричневый цвет. В общей сложности их становится уже семь и в них могли проживать порядка 28-35 семей или от 110 (16 чел. х 7 дом.) до 140 (20 чел. х 7 дом.) человек. У нас был свой управдом Василий Иванович Попов, который следил за порядком в доме и своевременной доставкой дров.

Затем усилиями строительной службы Московского Отделения Западной (Белорусской) железной дороги, значительная часть оставшегося леса вырубается. И на наших глазах, из спиленных стволов огромных сосен, недалеко от нас очень быстро сооружаются для учащихся первых четырёх классов двухэтажная начальная школа и пятнадцать двухэтажных на высоком фундаменте жилых домов.

ПЛАН

размещения жилых и нежилых строений на территории Рабочего посёлка (1935-1940 гг.) [29]

В 1938 году с таким же названием строится железнодорожная станция на низкой платформе.

Станция Рабочий посёлок (конец 30-х годов) [30]

Территориально она находилась в полукилометре от нас и совсем близко от «участка № 25». И если раньше жители посёлка ездили до Москвы с «чужих станций», но в основном, со станции Сетунь (23), то теперь они могли сделать это с гораздо меньшими усилиями уже со «своей станции» – Рабочий посёлок. Особенно это было удобно рабочим и служащим Ткацкой фабрики № 14.

Паровик марки «СУ» (30-е годы) [31]

Автобус марки «ЗИС» (30-е годы) [32]

В связи с этим не могу не рассказать об одной удивительной акции советской власти.

До войны, прежде всего, для детей высокопоставленных чиновников, научной и художественной интеллигенции, снимающих дачи на станциях Усовской ветки (Ромашково, Раздоры, Барвиха, Ильинское), Московским Отделением Западной железной дороги с Белорусского вокзала был организован особый маршрут следования поездов «Москва – Кунцево – Усово» и «Усово – Кунцево – Москва». В состав этих поездов входили… детские вагоны!

Как-то я с мамой возвращался из Москвы с Белорусского вокзала. И мне посчастливилось ехать на этом поезде и в таком вагоне. Внутри салона, на его стенках висели разноцветные картинки с персонажами из любимых сказок. И,вообще этот вагон был оборудован, как комната детского сада, в которой было интересно, красиво и уютно.В детском вагоне ехали и другие ребята из посёлка. Я даже успел с некоторыми из них пообщаться. В каждом вагоне поезда был свой кондуктор, который следил за порядком. Где-то через 15-20 минут поезд остановился на станции Рабочий посёлок, и мы с мамой по узкой лестнице спустились вниз на платформу. А потом по рельсам (тогда специального перехода на другую сторону не было) перешли на другую такую же низкую платформу, за которой начинался наш посёлок. К сожалению, поезда до Усово и Рублёво ходили очень редко: днём только один раз в течение одного, а то и двух часов.

Конечно, довоенная жизнь не была идеальной. Были в ней и проблемы: там, где есть люди, они всегда имеют место. Так, например, перемены в лучшую сторону для одних – людей, впервые приехавших в Рабочий посёлок, внесли большие неудобства в налаженную жизнь других – коренного населения Богдановки. Эта часть населения, как потом выяснилось, была не в восторге от нашего «нашествия». Всем нам не раз приходилось в свой адрес слышать такие малоприятные слова, как: «Ну, вот, понаехали…». Раздражение местного населения было вызвано следующим.

Всё, что долгие годы было местом их отдыха (сосновый лес, многочисленные лужайки, овраги, небольшой пруд) и добычи еды (от походов в лес и по оврагам – грибы и ягоды, от содержания скотины и разведения птицы – молоко, мясо, яйца и сало; от посадки и уборки овощей – картошка, морковка, свёкла; от ловли рыбы – уха, вяленная и сушёная рыба и проч.), в результате нашего приезда, или было утрачено ими навсегда (лес и прилегающая к нему территория), или пришлось делить с огромной массой (до двух тысяч человек!) вновь приехавших – людей часто чуждых взглядов (не верящих ни в бога, ни чёрта) и манер поведения (более свободного и независимого).

К тому же, при таком резком увеличении народа в Рабочем посёлке учреждений соцкультбыта больше не стало. Это быстро привело к образованию длиннющих очередей в магазинах, больнице, прачечной, бане, доме культуры (особенно, когда шёл интересный фильм или концерт), что,естественно, вызвало неудовольствие у местного населения, которое, в основном, было деревенским, привыкшим совсем к другой жизни.

Его раздражало буквально всё: например, одежда, которую мы носили. Мы, мальчишки, летом, как правило, ходили в коротких штанишках и разноцветных рубашках с короткими рукавами, а девочки – в коротеньких, чуть выше колен, разноцветных платьицах и с бантиками на голове. Так летом в городе нас всегда одевали родители.

Летняя форма одежды детей «городка» (30-е годы) [33]

Это была обычная для города детская форма одежды. А местные, в том числе и дети, носили более простую одежду, приспособленную под каждодневную тяжёлую физическую работу в доме, огороде, в лесу и поле. Поэтому брюки и платья намного ниже колен являлись единственно возможной для села и деревни формой одежды. И вот эта наша манера одеваться (особенно девочек) возмущала жителей «участка» до глубины души. Поэтому, когда мы шли мимо них, то они смотрели на нас, как на сумасшедших.

Детская форма одежды [33А]

Ещё один любопытный пример. На краю огромного оврага разделяющего наши кварталы, но на стороне «25 участка», были построены сараи. И многие из рабочих «участка», видимо, по старой привычке спали летом не в домах, а в этих сараях… вместе с хозинвентарём, курами и скотиной. Не забуду, как каждый раз, когда приходилось идти через овраг к ним в магазин (в первый год нашего приезда в этот район Кунцева, из-за неустроенности быта такое случалось часто), проходя с мамой и Ритой мимо их сараев, я наблюдал одну и ту же картину. Сидят в них мужики, разговаривают, курят, выпивают, во что-то играют, и тут же рядом с ними прогуливаются куры и утки, свиньи и козы.

Короче говоря, это были деревенские люди, а мы городские. Поэтому не только между взрослыми, но и нами, их детьми, не всегда был должный контакт и взаимопонимание. Даже напротив – часто возникали конфликты и стычки! Мы были не такие, как они, а значит чужаки.

Многочисленный приезд городского населения создал внутри посёлка новые обособленные территориальные образования, соответственно которым и мы, дети, обособленно дружили и соперничали. В результате, ребята часто дрались друг с другом. Об этом красноречиво свидетельствовали синяки и ссадины на наших лицах, руках и ногах. Не случайно взрослые часто говорили: «Опять наши подрались с ребятами с 25 участка». Старожилы и, прежде всего, деревенские терпеть не могли городских и, вообще, всех привилегированных, обзывая нас воображалами и бездельниками, а мы их тоже особо не жаловали, считая их грубымии невоспитанными.

В отличие от взрослых с «25 участка» в «городке» и жилых домах Мосхладокомбината в довоенное время никто из взрослых почти не пил. А если и пили, так только по праздникам и совсем чуть-чуть. Но, чтобы в наших кварталах пьяные ходили по дороге и драки какие-то устраивали?! Такое даже представить было невозможно! Не было у нас и замков на общих дверях в квартиру. Ну, может быть, у кого-нибудь на дверях комнаты и висел английский замок. Но это было редкостью. Там, где не было никаких разбоев и краж – не было необходимости и в замках!

И вообще, железнодорожный городок был особенным, почти закрытым образованием. А когда он был окончательно выстроен и обустроен, в нём появилось много интересного и невероятного для современных будней.

Например, здесь работал свой детский доктор по фамилии Воронин! Помимо основной работы в поликлинике, этот замечательный специалист по договору с железнодорожным ведомством ежедневно осуществлял обход больных детей «городка». Наверное, он мог заходить и к нам. Но нас с Ритой лечил друг семьи врач оториноларинголог Арон Абрамович Брук.

Поскольку в Кунцеве детской кухни тогда ещё не было, в «городке» была своя молочница. Онаспециально из Москвы из магазина «Детская кухня» на поезде, только для маленьких детей (их в «городке» было человек 20)на себе «привозила» 20 бутылочек детского питания –молоко, кефир и всякие другие молочные смеси. Ониу неё висели с двух сторон в сетках. Она приезжала на станцию Рабочий посёлок, а потом пешком шла «в городок» в дом № 13, где её с нетерпением ждали родители. И так она поступала почти каждый день.

Тогда везде с телефоном было очень плохо. А в «городке» он был и находился в доме № 7 в одной из его коммунальных квартир. Для этого была специально выделена жилая комната для телефонистки (ей за это доплачивали), которая соединяла жителей городка с Москвой. Если, кому-то надо было позвонить, к ней приходили прямо на квартиру. В комнате стоял телефон, которым могло пользоваться всё взрослое население «городка» и мои родители тоже. Если кто-то по телефону срочно вызывался в Центр (так тогда называли Москву), телефонистка тут же шла к этому человеку домой и сообщала ему об этом. И, вообще, городок был очень спаянный. Все друг друга знали, дружили, легко общались.

Ещё в «городке» была своя хозяйственная служба, но называлась она не жилищно-эксплуатационная контора (ЖЭК), а Комендатура. В ней «служили» всего три человека: немножко хромой комендант Иван Иванович (он получил ранение ещё на Гражданской войне), бухгалтер (она занималась счетами-жировками) и дворник дядя Коля. И всё: ни одним человеком больше (24)! Размещалась эта Комендатура тоже в обычной жилой квартире, занимая в ней только одну большую комнату.

Может быть, поэтому «городок» и внешне смотрелся очень достойно. Новые прочные красивые дома. Ухоженные деревья, которые с помощью лестницы постоянно подрезал наш неугомонный дворник. Отсутствие мусора, переполненных баков с остатками еды и как следствие этого многочисленных вороньих стай. Ровные, чистые дорожки, выложенные мелким красным кирпичом и такие же тротуары, которые ежедневно подметались.

Бережное отношение к природе было абсолютно естественным состоянием каждого его жителя. Поэтому, например, весной старую траву и пожухлые листья никто не сжигал (пожарная часть всегда была начеку), а летом её никто не косил. В этом не было необходимости: в короткие тёплые и жаркие месяцы года мы, бегая по ней, сами не давали ей особенно вырасти?! От взрослых, в том числе воспитателей детского сада, мы знали, что трава – одна из важнейших составляющих здорового образа жизни не только людей, но и деревьев, кустов, животных, птиц и даже насекомых, без которых пернатые не могут обходиться. В жаркое время, трава, надолго сохраняя воду, необходимую для питания корней и корешков зелёных насаждений, во многом определяет чистоту и свежесть воздуха, и соответственно нормальность климата. Таким образом, экономилась вода, которой из шланга дядя Коля в особых случаях поливал корни деревьев, кустов и всевозможные дорожки «городка», а так же …нас, чтобы мы особо не перегревались.

И осенью тоже никому в голову не приходило собирать опавшие листья в мешки, а затем, как мусор выбрасывать их на помойку. Мы понимали, что зимой холодной листья вместе с травой, покрывая землю толстым слоем снега, спасают корни деревьев от вымерзания. Таким образом, всё в «городке» делалось по-хозяйски, с трезвым расчётом, но с горячим сердцем – так, чтобы было хорошо людям и природе. И поскольку не было лишней и ненужной работы, получалось всё без надрыва, спокойно, как само собой разумеющееся.

Таких невероятных по сегодняшним меркам историй я мог бы рассказать ещё не одну. Напомню только, что всё это происходил