Образец для всех будущих строителей империи

 

Неподалеку от центра Багхдеда – деревушки, растянувшейся неподалеку от города Мосула на севере современного Ирака, окруженного уродливыми бетонными зданиями, с плоских крыш которых, как сорняки, тянутся вверх телевизионные антенны и спутниковые тарелки, – поднимается восьмиметровый курган из осыпавшихся, высушенных на солнце кирпичей. Каменная лестница с одной его стороны ведет наверх, к древней церкви, посвященной Март Шмони.

В архитектуре этой церкви нет ничего, что особенно обратило бы на себя внимание: это приземистая, с белыми стенами постройка из саманного кирпича с короткой и толстой башней под куполом, увенчанным металлическим крестом. Но столь скромное место поклонения удивительным образом прямо связано с самым далеким прошлым и бросает вызов некоторым нашим безрассудным предположениям об истории Древнего мира.

Никто не знает, когда нынешняя постройка была впервые возведена, хотя эта церковь стоит на этом месте, безусловно, с VIII в., а возможно, и IV в. Ее план наводит на мысль, что до этого здесь была синагога – закругленная апсида со стороны Иерусалима, вероятно, вмещала aron kodesh – шкафчик с занавесками, в котором покоились свитки Торы в период между церемониями. Ведь Март Шмони не была христианской святой. Она и семь ее сыновей стали мучениками в борьбе евреев против принудительного слияния с греческой культурой и религией во II в. до н. э. – эта история содержится во Второй книге Маккавеев. То, что христиане этого региона почитали еврейскую героиню, подтверждают рассказы большого числа еврейских общин, которые жили в Северной Месопотамии в первые годы 1-го тысячелетия. Когда Бенджамин Тудельский приехал в Мосул в 1165 г., он обнаружил там дома 7 тысяч евреев. Десять племен Израиля, перемещенных в центр Ассирии в 722 г. до н. э. после уничтожения их царства императором Саргоном II, возможно, и не исчезли, как принято считать.

История места, где построена церковь Март Шмони, уносит нас назад во времена, этому предшествовавшие. Курган, на котором она стоит, показывает нам, что здесь собраны остатки нескольких один за другим построенных храмов и святилищ, вероятно посвященных богу луны Сину еще 2 тысячи лет до н. э. В соответствии с традициями Месопотамии их аккуратно сровняли с землей и построили новое здание. По сей день на территории, прилегающей к церкви (в отличие от других храмов, находящихся вокруг), нельзя выкопать ни могилу, ни колодец, чтобы не осквернить то, что было тут до нее, – хотя изначально на этом месте поклонялись языческому божеству.

Нет ничего необычного в том, что христианские постройки возводились там, где когда-то «правили» более древние боги. Многие английские церкви стоят на тех местах, где раньше находились священные рощи англосаксов. Их названия часто выявляют их дохристианское происхождение (Хэрроу на Холме, например; «хэрроу» было священным местом язычников). Но в большинстве случаев свидетельства древней святости того или иного места тщательно уничтожены.

 

 

Такая потеря памяти не свойственна Северной Месопотамии, где не только постройки признают свое прошлое. Верующие, посещающие здесь церковные службы, также гордятся своими предками. Называясь ассирийцами, они считают себя крещеными христианами – потомками граждан Ассирийской империи – колосса начала 1-го тысячелетия – 612 г. до н. э. (до ее уничтожения).

Название их страны – или ее части – тоже сохранилось. После ее завоевания Вавилоном западная половина ассирийских владений по-прежнему называлась провинцией Ассирией (позднее, потеряв начальную гласную, она стала Сирией). Персидская империя сохранила то же название – так поступил и Александр, создав свою империю, и правители ее преемника – государства Селевкидов и Римской империи, ставшей его наследницей. Ассириолог, покойный профессор Генри Саггс объяснил в своей книге «Древняя Ассирия», что после уничтожения Ассирийской империи «потомки ассирийских крестьян строили, если была возможность, новые деревни на месте старых городов и продолжали вести сельское хозяйство, помня предания о былых городах. Через семь или восемь веков после разных превратностей судьбы эти люди стали христианами.

Эти христиане и разбросанные среди них еврейские общины не только хранили память о своих ассирийских предшественниках, но и объединяли их с библейскими преданиями. Библия на самом деле стала мощным фактором в поддержании памяти об Ассирии».

Такая древняя идентичность дорого обошлась ее носителям. На протяжении многих веков их соседи проводили в отношении ассирийских христиан ужасные кампании дискриминации и репрессий, которые достигли своей кульминации в геноциде 1914–1920 гг., когда сотни тысяч из них были убиты членами движения «Младотурки». Они страшно пострадали и от недавних войн в Персидском заливе, подвергаясь нападениям как арабов, так и курдских вооруженных формирований и даже турецких ВВС из-за границы. Огромное их количество было вынуждено бежать из своей страны и искать убежища в изгнании.

Могут ли такие простые люди – эти владельцы магазинов, портные, сапожники, врачи, инженеры и университетские профессора – на самом деле быть потомками древних ассирийцев? Если да, то мы должны выверить нашу точку зрения на эту древнюю империю. Ведь Ассирия стоит в ряду государств с самой худшей репутацией в истории. Вавилон может быть синонимом разврата, упадка и греха, но ассирийцы и их знаменитые правители с такими внушающими ужас именами, как Салманасар, Тиглатпаласар, Синахериб, Асархаддон и Ашшурбанипал, стоят в общественном сознании рядом с Адольфом Гитлером и Чингисханом за жестокость, насилие и просто кровожадность. В большинстве очерков по истории Ассирии цитируются строки Байрона из «Поражения Синахериба». Я не буду исключением: «Ассирияне шли, как на стадо волки. В багрянце их и в злате сияли полки…» (перевод А. Плещеева).

И все же если посмотреть внимательнее на все, что известно об Ассирии и ее правителях, а это история о том, как она унаследовала у Древней Вавилонии звание центра цивилизации, то можно обнаружить настоящий парадокс. Репутация страшилищ, которая прикрепилась к ассирийским правителям и их воинствам, на самом деле базируется на правде. Какой другой основатель империи приказал бы, как Ашшурбанипал, изготовить для своего дворца скульптуру, изображающую, как он со своей супругой пируют в саду, в котором по обеим сторонам от них на деревьях висят отсеченные голова и рука царя Элама, словно жуткие рождественские игрушки или странные плоды?

На самом деле ассирийцы проявляли себя в бою не кровожаднее воинов других стран в те времена. Не более жестокими, чем римляне, которые имели обыкновение устанавливать вдоль дорог распятия, обрекая тысячи жертв умирать в агонии, как это было после восстания Спартака, когда 6 тысяч тел были таким образом выставлены у Аппиевой дороги и находились там до тех пор, пока не сгнили. Не так давно по историческим меркам в Англии наказанием за измену были публичное повешение, вытягивание и четвертование; мыслепреступление или ересь, колдовство или исповедание неправильной религии наказывались сожжением на костре; отрубленные головы врагов государства считались подходящим украшением для главных улиц Лондона. Даже в XX в. мы сочли приемлемым бомбить беззащитные деревни с воздуха, превращать в пепел население городов огненной бурей и сбрасывать атомные бомбы на японские города.

И тем не менее, совершая действия, которые теперь наполняют нас ужасом, Ассирийская империя сохранила и развила искусство и литературу Месопотамии, богословие, науку, математику и инженерное искусство, подняв их на новые высоты, и стала свидетельницей начала железного века в месопотамском мире. Ассирийские императоры повышали благосостояние и способствовали равенству своих подданных так, как ни одно государство раньше. Кроме еврейской Библии, обязанность воздерживаться от работы каждый седьмой день впервые зафиксирована в Ассирии, а финский ученый профессор Симо Парпола пишет, что «ассирийские религиозные верования и философские идеи и по сей день живы в еврейском, христианском и восточном мистицизме и философиях».

Владычество Ассирии послужило образцом для всех последующих строителей империй: существует прямая преемственность между Ассирийской, Вавилонской, Персидской, Эллинистической и Римской империями. Более того, большая часть месопотамских знаний и культуры через Грецию распространилась далее на запад, став частью европейского наследия. Пик ассирийской власти совпал с «азиатским» этапом в истории Греции, когда влияние Месопотамии на искусство, литературу и даже право стало тем мостом, по которому мир эллинов перешел из архаического в классический период развития. Один из наиболее выдающихся британских классицистов Мартин Уэст показал, что «существует значительный восточный элемент в древнейшем пласте греческой мифологии, в некоторых поэтических формах древнеархаического периода, богословии и натурфилософии седьмого и шестого веков». Он даже предполагает, что сочинения Гомера многим обязаны месопотамскому эпосу, особенно истории о Гильгамеше.

 

Ассирийский народ вышел из того же семитского рода, что и вавилонский на юге Междуречья, – на такую мысль наводят их языки. Ассирийский и вавилоно-аккадский языки были настолько родственными, что филологи считают их диалектами одного и того же языка. Ассирийские художественные и научные традиции вышли из основного потока месопотамской культуры. Религия тоже оказалась более или менее идентична с добавлением бога Ашшура в качестве замены или синонима вавилонского Мардука в универсальном пантеоне Месопотамии. Здесь был очень распространен культ бога луны Сина. Ниневийская богиня Иштар – «мать, девственница и шлюха», планетой которой считалась Венера, а символом – восьмиконечная звезда, стала популярна на всем Ближнем Востоке.

Некоторые исследователи пришли к выводу, что ассирийский народ возник тогда, когда приезжие из южных городов-государств стали селиться и смешиваться с коренными жителями северных долин и в конечном счете утвердили сначала собственную независимость, а затем и превосходство над своей изначальной родиной. Если это так, то унаследованная у Древнего Вавилона Ассирией роль нации-вождя походила на превращение США из британских колониальных владений в ведущую державу мира. «Особые отношения» между Ассирией и Вавилонией были чрезвычайно противоречивыми и колебались между крайностями любовь – ненависть, союзничество – враждебность. С одной стороны, Ассирия получила почти всю свою культуру от Вавилона и не могла не признавать этого, с другой – она оставалась его жестоким конкурентом и соперником в торговле и борьбе за власть. Ассирия нападала и разрушала город Вавилон не раз, но быстро начинала сожалеть об этом и делала попытки возместить убытки. Это выглядит так, будто два сильных игрока долгое время конкурировали за влияние на иностранную политику Ашшура: один из них – ярый националист и настроен против Вавилона, а другой – традиционалист и сторонник Вавилона.

Такие различия, которые отделяли Ассирию от ее южного соседа, стали следствием жизни в весьма разнящемся физическом и политическом окружении. Ландшафт и климат формируют народы. Люди, живущие в прибрежных регионах, не похожи на жителей степей, лесов и гор. Те, которые обливаются потом под палящим южным солнцем, имеют мало общего с теми, кто дрожит от холода среди северных снегов. Байрону было что сказать и по этому поводу, когда он связывал климат Британии с «нашими холодными женщинами» и утверждал: «То, что мужчины называют ухаживанием, а боги – прелюбодеянием, гораздо более распространено там, где климат жаркий».

 

Главные территории, которые когда-то были Ассирией, находятся недалеко от того места, где встречаются современные Турция, Сирия и Ирак, в изгибе огромного высокогорного Антитаврского хребта, который связывает турецкие Таврские горы на западе с иранскими Загросскими горами на юго-востоке. Узкие долины у подножия гор сбегают к широкой равнине, которую арабы называют Эль-Джазира («Остров»). Через нее с севера на юг течет река Тигр – быстрая, протекающая по глубокому руслу и более опасная река, чем «ее сестра» – река Евфрат, до которой отсюда 400 км на запад, хотя обе они подходят близко друг к другу в горах и снова соединяются вместе незадолго до впадения в Персидский залив.

За пределами равнины на юг простираются пустыни, а на запад – иссушенные степи, но большая часть самой Джазиры прячется под важной 200-миллиметровой изогнутой линией – границей, за которой количества ежегодно выпадающих осадков достаточно для развития сельского хозяйства. Так, в отличие от Вавилонии ассирийским землепашцам не нужно было постоянно предпринимать коллективные действия, чтобы на их поля постоянно текла вода; они не знали эту настоятельную необходимость совместного труда по рытью и содержанию каналов, дамб, плотин, запруд, протоков и шлюзов. И хотя позднее ассирийские императоры действительно приказывали копать акведуки, каналы и тоннели, чтобы провести воду с гор к новым основанным и разросшимся городам, это были проекты для поднятия престижа – скорее роскошь, нежели необходимость.

С древнейших времен по всей Южной Месопотамии, особенно вблизи Персидского залива, потребность в совместных усилиях и больших трудовых ресурсах привела к возникновению городов со значительным количеством населения, которые появлялись как грибы после дождя, иногда даже в пределах видимости друг друга. Последовавшие в результате этого соперничество и братоубийственная борьба формировали историю на протяжении тысячелетий. Здесь же, на севере, наоборот, помимо таких древних священных мест, как храм богини Иштар в Ниневии, вокруг которого появился самый многонаселенный город Ассирии, сначала был только один полностью сложившийся город – Ашшур с населением, вероятно, не более 15 тысяч человек. Защищенный с тыла скалами над Тигром, а спереди позднее – массивной высокой стеной с восемью огромными воротами и 15-метровой ширины рвом, Ашшур стал одновременно и именем бога, и названием города, и, в конечном счете, страны и империи, в которой он стал главным. За пределами этих немногих городских центров Ассирия оставалась страной фермеров, живших в небольших автономных поселениях, которые все же ввиду политических и стратегических настоятельных потребностей объединились во всеохватывающую раннефеодальную систему, подобную той, что сложилась в Европе в Средние века.

Милитаризм, которым прославилась Ассирия, возник из факта ее чрезвычайно опасного местонахождения, так что самооборона стала первым необходимым принципом национального выживания – отсюда и монументальные укрепления города Ашшур. Без естественной защиты этот регион являлся бы стратегически уязвимым, располагаясь на пути главных торговых и рейдерских путей с севера и востока, которые шли в обход гор, чтобы через Сирию добраться до Средиземного моря. Сильные варварские царства возникли за пределами северных границ Ассирии – это были хетты, разрушители древней Вавилонской империи, говорившие на языке индоевропейской семьи, со столицей в Хаттусе в Центральной Анатолии; и гурийцы, возможно с Кавказа, но с индо-иранским правящим классом, которые образовали государство Митанни, надолго подчинившее себе Ассирию.

Однако была польза и тем и другим. Хетты и гурийцы узнали от ассирийцев искусства цивилизации: самое важное – как писать на своих языках, адаптируя для этого аккадскую клинопись. В свою очередь северные народы встали во главе технологического развития, что оказало сильное воздействие на политическую историю. У хеттов ассирийцы научились плавить железо и изготавливать из него оружие; у гурийцев – искусству верховой езды и получили средство, которое должно было изменить картину боя – быструю, легкую деревянную колесницу, имевшую колеса не цельные, а со спицами.

Но в то время как варварские царства на севере оставались для ассирийцев и источником новых идей, и вызовом, который можно было встретить на поле боя и в конечном счете преодолеть, Джазира также оказалась уязвима и для второй угрозы, перед которой было гораздо труднее устоять. Этой угрозой стали постоянные проникновения и нападения врагов из пустыни и степи, находившихся на западе и юге. После одомашнивания верблюда во второй половине 2-го тысячелетия Ассирии пришлось оказывать противодействие новой волне семитских иммигрантов – говорившим на арамейском языке бедуинам из пустынь нынешней Сирии. И хотя они были слабы в бою, их количество делало их неодолимыми. Со временем они основательно изменят Ассирию.

То, что страна со всех сторон оказалась открыта внешнему миру, предоставляло ассирийцам возможность контакта с ними, чем они активно пользовались с древних времен. Ассирийская земля была гораздо беднее и менее плодородна, чем обширные аллювиальные пространства, на которых выращивали зерно, – их Вавилония и использовала на протяжении всей своей истории. Большая часть земель годилась только для выращивания овец и коз. Чтобы пополнить свои национальные ресурсы, ассирийцам нужна была торговля, чтобы они могли предлагать и изделия из шерсти, настриженной со своих стад, и ткани лучшего качества, купленные в соседней Вавилонии, и товары вроде металлических руд, добытых в горах к востоку от их страны. Бизнес принес ассирийцам ощутимую пользу. Потребности бизнеса меняли ассирийцев медленно, но верно (как и торгующие народы гораздо более недавнего времени – бельгийцев, британцев, голландцев и французов), превращая их из торговцев в строителей империи.

Все подробности того, как этот народ из кочующих купцов за чуть более тысячелетний срок стал населением внушающей трепет и страх имперской державы Древнего мира, нам не ясны. Исторических документов крайне мало. Археологии удалось открыть не более чем несколько узких окон на обширном промежутке времени, выходящих на эту величественную панораму. Но удача повернулась так, что мы можем увидеть начало этого процесса, когда международная торговля отправила народ Ашшура в их историческое приключение. Мы не видим ни сам город Ашшур, ни даже страну Ассирию; о них обоих мы не знаем почти ничего в этот период. Из нашего окна видно место, находящееся далеко от родины ассирийцев, глубоко в сердце Анатолии.

К концу XIX в. на международном рынке древностей появилось большое количество глиняных табличек с текстами на древнеассирийском диалекте аккадского языка. Долгое время никто не знал, откуда они взялись. В конце концов было установлено, что из местечка, находившегося далеко от Месопотамии, – Кюль-Тепе – курган в высокогорном районе Центральной Турции вблизи деревни Карахююк, расположенной у речки, известной грекам как Галис, а туркам – как Кызыл-Ирмак, Красная река. В 1926 г. чешский ученый Бедржих Грозный обнаружил, что эти таблички на самом деле выкапывают во второстепенном месте раскопок, находившемся приблизительно в сотне метров от основного. Более тщательное изучение показало, что это то, что осталось от эмигрантского анклава-поселения, в пределах которого было позволено жить ассирийским купцам и вести бизнес с местной общиной. Более молодые торговые империи назвали бы его «факторией», которой являлось первое представительство английской Ост-Индской компании в Сурате на западном побережье Индии. На древнеассирийском языке это поселение называлось Карум-Канеш, «порт Канеш». Это была далеко не единственная ассирийская фактория на анатолийской земле: имелось еще несколько других. Но Канеш был штаб-квартирой ассирийской торговли в Анатолии, которая контролировала и регулировала всю деловую активность и выступала в роли связующего центра между разбросанными далеко друг от друга факториями и самим Ашшуром, который они называли просто Город. Он процветал в начале 2-го тысячелетия до н. э., и этот период по лингвистическим причинам назвали «древнеассирийский».

Подобно европейским набобам в Индии, купцы Карум-Канеша находились далеко от дома. Потомки самых выдающихся и богатых ассирийских торговых домов отправлялись вести дела в интересах своих семей: получали партии товаров из Ашшура и продавали их местным жителям за серебро, которое затем отправляли на родину в сумках доверенных гонцов. Со временем некоторые становились жителями этих мест, брали в жены местных женщин и обзаводились детьми. В конце срока своего пребывания на чужбине закон позволял им разводиться с местными женщинами в случае, если до отъезда на родину они выплачивали соответствующую компенсацию как своим временным женам, так и отпрыскам.

Несколькими веками раньше аккадский царь Саргон прославился тем, что пришел на выручку месопотамским купцам из Пурушканды, страдавшим от угнетения местного анатолийского правителя. В те дни международная торговля была в основном делом государственным. Во времена же Древней Ассирии возникли частные предприятия, которые заложили в Восточном Средиземноморье торговые традиции, продолжающиеся по сей день. На самом деле роль ассирийских купцов в оказании помощи в развитии экономики Анатолии поразительно напоминает ту, которую сыграли евреи в открытии глубинных территорий Европы в Средние века. Наверное, это неудивительно: сами еврейская культура и традиции, как подробно прописано в вавилонском Талмуде, сложились в Месопотамии.

На протяжении нескольких поколений торговые дома Карум-Канеша процветали, а некоторые их представители стали чрезвычайно богатыми – миллионерами античных времен. Но не весь бизнес ограничивался рамками семьи. В Ашшуре имелась сложная банковская система, и часть капитала, который финансировал анатолийскую торговлю, шел от долгосрочных капиталовложений, сделанных независимыми дельцами в обмен на определенную контрактом прибыль. В современных товарных рынках нет почти ничего, что не было бы знакомо древнему ассирийцу.

 

Если бы мы сами посетили Карум-Канеш во времена расцвета этой торговой колонии в XX–XVIII вв. до н. э., мы повсюду заметили бы картины бурной торговой деятельности. На складском дворе мы, возможно, увидели бы молодого Пузур-Ашшура, которого мы знаем по его письмам: он приехал проследить за разгрузкой караванов, прибывших сюда с товарами, – 50 ослов или даже больше, на которых привезли главным образом тонкие ткани, а также металлическую руду annukum – большинство ученых переводят это слово как «олово», а некоторые – «свинец». Если это олово, то его использовали для изготовления бронзы. Было подсчитано, что приблизительно за 50 лет по крайней мере 80 т металлической руды было доставлено сюда с юго-востока на спинах ослов – достаточное количество для того, чтобы получить 800 т бронзы. Если, как предполагают другие, это был свинец, то он являлся необходимым ингредиентом для очистки серебра с помощью процесса, который используется и по сей день, под названием «купелирование». Серебро, разумеется, имелось здесь, в Анатолии. За него ассирийские купцы и продавали свои товары.

Животные и их погонщики наверняка были измучены тяжелой шестинедельной дорогой, она пролегала сначала вверх по течению реки Тигр до подножия гор, затем вела их в обход высокогорья до тех пор, пока они не переправились через Евфрат, после чего настал черед долгого и трудного подъема на Анатолийское плоскогорье. По пути они должны были справляться не только с неровностями дороги и крутыми склонами, но и с опасностью нападения со стороны грабителей и бандитов, которыми кишмя кишела эта дикая местность. Один маршрут даже носил название «Дорога опасностей» (Harran Sukinim) – его выбирали храбрецы, желавшие избежать таможни в Канеше. Письмо городского купца своему агенту, находившемуся за пределами родины, показывает, какому риску подвергали себя путешественники, проходившие через владения местных правителей даже недалеко от дома: «Аскур-Адду [царь Караны – города, расположенного в 80 км от Ашшура] пропустил караван на свои земли. Оттуда пятьдесят ослов и их погонщики пошли в Канеш. Но остальные были задержаны при его дворе». Судьба караванщиков становилась еще проблематичнее, если их ловили на перевозке запрещенных товаров. Пузур-Ашшур получил серьезное предупреждение от его родственников в Городе.

«Сын Ирры отправил контрабанду Пушу-Кену, но она была задержана, после чего дворцовая стража схватила Пушу-Кена и бросила его в тюрьму. Сторожа сильные. Царица послала сообщения в Лухусаддию, Хурраму, Шалахшуву и в свою страну, касающиеся контрабанды, и были назначены дозорные. „Пожалуйста, не вози контрабанду. Если будешь проходить через Тимилкию, оставь железо, которое ты везешь, в доме друзей в Тимилкии. Оставь с ним одного из своих ребят, которому ты доверяешь, и поезжай сам. Мы можем обсудить это дело после того, как ты прибудешь сюда“».

Железо (ashium) в то время, вероятно, было доступно только в виде метеоритов; оно считалось ценным и редким товаром.

Допустим, что они избежали всех опасностей пути. По прибытии каравана ослов в пункт назначения животных вместе с товарами, которые они везли, продали, а серебро, заработанное торговцами, отправили домой в специальных сумках с надежными курьерами. Возможно, это были те же самые гонцы, которые доставляли письма туда и обратно между городом Ашшуром и его торговыми колониями.

Прибыли оказывались высокими, чтобы размышлять о связанных с путешествием рисках: 100 процентов – с металлических руд и 200 процентов – с тканей, сотканных в Ассирии. Самый большой доход приносили высококачественные ткани, произведенные в Вавилонии. Но их не всегда можно было легко достать, особенно когда политические события вмешивались в торговлю, как один торговый дом Ашшура объяснял своему представителю в Канеше: «Что касается покупки аккадских [то есть вавилонских] тканей, о которых ты писал мне. С тех пор как ты уехал, аккадцы не приезжали в город Ашшур. В их стране восстание. Если они приедут раньше зимы и будет возможность купить то, что даст прибыль, мы купим для тебя и заплатим серебром из своих средств».

В отсутствие первоклассного товара предпринимались всевозможные попытки довести качество ассирийской продукции до такого же уровня. Лишь недавно Пузур-Ашшуру пришлось написать своей жене Ваккуртум в Город: «Что касается тонкой ткани, которую ты послала мне: ты должна сделать такой ткани еще больше и прислать мне через Ашшур-Иди. Тогда я пришлю тебе полфунта серебра. Сделай так, чтобы одна сторона ткани была чесаной, а не гладко бритой: она должна быть камвольной. По сравнению с тканями, которые ты присылала мне раньше, ты должна на один отрез ткани брать на один фунт больше шерсти, но ткань все равно должна быть тонкой. Обратная сторона ткани должна быть лишь слегка чесаной. Если она все же выглядит ворсистой, то тогда ее нужно коротко побрить, как ткань kutanu. Что касается ткани abarne, которую ты отправила мне, то больше такую посылать не надо. Если ты настаиваешь, то, по крайней мере, делай ее такой, как я привык носить».

Не все ткани изготавливали в домашних мастерских. Очевидно, в Ашшуре имелся рынок, где торговали тканями: «Если ты не хочешь делать тонкие ткани сама, то тогда купи их и отправь мне. Я слышал, что там их можно купить в большом количестве. Один законченный отрез ткани должен иметь девять элей в длину и восемь в ширину [около 4 на 3,5 м]».

 

Ясно, что жены купцов, находившиеся на родине в Городе, играли значительную роль в торговых делах своих мужей: они присматривали за производством тканей, загрузкой караванов и отправкой товаров. Позже ассирийский закон начнет демонстрировать сильную предвзятость к женщинам и их благосостоянию. Но, как и во многих обществах, в которых женщины де-юре занимают более низкое положение в сравнении с мужчинами, на практике в это время многие были явно готовы и способны дать имевшиеся у них хорошие ткани, и не останавливались перед тем, чтобы покритиковать и пожаловаться: «Почему ты все время пишешь мне: „Ткани, которые ты мне посылаешь, всегда плохого качества!“ Кто этот человек, который живет в твоем доме и критикует то, что ему привозят? Я со своей стороны стараюсь произвести и отправить тебе такие ткани, чтобы с каждой поездкой твой бизнес прирастал на десять сиклов серебра».

Жены, оставленные мужьями в Ашшуре, часто жаловались своим мужьям на то, что домой возвращалось недостаточное количество денег – их не хватало даже на еду. Последствия выглядели довольно серьезными – хотя кажется, что мужья не всегда относились к этим протестам настолько серьезно, насколько хотели бы их жены:

«Вот что ты написал мне: „Сохрани браслеты и кольца, которые у тебя есть; они понадобятся, чтобы купить вам еды“. Да, ты прислал мне через Или-Бани полфунта золота, но где оставленные тобой браслеты? Когда ты уехал, ты не оставил мне и сикла серебра. Ты обчистил дом и все забрал с собой.

С тех пор как ты покинул меня, в городе разразился голод. У меня нет и литра ячменя. Мне нужно покупать ячмень, чтобы питаться… Где тут расточительство, о котором ты мне все время пишешь? Нам нечего есть. Мы можем себе позволить потакать своим прихотям? Все, что у меня было, я собрала и послала тебе. Теперь я живу в пустом доме, и наступает другое время года. Потрудись прислать мне серебро за мои ткани, чтобы я, по крайней мере, могла купить десять мер ячменя… Почему ты слушаешь клевету и пишешь мне письма, которые меня раздражают?»

Больше всего эта переписка демонстрирует, как мало изменились за тысячелетия некоторые вещи. Если оставить в стороне экзотический религиозный язык, то мнение, выраженное в следующем письме женой, оправдывавшей долгое отсутствие ее мужа в доме необходимостью зарабатывать деньги, нам знакомо: «Мы спросили женщин, которые делают предсказания, женщин, которые толкуют знамения по внутренностям и разговаривают с духами предков. Бог Ашшур посылает тебе серьезное предостережение: „Ты любишь деньги. Ты ненавидишь жизнь“».

 

Тетрархия

 

В конце концов эта ассирийская жена получила желаемое. После трех или четырех поколений лихорадочное наживание денег впервые «споткнулось», а затем совсем прекратилось, а с этим и закончилась переписка между Ашшуром и Анатолией. Причины, как обычно, неясны. Возможно, были обнаружены локальные источники металлических руд или ассирийские и вавилонские ткани вышли из моды. Наверняка мы знаем лишь то, что наше окно в древнеассирийский мир закрылось.

Вероятнее всего, виной стали крупные политические перемены, наступившие в регионе ближе к началу 2-го тысячелетия до н. э. В Северной Месопотамии аморейский военачальник Шамши-Адад, которого долго потом помнили как основоположника Ассирийского государства, с помощью своих сыновей взял под свой контроль всю страну. Всего через несколько поколений после этого большая часть его владений была потеряна, а его род угас. О последовавшей за этим неразберихе, во время которой торговая деятельность Карум-Канеша подошла к концу, лаконично сказано в Списке ассирийских правителей, составленном несколько веков спустя: «Ашшур-Дугул, неизвестно, чей сын, который не имел права на трон, правил шесть лет. Во времена Ашшур-Дугула, сына непонятно кого, следующие шестеро неизвестно чьих сыновей правили каждый менее года: Ашшур-апла-иди, Насир-Суен, Суен-Намир, Ипки-Иштар, Адад-Салулу и Адаси».

 

До этого момента историю Междуречья можно было рассказывать без особых ссылок на соседние государства. Действительно, долгими веками жившие в долине Тигра и Евфрата люди могли претендовать на исключительное право обладать званием «цивилизованных». Однако после 2000 г. до н. э. на международной арене и другие народы делали себе имя. Четыре государства – тетрархия – стремились к власти и влиянию. Египет – не слишком молодое, но долговечное государство, чем любое другое в Месопотамии, и почти такое же развитое, хотя значительно более консервативное и в религии, и в политике, – расширял свою власть на восточное побережье Средиземного моря. Там египетские армии столкнулись с сопротивлением хеттов в Анатолии, относительно недавно там поселившихся, но умевших выплавлять и обрабатывать железо, ставших к 1500 г. до н. э. достаточно могущественными, чтобы привести к краху Древневавилонское царство. В свою очередь, хетты соперничали с государством Миттани, также известным как Канигалбат, которое наглухо закрыло северную часть Междуречья – от прибрежных районов на западе до гор на востоке, от района Алеппо до Киркука, сделав своим вассалом Ашшур. Совершив нападение на него, которое надолго запомнилось, царь Канигалбата разграбил город и вывез оттуда изумительные золотые и серебряные двери, чтобы поставить их в своем дворце. Тем временем в Центральной и Южной Месопотамии Вавилон, в котором правила Касситская династия, сохранял свое признанное место сильного игрока в союзе народов.

Небольшое торговое государство Ашшур не было ровней таким агрессивным милитаристским державам с их новым железным оружием, боевыми конями и колесницами. Унижение от зрелища, продемонстрировавшего, как их правителя принуждают подчиниться Миттани, стало сильным ударом. Последовавший за этим длительный экономический спад, обрушившийся на их страну, преподал ассирийцам урок, который они надолго запомнили: их целью было сохранение торговых путей и городов – перевалочных пунктов, как бы далеко они ни находились, под своим надежным контролем. Иначе они навечно обрекали себя на отсталость и нищету.

В результате ассирийцы стали рассматривать мир как опасное место, полное безжалостных врагов, которые желали им лишь зла. Из недавней истории мы прекрасно знаем, насколько разрушающим может быть такое отношение и как оно может привести народы к совершенно чрезмерно жестоким действиям. Сильные страдания не делают людей мягче и добрее. Жизненные угрозы, воспринимавшиеся как вызов самому выживанию нации, могут заставить ее действовать способами, которые история позднее всецело осудит. В случае с Ассирией нам, по счастью, удалось проследить эволюцию ее политического и стратегического безумия, которая выразилась в творениях народной культуры, оставленных нам Древним миром.

Почти все предметы искусства и произведения литературы, найденные при раскопках в Месопотамии, включают творения представителей элиты, изображающие то, каким правящий класс хотел, чтобы его видели собственные подданные, соперники за пределами страны и враги. При этом главной целью стали пропаганда и обращение к общественности. Такие произведения мало рассказывают нам о том, какими их создатели видели себя на самом деле и что они думали о своей жизни. Однако одна категория предметов имела гораздо больше личного содержания – цилиндрические печати. Эти крошечные, глубоко личные скульптурки предназначались для того, чтобы соотносить своих владельцев с конкретными изображениями. Разумеется, они являются элитными предметами: только люди, имевшие собственность, требовавшую отождествления, или возможность издавать приказы, нуждались в печатях. Тем не менее эти предметы, полные такого личного содержания, говорят намного больше об истинных верованиях и чувствах своих хозяев, чем любое публичное произведение искусства – дворец или храм.

Рисунки на печатях, которыми пользовалась бизнес-община в Кадеше – наш главный источник знаний о Древней Ассирии, показывают преемственность с их вавилонскими, аккадскими и даже шумерскими предшественниками. На них были изображения мифологических сцен, богов, богинь и зачастую владельцев печатей, представленных вместе со своими небесными покровителями, у которых они просят благословения. Обычно изображение статичное, величавое и спокойное, сопровождали длинные надписи на шумерском языке – гимны и молитвы. Такая печать не только устанавливала личность своего владельца, но и являлась амулетом или талисманом, ограждавшим от зла благодаря священному изображению и тексту – их она, подобно тибетскому молитвенному колесу, вмещала в себе и бесконечно воспроизводила.

После исчезновения Карум-Кадеша и заката счастливых дней Ассирии тематический «репер<