МАРКСИЗМА (первая половина XIX в.)

ВВЕДЕНИЕ

«...Весь XIX век, — указывает В. И. Ленин, —...прошел под зна­ком французской революции. Он во всех концах Мира только то и делал, что проводил, осуществлял по частям, доделывал то, что создали вели­кие французские революционеры буржуазии,.интересам которой они служили...». Особенно в первой половине этого века все радикально-буржуазные и революционно-демократические движения против абсолютизма и его бюрократически-полицейского аппарата, против крепостничества, сословных привилегий и прочих пережитков феодализма вдох­новлялись идеями и примером Великой французской революции. Борьба буржуазии против клерикально-дворянской реакции, последовавшей за окончанием наполеоновских войн, получила яркое отражение в худо­жественной литературе и в общественных науках, в частности в историо­графии, где происходит в связи с этим резкое размежевание направле­ний: реакционно-аристократического, буржуазно-либерального и буржуазно-демократического.

Буржуазно-либеральная историческая мысль приобретает в 20—40-е годы XIX в. господствующее значение, поскольку она явилась порождением самого исторического процесса — неудержимого капиталистическо­го развития. Начав с Англии, промышленная революция продолжает в первой половине XIX в. свое победное шествие по европейскому конти­ненту, способствуя подъему буржуазной идеологии, ее активному внед­рению во все сферы идейной жизни, включая.историографию. При этом господствующей формой выражения общественной мысли — в публи­цистике, художественной Литературе, искусстве — был романтизм. Романтизм наложил сильнейший отпечаток и на общественные науки. Од­нако его влияние сказывалось значительно слабее на тех направлениях философско-исторической мысли, которые в новых социально-экономиче­ских условиях развивали некоторые из традиций Просвещения. Эти стойкие традиции обосновывали во Франции Сен-Симон, школа исто­риков периода Реставрации и в какой-то степени О. Конт, в Германии— Шлоссер и гейдельбергская школа, в Англии — вигское и радикально-буржуазное направления в историографии и т. д.

Нужно различать реакционный дворянский романтизм и либерально-буржуазный романтизм, выступавший с наибольшей силой в 20—50-е годы. Первый характеризуется полным разрывом с идеями XVIII в., с «духом» Просвещения и Французской революции. Вражде революционной буржуазии XVIII в. к обветшавшим феодально-абсолютистским по­рядкам, ко всей средневековой исторической традиции реакционно-дво­рянские романтики противопоставляли идеализацию старины, апологию средневековья; атеизму или рационалистической религии деизма — ханжеско-мистическую религиозность, преклонение перед, «духовными ценностями» католической церкви; механистическому материализму Просвещения — философские идеалистические системы; вере передовых сил XVIII в. в могущество разума, в бесконечный прогресс человеческого гения — пренебрежение к разуму, отрицание прогресса, идею решающей роли в жизни общества и отдельного человека чувства, воображения, интуиции.

Вместе с тем либерально-буржуазные мыслители 20—50_:х годов значительно:ослабили реакционные черты дворянского романтизма, выдвинув на первый план понятие нации как исторически сложившейся индивидуальности, учение о самобытном развитии, сообразно «народному духу» (Volksgeist), национального государства и национальной культуры. Их отношение к наследию XVIII в. не было таким абсолютно отрицательным, как у дворянских романтиков, наоборот, они стремились синтезировать идеи просветителей с наиболее плодотворными идеями романтизма.

Среди последних особенно большое значение имел историзм. Главным его содержанием являлось прежде всего понятие постепенного развития (эволюции), которое гегельянцы рассматривали как диалектический процесс, тогда как школа Ранке ставила ударение на его непрерыв­ной преемственности и традиционности. Историзм, далее, включает требование генетического анализа каждого явления, т. е. выяснения всех этапов его развития начиная с зарождения, что, в сущности, означает замену абстрактных методов мышления конкретными.

В романтическом историзме было немало реакционных элементов: признание революции «аномалией», якобы нарушающей принцип исторического развития; оправдание любых гнусностей существующего режима их историческим происхождением и мнимым соответствием «народному духу»; понимание идеи развития только как развития идеи, а преемственности развития — как преемственности идей. Тем не менее историзм во многих отношениях был ценным достижением общественных наук.

Внешним выражением торжества историзма в первой половине XIX в. было всеобщее увлечение историей, о чем свидетельствуют поч­ти повсеместное появление исторических обществ, исторических журна­лов, исторических музеев; публикации обширных серий источников национальной истории; быстрый рост исторической научной и научно-популярной литературы; необычайный успех исторических романов Вальтера Скотта и его подражателей; увлечение исторической тематикой в поэзии, театре, живописи. За XIX в. утверждается в это время репутация «исторического века», противопоставляемого «антиисторическому» веку Просвещения.

Важное значение для плодотворного развития исторического зна­ния имело в эти годы наряду с историзмом учение о диалектическом ха­рактере всемирно-исторического развития. Диалектика. как форма дви­жения исторического процесса Находит выражение в борьбе противоположных начал и в ее завершении или преодолении путем их синтеза Эта имевшая первостепенное значение для развития общественных наук теория была разработана немецкой классической философией, прежде всего Гегелем, в чисто идеалистическом духе, т. е. как борьба не в материальном мире, а исключительно в мире идей. Тем не менее принципы диалектики, не говоря уже о величайшем значении, которое они приобрели после их материалистического преобразования Марксом и Энгель­сом, даже в идеалистической форме были большим достижением.

Романтическое направление в историографии отличалось в отдель­ных странах своими национальными особенностями. Во Франции, клас­сической стране Просвещения и буржуазных революций, важнейшим до­стижением историографии была идея классовой борьбы как движущей силы исторического процесса. Однако романтическое направление про­явилось во Франции главным образом в стремлении к художественно­му отображению прошлого путем тщательного воссоздания деталей бы­та и сохранения «местного колорита» (couleur locale). Наряду с романтизмом продолжало сильно сказываться влияние традиций националь­ной исторической мысли второй половины XVIII в., требовавшей преимущественного внимания к истории культуры.

В Англии, где промышленная буржуазия стремилась завладеть политической властью, ведя как в парламенте, так и вне его борьбу против земельной аристократии, историография приобрела довольно ярко выраженную партийную окраску: не только недавняя история, но даже исто­рия древнего мира трактовалась в торийском, консервативном, либо в вигско-либеральном, либо в буржуазно-демократическом партийном духе. Наиболее заметным выражением реакционного романтизма в Анг­лии явилось наряду с идеализацией средневековья также и преувели­чение ведущей роли сильных личностей, или «героев», в историческом процессе.

Наибольшие усилия дискредитировать идеи Просвещения были сделаны в Германии. Не только дворянство, но и широкие круги немецкой буржуазии были смертельно напуганы «эксцессами» Французской революции. Знаменитый историк Нибур усмотрел в ней лредзнаменование «гибели Запада». Буржуазно-демократическое и либеральное направле­ния, сохранявшие идейную связь с Просвещением, были представлены прежде всего немногочисленной гейдельбергской школой; большинство же историков стояло на позиции реакционного романтизма, пропагандировало культ государства и силы, воинствующий национализм, испы­тывало отвращение и страх перед массовыми, движениями. Успехи не­мецкой историографии этого периода проявились в области философии истории, в эрудиции, в усовершенствовании вспомогательных историче­ских дисциплин и техники исторического исследования.

В историографии США романтизм с самого начала получил литера­турную окраску. Историки так называемой «ранней школы» восприняли один из принципов романтизма — «культ героев», но он получил на аме­риканской почве республиканское звучание. Характерное для романтиз­ма обращение к прошлому, внимание к «национальному.духу» преломи­лись в Америке в поэтизацию войны за независимость США. Но уже в этот период мысль об особенностях национального развития перераста­ла в учение об исключительности «избранного народа» — поселенцев-пуритан.

Отход от просветительских идей, симпатии к реакционной романти­ке характерны также для русской дворянской историографии (Карам­зин). Передовая историческая мысль в России тех лет была представле­на не столько историками-профессионалами, сколько публицистами, литераторами, разрабатывавшими концепцию истории с революционно-демократических позиций. Русская помещичье-буржуазная либеральная историография, представленная историками так называемой «государственной школы», приобретает общественное значение лишь к концу рассматриваемого периода – в 40-х годах.

В Польше протест против гнета царизма придал историографии ярко выраженную национальную окраску, под которой можно было различить или реакционно-дворянскую, или буржуазно-либеральную си­стему взглядов. В 30—40-х годах усиление польского национально-освободительного движения, расширение его социальной базы привели к вы­делению из ранее господствовавших направлений революционного романтизма, блестящим представителем которого был выдающийся исто­рик Иоахим Лелевель.

Помимо романтизма уже в первой половине XIX в. в идейной жиз­ни развитых государств и в историографии наметилась и другая, еще слабая; но вполне ощутимая тенденция. Она свидетельствовала о росте в обществе новой социальной силы, стремившейся, пока еще на ощупь, создать свою систему взглядов, построить свое собственное историче­ское миропонимание, направленное против набиравшего силу истори­ческого мировоззрения буржуазии. Формирование фабричного пролета­риата, обострение борьбы между капиталом и трудом, пауперизация широких трудящихся масс — все эти неизбежные спутники становления и укрепления капиталистического строя стимулировали развитие социа­листической мысли, зачатков великой освободительной теории пролета­риата. Нотки социального протеста нового класса слышатся уже в фи-лософско-исторических построениях великих утопистов^:социалисток (Сен-Симон, Фурье, Оуэн), в трудах представителей французского уто­пического коммунизма (Кабе) и т. д. Еще более определенно зазвучал голос рабочего класса в первых произведениях чартистской историогра­фии и революционной публицистики (Дж. Б. О'Брайен, Дж. Гарни) В 1848 г. появление «Манифеста Коммунистической партии» ознамено­вало начало-великого переворота в общественной мысли, превращения истории в подлинную науку. Нарастающий вызов буржуазии в области идеологии обещал сделаться значительно более грозным по мере дальнейшего обострения классового конфликта между буржуазией и пролетариатом. Конфликт этот становился центральным антагонизмом нового общественного строя.