Глава 2. Сравнительный анализ пути прозрения героев М. Салтыкова-Щедрина и Л. Толстого

Сравнительный анализ двух образов главных героев (Иудушки и Ивана Ильича): предпосылки

 

Придя к выводу о схожести взглядов двух великих писателей на проблему душевной слепоты человека, мы возвращаемся к теме нашего исследования и отмечаем, что названная проблема приобретает максимальную остроту в таких произведениях, темой которых является подведение итогов жизни, прошедшей впустую, и трагическое предсмертное прозрение. Такова тема повести «Смерть Ивана Ильича», а роман «Господа Головлевы» построен как череда таких повестей, каждая из которых предваряет прозрение самое трагическое и самое ужасное - прозрение Порфирия Головлева, центрального героя произведения. Примечательно, что повесть Толстого задумана летом 1881 года, т.е. вскоре после того, как был напечатан роман «Господа Головлевы». Это дает нам основание предполагать, что Толстой заметил в общественном романе тот самый философский мотив, о котором идет речь в нашем исследовании, и выстроил на этой основе отдельное произведение, отражающее кроме того и внутренний мир самого Толстого.

Поскольку наша задача - вывести из-под сомнения надклассовость, общечеловеческий подтекст образа Иудушки, постольку мы зададимся вопросом: чем обусловлено спорное отношение к Иудушке, склонявшееся чаще всего к рассмотрению этого образа как исключительно объекта беспощадной сатиры? Спорным мы называем отношение к этому герою потому, что некоторые из современников Щедрина сумели разглядеть в этом образе нечто, выходящее за рамки злободневности, еще в то время, когда роман отвечал событиям своей эпохи и выглядел как непосредственная реакция на самые острые общественные проблемы.

«Образ Иудушки - хищника, пустослова и лицемера - порождал разнообразные толки у всех критиков, современных Салтыкову, и критиков последующего времени. Многие восхищались Иудушкой как абсолютно надклассовым образом, систематизирующим все человеческие пороки. (…) Гончаров отмечал центральное место Иудушки, выделяющего своей объективностью весь роман «из массы других - чисто субъективных и посвященных быстротекущей злобе дня произведений» Щедрина. (…) Восхищался художественной убедительностью салтыковских образов, глубиной раскрытия в них общечеловеческих пороков и Тургенев. Правда, некоторые современники щедрина, как например Скабичевский, отмечали глубокое злободневное значение образа Иудушки, но значение это видели только в борьбе против «праздного существования». Таким образом, Иудушка не рассматривался критиками как порождение паразитических, эксплуататорских основ крепостнической России».

Далее исследователь отмечает, что «со стороны психологической Иудушка одновременно и синтез всех пороков головлевского крепостнического семейства, и синтез пороков нарождающейся буржуазии, и синтез человеческих пороков в любом классовом обществе (курсив мой. - В.Г.). (…) Лицемерие Тартюфа воспринимается нами как символ лжи вообще, а лицемерие и пустословие Иудушки ощущаются как страшные человеческие пороки, мертвящие все живое, способные заразить каждого человека».

Исходя из вышесказанного, можно предположить, что образ Иудушки имеет общечеловеческое значение и непреходящую актуальность. Возможны встречные вопросы: где основание для такой точки зрения? Почему автор данной работы усматривает опасность Иудушкиной судьбы для всех людей вообще, в том числе и для своих современников? Разве мы живем сегодня в крепостническом обществе? Разве каждый отдельный человек так же низок, презрен и отвратителен, как Иудушка Головлев?

Наш ответ состоит в сопоставлении двух произведений, написанных приблизительно в одно и то же время, двух главных героев с одинаковой судьбой: Порфирия Владимировича Головлева и Ивана Ильича Головина.

Следует отметить смысловое совпадение фамилий героев.

О смысле заглавия романа «Господа Головлевы» В. Прозоров пишет: «В Толковом словаре В.И. Даля «господин» - это и форма вежливого обращения, это и человек, принадлежащий к привилегированному классу (в буржуазно-дворянском обществе), но прежде всего это владелец, помещик, владыка…хозяин положения. (…) Многие из Головлевых оказываются не настоящими господами. Заглавие романа воспринимается уже не буквально: это господа, которые постепенно, но необратимо, один за другим, перестают быть хозяевами положения в жизни, в быту, в семье.

Сегодня во многом уже утрачено и то семантическое окружение, в котором сто с лишним лет назад могла осмысляться сама фамилия Головлевых. Буквальной расшифровке она, естественно, не поддается. Но у В.И. Даля зафиксировано немало слов, огласовка и значение которых непроизвольно заставляют вспомнить Головлевых, их горестную судьбу в романе: головничать, головствовать - быть головою, управлять, начальствовать; головесить, головесничать - повесничать, слоняться; головничество - преступление и пеня за него; голеть - становиться голым,…беднеть, нищать; голодеть - оскудевать, нищать исподволь; головенька, головня - обгорелое…или обугленное полено, дымящийся кусок чего-либо… Наследственное семейное наименование щедринских героев, вынесенное в заглавие романа, обретает в таком контексте живую и сложную многозначность. (…) Такой словесный ряд…улавливает важные сюжетные и идейные коллизии щедринского произведения».

Особенно важна, на наш взгляд, сема «голова - начальник, хозяин положения». Фамилия Ивана Ильича, хоть и не вынесена в заглавие (*«Смерть господина Головина»), наполнена в повести Толстого тем же символическим смыслом: Иван Ильич - тот, кто беспечно воображал себя бессмертным, т.е. хозяином своей жизни; и трагедия героя в том, что его внезапно «достал силлогизм»: все люди смертны, и, если Кай человек, то, следовательно, Кай смертен. Иван Ильич, умирая, рассматривает жизнь и смерть с философских позиций. Он считает само устройство этой жизни несправедливым и даже издевательским, а жизнь - бессмыслицей, потому что со смертью все, чем ты жил, неизбежно обращается в прах. Над этим задумывался и сам Толстой в «Исповеди».

Иудушка же - воплощенная язва общества, тот, кто жил тем, что сосал чужую кровь, и умер, задохнувшись от собственного смрада. Философских вопросов о смысле жизни и неизбежности смерти Иудушка сам себе не задает. Но и он до определенного момента считает себя хозяином жизни, т.е. устраивает ее по своему желанию, за счет окружающих, воспринимая все вокруг как средство для этой цели.

Очень тесно объединяет этих двух героев и тот ложный кумир, которому они всю жизнь поклонялись: «подлинные человеческие ценности и связи превращены…в формальную необходимость, в ритуал, в чисто внешнее соблюдение приличий». Следствие также одинаково: в какой-то момент оба героя признаются самим себе, что вся их жизнь была «не то». Сравнительный анализ этих двух произведений - средство для выявления трагических философских мотивов в общественном романе Салтыкова-Щедрина.

В ходе сравнительного анализа подтвердится наша мысль: судьба крепостника Порфирия Головлева - не что иное как преувеличенное, «гиперболизированное» описание судьбы среднего человека Ивана Ильича; оба героя подчинили свою жизнь одной и той же цели - служению призракам быта, и обоих перед смертью постигла одна трагическая участь. На наш взгляд, о финале романа Салтыкова-Щедрина можно сказать то же самое, что было сказано о повести Толстого: «Отчуждение человека в его собственной среде, внезапно осознанное одиночество и чувство на пустяки издержанной жизни - все это были великие психологические открытия Толстого, указавшего первым на критическую ситуацию «перелома», когда происходит коренная «переоценка» ценностей».

 

Жизненная цель героев

 

Исходной точкой нашего сопоставления является повесть «Смерть Ивана Ильича». В этом произведении сконцентрирована одна из важнейших мыслей позднего Толстого, о которой уже упоминалось выше: мысль о пустоте существования обывателя, сделавшего стремление быть comme il faut целью всей жизни; и мысль о значении предсмертного прозрения для героя повести.

Смерть главного героя повести, в отличие от его жизни, наполнена смыслом. На это указывает название произведения, его композиция (повествование начинается «с конца», Иван Ильич в начале произведения показан уже мертвым), а также пристальное внимание автора к процессу предсмертной переоценки ценностей, происходящей в душе героя. Именно в этом процессе и заключается, на наш взгляд, содержание трагедии позднего прозрения, потому что за то время, пока герой неуклонно движется к смерти, он переживает состояние трагического переворота и мучительных духовных страданий, которые постоянно усиливаются. Чем яснее осознает герой бесплодность своих страданий, тем острее они становятся, и в момент наивысшей духовной муки герой перестает быть объектом сатиры и вызывает сочувствие не только читателя, но и автора, т.е. происходит трагическое возвышение образа главного героя.

Характер повести Э. Бабаев определяет как трагикомический, т.е. жизнь главного героя - «ужасный и глупый» фарс, о чем сам герой, пока живет, не догадывается, но тем внезапнее и страшнее оказывается это понимание на краю смерти. Автор каждого из двух произведений делает известный акцент именно на финал своего повествования, подчеркивая то значимое духовное изменение, которое произошло с героем.

Для сопоставления нами выявлено несколько оснований:

Цель жизни героев обоих произведений;

Условия наступления кризиса;

Процесс приближения к трагической развязке;

Последние дни и часы жизни - апофеоз трагического прозрения. Решающий фактор, благодаря которому герой выходит из тьмы на свет. Переход в финале от насмешки к сочувствию, от сатиры к трагедии.

Необходимо уточнить, что о финальном переходе от сатиры к трагедии в романе Щедрина можно говорить лишь по отношению к Иудушке. Поскольку судному дню Порфирия Головлева (и финалу произведения) предшествует череда подобных трагических прозрений, постольку можно утверждать, что сатира и трагедия переплетаются на протяжении всего романа.

. История жизни Ивана Ильича, «самая простая и обыкновенная и самая ужасная», рассказывается в ироническом духе, с интонацией всевидящего хладнокровного наблюдателя. Повесть была написана одновременно с «Исповедью», и Толстой не раз будет говорить о своем герое то же, что говорил о себе.

По мнению Ивана Ильича, жизнь должна идти по заданному образцу, приятно и прилично, а сам он должен всегда сохранять в обществе репутацию человека, добропорядочного во всех отношениях. Иван Ильич обладает всеми необходимыми для этого качествами, а главное, имеет четкое представление о главном правиле жизни в свете: общепринятое - это закон: «В Правоведении уже он был тем, чем он был впоследствии всю свою жизнь: человеком способным, весело-добродушно общительным, но строго исполняющим то, что он считал своим долгом; долгом же он своим считал все то, что считалось таковым наивысше поставленными людьми. Он (…), как муха к свету, тянулся к наивысше поставленным в свете людям, усваивал себе их приемы, их взгляды на жизнь и с ними устанавливал дружеские отношения. (…) Были в Правоведении совершены им поступки, которые прежде представлялись ему большими гадостями и внушали ему отвращение к самому себе (…); но впоследствии, увидав, что поступки эти были совершаемы и высоко стоящими людьми и не считались ими дурными, он не то что признал их хорошими, но совершенно забыл их и нисколько не огорчался воспоминаниями о них». Главный герой живет, словно плывет по течению, без раздумий поворачивая туда, куда требуется по традиционному порядку жизни, соблюдая, однако, при этом свое собственное удобство: «Иван Ильич женился по обоим соображениям: он делал приятное для себя, приобретая (! - В. Г.) такую жену, и вместе с тем делал то, что наивысше поставленные люди считали правильным. (…) Он требовал от семейной жизни только тех удобств домашнего обеда, хозяйки, постели, которые она могла дать ему, и, главное, того приличия внешних форм, которые определялись общественным мнением».

Вот главная цель жизни Ивана Ильича. Простой обыватель даже не найдет здесь повода для осуждения: чем плоха такая жизнь? Что за опасность таится в душе этого человека? Он не душегуб, не угнетатель; он никому, в том числе своим родным, не желает зла, любит свою работу, честен, аккуратен... Это настоящий образец, эталон эвримена, эталон комильфо.

Но возникает вопрос: стоит ли такого эталона придерживаться, и если нет, то почему? Очевидно, Толстой задал себе подобный вопрос в «Исповеди».

В предыдущей главе мы уже отвечали на этот вопрос, но только отчасти. Мы упомянули лишь о том, что бездумное повиновение общественному мнению как закону влечет за собой омертвение души. Теперь же добавим: следуя такому идеалу, человек становится мелочен и эгоистичен, начинает заботиться лишь о соблюдении собственного удобства. Печальны и страшным последствием такой жизни становится разобщение с окружающими людьми, и прежде всего - с родными.

Это разобщение подобно коварной болезни, опасной именно своей затаенностью, из-за которой эта болезнь застигает человека врасплох, чаще всего не оставляя шансов выжить. Другая опасность этой болезни (уже не личного, а общественного характера) - в ее широкой распространенности, которая приобретает порой масштабы настоящей эпидемии. Мы привыкли, что в литературе с болезнью сравниваются отрицательные явления классового порядка, такие, как, например, «язва крепостничества». Но явление «небратского уклада жизни» гораздо шире, оно тем и страшно, что не вписывается ни в какие классовые рамки. Оно распространяется на подавляющее большинство представителей человечества, которых можно объединить общим названием: слепые комильфо.

Болезнью разобщения страдал не только Иван Ильич Головин, но все те, кто его окружали. Но в повести Толстого центральный персонаж является своеобразным генератором, действие которого распространяется на его окружение, в данном случае - на семью. Аналогична, на наш взгляд, ситуация в романе «Господа Головлевы».

Следует отметить, что оба произведения, по нашему мнению, находятся между собой в отношениях пропорции, причем не только в количественных (на уровне сюжета, фабулы), но и в качественных (на уровне образов, идеи): 1) ситуация, аналогичная ситуации повести «Смерть Ивана Ильича», неоднократно разворачивается на протяжении романа (пропорция 1:5); 2) история жизни и смерти Иудушки является историей Ивана Ильича в гиперболизированном, развернутом виде, и наоборот: история последнего - это сжатая, сконцентрированная история первого.

Исходя из этого предположения, мы проводим между двумя героями разных произведений четкую параллель: образ крепостника, помещика Иудушки - это гротескный образ среднего человека Ивана Ильича. Теперь становится понятным, почему мы говорили об одинаковой цели жизни обоих героев: Иудушка тоже хочет быть как все, тоже хочет быть комильфо (иначе говоря, «благонамеренным») в своем обществе. И эта цель, такая, казалось бы, безобидная и недостойная осуждения (Иван Ильич даже вызывает симпатию у читателей), превращается у Порфирия Головлева в смертоубийство, в отравление окружающих его людей, прежде всего - родственников.

Обратимся к конкретным примерам, которые проиллюстрируют наше предположение о перерастании «комильфотности» Ивана Ильича в омерзительность Иудушки.

). Иван Ильич: стремление к благоустройству дома («Иван Ильич сам взялся за устройство, выбирал обои, подкупал мебель, особенно из старья, которому он придавал особенно комильфотный стиль, и все росло, росло и приходило к тому идеалу, который он составил себе (…). Он так был занят этим, что сам часто возился, переставлял даже мебель и сам перевешивал гардины»).

Иудушка: необузданное стяжательство и скопидомство (Иудушка способен, точно паук, опутать своей паутиной и всю кровь до капли; нажива Иудушки вырастает на «умертвиях». «Порфирий Владимирыч навострил уши; на губах его показалась слюна. «А имениями кто же распоряжаться будет? - возразил он осторожно, словно закидывая удочку. (…) Арина Петровна вдруг словно споткнулась и подняла голову. В глаза ее бросилось осклабляющееся, слюнявое лицо Иудушки, все словно маслом подернутое, все проникнутое каким-то плотоядным внутренним сиянием»; «В последнее время все спрашивал: а как вы, детки, думаете, велик у брата Павла капитал? (…) Отец наверно рассчитывает. (…) Он, бабушка, уже [т.е. до смерти брата] все распределил. Лесок увидал: вот, говорит, кабы на хозяина - ах, хорош был бы лесок! Потом на покосец посмотрел: ай да покосец!»; Старушка крепонька! - мечталось ему иногда, - не проживет она всего - где прожить! (…) есть у старушки деньги, есть!»… «И, кстати (у него насчет покойников какой-то дьявольский нюх был), тут же начал распоряжаться. Расспросил насчет попа (…), справился, где стоит маменькин ящик с бумагами, заперт ли он, и, успокоившись насчет существенного, призвал кухарку…». Чтобы увеличить свое состояние, Иудушка не брезгует никакой мелочью и никакой подлостью. Забирая свое наследство, он уносит все до нитки: и запонки умершего брата, и иконы с киота матери, так что на их месте остаются дыры, словно на месте выколотых глаз.

). Иван Ильич: исключение в служебное время всяких «человеческих отношений»; строгое следование твердо установленным правилам.

(«…жизнь Ивана Ильича пошла так, как, по его вере, должна была протекать жизнь: легко и прилично. Вставал он в девять, пил кофе, читал газету, потом надевал вицмундир и ехал в суд. Там уже был обмят тот хомут, в котором он работал; он сразу попадал в него. (…) Во всем этом надо было уметь исключать то сырое, жизненное, что всегда нарушает правильность течения служебных дел: надо не допускать с людьми никаких отношений, помимо служебных, и повод к отношениям должен быть только служебный и сами отношения только служебные. (…) В пределах этих отношений Иван Ильич делает все, все решительно, что можно, и при этом соблюдает подобие человеческих дружелюбных отношений, то есть учтивость»).

Иудушка: абсолютная душевная пустота и отсутствие всякого сочувствия в отношениях с родными людьми; в любой ситуации - неотступное следование избитым афоризмам вместо живого участия.

(«Нет, ежели он и был лицемер, то лицемер чисто русского пошиба, то есть просто человек, лишенный всякого нравственного мерила и не знающий иной истины, кроме той, которая значится в азбучных прописях»; «…уже заранее в голове его зарождаются всевозможные пустословные поучения. Поучения эти имеют то достоинство, что они ко всякому случаю пригодны и даже не представляют собой последовательного сцепления мыслей. (…) Они накапливаются в голове в виде отрывочных афоризмов и появляются на свет божий по мере того как наползают на язык. Тем не менее, как только случится в жизни какой-нибудь казус, выходящий из ряда обыкновенных, так в голове поднимается такая суматоха от наплыва афоризмов, что даже сон не может умиротворить ее. (…) Иудушка уже ко всему готов заранее. Он знает, что ничто не застанет его врасплох и ничто не заставит его сделать какое-нибудь отступление от той сети пустых и прогнивших насквозь афоризмов, в которую он закутался с головы до ног. Для него не существует ни горя, ни радости, ни ненависти, ни любви. Весь мир, в его глазах, есть гроб, могущий служить лишь поводом для бесконечного пустословия. (…) Целых два года Володя [сын Порфирия Головлева] перемогался….и всегда встречал в ответ готовый афоризм, который представлял собой камень, поданный голодному человеку. (…) Сознавал ли Иудушка, что это камень, а не хлеб, или не сознавал - это вопрос спорный; но, во всяком случае, у него ничего другого не было, и он подавал свой камень, как единственное, что он мог дать. (…) Когда, по временам, даже и в нем поднимался какой-то тусклый голос, который бормотал, что все-таки разрешение семейного спора самоубийством - вещь по малой мере подозрительная, тогда он выводил на сцену целую свиту готовых афоризмов, вроде «бог непокорных детей наказывает»…и успокаивался»).

Итак, можно ясно увидеть, что безобидное подчас таит в себе страшное. Жизнь помещика и чиновника была подчинена одной и той же цели - быть как все, по примеру своих родителей и общества. Толстой в своей повести говорит о пошлости, бездуховности и бессмысленности такого существования, а Щедрин прямо называет все основы, на которых держится подобное общество, прогнившими насквозь. Заметим, что герои обоих произведений больше всего ценят в жизни статичность, предсказуемость, возможность все вписать в схему. Иначе говоря, они с удовольствием вольют новое вино в старые мехи.

Обновление на уровне общественной жизни могло произойти только посредством жестокой ломки старых обычаев, путем революции. Для отдельного же человека, который к тому же давно похоронил свое сердце в трясине отживших традиций, выход только один: смерть.