Глава V. Расселение и численность адыгов в первой половине XIX В.

Прежде всего, следует отметить, что по этой проблеме существует достаточно большой круг литературных источников. Следуя их указаниям, можно без особых затруднений обозначить общую территорию, занимаемую адыгами в первой половине XIX в. Несколько труднее, но всё же возможно довольно достоверно определить территорию расселения каждой из адыгских этнических групп.

Одна из причин существования неоднозначного и часто ошибочного мнения в вопросе расселения адыгов заключается в не точном определении рядом авторов термина «черкес», т.е. применение его не только к собственно адыгам, но и по отношению к другим кавказцам, прежде всего к абазинам и убыхам. Впрочем, расширенное толкование слова «Черкес» имело под собой реальное основание. Известно, что в первой половине XIX в. убыхи, к примеру, весьма сблизились с причерноморскими шапсугами в культурно-бытовом и политическом отношениях, владея, как правило, наряду с родным и адыгским языком. Ф.Ф. Торнау (конец 1830-х гг.) по этому поводу замечал: «... убыхи, с которыми я встречался, всегда говорили по-черкесски» (93, с. 428). Абазины, как южные, так и северные также к началу XIX в. находились под сильным политическими культурным влиянием адыгов и в быту мало чем от них отличались (93, с. 425-426). Это обстоятельство объясняется прежде всего тем, что адыги в то время были самым значительным по численности этносом на Северном Кавказе, оказывавшим большое и всестороннее влияние на окружавшие его народы.

В результате изучения различных источников при правильном толковании термина «черкес» территория расселения адыгов в начале XIX в. определяется следующим образом. Начиная от северо-западной оконечности Большого Кавказского хребта, адыги заселяли обширную территорию по обе стороны примерно на 275 километров (считая по водораздельному хребту с северо-запада на юго-восток), после чего их земли переходили уже исключительно на северные склоны Кавказского хребта в бассейн Кубани, а потом Терека, простираясь на юго-восток ещё примерно на 350 километров.

По побережью Чёрного моря адыги занимали территорию протяженностью около 250 километров (от Анапы до Шахе), гранича на юге с убыхами.

В самом широком месте земли адыгов простирались от берегов Чёрного моря на восток до Лабы примерно на 150 километров (считая по линии - Туапсе-Лабинская), затем при переходе из бассейна Кубани в бассейн Терека эти земли сильно сужались, чтобы опять расшириться на территории Большой Кабарды до 100 с лишним километров.

К началу XIX в. существовало 18 этнических подразделений адыгов, по старой терминологии - племён[62]. К середине века наиболее значительными по численности были: натухайцы, шапсуги, абадзехи, егерукайцы, мамхеги, махоши, хатукайцы, бжедуги, темиргойцы, бесленейцы, кабардинцы.

Начиная с северо-запада, первыми от Черного моря жили натухайцы (натхъуэдж). Границами их поселений на берегу моря были устья рек Кубани (старое) и Пшада (по другим источникам Джубги), а с востока - р. Адагум. За натухайцами жили шапсуги (шапсыгь), занимавшие на северном склоне Большого Кавказского хребта территорию между Адагумом, Кубанью и Афипсом, считая её приток Шебш. Это был так называемый Большой Шапсуг. На южном склоне хребта шапсуги заселяли всё побережье от р. Пшад или Джубга до р. Шахе, так называемый Малый Шапсуг.

На юго-востоке от Б. Шапсуга между реками Афипс и Белая (Шха-гуаша) жили абадзехи (абдзах). Бжедуги (бжъэдыгъу), делившиеся на хамышейцев (хъымыш) и черченейцев (чэчэнаи), жили севернее абадзехов вплоть до р. Кубани. Хамышейцы жили от шапсугской границы до р. Псекупс, черченейцы - далее на восток, до р. Пшиш. По соседству с бжедугами на Кубани (в низовьях Пшиша) обитали жанеевцы (жанэ), жившие также среди натухайцев на Адагуме, шапсугов на р. Пшад, а также в 70 километрах вниз по течению Кубани, на острове Каракубань.

Севернее абадзехов и восточнее бжедугов-черченейцев, между нижним течением р. Пшиш и р. Белой обитали хатукайцы (хъэтикъуай) вместе с адамийцами (адами). Остальную территорию между р. Белой и р. Лабой занимали темиргойцы (кIэмгуй, чIэмгуй), мамхеги (мамхыгъ), махоши (махъош), егерукайцы (еждэркъуай). 

Последними в ряду адыгских племён, обитавших в бассейне р. Кубани были бесленейцы (бэслъыный). Их соседями на северо-востоке были ногайцы (ногай), которые жили между Лабой и Кубанью (бежали к адыгам за Кубань в XVIII в. под натиском русских войск).

Территория кабардинцев (къэбэртай) - самой восточной этнической группы адыгов - делилась Тереком на две неравное части, из которых западная была большей; Малая Кабарда лежала на восток от Большой Кабарды, простираясь по правому берегу p. Терек до Нижнего Наура; проведенная отсюда на юг, к р. Сунже линия, образовывала восточную границу Малой Кабарды, за которой шли уже земли чеченцев. На юге кабардинцы граничили с балкарцами, осетинами, ингушами. На запад от кабардинцев, в верховьях рек Кумы, Малки, а также в верховьях притоков Кубани Малого и Большого Зеленчуков, Урупа, Лабы жили северокавказские абазины.

Указанная схема расселения адыгских этнических групп предложена В.К. Гардановым (35, с. 19, 20, 24-27). Источниками для него послужили: карта Северо-Западного Кавказа, составленная Е.Д. Фелицыным (1848-1903), а также данные Л.Я. Люлье, Г.В. Новицкого, Ф.Ф. Торнау, К.Ф. Сталя.

Как видно из схемы, при определении территорий, занимаемых адыгами в прошлом, очень важное значение приобретала система рек, горных хребтов, которые являлись естественными пограничными рубежами для многих этнических подразделений. Правда, эти границы в достаточной степей были условными, размытыми, так как селения в зонах соприкосновения «племён» были смешаны.

Трудность, с которой сталкиваются исследователи, определяя «племенные» границы, заключается в том, что источники первой пол. XIX в. (карты, литературные источники, т.п.) не дают возможности полно и однозначно осветить интересующий нас вопрос.

Все карты этого времени не точны, более того, они так искажают местную топонимику, что пользоваться ими при определении границ, указанных в описаниях современников, крайне затруднительно.

Этим же недостатком страдает зачастую информация письменных источников, в том числе сообщаемая достаточно осведомлёнными авторами. Она также основана на принятой у местного населения топонимике. При передаче исторических названий средствами алфавитов других языков, они часто подвергались искажению. В связи с этим, географические данные трудно (а порой невозможно) сопоставить с адыгскими названиями и локализовать на местности.

Главная причина неудовлетворительного состояния источниковедческой базы заключалась в недостаточном топографическом изучении Северо-Западного Кавказа. А так как в первой половине XIX в. Россия находилась в состоянии войны с Черкесией, то сбор обстоятельных топографических данных был не только затруднён, но и, чаще всего, невозможен. Тем более, что подобная информация, а также данные о численности народонаселения, относились к разряду военных сведений.

По этой причине, воевавший на стороне адыгов Т. Лапинский, исключил из своей книги, опубликованной в 1863 г., сведения, могущие представлять интерес для русского военного командования. Вот как он сам объясняет этот факт: «Подробное топографическое обозрение и карту страны я не осмеливаюсь присоединить (к книге - автор), потому что незнание страны русскими есть одно из важнейших условий возможности сопротивления. Читатель, следовательно, поймёт, что не имею права злоупотреблять доверием народа, который мне, первому чужестранцу, позволил изучить свою страну» (94, с. 18).

Именно заботой о национальной безопасности, прежде всего, объясняется запрет на сбор подобного рода информации и как следствие отсутствие в русскоязычных источниках точных и однозначных данных о численности адыгов в первой половине XIX в.

Определением численности адыгов в указанный период занимались различные путешественники, а также частные и официальные лица, как по своей инициативе, так и по поручению генштаба Кавказского Отдельного корпуса. Сбором сведений о западно-кавказских горцах занимались, к примеру, Г.В. Новицкий и Ф.Ф. Торнау. «Однако, - по справедливому замечанию В.К. Гарданова, - несмотря на то, что офицеры эти не жалели своих сил, и проявляли максимум изобретательности при сборе необходимых данных рискуя иногда даже своей жизнью, все подсчёты адыгского населения были, как правило, малоудовлетворительными» (35, с. 50-51).

Ф.Ф. Торнау отмечал, что «все цифры, которыми обозначали кавказское население, брались приблизительно, и можно сказать на глаз» (93, 69).

Минимальные сведения о численности адыгов опубликовал Хан-Гирей, адыг по происхождению, в своих «Записках о Черкесии», которые он составлял для императора Николая I. Из его замечаний по поводу приведённой им цифры (265 тыс. человек) следует, что Хан-Гирей сознательно изменил данные информаторов. Характеризуя лиц, предоставивших ему статданные, как уважаемых и хорошо осведомлённых людей, он, тем не менее, занизил их, объясняя свой поступок нежеланием «впасть в грубые погрешности» (95, с. 86-87). Каковыми бы на самом деле ни были причины его поступка, в отечественном кавказоведении данные Хан-Гирея считаются явно заниженными.

Максимальная численность адыгского населения в первой половине XIX в. (по известным нам источникам) приводится в работах Н.И. Карлгофа, М. Рукевича и А.Н. Дьячкова-Тарасова, Г.В. Новицкого, Дж. Лонгворта, Т. Лапинского.

Так, Н.И. Карлгоф считал, что «народонаселение Западного Кавказа (на территории Лаба - левый берег Кубани – Чёрное море до Абхазии - автор) надо полагать не превышает 300 тысяч человек мужского пола и может выставить до 80 тысяч вооруженных людей» (96, с. 77).

По сведениям М. Рукевича «цифра горского населения северо-западного района достигала, по приблизительному исчислению 400 000 человек мужского пола» (97, с. 257).

А.Н. Дьячков-Тарасов сообщает, что «по имеющимся официальным сведениям, собранным по распоряжению князя Паскевича в 1830 г., адыгских племён было до 1 700 000 и будто бы эти горцы могли выставить до 250 000 вооружённых людей» (98, с. 244).

Г.В. Новицкий (1830 г.) определяет число адыгов (без кабардинцев) в 1 042 000 человек (99, с. 37), Дж. Лонгворт (для конца 1830-х гг.) - в 900 000 человек (без кабардинцев) (35, с. 36), Т. Лапинский (на конец 1850-х гг.) - в 800 000 человек (имеется в виду население независимой на тот момент территории: Шапсугии, Натухая, Абадзехии - автор) (94, сс. 17, 28, 80).

Н.Н. Раевский в 1840 г. оценивает численность натухайцев, шапсугов и абадзехов вместе с южными абазинами и убыхами в 800 000 человек (100, с. 362).

При оценке статистических сведений Новицкого, Лонгворта и Лапинского надо иметь в виду, что они имели возможность для получения более достоверной информации в отличие от тех, чьи данные о численности населения Черкесии колеблются в пределах от 300 до 500 тыс. человек[63].

Известно, что информаторами Г.В. Новицкого в 1830 г. были известные шапсугские дворяне Бесльней и Убых Абаты, а Лонгворт и Лапинский жили среди причерноморских адыгов – первый около года, второй около трёх лет и пользовались их доверием.

Особого внимания заслуживают сведения Т.Лапинского, который был в числе немногих, имевших возможность беспрепятственного сбора в течение трёх лет статистических данных непосредственно на месте. Знание адыгского языка, традиций и обычаев, близость к высшему руководству национально-освободительного движения, активное участие в войне на стороне адыгов, способствовали тому, что Лапинский в конце 1850-х гг. становится одним из влиятельнейших людей среди западных адыгов.

При подсчёте общего числа населения определяющее значение имеет численность адыгского двора, у разных авторов она неодинакова и варьирует в пределах от 5-6 до 20 человек на двор (соответственно у Хан Гирея и Г.Н. Новицкого). При этом большинство авторов отождествляют понятие «двор» и «семья». Между тем особенность адыгских усадеб заключалась в том, что в одном дворе обычно проживали несколько семей.

Т. Лапинский обратил внимание на это важное обстоятельство. «В одном фамильном дворе (юнэ), - пишет он, - живут, кроме родителей, все их женатые сыновья, так же как и все неженатые сыновья и незамужние дочери; рабы, как бы они ни были многочисленны, также всегда причисляются ко дворам». «Такие семьи очень многочисленны, - продолжает Лапинский, - часто в одном дворе до ста душ обоего пола. Я никогда не встречал меньше десяти, а почти всегда больше двадцати жителей» (94, с. 78). Общую численность независимой части Черкесии Лапинский выводит из расчёта 17 человек на один двор, хотя сам считал это число «скорее слишком низким, чем преувеличенным». Говорить так ему давало основание то, что в некоторых «юнэ-из» (сотня дворов - автор)[64] Лапинский предпринял точный подсчёт людей, а также лошадей, скота и оружия (94, с. 78). Число самих сотен, по словам автора, ему было известно точно. Таким образом, определяя среднюю общую численность названных групп адыгов в 800 000 человек, Лапинский считал, что он не был далёк от истины.

Его расчёт жителей адыгского двора находит подтверждение в записках англичанина Э. Спенсера, бывшего в Черкесии в 1836 г. Он замечает, что при подсчёте населения надо «иметь в виду, что семьи на Кавказе всегда состоят из старейшины, его детей, внуков и даже правнуков, так что десять человек - не чрезмерное вычисление для одной семьи: действительно, я обычно находил семейство более, чем в пятнадцать человек» (101, с. 122).

В вопросе о численности адыгов в первой половине XIX в. в отечественной историографии не было и нет единомыслия. В начале XX в. и вплоть до конца 1950-х гт. в исторической науке преобладала точка зрения, признававшая численность адыгов в один миллион и более человек. Так, к примеру, кубанский казачий историк Ф.А. Щербина считал, что «черкесов было больше, чем показано у Новицкого» в 1830 г., т.е. более миллиона человек (102, c. 13). Авторы историко-этнографического очерка «Адыги», вышедшего в 1957 г., указывают, что «численность адыгов в первой половине XIX в. составляла по примерному подсчету до 1 000 000 человек» (без кабардинцев) (10З, с. 15).

В 1958 г. краснодарский историк М.В. Покровский оценил численность адыгов в рассматриваемое время в 700-750 тыс. человек (104, с. 15).

Первым и единственным учёным, предпринявшим попытку обобщить и проанализировать сведения определенного круга литературных источников о численности адыгского народа в первой половине XIX в. был В.К. Гарданов (34). В результате этой работы он сделал вывод о том, что «общая численность адыгов не могла быть менее 300 тысяч и ненамного превышала 500 тысяч (35, с. 41).

Однако, предпочтение, оказанное автором одним источникам, предвзятое отношение к другим (в частности, к данным Г.В. Новицкого за 1830 год), игнорирование третьих (работ Э. Спенсера, Дж. Лонгворта, Т. Лапинского, и др.), а также неубедительное обоснование собственного мнения, заставляют сомневаться в научной достоверности выводов учёного. Более того, создается впечатление, что целью В.К. Гарданова было обоснование определенной установки, а не объективное исследование.

В исторической литературе 1970-1980-х годов при оценке численности населения Черкесии до Кавказской войны преобладали ссылки на работу М.В. Покровского[65].

В академическом издании «История народов Северного Кавказа. Конец 18-1917 г.» (1988 г.) констатируется, что численность адыгов вряд ли превышала 500 тысяч человек (105, с.207).

В вышедшей в 1996 г. в г. Майкопе под редакцией профессора А.Х. Шеуджена книге «Земля адыгов» упоминаются недоступные нам источники, которые определяют численность адыгов в XIX в. в два и более (до шести) миллиона человек (106, с. 219).

Итак, имеющиеся в распоряжении исследователей источники дают возможность заключить, что численность адыгов в первой половине XIX в. должна была находиться на уровне никак не ниже 1 000 000 человек, что вполне подтверждается сведениями наиболее достоверных источников: Г.В. Новицким (1830 г.), Дж. Лонгвортом, Т. Лапинским и др.

Занижение численности адыгского народа относительно этих данных фактически означает преднамеренное сокрытие масштабов трагедии, постигшей коренное население в годы русско-кавказской войны.