Любопытная форма рабовладения

 

Рабовладение в фирмах традиционно принимает весьма любопытные формы. Лучший раб – тот, которому вы переплачиваете, причем он это знает и страшится утратить свой статус. Транснациональные компании создали категорию экспатов, своего рода дипломатов с высоким уровнем жизни, которые представляют фирму за границей и ведут бизнес оттуда. У всех крупных корпораций были (у некоторых есть и сейчас) работники со статусом экспата, и, несмотря на издержки, это весьма эффективная стратегия. Почему? Чем дальше работник от штаб-квартиры и чем автономнее работает его коллектив, тем больше вы хотите, чтобы экспат был вашим рабом, чтобы он ничего не учудил.

Нью-йоркский банк посылает женатого работника вместе с семьей на чужбину, в тропическую страну с дешевой рабочей силой, осыпает бонусами и привилегиями – членство в загородном клубе, личный шофер, принадлежащая компании красивая вилла с садовником, ежегодная поездка домой вместе с семьей (первым классом) – и держит его там пару лет, чтобы он привык. Работник зарабатывает куда больше «местных» и ощущает себя словно бы наверху колониальной иерархии. Он общается с другими экспатами. Он все чаще думает о том, что надо бы тут задержаться, но, будучи вдали от штаб-квартиры, не понимает, ценят его или нет, – разве что по отдельным сигналам. Когда срок подходит к концу, он, как дипломат, молит послать его еще куда-нибудь. Возвращение на родину – это потеря бонусов, базовая зарплата, жизнь качеством ниже среднего в пригороде Нью-Йорка, электричка, а то и, боже упаси, автобус – и сэндвичи на обед! Человек трясется от страха, когда его унижает начальник. 95 % мозга работника работают на компанию… чего компания и добивалась. Большой босс заполучил клеврета, который поддержит его в какой-нибудь интриге в совете директоров.

 

Бесплатной свободы не бывает

 

В знаменитой истории Ахиакара, переработанной Эзопом (а потом еще раз Лафонтеном) собака бахвалится перед волком тем, в каком комфорте и какой роскоши живет, и почти убеждает волка одомашниться. Потом волк спрашивает у собаки, зачем той ошейник, и пугается, когда ему отвечают. «Не хочу я твоей пищи». Он убежал, и бежит до сих пор [51].

Вопрос: кем бы вы хотели быть – волком или собакой?

В оригинальной арамейской версии вместо волка был дикий осел, хваставший свободой. Однако в финале дикого осла съедает лев. Свобода таит в себе риск – ты ставишь на кон свою шкуру. Бесплатной свободы не бывает.

Что бы вы ни делали, не будьте собакой, которая прикидывается волком. Самец воробья Харриса развивает вторичные признаки, связанные с драчливостью. Чем самец темнее, тем больше он доминирует. Однако же экспериментальное окрашивание более светлых воробьев в темный цвет не повышает их статус, ведь они продолжают вести себя как раньше. Этих более темных птиц убивают; как сказал мне исследователь Терри Бёрнэм: «Птицы знают: все нужно делать самому».

Другой аспект дилеммы «собака или волк»: ощущение ложной стабильности. Жизнь собаки кажется более тихой и безопасной, но в отсутствие хозяина собака не выживет. Большинство из нас предпочитает брать щенков, а не взрослых собак; во многих странах нежеланных собак умерщвляют. Волк научился выживать. Работники, отвергнутые работодателями, как мы видели в истории IBM, в себя уже не приходят.

 

Волки среди собак

 

Есть категория работников, которые не стали рабами, но их количество исчезающе мало. Распознать таких легко: им плевать на свою репутацию, по крайней мере корпоративную.

После бизнес-школы я целый год проходил обучение в банке – по какой-то случайности: банк не понимал, каковы мои бэкграунд и цели, и хотел, чтобы я стал международным банкиром. Там меня окружали люди, делавшие все, чтобы оставаться на плаву (ничего отвратительнее в жизни я не видел), пока я не пошел в трейдеры (в другой фирме) и не узнал о существовании волков среди собак.

Волки были двух типов. Первый – агент по продажам, увольнение которого могло нанести ущерб бизнесу или, что хуже, озолотить конкурента, которому достались бы все клиенты продавца. Агенты по продажам воевали с фирмой: та пыталась вести их отчетность и отдалить их от клиентов, обычно безуспешно: людям нравятся люди, никто не хочет иметь дело с бесцветным вежливым голосом в телефонной трубке; то ли дело симпатичный и жизнерадостный друг-агент! Второй тип – трейдер, для которого важны прибыли и убытки, П-У. С волками фирму связывали отношения любви-ненависти, часто эти люди неуправляемы: трейдеров и агентов по продажам можно контролировать, только когда они приносят лишь убытки; в таком случае их увольняют.

Трейдеры, зарабатывающие деньги, понял я тогда, могут быть столь деструктивны, что надо держать их отдельно от прочих работников. Такова цена, которую платишь, превращая индивидов в машины для получения прибыли – если других критериев нет. Как-то раз я сцепился с трейдером, который безнаказанно наезжал на бухгалтера: «Я занят, я зарабатываю деньги, чтобы тебе платили зарплату» – и все такое прочее (подразумевая, что бухгалтерия в прибыльности фирмы не участвует). Ничего страшного: чем выше вы залезли, тем больнее падать, – и я видел, как бухгалтер оскорбил (куда тоньше) того же парня, когда того уволили: в конце концов удача от него отвернулась. Вы свободны, но ровно настолько, насколько вам удалась последняя сделка. Как мы видели на примере осла Ахиакара, свобода бесплатной не бывает.

Когда я сменил фирму, сбежав от личинок людей компании, мне сразу же сказали: меня уволят, как только я перестану выполнять критерий П-У. Я был прижат к стенке, но сделал ставку и вынужден был заняться покупкой низкорисковых малоприбыльных активов – в то время это было возможно, потому что операторы на финансовых рынках изощренностью не отличались.

Иногда меня спрашивали, почему я не ношу галстук, – тогда ходить без галстука было все равно что гулять по Пятой авеню голым. Обычно я отвечал: «Частью из-за высокомерия, частью из-за эстетики, частью из-за удобства». Тот, кто приносил прибыль, мог хамить менеджерам как угодно, и они все проглатывали – ты был им нужен, они боялись потерять работу. Человек рискующий социально непредсказуем. Свобода всегда связана с принятием риска – либо она к нему ведет, либо им порождается. Рискуешь – ощущаешь себя частью истории. Человек рискующий рискует, потому что это его природа – природа дикого зверя.

Отметим лингвистический аспект – и причину, почему (кроме гардероба) трейдеров нужно было держать отдельно от прочих, несвободных и нерискующих людей. В мое время на людях никто не матерился, если не считать бандитов и людей, сигналивших о том, что они не рабы; трейдеры ругались как сапожники, и я сохранил привычку стратегически использовать брань, но только за пределами книг и семейной жизни[52]. Люди, матерящиеся в социальных сетях (вроде Твиттера), дают значимый сигнал о том, что они свободны – и, как ни парадоксально, компетентны. Невозможно просигналить о компетенции, ничем не рискуя, – есть несколько таких низкорисковых стратегий. Сегодня обсценная лексика – символ статуса; точно так же московские олигархи приходят на важные мероприятия в джинсах, сигнализируя о своем могуществе. Даже в банках в ходе экскурсий трейдеров показывали клиентам, как зверей в зоопарке; вид трейдера, громко матерящего по телефону сцепившегося с ним брокера, был частью пейзажа.

При всем том мат и ругань могут быть признаком статуса собаки и полного невежества – недаром слово «каналья» этимологически роднит таких людей с собаками. Однако высший статус – свободного человека – обычно связан с добровольной имитацией нравов низшего класса[53]. Так же и Диоген (тот самый, с бочкой) оскорбил Александра Македонского, попросил того отойти и не заслонять солнце (легенда, конечно же). Напомню, что английские «манеры» были навязаны среднему классу, чтобы его одомашнить, а также внушить ему страх нарушить правила и социальные нормы.

 

Уклонение от убытков

 

Рассмотрим следующее изречение:

 

Важно не то, чем человек владеет или не владеет; важно, чего он боится лишиться.

 

Чем больше вы должны потерять, тем вы хрупче. Забавно: я видел нескольких лауреатов так называемой Нобелевской премии по экономике (премия Шведского государственного банка памяти Альфреда Нобеля), которые волновались, что продуют спор со мной. Много лет назад я заметил, что четверо из них и правда встревожились, когда я, никто и звать никак (и к тому же трейдер), публично назвал их мошенниками. С чего бы им волноваться? Но чем выше ты взлетаешь, тем меньше уверенность в себе: проигранный спор с тем, кто обладает низким статусом, ударит по тебе сильнее, чем если тебя победит какая-нибудь шишка.

«Высокий полет» хорош только при определенных условиях. Вы могли думать, что в Америке нет никого могущественнее главы ЦРУ, но, как оказалось, уважаемый Дэвид Петреус был более уязвим, чем водитель грузовика. Этот чувак не имел права даже изменить жене. Вы можете рисковать чужими жизнями, но оставаться рабом. Так организована вся структура государственной службы.

 

В ожидании Константинополя

 

Полная противоположность публичной шишки как раба – диктатор.

Когда я пишу эти строки, мир наблюдает зарождение конфликта между несколькими сторонами, включая нынешних «глав» стран – членов Североатлантического альянса (у современных стран нет глав, есть только мастера болтологии) и россиянина Владимира Путина. Да, с одной стороны, все они, за исключением Путина, должны избираться, могут попасть под огонь собственной партии и должны соразмерять каждое свое высказывание с тем, насколько его может исказить пресса. С другой стороны, Путин исповедует подход типа «к-черту-деньги» и отчетливо демонстрирует, что ему плевать, благодаря чему число его сторонников и поддержка растут. В подобной конфронтации Путин выглядит и действует как свободный гражданин, противостоящий рабам, которым нужны комитеты и одобрение – и которые, само собой, принимают любое решение, чтобы повысить свой рейтинг.

Поведение Путина гипнотизирует его поклонников, в том числе христиан Леванта, особенно православных христиан, помнящих о том, что флот Екатерины Великой прибыл, чтобы вновь зазвонили колокола собора Св. Георгия в Бейруте. Екатерина Великая была «последним царем с яйцами», именно она отобрала Крым у Османской империи. До того турки-сунниты запретили христианам в контролируемых ими прибрежных городах звонить в церковные колокола – такую свободу могли позволить себе только недоступные горные деревни. Левантийские христиане утратили защиту русского царя в 1917 году и надеются, что Византия возвращается сто лет спустя. Куда проще делать бизнес с владельцем бизнеса, чем с работником, который через год наверняка потеряет рабочее место; точно так же проще доверять слову диктатора, чем хрупкого избранного чиновника.

Глядя на Путина, я понимаю, что одомашненным (и стерилизованным) животным против дикого хищника не выстоять. Ни единому такому животному. Забудьте об армейской мощи: важен спусковой крючок[54].

Исторически диктатор был свободнее, а также – как традиционные монархи маленьких государств – в ряде случаев ставил шкуру на кон, чтобы сделать свою страну сильнее, и действовал эффективнее, нежели избранный чиновник, объективная функция которого – демонстрировать прибыль на бумаге. Сегодня все изменилось: диктаторы, понимая, что их время ограничено, разнузданно грабят государство и переводят активы на счета в швейцарских банках – вот как королевская семья Саудитов.