Храбрость и предосторожность не исключают друг друга

 

Почему в число античных добродетелей входят и храбрость, и благоразумие? Добродетель, как она описана в «Никомаховой этике» Аристотеля, включает в себя: софросину, благоразумие и форму здравого суждения, которое автор более широко определяет как фронезис. Совместимо ли все это с храбростью?

В нашей системе координат – вполне совместимо. Более того, как сказал бы Жирный Тони, это «всяко одно и то же». Почему?

Я могу проявить храбрость, спасая тонущих детей и рискуя своей жизнью, и этот поступок будет вполне благоразумен. Умерев, я пожертвую нижним уровнем на рис. 6 ради блага верхнего.

Храбрость – в соответствии с греческим идеалом, который Аристотель получил в наследство от Гомера (через Солона, Перикла и Фукидида), – не может быть эгоистической:

 

Храбрость – это когда вы жертвуете собственным благополучием ради того, чтобы выжили уровни выше вашего.

 

Эгоистическая храбрость – не храбрость вовсе. Когда дурак играет в казино, это не подвиг, особенно если дурак рискует деньгами других людей или ему нужно кормить семью[122].

 

И снова о рациональности

 

Последняя глава переопределяет рациональность в терминах реального выбора, в отличие от «веры»; такая рациональность может весьма эффективно побудить нас избегать того, что угрожает выживанию системы. Если для этого придется стать суеверным, аксиомы рациональности нарушены точно не будут, напротив: стоять на пути у такого суеверия – иррационально. Если суеверия обеспечивают нам эргодичность – почему нет?

Вернемся к Уоррену Баффету. Он сделал миллиарды вовсе не на анализе эффективности затрат; скорее он установил мощный фильтр – и пользовался возможностями, которые одолевали порог вхождения. Баффет сказал: «Разница между успешными и действительно успешными людьми в том, что последние говорят “нет” почти на любое предложение». Вот и наша прошивка наверняка приспособлена к тому, чтобы говорить «нет» хвостовому риску. Ведь заработать деньги, не принимая хвостовой риск, можно миллионом способов. И миллионом способов можно решить все проблемы (скажем, накормить мир), не прибегая к сложным технологиям, которые делают нас хрупкими и чреваты хвостовой катастрофой. Когда я слышу, как кто-то говорит: «Нам нужно принять (хвостовой) риск», – я понимаю, что это не выживший практик, а ученый-финансовед или банкир; последние, как мы видели, терпят крах почти всегда, причем обычно за счет других людей.

Отказ от новых неустойчивых технологий обойдется нам недорого. Если я буду лелеять свою «утонченную паранойю», пусть я окажусь не прав, – цена для меня будет невысока. Если моя паранойя спасет меня хоть однажды, этого будет достаточно.

 

Любовь к некоторым рискам

 

«Антихрупкость» показывает, что мы путаем риск краха с вариациями и флуктуациями, – и это упрощение нарушает более глубокую и строгую логику вещей. Я доказываю, что любовь к риску, систематическое «выпуклое» прилаживание и принятие рисков, не скрывающих хвостовые потери и сулящих хвостовые приобретения, – это правильно. Переменчивое не обязательно рискованно, но верно и обратное. Прыжок со скамейки может быть полезен вам и вашему скелету, прыжок с двадцать второго этажа – никогда. Мелкие повреждения могут быть благотворны, крупные – уже не могут; их последствия необратимы. Страх перед одними классами событий не оправдан, перед другими – оправдан. Риск и крах – «всяко не одно и то же».

 

Наивная эмпирика

 

Риски не равны. Мы часто слышим что-то вроде: «Люди чаще тонут в своих ваннах, чем гибнут от вируса Эбола», – утверждения, базирующиеся на «фактах». Это еще один класс проблем, которые поймет ваша бабушка, а полуобразованец – не поймет.

 

Никогда не сравнивайте накапливающиеся, системные и толстохвостые риски с ненакапливающимися, уникальными и тонкохвостыми.

 

Как вы помните, меня тревожит связь смерти одного человека со смертью другого. Нас должны беспокоить системные эффекты: то, что может повлиять больше чем на одного человека.

Освежим память. Случайные события делятся на две категории: Среднестан и Крайнестан. Среднестан – вотчина тонкохвостых событий, влияющих на индивида, но не затрагивающих коллектив. Крайнестан по определению влияет на множество людей. В Крайнестане наблюдается системный эффект, которого вовсе нет в Среднестане. Накапливающиеся риски – такие, как при эпидемиях, – всегда из Крайнестана. Они могут быть не фатальными (скажем, грипп), но их родина – Крайнестан.

Техническим языком:

 

Риски Среднестана лежат в пределах границы Чернова.

 

Границу Чернова можно объяснить следующим образом. Вероятность того, что число людей, утонувших в своих ваннах в США, в следующем году удвоится – при условии, что количество населения и ванн остается прежним, – составляет единицу, поделенную на несколько триллионов сроков жизни Вселенной. Чего не скажешь об удвоении числа людей, которые за тот же период погибнут в терактах.

Журналисты и адепты социальных наук патологически склонны к подобной чуши – особенно те из них, кто считает, что регрессия и график – это изощренный метод решения проблем. Такие люди обучены пользоваться инструментами Среднестана. Вот почему нас то и дело пичкают новостями о том, что американские граждане чаще спят с Ким Кардашьян, чем умирают от вируса Эбола. Или что больше людей гибнет из-за собственной мебели, чем от рук террористов. Логика вашей бабушки отвергла бы эти утверждения. Подумайте вот о чем: миллиард человек не могут переспать с Ким Кардашьян (даже с ней), но есть ненулевая вероятность того, что нарастающий процесс (пандемия) обусловит такое количество жертв Эболы. И даже если события не распространяются по цепочке, как в случае с терактами, остается вероятность событий (отравление водных запасов), которые могут повредить очень многим. Другой довод касается обратной связи: жертв терактов не так много из-за мер предосторожности (мы досматриваем пассажиров перед посадкой на самолет), и, когда кто-то говорит, что такие меры лишние, это явный пробел в логике. Ваша ванна не пытается вас убить.

Я никак не мог понять, почему эта логика кажется неестественной многим «ученым» (включая тех, кто принимает решения от лица государства), но естественна для других, скажем для вероятностника Пауля Эмбрехтса. Просто Эмбрехтс смотрит на вещи с другого конца. Он изучает раздел теории вероятностей, известный как теория экстремальных значений, и входит в группу «экстремистов» – исследователей, которые специализируются, как и я, на очень редких событиях. Эмбрехтс и его коллеги изучают разницу между процессами в области экстремальных значений, а не обычных. Не путайте с Крайнестаном: область экстремальных значений есть и в Крайнестане, и в Среднестане, – просто Среднестан мягче Крайнестана. «Экстремисты» смотрят на то, что происходит «в хвостах», в соответствии с обобщенным распределением крайних значений. В хвостах все намного яснее. В теории вероятностей все намного яснее, чем на словах.

 

Итоги

 

В конце главы мы подведем несколько итогов.

 

Можно любить риск, но всячески уклоняться от краха.

 

Ключевая асимметрия жизни:

 

В стратегии, допускающей крах, выгоды никогда не перевешивают риск краха.

 

Далее:

 

Крах и другие изменения условий – не одно и то же. Каждый единичный риск, которому вы подверглись, уменьшает ожидаемую продолжительность вашей жизни.

 

Наконец:

 

Рациональность – это уклонение от системного краха.

 

Эпилог

Что сказал мне Линди

 

Итак, читатель, подходит к концу наше путешествие, а с ним и пятый том Incerto. Пытаясь подвести итог и дистиллировать смысл книги, я увидел в зеркале ресторана свое отражение: белобородый, непокорный греко-финикиец из Восточного Средиземноморья, гордо принимающий старость. Я взялся за перо, чтобы начать Incerto, четверть века назад, и тогда борода моя не была седой. Линди говорит мне, что есть класс явлений, по поводу которых нужно поменьше доказывать, объяснять и теоретизировать. Один из гостей ресторана воскликнул многозначительно: «Это так, потому что это так!» – и фраза засела у меня внутри.

Никакого итога на этот раз, и вообще – никакого итога. По Линди:

 

Когда борода черна, смотри на логику, но игнорируй выводы. Когда борода начала седеть, смотри и на логику, и на выводы. Когда борода бела, не смотри на логику, но учитывай выводы.

 

Позвольте мне завершить книгу (длинной) максимой в стиле via negativa:

 

Нет мышц без силы,

дружбы без доверия,

мнения без последствий,

изменения без красоты,

старения без ценностей,

жизни без усилий,

воды без жажды,

пищи без насыщения,

любви без жертвы,

мощи без честности,

фактов без строгости,

статистики без логики,

математики без доказательства,

обучения без опыта,

вежливости без теплоты,

ценностей без практики,

степеней без эрудиции,

воинства без стойкости,

прогресса без цивилизации,

дружбы без инвестиций,

добродетели без риска,

вероятности без эргодичности,

богатства без опасности,

сложности без глубины,

умений без содержания,

решения без асимметрии,

науки без скептицизма,

религии без терпимости,

 

и самое главное:

 

нет ничего без шкуры на кону.

 

И спасибо, что прочли мою книгу.

 

 

Благодарности

 

Спасибо вам, Ральф Нейдер; Рон Пол; Уилл Мёрфи (редактор, консультант, корректор, эксперт по синтаксису и профессионал); Бен Гринберг (редактор); Касиана Ионита (редактор); Молли Тёрпин; Мика Касуга; Эван Кэмфилд; Барбара Филлон; Уилл Гудлэд; Питер Танус; Замер Бу Ассалех; Марк Бейкер (он же Анаэробный Гуру); Арман д’Ангур; Алексис Киршбаум; Макс Брокман; Рассел Вейнбергер; Теодосиус Мосен Абдалла; Дэвид Боксенхорн; Марк Миланини; сотрудники Швейцарской высшей технической школы (ETH) в Цюрихе; Кевин Хорган; Пол Веаги; Барух Готтесман, Джил Френд, Марк Чемплин, Аарон Эллиот, Род Рипамонти и Златан Хадзич (религия и самопожертвование); Дэвид Гребер (Goldman Sachs); Нил Крисс; Амир-Реза Амини (машины на автопилоте); Эктрит Крис Мануши (религия); Джази Зильбер (особенно рав Сафра); Фарид Анвари (британский скандал); Роберт Шоу (морские перевозки и распределение риска); Дэниэл Хогендорн (Камбис); Юджин Каллахан; Джон Элстер, Дэвид Чемблис Джонсон, Гур Хаберман, Рафаэль Дуади, Роберт Шоу, Баркли Россер, Джеймс Франклин, Марк Абрахамс, Андреас Линд и Элиас Коросис (статьи); Джон Дьюрант; Звика Афик; Роберт Фрей; Рами Зрейк; Джо Оди; Ги Ривьер; Мэтт Дьюбук; Сесарео Гонсалес; Марк Спицнагел; Брендон Яркин; Эрик Брийс; Джо Норман; Паскаль Венир; Янир Бар-Ям; Тибо Лекюйе; Пьер Заллуа; Максимилиан Хирнер; Аарон Эллиот; Джаффер Али; Томас Мессина; Александру Паниччи; Дэн Комен; Николас Тиг; Магед Искандер; Джеймс Марш; Арни Шварцфогель; Хэйден Рэй; Джон Маст-Финн; Руперт Рид; Рассел Робертс; Виктория Мартин; Бан Кандж Эльсабе; Винс Помэл; Грэйм Майкл Прайс; Карен Бреннан; Джек Томи; Мари-Кристин Риаки; Джордан Тибодо; Пьетро Бонавита. Наверняка я кого-то упустил – прошу прощения.

 

Глоссарий [123]

 

Погоня за рентой. Попытка использовать защитные регуляции или «права» так, чтобы получить прибыль, не вкладываясь в экономическую активность и не увеличивая богатство других. Как сказал бы Жирный Тони, это все равно что заставлять вас платить мафии за защиту, от которой вам ни жарко ни холодно.

Выявление предпочтений. По теории, разработанной Полом Самуэльсоном (изначально в контексте выбора общественных благ), агентам недоступно полное понимание того, почему они действуют так, а не иначе; действия можно наблюдать, а мысль – нет, в качестве фактора строгого научного исследования она непригодна. В экономических экспериментах требуется, чтобы агент тратил настоящие деньги. Обобщение Жирного Тони: «Болтать – не бабки тратить».

Регуляторный захват. Ситуация, в которой регуляторов в конечном счете «обыгрывают» агенты, часто в обход первоначальной цели регуляций. Некоторые бюрократы и бизнесмены обязаны частью своего дохода защитным регуляциям и франшизам – и лоббируют их. Заметим: регуляции легче внедрить, чем изменить и отозвать.

Сциентизм. Вера в то, что наука выглядит… как наука, с преобладающим акцентом на внешний аспект в ущерб скепсису. Сциентизм превалирует там, где вклад оценивается администраторами путем измерения неких показателей. И там, где люди говорят о науке, но ничего не «делают» (журналисты и учителя).

Наивный рационализм. Вера в то, что мы можем постичь, как работает мир, а того, чего мы не понимаем, не существует.

Интеллектуал, Но Идиот. Идиот.

Псевдорационализм 1) сосредоточен на рациональности веры во что-то, а не на последствиях; 2) использует неверные вероятностные модели для наивного порицания «иррациональности» тех, кто совершает определенный тип действий.

Агентская проблема. Невыравнивание интересов агента и принципала, скажем, продавца автомобилей и ваших (потенциального владельца машины) или врача и пациента.

Бизнес Боба Рубина. Отдача в скошенной ситуации, когда выгода видима (и таит в себе вознаграждение), а ущерб возникает редко (и тот, кто его нанес, не страдает благодаря тому, что не ставит шкуру на кон). Может наблюдаться в политике и везде, где штраф за ущерб мал, а жертвы абстрактны и рассеяны (акционеры, налогоплательщики).

Интервенционист. Тот, кто порождает хрупкость, потому что верит, что понимает происходящее. Ничем не рискует и не дисциплинирован наличием шкуры на кону. Обычно лишен чувства юмора.

Заблуждение «зеленого леса». Склонность путать важное или даже необходимое знание – например, о том, что такое «зеленый лес», – с другим, менее различимым со стороны, менее понятным. Теоретики часто преувеличивают роль тех или иных знаний в бизнесе; многое из того, что мы считаем «значимой информацией», таковой не является.

Эффект «учить птиц летать». Перенаправление стрелы знания в формулах типа «научное сообщество → практика» и «образование → богатство» с целью убедить нас, что технология многим обязана научным институциям, хотя на самом деле это не так. См. «Антихрупкость».

Эффект Линди. Когда технология, идея, корпорация или что-то неуничтожимое выживает и с каждым новым днем увеличивает ожидаемую продолжительность жизни – в отличие от уничтожимых явлений (таких, как люди, кошки, собаки, экономические теории и помидоры). Скажем, книга, которую читают и издают сто лет, наверняка продержится следующее столетие – если продажи не упадут.

Эргодичность. В нашем контексте эргодичность появляется, когда совокупность (ансамбль) игроков обладает такими же статистическими характеристиками (особенно это касается математического ожидания), как один игрок на протяжении времени. Вероятности по ансамблю и вероятности по времени равны. Отсутствие эргодичности означает, что свойства риска не переносятся напрямую с наблюдаемой вероятности на отдачу от стратегии, которую может прекратить катастрофа (любой поглощающий барьер, точка «сдаюсь»), иначе говоря, вероятностно неустойчивой.

Среднестан. Процесс, в котором преобладают средние значения и редко случаются большие удачи или провалы (скажем, заработок зубного врача). Ни одно событие не может значительно повлиять на результат. Другое название – «тонкие хвосты», член семейства гауссовых распределений.

Крайнестан. Процесс, в котором одно событие может существенно повлиять на результат (скажем, доход писателя). Другое название – «жирные хвосты». Включает фрактальное (степенной закон) семейство распределений. О субэкспоненциальности см. в Специальном приложении.

Власть меньшинства. Асимметрия, при которой поведение группы диктуют предпочтения меньшинства. Курящие могут находиться в помещении для некурящих, но не наоборот, следовательно, некурящие будут доминировать – не потому, что они изначально в большинстве, а потому что они асимметричны. Автор считает, что языки, этика и (некоторые) религии распространяются через власть меньшинства.

Via negativa. В богословии и философии – акцент на том, чем нечто не является, непрямое определение, которое менее склонно к ошибкам, чем via positiva. Когда речь о действиях, via negativa предписывает, чего следует избегать и не делать – в областях с накапливающимися и непредсказуемыми побочными эффектами лучше работает убавление, а не прибавление. В медицине via negativa означает, например, что, если отговорить вас от курения, нежелательных последствий будет меньше, чем если назначить вам таблетки и другое лечение.

Масштабируемость. Свойства феномена меняются, часто внезапно, когда он уменьшается или увеличивается в размерах. Города отличаются от больших государств, континенты очень сильно разнятся с островами. Когда растет размер групп, поведение коллектива резко меняется; это довод в пользу развития местной экономики и против необузданного глобализма.

Интеллектуальная монокультура. Журналисты, карьерные ученые и другие рабы без шкуры на кону в конкретной области сливаются в «благомыслии», которое поддается манипуляциям и игнорирует факты. Причина проста: отклонения от монокультуры часто караются ярлыками вроде «путинист», «убийца детей», «расист» (шарлатаны всегда используют детей как сенсационалистский аргумент). Почти так же с увеличением территории острова уменьшается экологическое разнообразие (см. «Черный лебедь»).

Торговля добродетелью. Девальвация добродетели путем превращения ее в маркетинговую стратегию. Античные авторы предписывали хранить добродетель в тайне, но это противоречит современным сигналам типа «спасем окружающую среду». Торговцы добродетелью зачастую лицемерны. Далее, добродетель, лишенная храбрости, самопожертвования и шкуры на кону, – не добродетель. Торговля добродетелью схожа с симонией (в Средние века – торговля церковными постами) и индульгенциями (покупка прощения грехов за деньги).

Золотое правило (симметрия). Поступайте с другими так же, как вы хотите, чтобы поступали с вами.

Серебряное правило (негатив золотого правила). Не поступайте с другими так, как не хотите, чтобы поступали с вами. Отметим отличие от золотого правила: серебряное останавливает назойливых людей, которые пытаются указывать вам, как жить.

Принцип доброжелательности. В интеллектуальных дебатах придерживайтесь симметрии; представляйте доводы оппонента так же, как вы хотите, чтобы кто-то другой представлял ваши. Противоположность – аргумент типа «чучело».

 

Специальное приложение