О чистой правде, старце онуфрии и монахе лонгине, духовном Сыне 0. Михаила

«"Ты меня все спрашиваешь о моей жизни, — но если будешь кому из близких (из батюшкиных близких) пересказывать, надо передавать очень точно, правди­во, без малейших прикрас и переделок. Правда должна быть чистой.

Читал я [— продолжал батюшка,—] Соловецкий па­терик по старой книге, а потом перечел его же в новом виде, и это уже не то — многое переиначено, многое приукрашено для красоты, как в стихах — "для риф­мы". И получается, будто стакан вина разбавили ведром воды; как хорошо сказал об этой книге о. Иоанн (о. схи­игумен Иоанн был с о. Тимоном в Петербурге на Вала­амском подворье, и они много вместе читали): "Вкуса того нет — что в старой книге". Часто так делают...

И в нашем Валаамском патерике записали жизне­описание старца Онуфрия, подвизавшегося в затворе в большом скиту”.

Келейником старца Онуфрия был монах Лонгин, ду­ховный сын о. Михаила и его ученик. Со слов Лонгина и было записано это жизнеописание — вот оно.

Старец Онуфрий в молодые годы занимался молит­вой Иисусовой и молил Бога о благодатной молитве. Пошел он в Александро-Невскую Лавру к известному тогда затворнику за руководством и наставлениями. Затворник ему сказал: "Твори 3000 молитв Иисусовых в день”. Стал Онуфрий так делать. Скоро у него распух язык.

Пошел он к старцу просить совета. Опять тот ему от­ветил: твори теперь 6000 молитв в день. Стал Онуф­рий творить 6000 молитв. Послушание и усердие ненавистны врагу — одолела Онуфрия страшная зло­ба, казалось, разорвал бы всех, но, понимая ухищрения врага, пошел опять к затворнику. “Ничего", — сказал старец, ободрил его и велел читать 9000 молитв. Стал Онуфрий читать 9000 молитв — пошли по его телу пузыри, как от ожога; опять идет к старцу: "Терпи, — говорит старец, — не ослабевай, читай теперь 12 000 молитв”.

Стал Онуфрий неопустительно читать 12 000 мо­литв, и вот однажды молил он усердно Божию Матерь о благодатной молитве — и чувствует, будто теплота разливается тихо в груди (говоря это, о. Михаил прило­жил руку к груди, лицо стало радостное, закрыл глаза... верно, и сам ощущал эту молитву, но не хотел об этом сказать). С того дня радость и теплота благодатной мо­литвы не покидала отца Онуфрия никогда в течение сорока лет. <...>

Старец Онуфрий жил в большом скиту (или в ски­ту Всех Святых). Никого не принимал, почти ни с кем не разговаривал.

Как-то ночью о. Лонгин увидел сильный свет — вро­де зарева, пошел посмотреть. Свет был около келлии о. Онуфрия. Испугался о. Лонгин, подумал: не пожар ли? Пошел туда, ближе, свет стоит кругом, но нет ни огня, ни дыма. Тогда он подошел к самой двери и посмотрел в щель. Видит: стоит о. Онуфрий высоко в воздухе, весь — как в огне.

На следующий день о. Онуфрий посмотрел внима­тельно на о. Лонгина и велел ему молчать о том, что тот видел, хотя о. Лонгин не сказал ему ни слова о ви­денном.

Накануне своей кончины о. Онуфрий позвал о, Лон­гина и сказал: "Завтра приобщусь Святых Таин и отой­ду”. — "Как это, — возразил о. Лонгин, — ты совсем здоров и бодр?!”

Старец тогда же много ему рассказал... и о том, как учился молитве Иисусовой, и многое открыл ему. Пред­сказал о будущей революции, о гибели Царя, рассказал о расколе в Церкви и последствиях его — смуте и раз­делении в обители. Перебирая имена всех, кто был потом у кормила монастырского правления, — сказал, что "все — недостойны, один есть, но он еще слишком молод будет в те дни, и его не поставят игуменом" — и чуть ниже матушка Мария пишет: «Достойный быть игуменом, по указанию о. Онуфрия, был о. Варсонофий [Толстухин]: в дни раскола 1926 г. или, может быть, и позже он уехал в Африку (там было стечение несчаст­ных "белых” русских беженцев), где стал организато­ром православной церкви. Заботился, подкреплял обе­здоленных русских — белых, чудесно построил храм». И далее: «Все его предсказания сбылись в полности. Отец Онуфрий, приняв Св. Тайны, мирно отошел ко Го­споду в указанный им самим день. Это было задолго

до революции 1917 года, умер [он] 17 августа 1912 года...»

Замечательно, как Господь исполнил желание о. Онуфрия — о времени, когда ему хотелось бы отойти в мир иной.

Об этом сохранилось свидетельство о. Лонгина, ко­торый, будучи однажды во Всехсвятском скиту, за­шел в его храм. Служба еще не начиналась, но «старец схимонах Онуфрий был уже в церкви. Вскоре пришел в церковь и отец Никита, Предтеченский пустынник — схимонах... это был второй день Пасхи. Старцы, увидев друг друга, стали любезно между собою беседовать; по­этому, чтобы не мешать их духовной беседе, ранее при­шедший о. Лонгин хотел отойти от них в сторону; заметя это, старцы пожелали, чтобы и он был участником их беседы. Говорили между прочим и о своей смерти, которая скоро должна их посетить... При этом отец Ни­кита сказал: "Я прошу у Господа, чтобы мне умереть на Пасху, это мое искреннее желание”. — "А я, — про­молвил о. Онуфрий, — молю Господа и Пресвятую Бого­родицу, чтобы мне умереть на Успение, на первый, или на второй, или же на третий день сего дивного празд­ника Царицы Небесной". Старцы, поговорив с любовью о Господе, просили друг у друга святых молитв. В это время начали богослужение. И что же мы видим? Отец Никита скончался в вечер Великой Субботы. Хоронили его на третий день Святой Пасхи. А отец Онуфрий скон­чался 17 [30 по нов. ст.] августа [то есть на третий день Успения Божией Матери], а погребен 19 августа, на попразднство Успения...»

«О. Лонгин, духовный сын старца Михаила, изве­стен своей высокой духовной жизнию. В его роде было 18 монахов. Дядя его, иеромонах Рафаил, настоятель Тихоно-Задонского монастыря, был замучен больше­виками (в первый день Святой Пасхи 1922 года). Он просидел три года в тюрьме. 700 человек заключенных были удушены газами вместе с ним. В Пасху к этим за­ключенным проник священник со Святыми Дарами, всех причастил. Скоро властями было замечено его присутствие. Он спокойно сказал: "Я сделал то, что дол­жен был сделать, а теперь делайте со мной, что хотите”. Сведения эти получил о. Лонгин от своих родных».