Традиционное болгарское «солнце» на потолке

 

     В целом же, внутреннее убранство кышты болгарина Васила (и других состоятельных болгар) было очень похоже на убранство жилищ их соседей-турок. За пятьсот лет совместной жизни у болгар и турок стало много общего и в домашней обстановке, и в жизненном укладе. Много общего стало даже в их внешнем облике: многие городские болгарки, как и турецкие женщины, стали носить просторный плащ — фереджэ, а лица скрывать за густой вуалью- яшмаком, а болгарские мужчины надели турецкие фески.

     Кстати, и турецкий язык стал для многих болгар как бы вторым языком. Владели они им настолько хорошо, что сами турки порой не могли отличить этих болгар от настоящих турок. Так, например, сам бай Васил очень хорошо говорил на турецком языке, а для его сына Христо, выросшего рядом с турецкой махалой, в окружении турецких детей, турецкий язык был, можно сказать, вторым родным. Порой набегавшись, наигравшись со своими турецкими сверстниками, Христо забегал к себе в дом и, забывшись, продолжал говорить по-турецки с домашними.

      Кроме турецкого языка многие болгары в то время владели еще и греческим языком. Более того, в официальных турецких документах болгары назывались не иначе, как «руммимилети», то есть «греческим народом». Это был период, когда болгары еще не восстановили свою церковь, и все богослужения осуществляла Константинопольская Патриархия на греческом языке, и, чтобы хоть что-то понимать в греческих проповедях, болгары были вынуждены знать греческий язык. Кроме того, знание греческого языка помогало в торговых делах. И образование, в основном «килийное» (т.е. в монашеских кельях), церковное, осуществлялось так же, большей частью, на греческом языке. Славянской, болгарской грамоте нужно было учиться особо и самостоятельно.

     С соседями-турками Зафировы жили дружно. Кумшулук (калитка к соседям) между кыштой бая Васила и домом его комчия (соседа) Ильхами-бея открыт был всегда. Мехмед- сын Ильхами-бея был близким другом Христо, в детстве они много времени проводили вместе, и оба дома были местом их общих игр.

    ... В предгорьях темнеет быстро. Вот и над Ески-Загра сгустились сумерки, и в окошке дневно бая Васила забрезжил неверный свет. Если заглянуть в окно, то видно, что в комнате царит полумрак, разгоняемый по углам светом от свечи, стоящей на суфре, и от кандила, горящего в углу под божницей с темными иконами, где сам Васил крестясь и кланяясь заканчивает молитву. Его гигантская тень то уменьшается, так что пропадает вовсе, то вновь появляется и вырастает до гигантских размеров, достигая потолочного «солнца». За этими удивительными превращениями тени бая Васила наблюдает его сын Христо- вихрастый рыжеволосый подросток, сидящий за суфрой перед свечкой. При этом Христо водит пальцем по странице старого букваря и, слегка раскачиваясь, монотонно выговаривает «…оксия, вария, камора, звательцо…» (Сноска: «О ксия, вария, камора, звательцо» - виды ударений в славянском языке).      Заканчивая молитву, бай Васил прислушивается к бормотанию сына. Сам хозяин дома человек по тому времени довольно образованный: окончил в Ески-Загра общеобразовательное училище, счетоводческие курсы, регулярно посещает читалище (общественный образовательный центр). Кроме того, бай Васил уже нескольких лет входит в общинную комиссию по надзору за школьным образованием. Он понимает значение образования и поэтому внимательно следит за учебой сына.

     Тем временем ветерок доносит с улицы легкий запах свежего навоза и парного молока, и вечерний воздух наполняется дребезжанием чанал (Сноска: Чаналы - медные погремушки на шее домашнего скота), тяжкими коровьими вздохами и мычанием: с выпаса возвращается стадо.

     Спустя некоторое время на крыльце дома слышатся легкие шаги, и со двора в комнату входит Гана, племянница матери, помогающая ей по хозяйству. В руках у Ганы глиняный кувшин с молоком. Скинув с ног уличные царвули (Сноска: Царвули - кожанная обувь наподобии лаптей) она проходит на кухню, где мать готовит ужин, и через несколько минут оттуда доносится голос матери «Христо, синко, ела да пиеш мляко».

     Молоко парное, сразу после вечерней дойки мальчик не очень любит. Но он закрывает букварь, набожно крестится, и, поклонившись отцу, послушно идет на зов матери...

 

Годы духовного роста

    ... За полтора года домашнего обучения Христо осилил букварь, мог читать кафизмы простой Псалтири, знал таблицу умножения и умел выполнять арифметические действия с числами до тысячи. 

     Когда домашнее образование себя исчерпало, пришло время подумать и о настоящей учебе. Дальновидный бай Васил хотел, чтобы его сын продолжал образование на болгарском языке.

     Поскольку турецкое правительство не было заинтересовано в образовании на национальных языках, то государственных болгарских учебных заведений в Османской Империи не было, и болгарам приходилось самим открывать свои школы, самим подбирать педагогов, и содержать их на добровольные пожертвования. И делалось это с помощью общин.

     В то время общины были легальными выборными болгарскими органами самоуправления, представляющими интересы болгарского населения в турецких городах и вилайетах. Председатель, секретарь, и все члены общины выбирались из представителей болгарских торгово-ремесленных эснафов, и представителей болгарских махал данного города.

     И именно общины собирали добровольные пожертвования для организации болгарских учебных заведений. А специальная общинная комиссия осуществляла «...надзор за пансионами, точным исполнением школьного устава и вообще надлежащим ходом школьных дел».

     Те действия для создания своих национальных школ и усилия для налаживания в них учебного процесса, которые приходилось болгарам в то время предпринимать, можно охарактеризовать как подвиг народа. О нем писал русский ученый-славист В. И. Григорович: «Если принять во внимание недостаток пособий, равнодушие тех, которые скорее хотят быть покровителями, чем содействователями, и, наконец, совершенное отчуждение высшей власти, то учреждение болгарских училищ можно почесть достопримечательнейшим явлением в просвещении европейской Турции. В сравнении с другими, соседними племенами болгарам принадлежит заслуга, что они без постороннего содействия положили основание своему собственному образованию».

     В Ескизагрской общине Зафировы имели значительный вес. Ильчо Зафиров, дядя Христо, был кассиром общины, а бай Васил уже много лет был ее почетным членом, одним из общинных ктиторов, жертвующих на болгарские школы и церковные обряды.

     К моменту, когда Христо «созрел» для учебы, в Ески-Загра было уже несколько мужских и женских училищ, дающих образование на болгарском языке. Христо поступил в училище при церкви святого Николы.

    ...По уровню доучилищной подготовки новички в училище разнились очень сильно. Много было совсем неподготовленных. Чтобы не переводить зря дорогостоящую бумагу, такие ученики писали палочками в специальных ящиках с песком. Более продвинутые (их было всего несколько) использовали мел и небольшие индивидуальные грифельные доски. И только двое самых подготовленных учеников (одним из которых был Христо) могли и должны были писать перьями на бумаге.

     Ради такого случая бай Васил подарил сыну изящный бронзовый дивид- устройство, откусывающее конец гусинного пера для его дальнейшей заточки, с емкостью для хранения чернил. Чернила изготавливались из разведенного водой порошка, полученного от перемола хвойных шишек. Солидно, как старшеклассник, Христо стал носить свой красивый, играющий солнцем, дивид на поясе подрясника (в училище все ходили в черных подрясниках до пят), и очень этим гордился.

     Учителя в Светиникольском училище были хорошие, с широким кругозором. Некоторые из них получили образование в Европе, владели иностранными языками. 

     Среди предметов, изучаемых в училище, кроме начальных, базовых: чтения, письма и счета, были болгарский и турецкий языки, алгебра и геометрия, физика, философия, всеобщая и болгарская истории. Так от своих учителей Христо впервые узнал про Паисия Хилиндарского, который написал о героическом прошлом Болгарии. Узнал о том как славно бился с византийцами болгарский хан Аспарух, как жестокий византийский император ослепил четырнадцать тысяч болгар, как хан Калоян разбил крестоносцев и пленил их предводителя Болдуина, про Симеона Великого, при котором болгары достигли наибольшего могущества, и многое, многое другое, что заставило Христо впервые осознать древность и богатство истории своего народа, почувствовать его величие.

     И именно в этом заключалась причина, по которой отношение к учебе в болгарских училищах в то время было очень серьезным: болгарское просвещение (знакомство с болгарской историей, языком и литературой) помогало национальной самоидентификации, формировало национальное сознание и национальную гордость – первые шаги на пути к правильному, глубокому пониманию необходимости национальной свободы. И в этом смысле хорошая учеба была своего рода актом патриотизма.

     И, возможно, уже тогда, в стенах училища, впервые осознав важность и значение просвещения, юный Христо почувствовал тягу к просветительству, к духовной деятельности, к Высокому Служению. 

     Надо сказать, что педагогов для новичков в училище не хватало, и в начальных классах активно применялось «взаимовспоможение»: более продвинутые ученики обучали менее продвинутых. Обучая других, учащиеся закрепляли свои собственные знания, параллельно развивая дополнительные навыки общения и обучения. Способные ученики, окончившие начальную школу с такой формой обучения, обладали устойчивыми знаниями и становились хорошими помощниками учителям, а в некоторых случаях могли полностью их подменять. Эта система обучения называлась «белланкастеровской». В болгарских училищах она к тому времени практиковалась уже лет тридцать, с тех самых пор, как болгарский патриот - меценат Васил Априлов послал монаха-просветителя Неофита Рильского в Румынию для изучения этой системы и внедрения ее во вновь созданном им Габровском училище.

     У Христо помощь отстающим товарищам вошла в привычку, и переходя в старшие классы он продолжал вести занятия для младших и неуспевающих школьников, постепенно превращаясь в профессионального педагога и наставника.

      Качество учебы в училище подкреплялось специфической формой контроля. Проходя определенную ступень обучения, учащиеся сдавали экзамены, подтверждающие право перехода на следующую ступень. Эти экзамены проводились в открытом режиме, то есть на них кроме преподавателей-предметников, непосредственно опрашивающих экзаменуемых, присутствовали уважаемые люди города, которые тоже имели право задать вопрос. Присутствовали также и родственники экзаменуемых. И плохо отвечать в такой ситуации означало осрамиться перед всем «миром», и не только самому, но и осрамить своих родственников. Поэтому и учились и к экзаменам готовились с величайшей ответственностью.

     Но дети всегда есть дети и, несмотря на необходимость серьезного и ответственного отношения к учебе, детская энергия требовала выхода, а это приводило порой к тому, что некоторые ученики допускали нарушения заведенного порядка и дисциплины. К таким случаям в училище относились строго. За неподобающее, по мнению учителя, поведение провинившегося секли розгами.

     Надо сказать, что и Христо не был «ангелом с крылышками». Физически он был крепким, энергичным, подвижным подростком, и вел себя так же, как и большинство его сверстников. Любил компанию, общие игры. Товарищи звали его: «Ахмар» – рыжий. Прозвище отвечало цвету его волос, но оно так же говорило о том, что у его владельца живой и очень активный характер. Товарищей у Христо было много, но настоящих друзей было только двое: его сосед Мехмед –сын Ильхами-бея, и Мирко. Мехмед был на год старше Христо, а Мирко – на год младше.

     Все свободное времени друзья проводили вместе, находя себе самые разные занятия для общения и игр. В Новый Год (первого сентября), и зимой, в рождественскую ночь, накинув козлинные шкуры, они вместе с толпой других детей (самых разных национальностей) скакали и орали дурными голосами сурвакарские песни (подобие калядок). При этом чеченские дети вдохновенно исполняли «лезгинку», турецкие - пели смешные песенки на турецком, и потом все вместе с удовольствием поедали угощения, дарованные за их выступления. В летнее время огненная шевелюра и конопатая физиономия Христо то и дело мелькала в толпе сорванцов на городских улицах и в чершии. В жару они строили запруды на мелководной Бедечке и ловили раков, лазили по чужим садам, а бывало даже доили коров на выпасе за городом. Пастух –старый дядо Марко, опираясь на длинную гегу (Сноска: Гега - длинная пастушья палка, обычно с сучком на конце) дремал у своего шалаша и не замечал возни на дальнем краю поля.

      Особенно любил Христо игру в ачики. Причем, в силу своего характера, игре он отдавался полностью: спорил до хрипоты и дрался по поводу нарушений правил игры. Однажды он даже чуть было не подрался с Мехмедом, когда при игре в «хана» тот задел кости рукой, но стал утверждать, что этого не было и отказывался передать право вести игру. Потом они, конечно, помирились, но в «хана» Христо с Мехмедом больше не играл. Мехмед же, поддразнивая вспыльчивого друга, предлагал «Эй, Ахмар, давай, сыграем в «хана» носами? Ну, чтобы не касаться ачиков руками...». Эти слова неизменно приводили Христо в хорошее настроение, потому что нос у турка Мехмеда был весьма солидный, да еще со здоровенной бородавкой на конце. 

   А однажды уже подросшие оболтусы (Христо тогда было уже четырнадцать) стащили у уснувшего у Верхнего Поста солдата винтовку, и пятнадцатилетний Мехмед, уже где-то научившийся обращаться с оружием, оттянул затвор и выстрелил у солдатика над ухом. После выстрела, бросив оружие, хулиганы кинулись «врассыпную». Солдатик выстрела испугался не сильно, вскочил, быстро перезарядил винтовку и стал стрелять вслед убегающим, но, к счастью, никого не задел (а, скорее всего, и не собирался, а просто пугал. Хотя Мирко показывал у себя на плече довольно глубокую царапину и утверждал, что это «след от пули»).

   Надо сказать, что тогда местное население солдат не очень жаловало (снабжение турецкой армии в то время было крайне слабым и не регулярным, и в отдельные, довольно длительные периоды времени солдаты вынуждены были сами добывать себе пропитание, промышляя откровенным мородерством, что вызывало у горожан справедливое недовольство), но то что сделала молодежь переходило всякие рамки. Тем более, что все могло кончится трагически.

   Об этой «шутке» очень скоро стало известно всем заинтересованным сторонам. С помощью немалого бакшиша дело малолетних башибузуков удалось «замять», но бай Васил провел тогда с сыном серьезную «разъяснительную работу», после которой Христо два дня не мог нормально сидеть. Мать, жалея сына, мазала пострадавшее место касторовым маслом чтобы «быстрее подсохло».

   Христо воспринял наказание как должное. Он понимал справедливость отцовского гнева. Да и вообще, в традиционной болгарской семье мнение родителей было непререкаемым, родители были первыми людьми на Земле, вторыми после Бога, и Христо подчинялся им полностью.

     В училище же Христо секли всего два раза. Один раз за то, что, пытаясь сбить высоко висевшую шишку с кедра, росшего в училищном метохе, он промахнулся, и брошенная им палка разбила окно. Другой раз за то, что изображая походку хромого учителя турецкого языка, обладавшего на редкость писклявым голосом, и не заметив, что учитель уже находится в классе, Христо проковылял к доске и пропишал по турецки фразу, которой этот учитель предварял каждый урок «Итак, глупые дети, возблагодарим всемилостивейшего султана, отца нашего, за его мудрость и справедливость, и запишем...».

    ...Так Христо и рос: хоть и не ангельским ребенком, но в целом нормальным: трудолюбивым, стремящимся к знаниям и почитающим старших. Надо сказать, что в душевной стабильности юного Христо, в преодолении изломов переходного возраста большое положительное значение имела его ранняя религиозность.

     Наверное, любая великая религия проповедует терпение, скромность запросов, обуздание страстей, душевное смирение, как основы поведения человека в обществе, основы социальной стабильности.

     Родители Христо были глубоко верующими людьми и старались привить чувство веры и нормы христианской морали своим детям с их ранних лет. Их искренняя вера, ежедневные молитвы и дома перед божницей и в церкви, куда по воскресеньям и праздникам всем строго предписывалось ходить, поддерживали и развивали в детях религиозные чувства, приверженность духовным ценностям, главными из которых были смирение и любовь к ближнему. Набожное семейство Зафировых вместе со всеми ревностно соблюдало все церковные даты и праздники: великие, двунадесятые, и другие. Участие в этих духовных событиях внутренне обогащало Христо, укрепляло его веру, наполняло его жизнь глубоким смыслом. Всенародные духовные акции сопровождались удивительным чувством народного единения, давали Христо возможность почувствовать роль и значение церкви в жизни своего народа.

     Кроме того, среди предметов, преподаваемых в училище, был один, к которому у Христо было особое отношение. Это был Закон Божий, состоявший из церковных молитв, священной истории, объяснения богослужения и христианского вероучения. 

     Законоучителем был настоятель Светиникольской церкви отец Иоанн. Кроме собственно Закона Божия, отец Иоанн руководил молитвой учащихся, чтением ими религиозных книг, наставлял в соблюдении религиозных правил. Это был человек на удивление образованный, рассудительный и высокодуховный, и Христо потянулся к нему душой. Он стал активно помогать отцу Иоанну в проведении занятий, напросился прислуживать во время служб в небольшой и очень уютной церкви Св. Николы, следил там за лампадами, алтарными подсвечниками, за кадилом, чтобы в нужный момент в нем горел уголь. Со временем отец Иоанн стал поручать Христо читать за богослужениями, а когда псаломщих – ученик старших классов закончил училище и уехал, то Христо, по рекомендации отца Иоанна, заступил на его место. Так, постепенно, перед Христо стала открывалаться новая реальность – реальность духовной жизни.

     И отец Иоанн, видя, что Христо хорошо учится и что его привлекают богослужения и духовное чтение, стал советовать ему подумать о пастырско-учительской деятельности, характеризуя эту деятельность, как Великое Поручение.

     -Церковь, - говорил отец Иоанн, - дает людям возможность соединения с Богом, возможность быть услышанными и получить милость Всевышнего, Его любовь и прощение. И через это Соединение человек потихонечку, понемножечку, через огромные труды сам становится похожим на Бога. Нигде, никогда, ни при каких обстоятельствах, ни в каком другом месте, ни в каком другом мире это не может с человеком произойти. Только в Церкви человек может духовно приблизится к Богу, то есть сутью своей стать похожим на Него. И служить в Церкви– высокая миссия, следование Великому Поручению: идите и научите.  

     - Но это не просто, – говорил отец Иоанн в другой раз, – непросто: сразу пойти и научить. Для этого необходимо обладать знаниями и, самое главное, нужно самому быть духовно зрелым, то есть обладать определенными качествами, которые достигаются путем самосовершенствования, взращивания духовных плодов. Чтобы стать священником, пастырем человеческих душ, необходимо чтобы такие добродетели, как любовь, которая вбирает в себя все остальные добродетели, или смирение проявлялись во всех твоих делах.

     Но наставляя юного Христо, привлекая его к Высокому Служению, сам отец Иоанн руководствовался при этом хоть и высокими, но чисто практическими соображениями. Был уже конец 60-х годов 19-го века, и к этому времени Константинопольская патриархия практически утратила реальную власть в болгарских землях, и греческие священники покинули Болгарию. И сразу же остро встал вопрос о замене ушедшего греческого духовенства болгарским: грамотных болгарских священников и архиереев катастрофически не хватало. Отец Иоанн много лет был активным участником борьбы за церковную независимость, состоял в переписке со многими известными церковными деятелями и хорошо знал нужды Болгарской церкви. Поэтому-то он, видя склонность Христо к церковно-учебной деятельности, настоятельно рекомендовал ему подумать о священническом служении. Но на тот момент Христо еще не был готов принять столь ответственное решение.

 

 

 

 

Христо-болгарин

     Н еотъемлемой частью духовного роста Христо, был и рост его национального самоосознания.

     Родившись в болгарской семье и, живя среди болгар, Христо, конечно, с раннего детства знал, что он - болгарин. Но в детстве это знание было поверхностным и малосодержательным. Играя в общие игры на тесных каменных улочках Ески-Загры, разделяющих разные национальные махалы, он, в ватаге одинаково худых и смуглых сверстников не видел и не чувствовал особой разницы между собой и детьми других национальностей.

     И только взрослея, взростая на почве своей родной культуры, органически впитывая эту культуру в ее все более полном и более глубоком содержании, во взаимосвязи с окружающим миром, в столкновении с реальностью, Христо постепенно становился настоящим сыном своего народа, носителем болгарского духа, во всей полноте осознающим свою культурную и национальную особенность.

     «Процесс впитывания» болгарской культуры, происходил у него естественным образом, постоянно и всюду, где бы он не находился. В училище он получал знания по болгарской истории, знакомился с произведениями болгарской и славянской литературы. А вне училища сама жизнь демонстрировала ему богатство и своеобразие взаимоотношений его народа с окружающим миром, народные обычаи и традиции, особенности труда и отдыха.

     Специфику болгарской души, особенности болгарского мировоззрения больше всего отражали многочисленные народные праздники, такие как Мартеница-первый день весны, Предой – день дояров, Трифон Зарезан –день виноградарей, Тудорица или Лошадиная Пасха –день здоровья лошадей, и другие.

     Особенно Христо нравился весенний праздник «курбан». В дни «курбана» как-то по-особому весело начинали звенеть горные потоки, и теплые солнечные дни, и молодая зеленая поросль, пробивающаяся отовсюду, и чистый, прохладный воздух, наполненный ароматом цветущих деревьев, радовали душу и грели сердце. Праздник «курбан» был очень древний. И была в нем какая-то первозданная, природная сила и притягательность. Основной обряд в этот праздник состоял в том, что резали овец, готовили чеверме (Сноска: ягнята на вертеле), и курбан чорбу (Сноска: пряный наваристый мясной суп с крупой) и ели приготовленное всем селом. После еды начинались песни, соревнования, в которых Христо с удовольствием участвовал. Вместе с другими парнями он качал девушек на привязанных к деревьям качелях, а вечером, после захода солнца танцевал в хороводе вокруг большго костра под звуки волынки и барабана – тыпана. Самое же интересное было в конце: когда огонь в костре затухал, появлялись особые люди – нестинары, которые в трансе начинали ходить, приплясывая, босиком по раскаленным углям, оставшимся от костра. В этом особом состоянии нестинары пророчествовали о видах на урожай, просили у высших сил здоровья, и благоденствия людям.

     И, конечно же, полное знакомство с народной культурой, невозможно без знакомства с ее особой, сакральной частью - народными обрядами, отражающими желание людей жить в согласии с матушкой природой. Эти обряды и их исполнение у болгар имеют, порой, весьма причудливые формы. В одном из таких обрядов Христо даже довелось принять участие.

     Было это недалеко от Ески-Загры, в селе Ягода, где проживали родственники его матери, и куда он приехал на лето чтобы помочь этим родственникам по хозяйству. Лето в тот год было чрезвычайно засушливым. Последний дождь прошел в середине мая, а была уже середина июля. То есть уже два месяца как на возделанные поля с неба не упало ни капли влаги. Что бы спасти хотя бы малую часть страдающих от засухи посевов, жители села были вынуждены каждый день задолго до восхода солнца начинать возить на волах на поля бочки с водой из ближайшей речки, которая тоже к тому времени уже совершенно обмелела и грозила и вовсе пересохнуть. И тогда сельчане решили провести старинный обряд вызывания дождя. Обряд этот почему-то назывался Ге́рман. Германа нужно было хоронить и оплакивать. И чем больше слез будет пролито при оплакивании Германа, тем, по поверью, выше будет вероятность дождя. Сельчане из глины слепили некую куклу-этого самого Германа. На лице куклы бобами выложили глаза, из стручка красного перца сделали нос и, поскольку Герман умер, руки ему сложили на груди, как у покойника. Герман был обнажен и имел несоразмерно большой фаллос. Как объяснил Христо хмурый дядька, прикреплявший этот «предмет» к телу Германа, это нужно «чтобы показывать, откуда должны появиться тучи». Когда Герман был готов, началась собственно процедура похорон. Громко, заголосили женщины «Умер мамин Герман, умер мамин красавец, умер от засухи». Германа положили на керамиду (черепицу) и похоронная процессия с плачем и причитаниями направилась к реке чтобы похоронить, точнее - утопить Германа. По завершению похорон участники обряда сами вошли в реку и начали в ней плескаться. Плач и причитания при этом не прекращались. Но на обратном пути, «плакальщики» свой плач неожиданно прервали и принялись громко смеяться и хохотать, приговаривая: «Досюда плач, отсюда веселье». Завершились эти необычные похороны приятно: по возвращению в село участников ритуала ожидали накрытые «поминальные» столы с «поминальными» чарками крепкой ракии и танцы под луной. Все это было необычно и удивитильно. Но дальнейшее удивило Христо еще больше. В самый разгар ночного веселья неожиданно налевший порыв ветра вздыбил на столах скатерти, ярко осветился край неба, ударил гром, и, заливая «поминальную» утварь и самих «поминальщиков», из черной бесконечности неба обрушился ливень. И это был настоящий потоп, продолжавшийся двое суток!

      

Мехмед

     М ехмед был ближайшим другом Христо с самого раннего детства. Их дома стояли рядом, и друзья, как два родных брата - близнеца все время проводили вместе: вместе играли, вместе ели и спали, то в одном доме, то в другом. Позже к их «дуэту» присоединился и Мирко. И ребята сдружились настолько, что родственники и знакомые называли их «неразлучной троицей». 

     Отец Мехмеда - Ильхами - бей работал инженером - «присматривал за хозяйством» на городской насосной станции, построенной несколько лет назад. Станция подавала воду в главное административное здание города, в некоторые городские кварталы и чершию.   

     По характеру Ильхами -бей был человек добрый, общительный. Он любил по вечерам выкурить трубочку с баем Василем и обсудить городские новости. К Христо он относился как к сыну.

         

  ...Мехмеда за «шутку» на Верхнем Посту родители не пороли. Но вскоре после той злополучной истории Ильхами-бей призвал сына к себе, оглядел с головы до ног, и, порадовавшись его немалому росту и физической зрелости

 («А балбес -то уже здоровенный!»), сказал, что надумал определить его в военные. По мнению Ильхами - бея для такого крепкого парня карьера военного была в самый раз.

-  И мозги там на место хорошо вправляют... Вот только в какую из военных школ тебя отдать?

Но, неожиданно, решению отца воспротивилась мать Мехмеда.

- Ильхами! - сказала эта мудрая женщина, - посмотри, ну какой из него военный! Он курицу не обидит! Он всех защищает, за всех переживает! У него характер мягкий и душа отзывчивая! И, несмотря на шалости, он вдумчивый, у него прекрасная память, он, в отличие от других своих сверстников, уже хорошо читает и пишет по - арабски! Он не военный! Но он может быть успешным на каком-нибудь... «интеллектуальном» поприще.

   Послушав свою жену (он был неглупый человек) и взвесив все «за и против», Ильхами - бей, в конце концов, решил выучить сына на муллу. А для этого лучше всего было отправить Мехмеда в Стамбул, где было несколько старинных медресе, дававших хорошее мусульманское образование. Кроме того, в Стамбуле жил родной брат Ильхами - бея, на поддержку которого во время учебы Мехмеда Ильхами - бей расчитывал.

  ...Перед отъездом друга Христо и Мирко пришли на его проводы. Они немного завидовали Мехмеду, ведь он будет жить в таком великом городе!

  ...Прощаясь, друзья строили планы о том, как они увидятся в следующий раз. Тогда им казалось, что ничто не может их разлучить, что вынужденное расставание будет недолгим, и скоро они встретятся вновь. И какой радостной будет эта встреча!

     Как они ошибались! Ураганные ветры освободительной эпохи уже вовсю веяли над Балканами. И прежняя устоявшаяся жизнь стонала и рушилась под их сокрушительными порывами. Не суждено было сбыться планам друзей. Новая надвигающаяся реальность внесла в них свои жестокие коррективы.

     Чтобы узнать при каких обстоятельствах произошла его следующая встреча с Христо, придется перенестись вперед на дeсять лет - в кровавые будни последней Русско - Турецкой войны.

     А с Мирко Мехмед уже не увидится никогда...

Встреча через десять лет

     Да, в следующий раз Христо встретился с Мехмедом лишь через десять лет. И случилось это в календарный Новый Год - тридцать первого декабря (тысяча восемьсот) семьдесят седьмого года. До этого момента друзья ни разу не виделись. Мехмед несколько лет безвылазно учился, затем сразу попал в армию, и его отправили служить куда-то очень далеко, кажется, в Египет. Так что с некоторых пор Христо вообще ничего о нем не слышал.

    ...К этому моменту в Освободительной войне уже произошел коренной перелом: после нескольких месяцев тяжелейшей осады, под ударами русских пала Плевна. И до фактического окончания военных действий - взятия Адрианополя, оставалось всего десять дней. Но турецкая армия все еще оставалась грозной силой, стремилась к реваншу и наносила русским войскам тяжелые и болезненные удары.

     Весь декабрь дьякон Григорий Зафиров находился в Габрово - рабочем городке в горном урочище на берегу быстрой горной реки Янтры, у подножья Шипкинского перевала. Сюда его (и еще двух терновских священников и двух монахов Лясковского монастыря) направил его личный духовник и духовный «тезка» митрополит Григорий Немцов, управлявший в то время Тырновской епархией. Григорий Немцов долгое время хранил верность султану, но после падения Плевны, видя, что Господь благоволит единоверцам - русским, стал активно с ними сотрудничать. И своих священников и монахов он направил для «оказания всемерной помощи» местному батюшке отцу Тодору и русским полковым священникам по просьбе русского командования.

     Шипкинский перевал с военной точки зрения был важным стратегическим пунктом. Русские заняли его еще летом, и, несмотря на непрекращающиеся попытки турецкой армии вернуть над перевалом контроль, цепко удерживали его в своих руках. Но наступила зима, а с ней пришли снега и морозы, особенно сильные на продуваемом со всех сторон горном хребте. И теперь русским противостояли не только войска Империи, но и сама природа: на шквальном ледяном ветру худые солдатские шинели промерзали настолько, что трескались и ломались. От сильного мороза руки солдат примерзали к стальным стволам ружей и пушек. Упавших от холода и усталости людей буран в считанные минуты засыпал снегом.

     За тот месяц, что Григорий находился в Габрово, с перевала больными, обмороженными, умершими от переохлаждения и погибшими от постоянных обстрелов тяжелых турецких мортир было спушено больше десяти тысяч человек! И при этом генерал Радецкий, командовавший «шипкинскими сидельцами» неизменно докладывал высшему командованию что «На Шипке все спокойно»!

     Среди убитых и раненых были и войны болгарских дружин.