Смысл сравнения с антиутопией: конечная цель – «вычисление» социального развития

Классики и современность

Объединенная научная картина мира: ответы на «больные» вопросы истории, политики, организации жизни, понимания перспективы и текущих событий

Васильев Алексей Артемович

 

Этот текст нужно прочитать каждому. Он начинается с фиксации современной ситуации в мире на языке всем известной и очевидной терминологии – или почти очевидной, по крайней мере, понятной, чтобы задать рамки дальнейшей неочевидной, широкой и универсальной перспективы (можно сказать, «игры») на всем поле социальных явлений, научного и практического знания в целом.

Без этого вступления, которое без особого напряжения могут принять многие читатели, невозможны дальнейшие шаги. Так геометрию даже в самом сложном и неожиданном развитии невозможно обсуждать без формального обсуждения интуитивно очевидных понятия «точка» и «прямая».

А этот текст в целом представляет собой самое краткое возможное введение в объединение современного научного описания – новую эффективную картину мира.

В новой объединяющей картине мира есть построение социальных наук, аналогичное аксиоматическим построениям точных наук, объединение естественных и точных наук с социально-экономическими науками (см. например, конспективный курс для школьников «Объединяющая биология»), включая общую технологию качественных «вычислений». Такая технология до последнего времени отсутствовала в культуре интеллектуальных построений и сдерживала ее развитие применительно к науке и практике, особенно к социально-экономическим явлениям и в биологии. Можно сказать, что это своего рода универсальная расширенная «теоретическая физика». Она актуальна, в частности, потому, что все социальные и биологические объекты одновременно являются и физическими объектами.

С одной стороны, на этой основе возможны краткие адаптации (проекции) объединяющей картины мира под относительно узкую (целевую) аудиторию (запрос), вплоть до адаптации под индивидуальные потребности. Приложения такого рода – применительно к политике (для «патриотической» аудитории – «национальная идеология – 2014», для либеральной аудитории – короткий текст с вопросами), для общественно-политической перспективы («Изборскому клубу»), для узких индивидуальных потребностей (), для широкого понимания (от работы с телом до образования, науки и политики – «тезисы айкидо»).

С другой стороны, получают свое продолжение и привычные более широкие направления, в частности, также можно предложить аналоги знакомых старшему поколению курсов марксизма-ленинизма – истории партии («национальная идеология – 2014» и следующие версии), политэкономии, исторического и диалектического материализма («вставка_п. 3.1» и «вставка_п. 3.2»).

 

Оглавление

Вступление.

Сравнение современной ситуации в мире с антиутопией – привет Оруэллу!................1

Смысл сравнения с антиутопией: конечная цель – «вычисление» социального развития………………………………………………………………………………………….3

1. Кризис понимания текущей ситуации, потребности и классика……………………..4

2. «Классика» как предельный (уже ограниченно актуальный) вариант более широкого обобщения…………………………………………………………………………11

3. Доминирующее направление социальной эволюции и кризис несвободы…………20

4. Широкий взгляд на ограничения социального развития…………………………….51

5. Решение социальных проблем в рамках объединенной картины мира…………….74

Приложение. Конкурентное поведение в проекции добросовестности: альтернативы преодоления информационного барьера…………………………………………………...82

 

Сравнение современной ситуации в мире с антиутопией – привет Оруэллу!

Еще 5–10 лет назад мир был похож на антиутопию, хотя многое в нем было организовано так, чтобы внешне мир выглядел демократичным с тенденцией все большей демократизации. Казалось, что все больше стран сами выбирают себе западную демократию как форму организации государства, но реально этим и всем в мире командовал «вашингтонский обком».

В подчинении «обкому» несамостоятельны были все политики, включая политиков Евросоюза и государств Европа, еще недавних оппонентов вторжению в Ирак незаметно заменили на послушных политиков. Какие-то страны проводили свою внутреннюю позицию и вели более широкие экономические отношения, как Китай и Индия, но не могли вмешиваться в принятие и осуществление решений на мировом уровне и в отношении многочисленных «подшефных» Запада. А такими рано или поздно, так или иначе, оказывались все. Иными словами, самостоятельность от «обкома» была локальной и факультативной, глобальный процесс мирового управления шел к тому, чтобы и такую самостоятельность, как минимум, взять под контроль, а в дальнейшем прекратить.

Управляемые бесцветные политические деятели и в согласовании с ними яркие журналисты послушно, аккуратно и даже с усердием проводили обозначенную «генеральную линию». Альтернативную точку зрения на самом Западе трудно было изложить и намного раньше, чем 5-10 лет назад. В США такое во многом произошло после маккартизма, а с недавнего времени это стало уже окончательно практически невозможно. Все это сопровождалось искажением истории в пользу давнего и постоянного могущества США и пропагандистской компанией, обосновывающей лидерство США и Запада. Их фатальные ошибки и преступления представлялись не столь существенными, замалчивались или обращались в противоположность. Интересно, что этому не мешала параллельно культивируемое, причем весьма подробно и детально фиксируемое объективное описание в исторической науке, до широкой среды объективная историческая картина просто не доходила. Отдельные исключения в трактовке истории для широкого круга, например, книга Стоуна и Кузника «Нерассказанная история США», представляющая историю США полно, всесторонне и без ретуши (некомплиментарно), автоматически оказывались и оказываются на периферии общественного внимания и социальных оценок. Главное, они не влияли и не влияют на принятие и исполнение решений.

«Плохие» и «хорошие» нации и государства назначались «вашингтонским обкомом», соответственно определялись их лидеры и оппозиционеры. Затем «плохих» лидеров или оппозиционеров устраняли, как правило, очень рационально. Чаще всего, хватало простого убеждения или указания, кто в данном случае является «плохим». «Плохой» часто просто сам уходил с арены или он не решался действовать в полную силу, боясь последствий, но и это ему не помогало. Так было в странах Восточной Европы, в Югославии, в бывших республиках СССР, на Ближнем Востоке, в Африке, по всему миру. В результате «хорошие» торжествовали и проводили «генеральную линию» с еще большим энтузиазмом.

Образно:

Можно сказать, что все происходившее было похоже на антиутопию Оруэлла «1984» в том смысле, что американская элита выступала как «внутренняя партия» из романа Оруэлла, Запад в целом и его проводники во всем мире как «внешняя партия», остальной мир подчинялся этому управлению.

Время от времени откуда-то «прилетали ракеты», кто-то жег американский флаг, проявлялись разные напасти, в частности, до Запада как «земли обетованной» добирались мигранты или действовали террористы. Но это не вызывало потрясений и не требовало мобилизации даже в масштабе отдельного западного государства или Запада в целом, тем более в мировом масштабе. Скорее наоборот, шел понятный и удобный для многих задействованных участников рабочий процесс. Любые проблемы и чьи-то бедствия в мире были дополнительным поводом и стимулом для консолидации под управлением единственного оставшегося лидера как, вроде бы, очевидного победителя в «холодной войне». Наличие непокорных, «плохих» и «неправильных» стран и наций в этой схеме лишь способствовало и мотивировало консолидацию под руководством США как лидера, было поводом еще более активировать демократические, научно-технические и культурные ценности западного мира, выявляя их силу и значимость.

Все это выглядело, особенно на взгляд, близкий Западу, как вполне благополучный мир под управлением США и Запада. То, что за пределами такой видимости где-то в «неразвитом мире» творился кошмар, никого в «вашингтонском обкоме» и на Западе особенно не тревожило, не беспокоило и не волновало.

 

Кризис дефицита свободы

В любом случае самореализация, проявляющая индивидуальную и социальную уникальность, требует свободы. Очевидно, это необходимое условие для уникальной самореализации, хотя и не достаточное. Следовательно, в любом варианте социальной организации общества и государства после решения задач, обеспеченного предшествующей формой консолидации, кризис свободы в рамках соответствующей жесткой организации социальной жизни становится главным ограничивающим фактором на следующем шаге социального развития.

А быстрое, можно сказать, эффективное решение предшествующих проблем через максимальную однородную консолидацию приближает последующий кризис несвободы, т.к. гармоничное освобождение от предшествующих «оков» (собственно и обеспечивающих консолидацию, требуемую на предшествующем этапе) – это сложное решение. К нему необходимо основательно подготовиться (успеть преодолеть высокий информационный барьер, в частности, перестроить саму культуру поведения).

Таким образом, для решения общих проблем нужен один порядок, и, как наблюдаем по факту, это достаточно жесткий порядок. Иными словами, такой порядок – это несвобода. Чем более жесткие препятствия требуется преодолеть, тем сильнее ограничение свободы.

А для решения уникальных проблем индивидуальной и социальной самореализации нужен какой-то другой порядок, возможно, не жесткий, но практически в массовом он варианте пока не найден и не реализован.

Можно сказать, что это по-своему также несвобода или некоторое ограничение свободы. Но в любом случае, главное, что это иная несвобода – существенно, можно сказать, фундаментально иное ограничение свободы.

Например, жесткая консолидация в социалистическом проекте позволила довольно быстро перейти от нищеты к общему, можно сказать, коллективному благосостоянию, включая развитие системы науки, образования, здравоохранения и социальные гарантии, а также защититься от нацизма и достичь паритета в гонке вооружений при очень неблагоприятном исходном и текущем соотношении сил.

Но индивидуальные потребности, начиная с индивидуального благосостояния, по сути, оказываются при этом в противоречии с решением общих задач, требуя иного порядка или какого-то существенного изменения исходного порядка.

Аналогичные противоречия обсудим ниже для капитализма.

Поэтому получение сильного стимула за счет очень продуктивного взаимодействия капитализма и социализма, позволяющее укрепиться капитализму и одновременно возникнуть социализму в предварительных «очень сырых» формах, действует как фактор стремительного приближения последующего кризиса несвободы для любого из этих вариантов организации как по-разному, но фундаментально несвободных.

По сути проявления уникальности, из общих соображений очевидно, что в сравнении с решением общих задач для проявления уникальности требуется большая свобода в абсолютном и относительном выражении.

В этом смысле несвобода во многом «хуже», чем несправедливость. Несправедливость, в чем-то сдерживает, хотя одновременно и стимулирует, прямо мотивируя всех несправедливо обиженных и ущемленных. Хуже всего («плохо»), если справедливость (или несправедливость как ее противоположность) неадекватно оценивается, как в системе конкурентных искажений, в частности, перенаправляя усилия одних участников (акторов/«игроков») на сохранение несправедливости, а других в ошибочном или неточно определенном направлении поиска ложной «справедливости». Тогда можно оказаться в замкнутом круге бесконечного поиска ложной «справедливости» с множественными препятствиями. Но и это проявление свободного выбора, который можно изменить или скорректировать в дальнейшем.

А при несвободе реализация существующих возможностей развития в принципе ограничена или невозможна.

Образ несвободы: все находятся в стойле. Антиутопии дополнительно подкрепляют этот образ более ярко и насыщенно.

При этом ограничение свободы в некотором направлении вполне обосновано, если развитие в этом направлении очень опасно, выбрасывая общество в его поисках на опасную, не обеспеченную существующими ресурсами траекторию («минное поле») и приводя к катастрофе.

Свободу целесообразно ограничить, пока не научились минимально безопасно продвигаться в этом направлении и/или есть другие более перспективные и безопасные направления для освоения. Не исключено, что после освоения других направлений и с исходно опасными направлениями будет легче. К тому же освобождаются ресурсы, которые были связаны в силу рационального взаимоисключения при проверке всего списка направлений, как обеспечивающее широкое тестирование при общем ограниченном бюджете. И в дополнение появляются ресурсы от успешно освоенных направлений.

Кризис дефицита свободы

Как следствие необходимости в жесткой консолидации (по множеству всех причин) и целенаправленной игры капиталистического оппонента, усугубляющей несвободу в социалистической организации, сначала глубокий кризис несвободы происходит с ней – уже на относительно ранних этапах после достижения неспецифических целей, которые быстро и эффективно достигаются именно за счет этой консолидации.

На приближение кризиса социализма действует и отсроченное накопление сопутствующей «запущенности». В результате инерционное достижение уровня социалистической экономики в СССР, сравнимого с уровнем экономики капиталистического конкурента (США и Запада), как перед «застоем» и формально в «застое» не поддерживается как устойчивый баланс в силу многочисленных и разносторонних ограничений свободы реализации индивидуальной и социальной уникальности в стагнирующем «застойном» обществе.

И наоборот, социалистическое государство сохраняется, если организация общества более свободная в силу отсутствия необходимости в жесткой консолидации для решения критических проблем (как в исходно более богатых странах и обществах, идущих без больших потерь и противодействия в эволюционном режиме).

Или же актуальность ограничения свободы сохраняется дольше, если исходно было совсем плохо с экономикой и есть необходимость жесткой консолидации для преодоления деструктивного внешнего прямого давления и широкого всестороннего недобросовестно конкурентного воздействия.

Например, в этом смысле для Китая было актуально сохранить ограничения свободы. И он в силу своих размеров мог и может эффективно противостоять внешнему давлению и недобросовестно конкурентному воздействию. А более мелкие страны и более развитые страны, но более тесно связанные с основным «капиталистическим массивом», не могут.

Или это сильно ухудшает конкурентную позицию и замедляет темп развития, как на Кубе. Но и такой режим продуктивен по-своему, в частности, это дает уникальную информацию и социальные технологии.

В позитивном понимании все это освоение широкого пространства новых возможностей.

 

При этом не случайно, что измерение свободы выступает как выделенное главное измерение при конкуренции социализма и капитализма. Ее уменьшение действует в противовес «параметрической» тенденции ее увеличения как основополагающего направления (доминанты) социального развития.

В образе с ростком: чтобы преодолевать слой асфальта или бетона, нужно свободное пространство, куда можно расти и куда можно смещать вытесняемый материал.

Для социализма измерение свободы выделено в противоположность заявленной цели на «освобождение» человечества, т.к. консолидации и соответственно несвободы (при освоенных методах консолидации) требуют:

– необходимость выхода из тяжелого состояния;

– необходимость выдержать сильное внешнее давление;

– опасность самого пути как неизведанного (как своего рода «минного поля»);

– издержки революционной реализации (приходится «прорываться» сквозь все многочисленные преграды и препятствия – вместо постепенного «просачивания», «прорастания» и «перерастания» через них).

В образе с «железным» ростком: на росток не просто нужно навесить защитную «кольчугу», нужны дополнительные силы, чтобы ее носить. Еще нужны «противоминные накладки», а также специальные «накладки», паузы и остановки в движении, информационная и иная защита, чтобы преодолеть практически что угодно. Тем самым это не просто «железные латы» или «кольчуга» с универсальным мощным двигателем, а суперзащита вместе с супермощным двигателем – неспецифический всесторонне ограничивающий комплекс многих факторов, т.е. комплекс, определяемый многочисленными внешними обстоятельствами, который совершенно игнорирует индивидуальную уникальность. Тем самым природная уникальность ростка не просто будет скована, эту уникальность нужно сковать фундаментально. Если не найти какую-то еще более сильную альтернативу, позволяющую преодолевать все препятствия на основе индивидуальной, социальной и ситуационной уникальности. Если не построить и реализовать комплекс еще более мощной «живой» защиты и силы.

Для сравнения: в перспективе и по ходу можно было бы в принципе освоить механизмы консолидации противоположного, причем существенно более эффективного рода за счет увеличения свободы. Но для этого нужно «развернуться» в подходах и представлениях, а этому мешает сильный внешний гнет. К нему добавляется гнет исходных условий, который затем превращается в постоянный гнет, пока не удалось преодолеть и справиться с накопленными негативными последствиями (недоверие, негатив, усугубление силовой модели вместо гармонизации и т.д.).

Сейчас, наконец, «развернуться» удалось – после выхода из взаимного гнета гонки вооружений и освобождения от идеологических догм, полученных в «наследство» как часть накопленных последствий. При этом освобождению от идеологических догм способствует более комфортный темп развития событий, более равномерное распределение угроз и конфликтов в мире (далеко не все напряжение в мире идет по оси «мы–оппоненты»), помогает стимуляция неадекватным поведением временного однополярного лидирования и т.д.

Тем самым, мы и многие в мире избавились от предшествующих жестких ограничений. И теперь широко и свободно осваиваем все национальное и мировое наследство, наследство социализма и капитализма. В частности, пользуемся силой позиции, достигнутой в социалистическом проекте – под защитой термоядерного «зонтика» и в условиях достигнутого уровня благосостояния, который уже во многом позволяет вести собственный широкий свободный поиск. А большой совокупностью накопленных ресурсов мы можем также поддержать такой поиск, осуществляемый многими другими участниками международного социального процесса.

Иными словами, наконец, «развернулись» в подходах и представлениях к последовательной гармонизации и оказались в предельном приближении всестороннего созидательного согласования. Осталось это осознать и поддержать на эффективной системной основе.

До этого преобразовывали мир в одиночку с малыми силами и поэтому все основные потери несли сами – потери при поиске шли, прежде всего, за наш счет.

Сейчас уже можно во многом самим отойти в сторону, и главное, это пора сделать, давая место другим участникам, чтобы и они могли себя проявить. Как следствие, можно гораздо меньше напрягаться при более высоком достигнутом уровне технологических возможностей и материального благосостояния.

Иными словами, к моменту формального выхода из социалистического проекта удалось самим стихийно освободиться от многочисленных предшествующих обременений за счет собственно этого выхода. Как следствие, сбросили сложившуюся сдерживающую жесткую оболочку, которая противоречила основной доминанте гармоничного развития, хотя и при больших сопутствующих потерях в очередной раз. Можно даже надеяться, что большие потери понесли «в последний раз».

Но главное, удалось помочь освобождению огромного ранее беспощадно угнетаемого и эксплуатируемого мира. Исходно был  конфликт преемственного капитализма с нашим собственным социалистическим проектом – на слабо подготовленной основе при его осуществлении с неудобной позиции. Сейчас исходный  конфликт переведен в более широкий конфликт преемственного капитализма с целым миром, по сути, уже со всем внешним миром.

Удалось временно отойти в сторону в этом конфликте, главное, снижая уровень этого конфликта и давая шанс самому преемственному капитализму найти выход и проявить себя конструктивно, насколько это для него возможно.

По сути, современный незападный мир – это во многом или даже в основном преемственный социализм, осваивающий также инструменты предшествующих социальных формаций. Доминирующей предпочтительной формой является синтез капитализма с социалистическими дополнениями (прежде всего, с дополнением социальными гарантиями), как обеспечивающего эффективность на относительно высоком уровне экономического и научно-технического развития. К этому активно подключаются национальные традиции.

Синтез подходов социализма и капитализма больше сдерживается в богатых монархических государствах с преемственностью религиозных традиций и форм, предшествующих капитализму. Но и там идут процессы осознания внутренних препятствий социальному развитию.

Главное, нет запрета на самый широкий синтез, например, государственное планирование и социальные гарантии от социализма совмещаются с национальной культурой управления, а для измерения используются методы свободного рынка. Поэтому широкие формы и возможности объединяются с широкими адаптациями, тем самым происходит выявление и использование ситуационной и социальной уникальности.

При этом и на Запад социализм во многом также проник, но это проникновение сдерживают формы недобросовестной конкуренции, в частности, практика и тенденции однополярного доминирования

Как следствие, все могут действовать более свободно, творчески согласуя осуществляемую активность с разных сторон. Значит, переходим, а во многом уже перешли в приближение широкого всестороннего сотрудничества. Осталось это осознать всем в мире, аналогично «сбрасывая» все сложившиеся жестко сдерживающие формы, начиная с жесткого диктата однополярного доминирования.

 «Взрыв» свободы по многим причинам и по множеству направлений, наконец,  все более актуален. Он назрел и в чем-то или даже во многом уже достигнут в мировом масштабе, важно как это осуществить и развивать дальше.

При стихийности и противоречивости, естественных при плохом осознании происходящих процессов, легко в очередной раз получить непоследовательность, противоположность и откат назад – обратное «перевертывание».

А также можно надолго «зависнуть» в переходе, понести большие потери, многочисленные опасности сохраняются и множатся, в частности, на основе новых эффективных технологий, которые легко, особенно при сложившихся привычках недобросовестной конкуренции трансформировать в технологии разрушения.

По сути, наконец, получили свободный мир для освоения всеми участниками – от исходного стимула, запущенного «коммунистическим манифестом». Но однополярное доминирование или любые формы недобросовестной конкуренции новый свободный мир всячески сдерживают. Поэтому они являются главным препятствием для социального развития, жесткая конкуренция обедняет сообщество, радикально уменьшая свободу.

А в чем-то свободно действовать не позволяют инерция и неготовность участников. Они к такому просто еще не привыкли, значит, появляется масса поводов их расшевелить, в частности, в борьбе против сдерживающих недобросовестно конкурентных тенденций, по ходу они сами их (и многое другое) лучше осознают и научатся с ними работать.

 

Для капитализма аналогично декларируется и выделена свобода, прежде всего, как экономическая свобода в сравнении с предшествующими социальными формациями – за счет нее обеспечена более высокая эффективность в сравнении с ними (при условиях, существующих при достижении некоторого критического, достаточно высокого уровня развития)

По сути, «столбовая дорога» социального развития – это повышение эффективности социальной жизнедеятельности за счет снятия ограничений, т.е. освобождения (как всесторонней реализации потенциала свободного поведения). Освобождение выступает как основное направление в повышении социальной эффективности, в частности, в соответствии с «параметрическим» переходом от жесткой конкуренции к широкому всестороннему сотрудничеству.

Аналогично есть «параметрическое перетекание» (переход) от феодализма к капитализму.

Социализм, как и капитализм по смыслу ту же линию на освобождение последовательно продолжают, но и там, и там появляются свои противоречия этому основному направлению в повышении социальной эффективности.

В этом смысле шире, при капитализме экономическую свободу естественно дополняют политические и социальные свободы. А в частности, можно специально отметить  «фирменный» либерализм как органичный для «западного свободного общества».

 

Поэтому аспект свободы как реальная доминанта социального развития (в этом смысле его критический/ключевой аспект) особо выделен при соревновании капитализма и социализма.

Но это не значит, что свобода прямо развивается («монотонно» растет) при конкуренции социализма и капитализма. Для социализма так было бы, если бы все внутренне согласованные решения для социалистического проекта были разработаны исходно или найдены по ходу его реализации. Тем самым социализм не был бы противоречив внутренне.

Но как уже обсуждали, у реализованного проекта социализма получились сложные отношения со свободой.

Ожесточение в борьбе за пробивание любого проекта, в том числе, социалистического по смыслу направлено противоположно, особенно при множестве дополняющих, в том числе специально созданных и тщательно выстроенных обременений.

Победить – ограничить противника и себя по ходу, а не освободить. Это результат в одномерном выражении в логике жесткого конкурентного детерминизма.

Поэтому неудивительно, что социализм в форме конкретно осуществленного социалистического проекта запутался в несвободе.

Аналогично и для капитализма – со свободой у него также внутренние противоречия и сложные отношения.

В частности, при конкуренции с социализмом в проекции реализуемой свободы очевидны прямо противоположные варианты выбора. Победить подрастающий социализм капитализм может пытаться за счет сворачивания свободы и достижения предельной консолидации за счет усугубления несвободы – через нацизм, но это не получилось.

Или, напротив, победить можно за счет максимально реализованной свободы.

Точнее, два предельных варианта, реализуемых параллельно, максимально увеличивают диапазон возможностей с этой точки зрения. При этом неизбежна опасность, что жесткая форма «пожрет» свободную форму. В какой-то момент стало ясно, что последняя опасность весьма актуальна и «свободному» капитализму пришлось на время блокироваться с социализмом против жесткой формы – вполне в империалистической логике.

Получилось, что предпочтительной является свободная форма.

При этом одновременно жесткая форма выполнила свою главную функцию в ослаблении социализма.

В этом смысле понятно, почему в момент кризиса оппонента и проявления его несостоятельности западное общество было максимально привлекательно как свободное. Мы в наиболее ярком виде наблюдали феномен «западного свободного общества». Это объективная журналистика, законность и широкие права, исключительная экономическая свобода, минимально выраженное неравенство, политическая и личная свобода.

А после ухода оппонента столь же закономерно эти свободы и проявления социальной справедливости начинают уходить и «сжиматься».

По сути, «капиталисты–империалисты» были вынуждены соревноваться в свободе с оппонентом после того, как его не удалось уничтожить противоположным методом – исключением свободы через нацистские, ультранационалистические и жестко тоталитарные режимы.

Как следствие, вместе с оппонентом по острой, можно сказать, экзистенциальной необходимости творчески и эффективно развивали пространство свободы и справедливости.

При этом были выражены очень противоречивые тенденции.

Жесткая консолидация обеспечилась «выжиганием» инакомыслия механизмами типа маккартизма или «запрета на профессии», но одновременно декларировалась и во многом осуществлялась свобода во всем, что можно.

Привлекательный образ «западного свободного мира» дополняло жесткое колониальное и неоколониальное поведение.

За счет полученного повышения благосостояния достигалось смягчение противоречий – с «параметрическим» переходом от жесткой конкуренции к сотрудничеству и самореализации, например, как разносторонняя и широкая самореализация в науке. Ее противоречивость в том, что это в основном описательный уровень (п. 4 и п. 5), т.к. только в таком варианте управляющая элита может эффективно жестко конкурентно контролировать развитие науки.

И напротив, б о льшая глубина научных исследований приведет к осознанию фундаментальных механизмов, в частности, противоречий капитализма. В результате ученые и наука выйдут из-под жесткого контроля недобросовестно конкурентной элиты. И тогда они станут самостоятельно движущей силой.

Во всем этом видна вынужденность свободы, ее незаконченные, противоречивые,  а в чем-то и просто фиктивные формы. Как следствие, они лишь относительно и временно эффективные, а по существу фундаментально неэффективные.

 

Идея сложения силы

Иными словами, сейчас нужно что-то добавить, чтобы заработала вся широкая система подходов от художественных образов до интеллектуального инструментария, предусматривая также возможность добавок в дальнейшем.

Тем самым мы можем сложить всю накопленную силу ресурсов и знания, объединяя все доступное «наследство» и текущий опыт.

Иначе «зависаем» в некотором кризисе, если не прямо сейчас, то позже, и несем огромные потери как в 20-м веке. Так продолжается и сейчас: миллионы людей погибают, десятки и сотни миллионов беженцы и т.д., все это сопровождают потеря стабильности, дезорганизация и дезинтеграция мира.

В таком состоянии критичен ответ на вопрос: если не антиутопия (к которой приближались уже с нескольких позиций: нацистской, социалистического тоталитаризма – в жестком внешнем окружении, однополярной империалистической гегемонии), то какая форма глобальной организации мира актуальна и желательна?

Применительно к социальной проблематике можно поставить вопрос и по-другому: как объединить усилия (силу) всех участников социального процесса, чтобы обеспечить эффективное развитие и гармоничное взаимодействие между ними?

Можно взять и шире, применительно к другим научно-практическим проблемам, в этом смысле типовой запрос: как найти и собрать все, что есть, чтобы решать поставленные задачи и как перспективно искать и ставить новые задачи?

Развитие представлений на основе качественных вычислений дает ответы на этот и многие другие вопросы.

Тогда эффективный перебор вариантов быстро укорачивает (исчерпывает) список качественно разных вариантов, а затем также быстро можно уточнять и детализировать найденное решение.

Так можно найти и объединить все готовые полуфабрикаты и понять, что еще нужно достроить и как продолжать достраивать дальше.

При этом можно брать узко или широко – в зависимости от потребности.

 

Можно подойти и с еще одной стороны: как использовать уже готовые находки, оценивая все, что есть?

 Иными словами, важно оценить позитивно имеющееся «наследство», после этого будет понятно, как материал уже есть и из чего можно строить, как и что соединять.

 

Еще раз вернемся к классике и обсудим, как подобные интерпретации/подходы совместились в нашем обсуждении выше.

Попробуем все это еще раз проанализировать с рассматриваемой общей позиции. Можно сказать, что было рассмотрено многое и разное, осталось соединить, добавить и развить все вместе, последовательно складывая все уже объединенное по отдельности.

В частности, классовые теории (при позитивном отношении к ним), выявляя социальную однородность в этом аспекте, помогают объединить усилия участников социальных процессов – объединить силу в больших группах (в классах). В гармоничном продолжении естественно хотелось бы затем всестороннее сложить все эти уже объединенные возможности.

Резюмируя, можно сказать, что общая цель – это объединение, сложение и умножение силы. Хорошо бы даже получить некоторое «возведение в степень».

А высокий информационный барьер раскладывается на все промежуточные этапы осуществленного или планируемого решения по объединению силы. Как вариант: осуществляемого с предполагаемой перепланировкой по ходу осуществления.

Реально это многоэтапная процедура с большим числом этапов общей рациональной последовательности («вставка», п. 3.1.2), рационально редактируемой под более конкретную потребность.

Вкратце: сначала искали ориентир перспективы как образ гармонии в сравнении с исходной ситуацией или в сравнении антигармонией иной перспективы. Главное, негативная оценка одного состояния (текущего) и другого состояния (нежелательной перспективы) привела к выбору общего направления социальных изменений – к осознанному поиску способов осуществления гармонии.

Для сравнения: оппоненты отвергали и отвергают такой подход и категорически против него, по их мнению, все что нужно, произойдет и так, главное не делать резких шагов. Но и эта их позиция ценна тем, что они фиксируют возможности, достигнутые ранее и продолжение этого пути. Тем самым и параллельно они осуществляют заинтересованное оппонирование.

Затем такая  узкая трактовка альтернатив как выбора между двумя вариантами уже приближает к обобщению в терминах добросовестной/недобросовестной конкуренции. Любое упрощение (вырождение) ситуации, например, как сейчас в активности Запада как переустройству мира под себя, прямо выводит на это обобщение.

Негативная оценка текущего состояния как состояния, в котором нужно что-то менять, причем, судя по всему срочно, как с позиции классиков, дает переход от оценки возможных состояний, по сути, в статике к обсуждению возможной динамики. Выбор другого состояния в перспективе (некоторого ориентировочного образа будущего как конкретной установки на гармонию – с равенством и справедливостью) позволяет перейти к обсуждению и реализации конкретной динамики. Это было обосновано (подкреплено) всеми накопленными к тому моменту подходами и разработками.

Здесь также были два варианта конкретной динамики продолжения: прямой переход к ориентировочному состоянию или некоторая альтернатива ему. Альтернатива прямому переходу сложная, а главное, она была непонятна и не разработана. Поэтому, учитывая срочность (неотложность) сначала последовала попытка реализовать прямой переход, только так его затем можно было оценить. По сути, по неизбежности (см. выше аналогию с движением в «черную дыру») получили основу для оценки прямого перехода путем попытки его реализовать, т.е. оценить его эмпирически.

Отсюда (после попытки реализовать прямой переход) возможна оценка этого выбо