Синкретизм и расчлененность в разговорной речи.

Языковой облик повседневного дискурса характеризуется: 1) слабой разговорностью и 2) перестройкой системы частей речи.

Слабая разговорность имеет 2 тенденции (по Панову): к синкретизму и расчлененности. Они непосредственно связаны с коммуникативной составляющей.

1. Синкретизм (в литературном языке 2 единицы, в разговорном одна)- вместо двух означающих одно означающее: сгущенное молоко-сгущенка, зачетная книжка-зачетка, дипломная работа-диплом.

а). Фонетика:

- непроявление, невычленение отдельных звуков

- восприятие общего облика слова [члк] (человек), а не каждого звука

 - стирание фонетических границ между словами

- количественная редукция гласных на всех позициях

 - ослабление согласных

 - упрощение групп согласных

б) Лексика:

- вместо словосочетания из литературного языка используется одно слово - может быть производное с суффиксом (овсяная каша = овсянка, тушенка);

- субстантивация (А ты все еще в зимнем?);

- стяжение - вместо атрибутивного сочетания одно слово (у меня нервы)

- устранение зависимых слов и самого главного слова (ты выучил? Девочки! Вторая касса!)

- широкая метонимия (Девушка, вы открыты?)

- слова, имеющие разные референты (времянка – печь или жилище, стекляшка – кафе или стеклянная безделушка)

в) Морфология:

- Им.п вместо Род.п. (Вы какая школа? Вы какой этаж живете? Какой класс ваша дочь учится? Вы какой университет? Молоко есть пакет) И.п. выступает в функции других косвенных падежей (вспоминаем Галактионову). Семантика других падежей притягивается именительным.

г) Синтаксис:

- инкорпорирование одного высказывания в другое (на улице хорошо, пройдусь.)

- нулевые глагольные предикаты

- устранение предикатов со значением игры (Это вы теннисом?)

 

2. Расчленненность (спонтанность) — 1 номинация в литературном языке, а в разговорном 2 (два означающих вместо одного):

Поставь из чего выпить; Кто пальто снял, проходите в зал;Дай ручку, лежащая/которая лежит возле тебя; Дай-ка вон около тебя ручка лежит/ Моя дочь и на пианино, и на коньках, и в теннис (эллипсис с глаголами игры и т.д. является ситуативным)

- богатство интонационных характеристик (громкость и т.д.)

- удлинение глаголов, протяженность глаголов

- выделение ударного слога.

 

Блок номинаций:

- глагольные: Я рубашку положила где погладить/Вы не видели напротив живет?

- безглагольные: Прибежал в тапочках(тот кто носит тапочки) и ругался страшно/ Рядом с отцом сегодня выписали

 

В синтаксисе — воспроизводится не высказывание на уровне предложения, а сегмент, который состоит из слова и интонационной завершенности. (Сколько км?)

«Творимые слова» используются, т.е. используются все возможности русского словообразования, окказиональные слова, могут быть продуктивные и непродуктивные модели.

Широко используется экспрессивные словообразовательные формы (холодрыга, пылища)

Автоматически воспроизводятся стереотипы.

 

Другие проявления синкретизма: метонимия - типичный синкретизм!- К киоску: Девушка, вы открыты?

Стекляшка???-бижутерия/магазин

Времянка???-жилье/печь

 

 

Билет 25.

1. Стилистическая информация о человеке: пол, возраст, региональная характеризация. (есть в ответах)

А. Пол. Здесь выделяется прежде всего «детский язык» и язык, приня-

тый взрослыми при обращении с детьми. Детская речь в настоящее время

всесторонне исследована. Детский язык характеризуется неполным вла-

дением фонетикой, диффузностью семантики отдельных слов, большим

количеством окказионализмов, «выпрямлением» морфологии, особенно в

том, что касается нерегулярных глагольных форм. Язык взрослых в обще-

нии с ребенком также имеет ряд ярких характеризующих черт: метафори-

ческие номинации в обращении (рыбонька, заинька, кисанька, солныш-

ко), специфические «семейные» имена, широкое использование

уменьшительно-ласкательных суффиксов (кефирчик, кашка, яблочко, ви-

ноградик, глазыньки, ручечки), особые инфинитивные формы (спатки,

спатыньки, кушанькать), употребление «мы» в значении «я» плюс ребе-

нок» (мы уже поспали, погуляли, у нас животик болит, мы сегодня скуч-

ные). М. Л. Гаспаров критикует общепринятый взгляд на феномен детской

речи как на осязаемое проявление языковой интуиции, подчеркивая

прагматический аспект — коммуникативные неудачи (восхищение взрос-

лых не та реакция, которая нужна ребенку) и их постепенное преодоле-

ние. «В ходе этой работы, — пишет М. Л. Гаспаров, — «детский язык» ре-

бенка, с его острым осознанием звуковых, формальных,

словообразовательных, комбинаторных эффектов, — этот язык сам собой

отпадает, перерастая в нечто менее заметное, но более необходимое: язы-

ковой опыт, адекватный для языкового существования в той среде (или в

том конгломерате разных сред или ролей), к которой принадлежит дан-

ный носитель языка».

Но на уровне стилистического мышления детский язык безусловно

существует в сознании говорящих как совокупность языковых черт, о чем

свидетельствуют те случаи, когда он сам становится объектом косвенной

референции. Таков случай стилизации и пародированного использования

детской речи в романе В. Набокова «Приглашение на казнь»: — Какие мы

печальные, какие нежные, — обратился м-сье Пьер к Цинциннату, вытя-

гивая губы, как если бы хотел насмешить надувшегося ребенка. — все

молчим да молчим, а усики у нас трепещут. Ср. фонетическое передразни-

вание ребенка: — Будет, — шепнул с улыбкой директор, — я тозе хоцу».

Различия по полу среди взрослых людей теоретически должны прело-

миться в стилистически маркированные черты «женского» и «мужского»

языка. Но здесь дело обстоит гораздо сложнее. Существуют, без сомнения,

особенности женского и мужского мышления и восприятия действитель-

ности. С «женским языком» связывают особую эмоциональность, повторы

с варьированием одного и того же содержания, риторические фигуры (ги-

пербола, литота, инверсия),алогичность, так называемое женское сюсю-

канье, в устной речи — особые интонации. Характерный пример такой

стилистически маркированной женской речи находим, например, в рас-

сказе А. П. Чехова «Длинный язык»:

Конечно, если ты захочешь поехать куда-нибудь в горы…, например, на

Ай-Петри… возьмешь лошадь, проводника — ну, тогда, конечно, дорого!

Ужас, как дорого! Но, Васечка, какие там го-оры! Представь ты себе высо-

кие-высокие горы, на тысячу раз выше, чем церковь… Наверху туман, ту-

ман, туман… Внизу громаднейшие камни, камни, камни… Васечка, я тебе

скажу, какие есть безнравственны-е! Ах, какие безнравственные!.. Терпеть

не могу подозрительности! Терпеть не могу! Глупо и глупо!.. Воображаю,

как это ты поехал бы в горы без проводника! Воображаю! Молчи и молчи!…

Вместе с тем женский стиль мышления вовсе не обязательно предпо-

лагает обращение к эмоциональным средствам, о чем свидетельствуют

так называемые женская проза, женский детектив, женский (дамский)

любовный роман. Мы говорим о мужском стиле, о стиле женственном,

расслабляющем, но лингвистически выверенные признаки такой харак-

теризации по сей день не выявлены. С «мужским» языком и мужским сти-

лем дело обстоит даже еще сложнее: ни рубленый синтаксис, ни избега-

ние атрибутов (эти черты выделяют, например, у Хэмингуэя), ни

активное использование стилистически сниженной лексики, включая мат

(тем более в современной языковой ситуации) не являются даже вероят-

ностными прогностическим признаками: классический представитель

«мужского» стиля в поэзии не имеет ни одной из названных черт. Феми-

низм, с его вниманием к языку, а тем более гендерные исследования не

внесли чтолибо принципиально нового в эту безусловно интересную про-

блему.

Б. Возраст. Информация о возрасте является одним из значений, не-

пременно отражающихся в стилистической системе языка. Здесь действу-

ет несколько предпосылок: а) собственно временной фактор — каждый

человек является носителем языка своего поколения, б) разновозрастной

состав языкового социума, в) традиционно семейный характер воспита-

ния в России, при котором для детей типовыми участниками детского

общения являются либо их сверстники, либо родители их родителей. По-

этому стилистическая характеристика, отражающая возраст, бывает так

часто связана со степенью — архаичности / новизны языковой единицы.

Такое стилистическое расслоение систематически наблюдается в преде-

лах стилистического смысла «норма». Так, компьютерная революция про-

ложила водораздел между людьми старшего и молодого поколения в от-

ношении использования таких слов, как, с одной стороны, файл, мышка,

дискета, компьютерный вирус, е-мейл, сканер и пр., с другой — пишущая

(печатная) машинка, каретка, копировальная бумага. Наиболее яркая

стилистическая характеризация обычно бывает связана с людьми моло-

дого и подросткового возраста — это специфические обращения к друг

другу, выражение оценки, которые приемущественно уходят с повзросле-

нием поколения и становятся, наряду с другими словами-бабочками,

«счетчиками» времени в языке, ср. изменение во времени типового м

«молодого» ответа на вопрос «Как дела?» (современный вариант — «Как

сам?): на ять, нормально, окей, ср. характерное для молодого поколения

60-х обращение друг к другу через инверсное использование имен воз-

раста «старик» и «старуха», например, в следующем диалоге:

— Скажи,что тебя гнетет?

Понимаешь, старик уже, три дня, как я не работаю. Так нельзя. Я должен писать.

Следует отметить, что признак молодого возраста часто сочетается с

профессиональной и социальной характеризацией в широком смысле

слова, что на современном этапе тесно связывается с так называемым

общим русским жаргоном, собственно уголовным, а также и студенче-

ским, ср. такие образования, как депрессняк, отпад и отпадняк, кликуха,

порнуха, чернуха и пр.

В том, как стилистически маркируется пространство рождения, воспи-

тания, жизни человека, так же следует различать несколько случаев. Са-

мый очевидный — это владение языком как неродным: когда иностранец

говорит на русском языке. Это может быть акцент, неправильные формы,

калькированные конструкции, так называемая гиперкоррекция, когда в

разговоре используются используются конструкции письменного языка.

Другой случай, характерный для бывших республик бывшего СССР, — не-

полная билингва, с частичной интерференцией, то есть воздействием

родного языка. Отличие от предыдущего состоит в том, что русский язык

здесь являлся не только языком изучения и обучения, но и непосредст-

венное общение предполагало определенный уровень двуязычия. Подоб-

ные региональные характеристики широко используются в художествен-

ных текстах, выступая как средство построения словесного портрета.

Столь же яркой является диалектная характеризация, причем как в тех

случаях, когда речь идет о диалекте в узком смысле слова, так и о глоссах

— например, о характерных особенностях произношения северного или

русского говора. Особый интерес представляет локальная окрашенность

литературной речи. Исследования показали, что язык образованной части

населения разных городов: Орла и Красноярска, Перми и Казани — имеет

целый ряд отличий от литературной нормы. Эти отличия касаются преж-

де всего произносительной нормы, но также — в форме инкрустации —

лексики, морфологии, словообразования, синтаксиса. Простейшие приме-

ры: в Перми при произношении отчеств отсутствует стяжение (Галина

Степановна, Иван Васильевич, Ольга Ивановна), общеупотребительным —

и литературным — считаются слово засоня, попроведать. (Пойдем, по-

проведаем товарища. Говорят, он заболел). В начале ХХ века

В. И. Чернышев писал: «Образованные люди во всех местах России говорят

по московски» (С. 17). В настоящее время принята другая точка зрения:

территориальная вариантность литературного языка есть неотъемлемая

его принадлежность. Но стилистическая значимость пусть незначитель-

ных отличий от литературного языка несомненна. Для российского мыш-

ления всегда было значимо противопоставление центра и периферии с

приписыванием центру социального престижа. И легко видеть, какой эф-

фект производит южнорусское фрикативное (г) в публичной речи. Вместе

с тем с периферией связывается семантика подлинности, чистоты, свое-

образной неиспорченности цивилизацией — поэтому в художественных

текстах языковая региональная характеризация «работает на позитив»,

что легко видеть в произведениях сибирских писателей-деревенщиков: Астафьева, Распутина.