Глава двенадцатая. Персидское копье

 

Переход до Коринфа занял для спартанского войска два дня. На третий день к войску лакедемонян присоединился обоз во главе с Филохаром. Вместе со спартанским обозом в Коринф прибыли афинские послы, известившие Павсания о внезапной смерти эфора-эпонима Эфхенора.

Филохар вручил эпистолею Ламприску записку от Эфхенора. Тот немедленно передал письменный приказ Эфхенора Павсанию. Причем это было сделано в присутствии Филохара.

Эпистолей считался начальником штаба при спартанском царе, у него в подчинении находились симфореи, военные советники царя, а также царские писари и гонцы. Требовать с эпистолея отчета в делах могли только эфоры. Все приказы эфоров спартанскому царю передавались через эпистолея, который был обязан следить за их исполнением.

Пробежав глазами письменное распоряжение Эфхенора, Павсаний изобразил на своем лице легкое недоумение. Затем, швырнув табличку в корзину с мусором, Павсаний промолвил, переведя свой взгляд с Филохара на Ламприска:

– Эфхенор умер, значит, его приказы недействительны. Поэтому Аристодем останется эномотархом по моему приказу.

Не прибавив больше ни слова, Павсаний вышел из шатра.

Ламприск склонился над корзиной с мусором, выудив оттуда письмо Эфхенора. Ему надлежало сохранить его в своей походной канцелярии, как того требовал закон.

– Ну все, теперь Павсаний сам себе господин! – проворчал Ламприск. – Смерть Эфхенора для Павсания – великое благо! Что же случилось с Эфхенором? Почему он скончался столь внезапно? – Ламприск посмотрел на Филохара. – Что ты думаешь об этом?

Филохар пожал плечами, неловко кашлянув в кулак.

– Я сам в недоумении, дружище, – пробормотал он. – Когда я последний раз разговаривал с Эфхенором, то у него был вид совершенно здорового человека.

Смерть Эфхенора и впрямь развязала руки Павсанию. Прибыв в Коринф, Павсаний принес жертвы богам в присутствии всех стратегов из общегреческого войска. Поскольку при жертвоприношениях выпали благоприятные знамения, Павсаний объявил своим союзникам, что боги обещают эллинам победу в битве с варварами.

«Друзья! – заявил Павсаний военачальникам союзных отрядов. – Нам незачем прятаться за стеной на Истме, коль боги даруют нам удачу в войне с персами. Мы не станем дожидаться зимних дождей, которые вынудят Мардония опять отступить в Фессалию. Самое достойное для нас – это встретиться с варварами в открытом поле и разбить их в честном сражении!»

Воинственный пыл Павсания передался всем союзникам. Видя, что спартанцы рвутся в битву с персами, союзники не хотели отставать от них. Покинув стан под Коринфом, эллинские отряды, ведомые спартанцами, миновали гористый Истмийский перешеек и прибыли в Аттику.

Узнав, что общегреческое воинство расположилось станом возле города Элевсина, афиняне прибыли туда же с острова Саламин. Войско афинян насчитывало восемь тысяч гоплитов. Возглавлял афинян Аристид, сын Лисимаха.

Священный город Элевсин, как и Афины, был дотла разорен персами. В Элевсине Павсаний вновь принес щедрые жертвы богам. И опять выпали счастливые знамения, по словам жрецов.

Мардоний увел свое войско из опустошенной Аттики за несколько дней до появления здесь общеэллинского войска во главе с Павсанием. Персы разбили стан на беотийских равнинах, удобных для действий их многочисленной конницы.

Павсаний без промедления выступил из Элевсина в Беотию. Перевалив через горную гряду Киферон, эллинское войско спустилось в долину реки Асоп, сделав остановку близ городка Эрифры. В этом месте пролегает дорога, пригодная для повозок, тянувшаяся из Аттики в беотийский город Платеи. С горного плато, где раскинулись Эрифры, открывался захватывающий вид на широкую речную низину, на обрамлявшие ее с северо-запада гряды зеленых холмов. Виден был отсюда и огромный стан персов на возвышенности за рекой, до него было очень далеко, поэтому оттуда лишь смутно долетало ржание коней, доносимое ветром. Гигантский шлейф дыма от множества вражеских костров растянулся в небесах, напоминая грязно-серые рваные облака.

Поднявшись на горный выступ на окраине Эрифр, Павсаний долго вглядывался в далекое море огней, разлившееся за рекой Асоп, чьи воды окрасились розовато-багряным цветом от лучей заходящего солнца. Опираясь на древко копья, Павсаний то раздувал ноздри, словно лев, учуявший добычу, то начинал беззвучно шевелить губами, как жрец, мысленно общающийся с богами.

Помимо двоих телохранителей рядом с Павсанием находились Еврибиад и Ламприск.

Оглянувшись на них, Павсаний спросил:

– Что скажете, друзья? По-вашему, сколь велико войско Мардония?

Еврибиад задумчиво пошевелил выгоревшими на солнце бровями. Он не спешил с ответом, размышляя.

Ламприск же ответил, не раздумывая:

– Ты же видишь, Павсаний, что костров в лагере Мардония как звезд на небе! Персы превосходят числом наше войско раза в три, не меньше. Ты поступил крайне неразумно, покинув неприступные позиции на Истме. Я уже не говорю о том, что это нарушение приказа эфоров… – Ламприск опустил глаза. – По-моему, правильнее будет отступить обратно на Истм, пока не поздно.

– Еще чего! – Павсаний направился к тропинке, ведущей с горного утеса вниз, на плато. Задержавшись подле Ламприска, он с усмешкой добавил: – Когда я был мальчишкой, то мечтал добросить до звезд свое копье. Похоже, скоро исполнятся мои детские мечты!

– А мне думается, немногие из нашего войска смогут унести отсюда ноги, – пробурчал себе под нос Ламприск, последовав за Павсанием по узкой козьей тропе.

После ночевки в Эрифрах Павсаний повел общегреческое войско вдоль южного берега реки Асоп по направлению к Платеям. К полудню эллины достигли селения Гисии, расположенного на отрогах Киферона почти напротив лагеря Мардония. С высот, окружавших Гисии, стан персов был как на ладони. Возле Гисий проходила дорога из Афин в Фивы, главный город Беотии. Эта дорога подходила к мосту через Асоп, близ которого Мардоний разбил свой лагерь, окружив его частоколом с трех сторон. С четвертой стороны становище персов было защищено отвесными склонами холмистой гряды Скол.

Павсаний видел, что Мардоний расположил свое войско в очень выгодном месте речной долины. Персы были надежно защищены от возможного внезапного нападения эллинов руслом реки Асоп и частоколом. Со своей стороны, отряды Мардония в любой момент могли атаковать армию Павсания, поскольку под их охраной находился мост через реку. Также варвары держали под наблюдением дорогу на Фивы к северу от реки, откуда к ним могли поступать съестные припасы.

Общегреческое войско, расположившееся на склонах Киферона, имело довольно неприступные позиции. Однако у эллинов очень скоро стала ощущаться острая нехватка продовольствия. К тому же горные ручьи не могли в полной мере обеспечить водой армию Павсания, в которой насчитывалось более семидесяти тысяч человек. Спуститься за водой к реке Асоп эллины не могли из-за опасности нападений персидской конницы. Дозоры варваров на вершинах гряды Скол пристально следили за всеми передвижениями эллинских отрядов и за перемещениями их обозной прислуги.

В течение двух дней варвары тревожили эллинов стремительными наскоками своей конницы, осыпая стоящих в охранении гоплитов стрелами и дротиками. Таким образом Мардоний вызывал Павсания на битву. Однако Павсаний не собирался наступать на лагерь персов в столь невыгодных для себя условиях.

На третий день противостояния двух враждебных армий Мардоний бросил на боевые порядки эллинов всю свою конницу. В предыдущие дни персидским конникам удалось отыскать слабое место в обороне греков. Персы обратили внимание, что три тысячи мегарских гоплитов стоят у подошвы холма, оседлав дорогу из Афин к Фивам. За спиной у мегарцев находятся Гисии, с захватом которых персы могли бы расстроить весь центр эллинского войска.

Павсаний пребывал на правом фланге, где стояли спартанцы и тегейцы, когда ему сообщили, что персидская конница обрушилась на мегарцев. Одновременно конные отряды беотийцев и фессалийцев, выступавшие на стороне Мардония, атаковали коринфян и сикионцев, занимавших позицию рядом с мегарцами на соседнем горном склоне.

Мегарцы, теснимые конницей врага, прислали вестника к Павсанию с просьбой о помощи.

Павсаний с высоты горного склона мог видеть и сам, что враги наседают на мегарцев огромной массой. Однако Павсаний не мог оказать подмогу мегарцам силами своего правого крыла, поскольку между лакедемонянами и мегарцами стояли на возвышенностях отряды пелопоннесцев. Боевая линия эллинов была вытянута почти на сорок стадий вдоль дороги, идущей по склонам гор через Эрифры и Гисии до Платей. Поэтому Павсаний отправил своих гонцов к тем из эллинских отрядов, которые стояли в центре боевого строя, соседствуя с мегарцами справа и слева. Павсаний призывал военачальников этих отрядов выступить на выручку к мегарцам.

Призывы Павсания были услышаны соседями мегарцев, коринфянами, сикионцами и потидейцами, тем не менее никто из них не сдвинулся с места, поскольку их тоже непрерывно атаковала вражеская конница.

Спартанские военачальники гурьбой подступили к Павсанию, требуя от него решительных мер.

Громче всех возмущался лохаг Амомфарет, тесть царя Леотихида.

– Для чего мы забрались на эти вершины? – молвил он. – Неужели для того, чтобы нам было лучше видно, как погибают мегарцы под натиском персов! Что мешает нам спуститься с высот на равнину и отогнать варваров за реку Асоп?

– Погляди туда! – раздраженно ответил Павсаний, указав Амомфарету на конные вражеские отряды, снующие взад-вперед по речной низине. – Стоит спартанцам спуститься с возвышенности, как они окажутся в кольце из персидской конницы. И тогда уже помощь понадобится нам. Мардоний не зря расположил напротив нашего правого крыла несколько тысяч всадников.

– Пусть нам не удастся пробиться к мегарцам, но своим фланговым ударом мы отвлечем на себя половину персидской конницы, – не унимался Амомфарет.

Павсания одолевало предчувствие, что Мардоний ожидает от него именно такого тактического маневра. Павсаний понимал, что Мардоний более заинтересован в разгроме именно лакедемонян как самых опытных бойцов Эллады. Невзирая на угрожающее положение в центре боевой линии эллинов, Павсаний запретил спартанцам покидать свое место на правом крыле.

Наконец помощь мегарцам оказали афиняне, находившиеся на левом фланге. Отряд афинских всадников во главе с Олимпиодором, сыном Лампона, стремительным ударом опрокинул персов, которые столь спешно подались назад, что не заметили, как под их полководцем Масистием ранили коня. От боли жеребец взвился на дыбы и сбросил Масистия наземь. Афиняне бросились к поверженному Масистию, нанося ему удары копьями. Под одеждой у Масистия был столь прочный чешуйчатый панцирь, что оружие эллинов не причиняло ему никакого вреда. Вскочив на ноги, Масистий оказал отчаянное сопротивление окружившим его афинянам, ранив многих из них своим мечом.

Кто-то из афинян поразил Масистия стрелой в глаз, сумев таким образом убить его. Голова Масистия была защищена позолоченным шлемом с личиной, закрывающей лицо. Поэтому уязвимыми местами оставались лишь прорези для глаз.

Между тем персы обратили внимание на отсутствие Масистия. Вся их конница лавиной поскакала на эллинов, чтобы отбить у них тело Масистия, по праву слывшего самым сильным и доблестным витязем в персидском войске после Мардония.

Над трупом Масистия завязался яростный бой. Сначала персы взяли верх над афинянами, завладев телом своего полководца. Однако на помощь к афинянам с разных сторон устремилась эллинская пехота. Персы были смяты и обращены в бегство. Афиняне вновь захватили тело Масистия, хотя и понесли при этом огромные потери.

Положив труп Масистия на повозку, афиняне провезли его по дороге между рядами греческих воинов, полагая, что ими убит сам Мардоний. К этому заблуждению афинян подтолкнули роскошные одежды мертвеца, его позолоченные доспехи и шлем. Впрочем, уже к вечеру эллинам стало известно от пленных персов, что павший в битве вражеский полководец есть Масистий, а не Мардоний.

Смерть Масистия погрузила стан варваров в глубокую скорбь.

Победа над персидской конницей воодушевила Павсания. На следующий день общегреческое войско спустилось с горных склонов и расположилось в долине возле источника Гаргафия, всего в нескольких стадиях от реки Асоп. Теперь у эллинов в изобилии имелась вода, которую они набирали как из водоема Гаргафии, так и из маленьких речушек, впадавших в Асоп.

Эллинские отряды развернулись в боевой порядок на невысоких холмах, называвшихся Асопской грядой. От этой гряды было рукой подать до моста через Асоп и до стана персов, раскинувшегося на другом берегу Асопа.

На правом крыле ближе всего к мосту расположились десять тысяч спартанцев и две тысячи тегейцев. В центре встали пять тысяч коринфян, триста потидейцев, пятьсот эгинцев, три тысячи мегарцев, две тысячи эвбейцев, восемьсот левкадцев, пятьсот амбракиотов и пять тысяч пелопоннесцев. Левое крыло заняли восемь тысяч афинян, тысяча восемьсот феспийцев и шестьсот платейцев. Помимо тяжеловооруженных гоплитов, занявших боевой рубеж на Асопской гряде, в общегреческом войске имелось еще около сорока тысяч легковооруженных воинов, которые под прикрытием щитоносцев забрасывали врагов стрелами, дротиками и камнями.

Свои шатры и обозные повозки эллины расположили в низине за Асопской грядой. Лагерь греков был разбит в таком же порядке, как располагались по фронту их войска. На правой стороне стана близ источника Гаргафии стояли палатки тегейцев и лакедемонян, на левой стороне пестрели шатры афинян, феспийцев и платейцев. Середину лагеря занимали пелопоннесцы, коринфяне и прочие эллинские отряды, соседствующие с ними в боевом строю.

Ставка Павсания находилась в святилище Андрократа, расположенном на самом высоком месте Асопской гряды. Легендарный герой Андрократ был почитаем среди беотийцев, хотя прочие эллины мало что слышали о его подвигах. Святилище было обнесено невысокой стеной из больших необработанных камней. В центре его стоял небольшой храм с двумя колоннами у входа и мраморный жертвенник, украшенный отлитыми из меди листьями плюща. Позади храма возвышалось довольно неказистое каменное строение под черепичной кровлей. Это было обиталище местных жрецов, которые спешно ушли отсюда, когда в долину Асопа вступили полчища персов.

Павсаний повелел своим слугам привести в порядок все помещения жреческого жилища, рядом с которым поставили палатки его телохранители. С двух высоких кипарисов, росших в ограде святилища, прекрасно просматривались дали за рекой Асоп, становище Мардония и все окрестные дороги.

– Теперь, что бы ни замыслил Мардоний, мои дозорные успеют загодя предупредить меня, – с довольной улыбкой молвил Павсаний своим приближенным. – Если подступить к самому берегу Асопа, то наши стрелы смогут долетать до персидского лагерного частокола.

Павсаний и его свита спустились с холма, чтобы обследовать тропу, ведущую от святилища Андрократа к источнику Гаргафии. После этой прогулки Павсаний и его приближенные собирались отметить небольшой пирушкой вчерашнюю победу над конницей Мардония.

В свите Павсания кроме Ламприска, троих симфореев, двоих порученцев и секретаря находились также военачальники Еврибиад, Амомфарет и Аримнест. Здесь же находился и Филохар, увязавшийся за Павсанием. Филохар доставил в ставку Павсания вино и яства для застолья.

Поскольку Филохар ехал верхом на коне в отличие от Павсания и прочих его спутников, идущих пешком, то Еврибиад позволил себе пошутить по этому поводу.

– Я что-то не пойму, кто здесь царь? – обратился он к Павсанию. – Ты или Филохар?

Павсаний усмехнулся, поняв намек Еврибиада. Он окинул Филохара быстрым взглядом, негромко бросив Еврибиаду:

– Даже если Филохар спешится, он все равно будет выглядеть царственнее меня.

Павсаний был одет в обычный льняной хитон и короткую военную хламиду, на ногах у него были грубые сандалии из воловьей кожи. Лишь по ножнам его короткого меча, украшенным серебром, можно было догадаться о его знатном происхождении.

Филохар же красовался в длинном багряном гиматии из тонкой ткани, расшитом по верхнему краю золотыми нитками. На шее Филохара сверкала в лучах солнца золотая цепь, его пальцы были унизаны золотыми перстнями, а на ногах у него были короткие персидские сапоги из мягкой кожи.

– Ты бы хоть сошел с коня, Филохар, – беззлобно обронил Амомфарет, – из уважения к царю.

– Павсаний – не царь, а опекун царя. – Филохар кинул на Амомфарета надменный взгляд. Его задевало то, что военачальники фаланги относятся к нему с явным пренебрежением, как и ко всем обозным служителям. «Будет ли у вас сытный обед и ужин, вояки, если я не позабочусь об этом!» – сердито подумал Филохар.

Аримнест бросил какую-то шутку. Все вокруг засмеялись. И только Филохар был мрачно-серьезен, поскольку не расслышал сказанного Аримнестом.

Вдруг из-за гребня холма вынырнули четверо всадников на крупноголовых гнедых лошадях, укрытых длинными попонами с бахромой. На головах наездников сверкали бронзовые островерхие шлемы, а их длинные замшевые рубахи были покрыты множеством медных бляшек. Смуглые чернобородые лица конников выдавали в них азиатов. У всех четверых за плечами висели колчаны со стрелами, а у левого бедра луки в кожаных саадаках. В руках наездники держали короткие копья.

– Персы! – крикнул Еврибиад, выхватив из ножен меч и быстро намотав на левую руку нижний край своего плаща.

Амомфарет и Аримнест тоже схватились за мечи.

Поскольку щитов ни у кого не было, Ламприск и симфореи заслонили Павсания своими телами, увидев, что проносящиеся мимо персидские всадники подняли копья для броска. Безоружный секретарь поднял с земли камень, а двое порученцев приготовились использовать как дубинки длинные палки, которыми они отпугивали змей.

На полном скаку метнув дротики, четыре перса столь же стремительно исчезли во впадине между холмами, как за минуту до этого возникли перед Павсанием и его свитой.

Три дротика воткнулись в землю возле ног Еврибиада и Амомфарета. Четвертый вражеский дротик сбил Филохара с коня, пробив ему грудь навылет.

Увидев, что рана Филохара смертельная, Павсаний приказал своей свите отойти в сторону на полсотни шагов.

– Оставьте меня с Филохаром наедине, – сказал он.

Склонившись над умирающим Филохаром, Павсаний признался ему в том, что он искал случая, чтобы убить его.

– Я не мог подсыпать тебе яду или нанести удар кинжалом в спину, ибо это подло и недостойно гераклида, – тихим и ледяным голосом молвил Павсаний, глядя в глаза истекающему кровью Филохару. – Я хотел отомстить тебе за то, что ты отравил моего отца. Я собирался сделать это своей рукой, но провидение распорядилось иначе. Тебе повезло, Филохар, ибо ты умираешь не как предатель от руки соотечественника, но как воин от персидского копья. Коль увидишь в Аиде Эфхенора и Гипероха, передай им привет от меня!