Эрьмезь. Перевод с эрзянского. Зачин

Вирява

Перевод с эрзянского языка

ЭРЬМЕЗЬ
Сказание о древнем времени
Эпическая поэма Якова Кулдуркаева

Зачин

I

То не вирьатя во лесу кричит,
По-медвежьему воет-голосит.
То сзывает люд да на сельский сход,
Колокольный звон то оз-атя бьёт.
Он дождался дня, время, знать, постиг,
Для народного вече выбрав миг:
От села к селу ходит по домам,
Созывая люд, рыщет по дворам —
Все селения вдоль да поперёк
От двора к двору он прошёл-пробёг.
Всех старейшин сёл он созвал-собрал,
Да премудрое молвит слово-вал:
— Недалёк тот день, скор да явен час,
Ожидает Паз на моленье нас.
Богу богово вознесём в мольбах,
Сами в пляс пойдём во цветных лугах.
Собирайся же, весь честной народ,
Пусть пшеницы горсть каждый принесёт:
Варит пуре всяк, кто не ленится,
В чарках хмельный мёд густо пенится.
Чтобы во плоти жил-был здравый дух,
Лучших отыскать надобно стряпух,
Да мужей сыскать — мольбище сокрыть,
От ненужных глаз место оградить.
Сокровенный день изберёт лишь тот,
Кого сам пришлю во эрзянский род, —
Не для вашего ума дело то,
То нужда моя, дело то моё!

Поклонился люд — весь эрзянский род,
Оз-атя в черёд свой поклон им бьёт.

II
Копошась в делах, подгоняя дни,
Всполошился люд: словно муравьи!
Поспешают, знать, мольбище сокрыть
От ненужных глаз место оградить.
Варит пуре всяк, кто не ленится,
В чарках хмельный мёд густо пенится.
Маслом сдобрена каша, сварен ям,
Овцы жертвенно блеют по утрам.
Приготовлены подаяния,
Праздно справлены одеяния:
Лишь от оз-ати, от мудрейшего,
Ожидает люд слова вещего.
Старец не спешит, не торопится,
Дома день-деньской, он с околицы
Словно ждёт кого: вот открылась дверь,
Да вошедший весть молвит – слову верь:
— Как на пик горы поднимался я,
Как на дуб высок да взбирался я,
Да долгонько всё вкруг-окрест глядел,
Да долгонько всё вдаль взирал-смотрел,
Во все очи синь неба созерцал,
Но ни тучки я в небе не сыскал,
Но ни облачка взглядом не узрил:
Лишь Ярило льёт свет свой что есть сил,
Он на небеси одинёшенек,
Каждый луч его золотёшенек.

И тогда в ответ старец так изрёк:
— По селу пройди вдоль да поперёк,
Знать, нам Паз нишлёт просветление,
Созывай эрзян на моление.
Богу богово вознесём в мольбах,
Сами в пляс пойдём во цветных лугах.
III
Вот отправилось на моление
Всё эрзянское поселение!
Ко репешти всяк — стар да мал, идёт,
Словно муравьи, копошится сход.
Словно капельки доброго дождя,
По дороге так шествует эрзя:
По земле идут, по стезе родной,
По тропе идут, нити её вдоль.
К перепутию вышли всех дорог,
Повернули здесь — путь на север лёг,
До развилки шли путники опять,
Через топи в лес повернула гать.
Леса посреди рощица берёз:
Шелестит листвой белоствольный плёс,
Прячет частокол — не проникнет зверь,
Для родных эрзян лишь открыта дверь.
Ко репеште путь держит сельский люд,
С песнопением к рощице идут.
Распахнул врата шедший впереди,
Замыкающий плотно затворил.
Вот собрался люд оз-ати вокруг,
Сотнями рядов обозначив круг.
Ожидают-ждут солнечный рассвет,
Из Суры сверкнул первый луч в ответ,
Золотой стрелой вынырнул из вод.
Ох, каков он был! Ярок, светл восход!
Выплыло из вод солнце ясное,
Золотит Суру, распрекрасное!
Во ладони эрзи село солнце — глянь! —
Словно ал-яйцо держит крепко длань.
Зорька светлая, раскрасавица,
Смотрит на эрзян, улыбается.

IV
Долго оз-атя на восход взирал,
Созерцал зарю, думал да молчал,
Сделав шаг затем к солнцу, на восток,
На главу свою возложил платок,
Добрый каравай в длани взял, да ввысь —
К солнечным лучам, руки поднялись,
А затем Земле поклонился — вниз,
С уст слова молитв к Богу полились:
— О, светило-бог, солнечный Чипаз,
Ты расслышь меня, мой зовущий глас!
Слышишь ты, Чипаз, как трава растёт,
Видишь, как орех раскрывает плод,
Повелитель наш, строгий дай наказ,
Плодородным чтоб был Бог-Масторпаз:
Хлебным хлебушком да бочком свиным.
Чтобы скотный двор живью полон был —
Поголовием прирастает хлев.
Вынесем тебе первый, лучший хлеб —
С жару каравай, прямо из печи!
Здравия, Чипаз, дай нам, — шумбрачи!

V

Все да выполнил оз-атя дела,
Произнёс молитв он слова сполна,
Взяв в длань ковш большой, пуре до краёв,
Выпил всё до дна после этих слов.
Вслед за старцем люд пуре иссушить
Устремился. Всласть взялся есть да пить.
Они пьют-едят, — ест, пьянея, люд, —
В сладком во хмелю песню запоют:
— Удалось дитя посевной порой —
Колос полнит хлеб каменной горой,
Что посеяно, осенью пожнёшь,
Соберёшь плоды, лишь созреет рожь.
Всласть вскормил коня — удалось дитя! —
Скачут жеребцы до вершин, шутя.
Удалось дитя — полон улей пчёл,
Был хозяин щедр — их числа не счёл:
Долетает рой до иных краёв,
Добывает мёд из сухих сучков.
Удалось дитя, плёл ли лапти впрок, —
Улыбается новый лапоток,
Девицы в него все влюбляются,
С ним целуются-обнимаются,
В новый лапоток обувается
Бояравушка-раскрасавица.

Песню лишь мужи завершили петь,
Голоса их жён зачали звенеть:
— Ой, эрзянские жёны-жёнушки,
Красны девицы, ой, лебёдушки!
Кашу не едят, да не пьют хмель-мёд,
Песня девичья расплавляет лёд,
Полнится добром женская душа,
Ласковостью слов песня хороша.
Ой-да, не умеют, вышивать, чать,
Но на руцях их петухи под стать —
Нитью красною вышивания —
Бояравушек одеяния,
Петухи идут вместе с жёнами,
В руцях празднично наряжёнными.
Ой-да, не умеют панго, шить, чать,
На главе венца, знамо, не видать.
Месяцем сияет панго над челом —
Хороша эрзянка в плате головном!
Подхватите, парни,
песню, словно птицу,
Подпевайте, парни:
Солнце — молодица,
Смотрит с небосклона,
смотрит да смеётся,
Знать, от звуков песни
опьянело солнце?..

Смолкло пенье. За столы садятся.
Песней жен мужи не надивятся,
Да ответную как запоют, затянут,
Громогласно, звонко, дружно грянут:

— Красны девицы, во пляс пуститесь!
Солнце ясное, что добрый витязь!
Смотрит с неба на девиц, смеётся:
Между ними лишь одна найдётся,
Та, которую полюбит солнце.
Ясный лик запомнится навеки,
Её косы льются, словно реки,
Её панго — месяца излука,
Над челом склонясь, сияет лунно,
Розовеют нежные ланита,
Её руця звёздами расшита.
На неё взглянув, забудешь небо,
Стройный стан, как тонкий, гибкий стебель!
Красотой небесною славится,
Ой, эрзянская раскрасавица!
Покажите нам красну девицу,
Зорькой алою лик рассветится,
Выводите-ка на бел свет её,
От лучистых глаз на земле светло.
Словно ясный взор день сияет пусть,
Красота её да прогонит грусть!
Ею плат с главы солнцу дарится —
Красна девица, раскрасавица!

Бравые мужи завершили песнь,
За столы садясь, стали пить да есть.
Жёны от мужей в восхищение,
Покорило их мужей пение,
Да в ответ спешат с песней встречною,
С песней встречною, красноречною.
Головной платок в руки просится,
Взвилась в синь небес песня-звонница!
Встречу солнышку, встречу ясному,
Песнь поют они распрекрасную:
— Красно солнышко взор слепит лучом,
С ясным солнышком лихо нипочём.
Очи ли сомкнёт солнца яркий свет,
Сердце расцветёт, полнится в ответ…

Грянули мужи песней встречною,
Песней встречною да беспечною:
— Головной платок – что за дар таков!
Солнцу яркому ни к чему покров!
В чём его краса? Бел платок да прост?
В чёрную избу лишь годится холст.
Иль отдать свинье рыло утереть, —
Рассмеялись все. Зачал лес гудеть.
Отозвался бор звоном голосов,
Эхом разнеслось сорок сороков.

VI

Смолкло пение, смех утих эрзян.
Пуре выпито, сытый съеден ям,
Спеты песни все, шелестит листва,
Сказа древнего слышатся слова.
Кто их произнёс, кто их нашептал? —
Старый Дуварма, твой черёд настал:
Кто, если не ты, будет сказ вершить?
Славу древних лет внукам доносить?
Только Дуварма ведает слова,
Древний сказ вершить будет Дуварма.
Потому вокруг Дувармы народ,
Мудрые слова старца жаждет род.
Старец сказывать были не спешит,
Вкруг да около хитро сказ вершит:
– Ныне лишку я выпил – захмелел,
Оттого язык, знать, и онемел.
Путается слог, не раскрыть уста.
Здесь, на этом пне, но лишь год спустя,
Год спустя сей сказ я вам расскажу,
А теперь меня отпустить прошу.
— Год спустя ты жив будешь али нет? —
Дуварме такой шлют они ответ, —
Слишком стар ты стал, хворь да немощи
Кружат вкруг тебя, ты уж не взыщи!
И жена твоя умерла, и пёс
Дряхлый одичал да не кажет нос.
Ты один теперь, одинёшенек,
В дряхлой во избе, позаброшенной.
Как нам углядеть, усмотреть тебя?
Некому радеть да стеречь тебя,
Ежели умрёшь, сказ забудется,
Сказ забудется, — молвит улица.
— Пусть забудется! Пусть во мне умрёт,
В сердце Дувармы сказ пускай сгниёт!
Сказ не расскажу, не поведаю,
Опечалю лишь былью древнюю
Слабые сердца женщин да детей —
Слёзы не унять светлых их очей.
— Древней жизни нет в мыслях и следа,
Вспомнит кто о ней? — в лету отошла.
Бедно, знать, жилось прежнею порой,
Голоден народ, словно волк весной,
Босы да наряд — жалкое тряпьё,
На столе из яств — лишь труха, гнильё,
Свиньям-кабанам, знать, молились встарь.
Иссушили род хворости да брань.
Русские князья ездили верхом,
Погоняли люд, знамо, батогом,
Да не мог народ голову поднять,
За эрзянский род крепко постоять.

Тронули слова сердце Дувармы,
Вспыхнули глаза на поклёп молвы:
— Ну-тко, поспешай старца разувать,
Со уставших ног да обутку снять,
Ну-тко, поспешай вытащить нудей —
Дудочку мою, с ней душе светлей!
Весь поклёп молвы сказом изведу,
Истины зерно для эрзян найду!
Вкруг-окрест, меня собирайтесь близ,
Сказ поведаю про былую жизнь.

VII

Вмиг собрался люд Дувармы вокруг,
Старца оплели: ряд за рядом — круг!
Много ль, мало ли — сотнями рядов,
Прибыло эрзян ото всех родов.
Старца окружив, ждут его слова:
Дувармы вокруг села детвора,
Жёны прилегли на ковёр травы,
Ближе подошли сосны да дубы,
Мурава-трава к старцу стелится,
Сникнув, сказа ждут красны девицы,
Добры молодцы старца около
Ерепенятся, словно соколы.
Ветви крон склонил лес над Дувармой,
Льнёт к его стопам шёлковой травой,
Птицы не поют, шелест стих листвы,
Ожидают-ждут сказа Дувармы.
Весь эрзянский род старца слушает,
Откликаясь дням древним душами,
Внемлет, не дыша, весь эрзянский люд,
Не журчат ручьи, реки не текут,
Не растёт трава, небо ниц глядит.
Лишь сердца стучат-бьются во груди,
Поспешали, знать, мчались во весь дух,
Слышится сердец торопливый стук.
Раздаётся звук дудочки-нудей,
Зачинается сказ былинных дней.
То, о чём поёт дудочка-нудей,
Ведует язык – древний чародей.