Глава III . Политические и этнокультурные связи адыгов в период Средневековья. X - XVI вв.

На процесс консолидации адыгов и прежде всего живших в Прикубанье, негативное воздействие оказало движение через северокавказские степи многочисленных тюркоязычных кочевников. За первой, гуннской волной шли авары, следом болгары, затем хазары, впоследствии печенеги и кипчаки (половцы) и, наконец, татаро-монголы.

Большого влияния на историческое развитие адыгов эти народы не имели, однако определенное воздействие на культуру, язык и быт населения Северо-Западного Кавказа они оказали. Но главное, в период «великого переселения народов» адыгские племена Закубанья не утратили традиционной земледельческой культуры; экономика адыгов (как свидетельствуют археологические памятники) по-прежнему носила земледельческо-скотоводческий характер.

Наиболее тесные контакты сложились у адыгов с хазарами. К концу VII в. хазары представляли собой крупную политическую силу. В VII-IX вв. они овладели Северным Кавказом; на западе под их властью оказались часть Крыма, Таманский полуостров. В период расцвета Хазарского каганата в его систему была включена и предкавказская часть территории обитания адыгов, известная в некоторых источниках того времени как Малая Хазария.

В одной из редакций письма хазарского царя Иосифа, в перечне данников упоминается народ каса. По-видимому, формой зависимости адыгов (касогов), как и других народов, от Хазарии являлась дань. Важным источником доходов хазарского государства были также торговая пошлина и различные налоги, взимавшиеся с зависимого населения.

Первая половина X в. - время падения хазарского влияния в Западном Предкавказье и усиления алан. Вышедшие на историческую арену степного Предкавказья в конце IX - начале X в., племена венгров (мадьяр) и печенегов ещё более ухудшили положение Хазарского каганата. В то же время усиление местных владетелей и борьба зависимых от хазар народов против их власти, подрывала эту империю изнутри. Еврейский историк середины X в. («Кембриджский аноним») упоминает алан, зибус (зихов) и тюрок, воевавших с хазарами. Память о военных столкновениях адыгов с хазарами запечатлена в устном народном творчестве горцев. 

Окончательно власть хазар на Северном Кавказе была уничтожена в результате похода Святослава (965 г.) в Приволжскую (Большую) Хазарию. Как говорит «Повесть временных лет», Святослав разгромил войско хазарского кагана в составе которого были аланы (ясы) и касоги, захватил главные города Хазарии Итиль (недалеко от устья Волги) и Семендер (в Дагестане).

Возвращаясь из похода, дружины Святослава прошли через земли «ясов» и «касогов» и, очевидно, вышли к Керченскому проливу, где находился сильный хазарский гарнизон. Как развивались события в этом районе мы можем лишь предполагать, но вполне достоверно, что из страны касогов, т.е от низовьев Кубани, Святослав двинулся на Дон, где им, вероятно, в это время была взята хазарская крепость Саркел. Затем, как сообщает «Повесть временных лет», Святослав пошел в землю вятичей, которые были им побеждены и с 966 г. стали его данниками (19, с. 206-207).

Восточный поход Святослава и разгром Хазарского каганата были продуманным мероприятием. Они имели целью закрепление русичей в устье Волги и расширение торговых и политических связей с Ираном и Средней Азией. Кроме того, в лице Хазарского каганата был ликвидирован главный соперник Руси в Восточной Европе. В результате победы над хазарами были устранены препятствия для присоединения к Древнерусскому государству северо-восточных славянских земель, ориентированных на Хазарию.

Возрастание печенежской активности в южнорусских степях отодвинуло на некоторое время массовое продвижение славяно-русских переселенцев на Северный Кавказ. Однако в конце X в. оно стало возможным и интенсивным. Вскоре хазарский город Таматарха становится русской Тмутараканью (ныне ст. Тамань) и центром одноимённого княжества. Оно занимало Таманский полуостров, восточную часть Керченского полуострова и низовья Кубани.

Стараясь укрепить и расширить свои владения, тмутараканский князь Мстислав Владимирович в 1022 г. (как сообщает Лаврентьеская летопись) совершил поход на касогов. Касожское войско под предводительством князя Редеди выступило ему навстречу. Касожский князь по обычаю того времени вызвал Мстислава на поединок «не оружьемь, но борьбою». Если «одолееши ты, то возмещи именье моё, и жену мою, и дети моё, и землю мою, - сказал Редедя, - аще аз одолею, то возму твоё всё». Далее летопись сообщает, что в критический для Мстислава момент единоборства, последний против правил «вынзе ножъ» и убил Редедю. И «взя все именье его, жену его и дети его, и дань возложи на Касогы». Тот же источник говорит в следующем (1023 г.) «поиде Мстислав на Ярослава, с козары и с касогы», а еще через год между братьями разыгралась кровавая битва у города Листвена (под Черниговым), в которой Мстислав одержал полную победу (28, с. 38; 29, с. 84, 85, 97).

По преданию «Редедичей»[6], семья Редеди последовала за Мстиславом в Чернигов. До сего времени в Черниговской области сохранилось название маленькой речки - Редединька. Исследователи предполагают, что этот гидроним мог возникнуть вследствие земельного пожалования со стороны Мстислава потомкам Редеди на новой родине. То же семейное предание говорит, что Мстислав воспитал сыновей Редеди и выдал за одного из них свою дочь (28, с. 39; 29, с. 97).

Отношения между славянами и касогами не ограничивались политическими связями. Для местного населения Тмутаракань по-прежнему являлась ближайшим и самым крупным центром торговли, прежде всего внешней.

Вторжение кипчаков (половцев русских летописей) и захват ими во второй половине XI в. южнорусских и северо-кавказских степей нанесли непоправимый удар тмутараканскому княжеству. Под натиском кочевников территория княжества постепенно сокращается, а с 1094 г. оно больше не упоминается в русских источниках и, очевидно, в начале XII в. полностью лишается политической самостоятельности.

В XII в. Таманский полуостров попадает под влияние Византии. Здесь появляется византийский наместник с титулом архонта Матрахи, Зихии и Хазарии.

X - первая половина XIII в. - один из наиболее благоприятных во внешнеполитическом отношении периодов в истории народов Северного Кавказа и адыгов в том числе.

Территория Зихии к концу этого периода значительно расширилась на северо-запад и, по-видимому, после падения Тмутараканского княжества, включала Тамань и восточный берег Азовского моря. Венгерские миссионеры, посетившие в 30-х годах XIII в. Тамань, называют её страной «Сихией», а город Матрику (бывшую Тмутаракань) - резиденцией зихского князя (30, с. 31).

Вплоть до татаро-монгольского нашествия наблюдался подъём в развитии у адыгов земледелия, скотоводства, ремесла и торговли. Усилились разного рода контакты северокавказцев между собой и с другими народами. Развитие социально-политических отношений идёт по пути дальнейшей феодализации адыгского общества при отсутствии центральной власти.

XIII-XIV столетия вошли в историю народов Северного Кавказа как время тяжёлых испытаний и борьбы с татаро-монгольскими завоевателями. Первый удар золотоордынцы нанесли по Северо-Восточному Кавказу. И в дальнейшем, вплоть до конца XIII в., их активность в основном сосредоточивалась на Дарьяльском и Дербентском направлениях - двух наиболее значительных путях, соединяющих Северный Кавказ с Закавказьем.

Видимо, указанные приоритеты в завоевательной политике татаро-монгол поставили адыгов в несколько иное положение, чем других северокавказцев. Оно проявилось в том, что в XIII в. азиатские завоеватели ограничились лишь отдельными походами в адыгские земли, а это не давало им стабильной власти в регионе. Однако адыги в определённой степени разделили участь других народов Северного Кавказа.

Первые письменные свидетельства о разгромах, которым подверглись земли адыгов (касогов), а также алан, абазин и половцев, даёт под 1223 г. русская летопись (5, с. 196). Во время второго похода татаро-монгол на Русь, в 1237 г., часть их войск была послана на Северо-Западный Кавказ. Персидский автор начала XIV в. Рашид-ад-дин рассказывает, что осенью 1237 года монгольские царевичи Менгу-каан и Кадан «пошли походом на черкесов (адыгов - автор) и зимою убили государя тамошнего по имени Тукара»[7]. Это был уже спланированный поход и длился он несколько месяцев. Во главе его стояли крупные военачальники - двоюродные братья хана Бату, внуки Чингисхана. Результаты его остаются неизвестыми, но, по-видимому, в это время адыги не были ещё полностью подчинены Золотой Орде. Гильом де Рубрук - посол французского короля в Монголии (1253-1255 гг.) в своём сочинении «Путешествие в восточные страны» писал по этому поводу: «... Зикия... не повинуется татарам» и что «черкесы... всё ещё борются против татар» (32, с. 89, 111).

Крупную победу над адыгами удалось одержать монгольскому военачальнику Ногаю в 1277 г. «Таким образом, - писал С. Броневский, - монголы сделались владетелями Азова и Тамана, как и многих областей внутри Кавказа, однако покорность черкесов всегда была сомнительна или на крепких уговорах. Они сохранили независимость свою даже в рассуждении гор и лесов, в их землях находящихся; а живущие по открытым местам признавали над собою татарскую власть не иначе, как будучи к тому принуждены силою. Они удержали за собой восточный берег Азовского моря до Дона, овладели Керчею в Крыму, делали частые набеги, как в сем полуострове, так и в других странах Европы» (33, с. 50).

В середине XIV в. хан Узбек решил укрепить власть Золотой Орды. В этих целях последовало несколько опустошительных походов против народов Северного Кавказа. По сведениям персидских летописей первой половины XIV в. и первой половины XV в. между 1325 и 1334 годами военачальники хана Узбека «несколько раз с войском ходили в сторону черкесов» (31. с. 93, 143).

Победа русских войск над татаро-монголами на Куликовом поле имела последствия и для Северного Кавказа. Из сообщений и источников этого периода исчезают всякие указания на власть или значение Золотой Орды на Северном Кавказе. Однако разгром хана Мамая не принёс северокавказским народам, в том числе адыгам полной свободы.

Создав в XIV в. в Средней Азии обширное государство с центром в Самарканде, Тамерлан (Тимур-Ланг, хромой Тимур) стал претендовать на мировое господство. В первой половине 90-х годов XIV в., подвергнув опустошительному разгрому западные улусы Золотой Орды, низовья Дона и Средней Волги, Тимур приступил к планомерному завоеванию Северного Кавказа – одного их богатейших улусов Золотой Орды. С этой целью осенью 1395 г. Тимур во главе огромной армии двинулся на Кубань.

По сообщениям персидских авторов рервой половины XV в. Низам-ад-дина Шами и Шефер-ад-дина Йезди, адыги, учитывая бесполезность вооружённого сопротивления, выжгли луга между Азовом и Кубанью, в результате чего большое количество лошадей и награбленного скота погибли, лишенные корма (31, с. 122, 180), а войско Тимура «перенесло много страданий и с трудом перешло через реки, топи и болота» (31, с. 122) и через восемь дней вышло к Кубани. Разгневанный Тимур направил против адыгов большую карательную экспедицию во главе с лучшими военачальниками, с тем чтобы «они поскорее покорили эту область». Как свидетельствуют эти же источники, татаро-монголы «ограбили весь улус черкесский, захватили большую добычу и благополучно возвратились» (31, с. 181, 122).

После этого войска Тимура под его личным руководством, пройдя вверх по Кубани, ограбили «многих жителей» «местности Абаса» (31, с. 183) (по-видимому, владения северокавказских абазин - автор). Затем Тимур направил свои усилия на овладение Центральным и Восточным Кавказом, делая это самыми жестокими методами.

После смерти Тимура, в начале XV в., Золотая Орда окончательно распалась на несколько новых формирований, а через столетие прекратило своё существование государство Тимура.

Татаро-монгольское нашествие на Северный Кавказ нанесло большой урон экономике, культуре и быту адыгов. Каждый из походов или набегов сопровождался террором и истреблением населения, грабежами и опустошением земель. Пахотные и пастбищные земли Прикубанья на долгое время были превращены в кочевья татаро-монгол.

Нашествие азиатских завоевателей вызвало значительные перемещения народов Северного Кавказа. Письменные источники и археологические данные отмечают, что к указанному периоду относится продвижение с низовий Кубани на юго-восток, в бассейн реки Терека отдельных групп адыгов, где к концу XIII-XIV в. они расселились на значительной территории, высвободившейся от алан. Тем самым было положено начало известному обособлению части адыгов в самостоятельную группу - кабардинцев. С последствиями татаро-монгольского нашествия также принято связывать появление на северных склонах Кавказского хребта абазиноязычного населения, предки которого являются коренными жителями Черноморского побережья Кавказа.

Появление в степных и предгорных районах тюркоязычного населения могло не повлиять и на этническую номенклатуру края. Видимо этим обстоятельством объясняется тот факт, что с 40-50-х годов XIII в. источники нередко фиксируют этнические названия Северного Кавказа как бы сквозь призму тюркских языков, носители которых были ближайшими соседями северокавказцев. В этой связи представляется вероятным, что самое распространённое адыгское этническое наименование "черкесы" возникло именно в среде тюркоязычного населения. Затем этот термин был воспринят лицами, посетившими Северный Кавказ, а от них вошел в европейскую и восточную литературу. Эта точка зрения поддерживается большинством кавказоведов и считается официальной.

Первым из известных письменных источников, зафиксировав-

ших этноним черкес в форме серкесут является монгольская хроника «Сокровенное сказание. 1240 г.» (34, с. 188-189). Впоследствии имя «черкес» (в различных вариантах) появляется во всех исторических источниках: в середине XIII в. - в арабских, персидских и западноевропейских сочинениях; с конца XIII в. - в русских летописях. В литературе последующих веков черкес – основное имя, под которым адыги широко известны в разноязычных источниках.

В XVIII - первой половине XIX в. в исторической литературе черкесами иногда ошибочно называли и другие народы Северного Кавказа. Как пишет ученый-кавказовед В.К. Гарданов, «расширенное толкование слова "черкес", принятое в русской и иностранной литературе первой половины XIX в., имело под собой то реальное толкование, что адыги действительно в то время были самой значительной этнической группой на Северном Кавказе, оказывавшей большое и всестороннее влияние на окружающие их народы» (35, с. 19).

В начале XV-XVI в. из этнического названия возникает и географическое понятие «Черкесия».

Этимология этнонима черкес не установлена с достаточной достоверностью. Тебу де Мариньи приводит одну из самых распространённых в дореволюционной литературе версий: «Некоторые полагают, что это имя татарское, поскольку Чер означает «дорога» и Кес «отрезать», что дает имени черкесов значение «отрезающие путь» (36, с.292). Иранским по происхождению считает этот термин автор сочинения «История нещастных чиракес», изданного в 1841 г. князем А. Мисостовым. Он пишет: «Слово чиракес есть фарсиское[8] головорез» (37, с. 1). От выражения «саркяс» производит этноним «черкес» Н.Ф. Дубровин (38, с. 20).

В кавказоведческой литературе распространено также мнение о связи этнонима черкесы и термина керкеты (причерноморское племя античного времени). Основанием для этого служит прежде всего отнесение рядом исследователей керкетов к предкам адыгов, а также звуковая близость вышеназванных терминов. В XIX в. об этом писали Ш. Ногмов, Дюбуа де Монпере, Л.Г. Лопатинский, современные исследователи Л.И. Лавров, Ш.Д. Инал-Ипа, Е.И. Крупнов и другие. Существует такая точка зрения и в настоящее время.

Известный этнограф-кавказовед Н.Г. Волкова предлагает различать два аспекта в вопросе о связи этнонимов керкет и черкес: возможность генетической связи этносов и связь самих терминов. Последнюю она склонна исключить из-за большой (восемь столетий) временной дистанции между ними. Неясным считает она и языковую принадлежность термина керкет, а также сущность этноса, соотносившегося с эти именем. Действительно, античные источники, сообщающие сведения о локализации керкетов, не дают никаких, даже косвенных данных об этнической принадлежности этого народа. В то же время Н.Г. Волкова, как и некоторые другие исследователи предполагают «существование в этих местах племён индоевропейского языкового круга» (25, с. 23).

Индоевропейским (индоарийским или праиндийским) по происхождению племенем считает керкетов лингвист О.Н. Трубачев. Одновременно он полагает, что слово керкеты — это не этноним, а греческий эпитет племени тореты, означающий «особый руль, кормовое весло» (14, с. 47-49).

Однако иноязычное происхождение термина керкеты, отсутствие в источниках ссылки на этническую принадлежность народа, скрывавшегося под этим именем, не дают оснований с ходу опровергать генетическую связь керкетов и адыгов.

По поводу же генетической природы этнонима черкесы в научной литературе разногласий не существует. Безусловно, что средневековый термин возник для обозначения народа, известного ранее под именем зихи. Это подтверждает не только локализация этих этнических имён в пределах Северо-Западного Кавказа, но и прямые указания на то литературных источников прошлого.

Так, к примеру, в сочинении архиепископа Иоанна Галонифонтибуса, посетившего Кавказ в конце XIV - начале XV в. (не позднее 1404 г.), сообщается о стране, называемой им Зикией или Черкесией (39, с. 16). Генетическую связь этнонимов зихи и черкесы фиксирует итальянец Георгий Интериано, побывавший на побережье в последней четверти XV в. Его рассказ «О быте и нравах черкесов» является первым литературным источником, сообщавшим самоназвание этого народа в распространённой среди него форме: «Зиками зовутся они на народном греческом и латинском языках; татары и турки зовут их черкесами, а на их собственном наречии имя им Адиге» (40, с. 731).

Этноним адыги вошел впоследствии в европейскую литературу, хотя и не был распространён столь широко, как термин черкесы. Сами адыги, напротив, иноязычное название не употребляли. «Не знаю почему, - писал знаток истории адыгов Л.Я. Люлье, - но мы привыкли все племена, населяющие северную покатость Кавказских гор, называть черкесами, между тем как они называют себя Адыге» (41, с. 5). То же отмечали: автор начала XIX в. Тебу де Мариньи («Интересно, что черкесы сами себя называют только «адыги»» (36, с. 292) и англичанин Дж.-Ст. Белл (30-е гг. XIX в.), который отметил, что «название «черкесы»... местными жителями никогда не употребляется и многие из них даже не понимают его» (42, с. 185).

Естественно, что фиксация самоназвания адыгов Интериано ещё не означала, что возникновение термина в среде самого народа относится к этому времени. Известный швейцарский учёный и путешественник Фредерик Дюбуа де Монпере, оставивший ценные сведения по истории и культуре адыгов, к примеру, считал, что самоназвание этого народа могло возникнуть и наверняка существовало задолго до появления их греческого имени зихи, которое, по его мнению, вероятно, самому населению не было известно. Учёный полагал, что зихи (зиги) есть искаженное греческим языком «национальное наименование адыгов (43, с.16-17). Л.Г. Лопатинский, и вслед за ним некоторые другие исследователи-кавказоведы, предполагал обратную связь: зихи-адзыге-адыги (44, с. 1), что, на наш взгляд, маловероятно.

Однозначной этимологии слова «адыги» не существует. По этому поводу известны более десятка версий. Назовем некоторые из них. Так, исходя из астральной (солярной) гипотезы, слово «адигэ» переводят как «дети солнца» (от термина «тыгъэ» - солнце). Существует версия о топографическом происхождении термина («поляне»), «маринистская» («поморяне»), так называемая «антская» версия (45, с. 255-259). Однако ни одна из них не является бесспорной.

В то время, когда на северокавказской равнине хозяйничали татаро-монголы, итальянский торговый город-республика Генуя в соперничестве и борьбе с Венецией утвердил свое влияние в Крыму и Северном Причерноморье, которые находились под контролем Золотой Орды. В 1266 г. с разрешения Менгу-хана генуэзцы основали свою первую колонию - Каффу (на месте нынешней Феодосии), которая в 80-90-х годах XIII в. стала главным местом для склада генуэзских товаров на Чёрном море и значительным торговым центром. При этом Генуя не избежала многочисленных конфликтов и военных столкновений с татаро-монголами, но, благодаря дипломатическому опыту и достаточно сильной армии и флоту, отстояла свои интересы.

В конце XIII-XIV вв. генуэзские колонии стали возникать одна за другой в Северном Причерноморье и на Западном Кавказе. На территории между Таной (Азов) и Себастополисом (Сухум) насчитывалось 39 колоний, поселений и стоянок, из которых важнейшими, не считая, Таны и Себастополиса, были Копа и Матрега.

В Матреге (ныне Тамань, бывш. Кипы, Матраха, Таматарха, Тмутаракань) генуэзцы обосновались не позднее начала XIV в. (46, с. 79). Матрега была расположена на Таманском полуострове, на одной из устьев Кубани, не существующем в настоящее время. В XII в. город служил торговым и политическим центром густонаселённой области. Жители города были, по-видимому, разных национальностей; в источниках упоминаются греки и зихи (черкесы) (46, с. 76).

В XIII и XIV вв. в Матреге находилась резиденция греческих метрополитов Зихской епархии, что указывает на важное политическое и экономическое значение этого пункта. В 1346 г. упоминается первый епископ Зихии францисканец Иоанн, назначенный в Матрегу папой Климентом VI. Впоследствии здесь находились и католические епископы Зихии. Генуэзцы кроме консульства имели в Метреге свои торговые учреждения.

В 1419 г. Матрега досталась генуэзцу Симону де Гвизольфи благодаря браку его сына с дочерью и наследницей черкесского князя Берзоха по имени Биха-Ханум. С тех пор Матрега сделалась чем-то вроде феода фамилии Гвизольфи. Город был хорошо укреплён и защищен, так как жившие в окрестностях черкесы часто «беспокоили» его население (46, с. 80).

Генуэзская колония Копа (Локопа, Копарио) была расположена на правом берегу Кубани в 280 милях от её устья (46, с.81). Мнения о местоположении Копы разноречивы: Темрюк, на месте сел. Копыль, на северном рукаве Кубани (Кара-Кубань или Чёрная Протока). Население Копы было разноплеменное. Преобладающим пришлым элементом были греки, затем итальянцы, армяне. Местное население составляли черкесы. Они же населяли окрестности города и временами нападали на торговые суда (46, с. 83). В самой Копе зихским (черкесским) князем была выстроена крепость, защищавшая город. Население занималось главным образом солением рыбы и приготовлением икры, а также продажей невольников.

Во главе местного управления колонии стоял консул, при нём Совет. Приехав в Копу, консул, прежде всего, должен был собрать здесь всех купцов и затем явиться к местному владетельному князю, чтобы совместно с ним установить цену на рыбу на текущий сезон. На консула же возлагалась обязанность уплачивать князьям Зихии ежегодную дань, которая вносилась генуэзцами в форме обязательных даров (46, с. 99).

К колонии Мапа (Анапа) причаливали лишь мелкие суда, и торговля была незначительная. В Мапе консульства не было.

Матрега, Копа и Мапа находились, по-видимому, в двойной зависимости: они подчинялись местным князьям и одновременно генуэзским властям в Каффе (46, с. 105; 47, с. 17).

Другие генуэзские колонии представляли собой небольшие торговые фактории и маленькие каботажные стоянки.

Население черноморских генуэзских колоний, как уже отмечалось, не было однородным по национальному составу. Здесь жили адыги, греки, армяне, татары. Во всех населённых пунктах сами генуэзцы составляли незначительную часть жителей. В 1475 г., когда турки взяли Каффу, в городе на 70 тысяч жителей насчитывалось всего две тысячи итальянцев (48, с. 180).

Завершая краткую общую характеристику наиболее известных генуэзских колоний на Северо-Западном Кавказе, приведём высказывание итальянского комментатора сборника «Тауро-Лигурия»: «Владения генуэзцев не распространялись далее городской черты..., за которой начинались области, возделываемые туземцами, а небольшая территория, предоставленная для этой цели колонистам, была по большей части расположена в гористой к неплодородной местности» (Цит. по: 46, с. 94). 

В рассматриваемый период внешняя торговля адыгов сводилась в основном к торговле с Генуей. Для последней это была очень выгодная торговля, отвечавшая целям колонизации. Важнейшими предметами вывоза были икра, рыба, хлеб. Особенно высоко ценилась на рынке в Каффе сушёная икра, которая доставлялась на судах из устья реки Кубань. Несколько нотариальных актов гласят об отправке туда судов и галер для закупки у местного населения рыбы и сушёной икры. Главным потребителем этого товара являлись малоазийские города Византии. В одном из документов говорится, что рыба, купленная в устье Кубани на сумму 21685 аспров[9] должна быть доставлена в Константинополь (49, с. 178).

В XIII в. значительный удельный вес в торговле Каффы приобрёл и вывоз зерна. Генуэзские и, в частности, каффские купцы, покупая пшено, рожь, пшеницу у местного населения Крыма и северо-западной части Кавказа, вывозили их затем в страны Средиземноморья и Ближнего Востока. Документы говорят о полной зависимости итальянцев от местного населения в отношении снабжения хлебом (46, с. 103-104).

В большом количестве из генуэзских колоний вывозили также кожи, шкуры, меха, воск, вино, фрукты, дерево (самшит и другие ценные породы). Эти товары доставлялись со всего Северного Кавказа, из Руси и других мест.

В обмен на икру, рыбу, хлеб, кожи, меха и другие товары генуэзцы доставляли местному населению холст и ковры, шёлковые и шерстяные ткани, хлопок-сырец, венецианское стекло, клинки сабель, соль, пряности, другое. Один из нотариальных документов свидетельствует о том, что каффский купец должен доставить в устье Кубани холст и ковры на сумму 3134 аспра (49, с. 178).

Предметом международной торговли были рабы. Цены на них не были точно установлены. Учитывалась внешность, телосложение, возраст и различные занятия, для которых они предназначались. Поставщиками невольников-кавказцев были прежде всего черкесские феодалы, которые продавали своих пленных и рабов. Дети рабов, если они были красивы и хорошо сложены, тоже продавались. Они-то и составляли основной источник работорговли. Татары точно также поступали со своими пленными, среди которых были и адыги. Они привозили в Тану, Каффу и другие пункты пленных, захваченных во время набегов на кавказские земли.

Из всех статей Устава г. Каффы 1449 года следует, что главными поставщиками рабов в Каффу были татары (50, с. 210). Но генуэзцы не ограничивались тем, что им предлагали, они сами организовывали нападения на соседнее население для захвата невольников и продажи их в рабство.

Источники говорят, что большая часть рабов, продаваемых в Каффе итальянскими купцами, была кавказского происхождения: абхазы, адыги, лезгины (46, с. 91). Среди вывозимых из генуэзских черноморских колоний были, главным образом, татары, адыги и русские.

Определённая часть рабов оставалась в причерноморских колониях: много рабов поставляли в Европу, в том числе и Италию. Но главным образом они продавались в мусульманские страны и прежде всего в Египет. Известно, что в Каффу ежегодно приходили за рабами два судна египетского султана (50, с. 102). В Египте из части мужчин комплектовалась воинская гвардия мамлюков[10], составлявшая главную вооруженную силу султанов и эмиров. Кавказские мамлюки часто занимали в Египте привилегированное положение, а период с 1250 по 1517 гг., в политической истории государства носит название мамлюкского султаната. 135 лет (1382-1517 гг.) Египтом правила черкесская (адыгская) династия мамлюков (51, с. 85-101). Первым султаном адыгского происхождения был Баркук; последний - Туманбай погиб в войне Египта с османскими завоевателями в 1517 г. С его гибелью Египет потерял независимость и стал одной из провинций Османской Порты.

Объективно, отток значительной части преимущественно молодого населения сыграл негативную роль в истории адыгского народа, так как привёл к нарушению демографических процессов, к ослаблению его в социально-экономическом и политическом отношениях.

Доходы генуэзских колонизаторов в Северном Причерноморье складывались из торговых пошлин, а также из всевозможных налогов, податей и повинностей, которыми облагались купцы и население колоний. Так, за одного раба, находившегося на корабле, а также с каждого корабля, на котором эти рабы перевозились из генуэзских колоний, взималась пошлина. Специальные должностные лица посылались для сбора пошлин во все колонии, где производилась работорговля (48, с. 210). Согласно Уставу Каффы 1316 г. торговая пошлина взималась со всех приходивших в город торговых судов. Судовладельцы платили также специальный сбор за право стоянки в порту. При этом учитывался тоннаж торгового судна, а писцы и нотарии регистрировали его маршрут (49, с. 181). 

Население колоний платало многочисленные налоги, к примеру, налог за проезд по мосту, за ловлю рыбы, за землю. Существовала подымная подать; среди повинностей - поставка лошадей и работы по восстановлению крепостей.

Отношения генуэзцев с местным населением не всегда были мирными. Постоянное вмешательство во внутренние дела коренных жителей, захват пленных для продажи в рабство, попытки насаждения католической веры и чуждых нравов, бремя налогов, другие причины вызывали недовольство и открытые выступления населения колоний и прилегавших к ним районов.

Так из источников известно, что в 1457 г. вспыхнуло восстание в Матреге против владельца города Заккарии Гвизольфи, полугенуэзца, полуадыга, и местный князь Кадибельди захватил его замок. На помощь восставшим пришли жители из соседних городу районов во главе со своими князьями. В связи с этим Заккария писал о Матреге: «Народ той местности восстал против Каффы и овладел означенным (городским - автор) замком вместе с князьями Зихии и тотчас же начали они причинять убытки и совершали пиратские набеги в том (Керченском - автор) проливе и известно, что в числе добычи, которую они захватили, была одна барка из Каффы, шедшая в Копарио и Батиарио, ценностью в пятьдесят тысяч аспров» (Цит. по: 5, с. 266; 47, с. 17-18). Когда Заккарии удалось снова утвердиться в Матреге, он для безопасности построил там новый крепкий замок. Тогда же Заккария учредил у себя таможню и некоторое время со всех, в том числе и с генуэзцев, взимал обязательную пошлину (47, с. 18).

С конца XIV - начала XV в. генуэзские колонии начали постепенно приходить в упадок. В связи с взятием Тимуром Таны (1395 г.) нарушились торговые взаимоотношения Каффы со Средней Азией и Китаем. С 1434 г. она стала данницей Хаджи-Гирея, первого хана из крымской династии Гиреев (Гераев) и платила 3-5% с доходов со всех таможенных пошлин в пользу хана.

Положение генуэзцев в Северном Причерноморье значительно ухудшилось после взятия турками Константинополя (1453 г.) и блокирования ими средиземноморских проливов. Как говорят источники, в течение более двух лет (с 145З до весны 1455 г.) в Каффу не прибыло ни одного судна ни из Генуи, ни из Перы (генуэзская фактория близ Константинополя) (48, с. 196). С падением Константинополя связано массовое бегство населения из колоний. Усилилась зависимость Каффы от Крымского ханства. С 1454 г. Каффа обязалась, помимо дани и обычных даров, выплачивать хану дополнительную дань в 600 соммов[11] в год и по 150 аспров в день (48, с. 211). В том же 1454 г. Каффа обязалась выплачивать ежегодную дань в 3000 венецианских дукатов[12] турецкому султану (48, с. 212).

С падением в 1475 г. Каффы влияние генуэзцев в Северном Причерноморье было подорвано окончательно, а вскоре совсем ликвидировано. Контроль над Керченским проливов, а следовательно, над всей торговлей в регионе, перешёл к Порте и её вассалу Крымскому ханству.

Многочисленные источники свидетельствуют, что с 1479 г., с момента второго царствования хана Менгли-Гирея, возведённого на крымский престол турками, Крымское ханство до конца своего существования (1783 г.) находилось в вассальной зависимости от турецких султанов. Она проявлялась в территориальном разграничении действий двух властей в Крыму[13] в совместном пользовании доходными источниками, смешенной денежной системе, обязательном участии крымских войск в войнах султанов, по первому требованию последних, даже в ущерб внешнеполитическим интересам самого ханства, а также в титуле турецких султанов: «Падишах татарских стран Кафы, Крыма, Дэшти-Кипчака»[14]. Более того, все новые ханы Крыма утверждались, а многие назначались турецким султаном. Провинившийся в чём-либо перед султаном (с точки зрения последнего), хан мог быть умерщвлён или отправлен в ссылку, часто пожизненную. Местом ссылки ханов традиционно был о. Родос в Средиземном море.

Вскоре после взятия Каффы османы овладели крепостями Мапа (53, с. 25)[15] Копа (46, с. 128)[16], Тана.

Сообщая о взятии Таны (Азак, Азов), османские хроники XV - XVI веков указывают, что в этом походе турки дошли «до Черкесии». Например, в источнике XV в. говорится: «Послав в ту страну корабли, завоевали находящиеся на том берегу крепости Азак и Япу-Кирман, дойдя до Черкесии» (Цит. по: 54, с. 42).

Сообщения турецких авторов в отношении Черкесии трактуются однозначно: в 1475 г. османы не предпринимали похода вглубь адыгских земель. О взятии других приморских городов указанные источники не упоминают.

В 800 году хиджры (1479-1480 г.) турки-османы предприняли поход в землю адыгов. Единственный источник сведений об этом походе содержится в османской хронике XVI в. «История дома Османов» Ибн Кемаля. В нём, в частности, говорится: турки «разгромили владения черкесов»; «в каждом селении страны черкесов пленили... красавиц, обратили в рабство множество пленников» (Цит. по: 54, с. 52) захватили крепости "Кубу" и "Анабу". Местное население источник называет мятежниками, ненавидящими османов («сыновей ислама») и татар. Достигнув своей главной цели - захвата большого числа пленных для продажи их в рабство, османы ушли, оставив в захваченных крепостях гарнизоны. Автор заключает, что теперь «каждому человеку, ищущему дело... открылась возможность приобрести в этом краю множество драгоценностей и трофеев» (Цит. по: 54, с. 52).

Упомянутые крепости кубу и Анабу исследователь источника А.М. Некрасов сопоставляет с Копой и Анапой, замечая при этом, что местное население в своё время изгнало османские гарнизоны из этих крепостей, иначе их не пришлось завоевывать вновь (т.е. после первого занятия в 1475 г.).

Относительно времени взятия турками-османами одного из важнейших торговых городов Северного Причерноморья Матреги - Тамани существует несколько точек зрения. Так, Эвлия Челеби относит это событие ко времени правления султана Баязида II (1481-1512 гг.) (53, с. 42). Исследователь истории Крымского ханства Тунманн (XVIII в.) считает, что Тамань была занята «около 1484 года». Одновременно, по его мнению, османы завоевали крепости «Темрюк и Ачук в устье Кубани». Тунманн отмечает, что целью данной военной экспедиции «было только обеспечить за собою Каффинский пролив и Азовское море» (55, с. 62). По словам В. Соколова, автора работы «Тамань в прошлом и настоящем», изданной в Керчи в 1914 г., Тамань пала «возможно, в 1482 г.» (56, с. 14).

Не вносит окончательной ясности в этот вопрос и позиция Л.И. Лаврова, который утверждает, что Тамань была занята турками одновременно со взятием Каффы, т.е. в 1475 г. Исследователь основывает своё мнение на сведениях, почерпнутых из письма Заккарии Гвизольфи от 1482 г. В нём говорится, что после падения Тамани владелец города бежал, потом вернулся и поселился опять «на острове нашем Матрике». В 1482 г. здесь, под его покровительством жило уже около 180 семейств (47, с. 19). К 1475 г. относит захват Тамани и А.М. Некрасов (54, с. 42, 66).

Как бы там ни было, в 1502 г. Тамань уже существовала как портовый город с османской администрацией и пункт сбора пошлин (57, с. 408). Использованные А.М. Некрасовым турецкие документы первой половины XVI в. сообщают, что Тамань, наряду с Каффой и Копой (в данном случае, по мнению А.М. Не<