Четыре беседы со старцем Михаилом

 

В начале описания Ново-Валаамской обители, вво­дящего нас в последующий рассказ С.Н. Большакова о его здешних встречах со старцем, оксфордский док­тор счел, между прочим, необходимым отметить, что «...отец Нестор, валаамский игумен, принявший благословение на настоятельство в Ленинграде пять лет назад, был очень добр ко мне. Также и отец Сим- фориан, сопутствовавший игумену в России, был по­священ в свой духовный сан там же. Валаамская монашеская община в настоящее время относится к Ленин­градской митрополии, хотя и находится в Финляндии. Епископы и священники из Советского Союза время от времени посещают обитель. Некоторые монахи пе­реписываются с монахами в России и знают довольно хорошо о состоянии иноческой жизни там...»

Изложение же самих бесед со старцем С.Н. Большаков предварил небольшим вступлением, в котором он пишет:

«Еще до прибытия в Valamo [то есть в Ново-Валаамскую обитель] я узнал, что там есть несколько мо­нахов с великим опытом внутренней духовной жизни. Из них (как заслуживающие особого внимания) упо­минались: отец Иоанн — бывший игумен печенгский, [настоятель Трифонова-Печенгского монастыря] в Арк­тике, братский духовник, схимник, и отец Михаил — за­творник. Когда братия разделились в двадцатых годах по календарному вопросу, отец Иоанн присоединился к тем, кто одобрил введение нового календаря, в то вре­мя как отец Михаил занял противоположную позицию.

Отец Михаил провел много лет как отшельник, совер­шавший Святую Литургию ежедневно. Когда монахи Ва­лаама были вынуждены во время Второй мировой войны оставить свои острова, финские власти эвакуировали отца Михаила и поселили в Новом Валааме — сперва в качестве отшельника, а затем уже и затворника. Поэтому очень не­большое число людей знало этого человека Божия.

Однажды митрополит Крутицкий Николай — Его Вы­сокопреосвященство Николай (Ярушевич), второй по зна­чению епископ в Патриархии Русского Патриархата, —

 

 

посетил Новый Валаам. Эрудированный и благочестивый епископ попросил настоятеля порекомендовать ему мо­наха, которого тот считает наиболее подходящим для це­лей духовной беседы. Настоятель посоветовал ему за­творника. Митрополит провел долгое время в беседе с отцом Михаилом. По возвращении к настоятелю епи­скоп выразил ему свое изумление и восхищение относи­тельно этого затворника. Митрополит порекомендовал настоятелю разрешить людям, особенно священству, по­сещать отца Михаила для духовных бесед. Это произошло всего лишь пять лет назад, однако некоторое число людей знает об отце Михаиле. Беспрерывен рост потока посе­тителей, приходящих встретиться с ним. Люди с их тре­вогами и заботами пересекают океаны и континенты с целью поговорить с ним и получить нужные им сове­ты. В то время как Старый Валаам посещало до 20 тысяч паломников каждое лето в дни Империи и, по крайней мере, такое же число туристов — в период между двумя войнами, то лишь небольшое число людей приезжает те­перь. Монахи счастливы — их не беспокоят толпы людей. Те же, кто приходят в [Новый] Валаам теперь, делают это или для того, чтобы обрести уединенное пристанище, где можно было бы исповедаться и причаститься, или же

 

 

для того, чтобы посоветоваться с отцом Иоанном или с от­цом Михаилом затворником.

В Новом Валааме нет ничего для зрительского любо­пытства: здесь нет ни великолепных храмов и зданий, ни тщательно разработанных обрядов на живописных островах. И здания просты, и церкви тоже просты, но ведь таков был и монастырь Пресвятой Троицы во время пре­подобного Сергия Радонежского — в его золотую эпоху...» И далее С.Н. Большаков переходит к непосредствен­ному рассказу о своем знакомстве с отцом Михаилом: «11 августа 1954 года я пошел в монастырскую цер­ковь к утрени и Литургии. Они продолжались четыре часа. К тому времени, когда я вернулся в свою келью, чтобы позавтракать, погода установилась прекрасная. Жаркое солнечное сияние струилось из безоблачного неба. Озеро стало темно-голубым. Зелень величест­венных окружающих лесов приобрела темный отте­нок. Мир и тишина царствовали повсюду.

Чуть позже я встретил отца Сергия, чья келья сле­довала за моей. Он, при своих пятидесяти пяти годах, выглядел не более чем на тридцать пять. Не было и на­мека на седину в его густых волосах и красивой боро­де. Атлетически сложенный, подвижный, с блеском в глазах. Я высказался относительно его моложавой внешности. "Ну, — ответил он, — мы все здесь молодо выглядим, и все — долгожители. И когда мы умираем, то умираем легко, без продолжительной агонии. Вся­кий, кто достигает истинной мирности души, получает и это — как бесплатное приложение”.

"Но как сделать, чтобы и я достиг такого мира души?”

"А вы сходите к отцу Михаилу, нашему затворнику. Замечательный старчик. Он даст вам добрый совет. Я представлю вас ему и скажу отцу игумену, что вы хотите встретиться со старцем, — ведь отец Миха­ил все-таки затворник... Он живет подобным образом в течение многих лет. Служит Святую Литургию всег­да один, в своей келье, — точно так же, как ее обычно служил епископ Феофан Затворник. Несколько лет на­зад его посетил митрополит Крутицкий Николай. Мит­рополит оставался долгое время в его келье и вышел от него под большим впечатлением. Позже он сказал настоятелю, что отцу Михаилу следует принимать на­род для духовного откровения. Также и Его Преосвя­щенство, епископ Лужский Михаил часто посещал его и подолгу беседовал с ним”.

Отец Сергий зашел в мою келью после обеда и повел к старцу. Мы пересекли освещенный солнцем сад, вош­ли в длинный деревянный дом и поднялись на второй этаж. Отец Сергий постучал в дверь затворника и про­изнес обычную молитву: "Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас”. Сильный, но приятный голос ответил: "Аминь”. Дверь отворилась. "Доктор Больша­ков", — представил меня отец Сергий отцу Михаилу.

Отец Михаил оказался высоким, худощавым монахом, выглядевшим очень аскетично, но при том — и предель­но добрым. Несмотря на свои почти восемьдесят лет, он

 

 

казался по крайней мере лет на двадцать моложе. В его внешности и манерах было что-то очень простое и, од­нако же, вызывавшее непреодолимое чувство глубокого уважения. За свою жизнь я встречал множество патри­архов, кардиналов, епископов, архиепископов и митро­политов, и все-таки ни один из них не поразил меня столь глубоко и мгновенно, как этот простой монах.

"Проходите", — ответил старец, впуская меня в свою простую, голую келью. Я вошел. Затворник занимал большую, квадратную, очень просто обставленную ке­лью. Я приметил кровать и несколько шкафов. Напро­тив кровати, у стены, стоял письменный стол. Книжные полки были в полном порядке. В правом углу я увидел несколько икон с зажженной перед ними лампадой. В том же самом углу стоял высокий квадратный стол, покрытый белой холстиной. Я был несколько удивлен необычным видом этого аналоя. На самом же деле этот стол был вовсе не аналоем, а престолом, на котором затворник и служил ежедневно, о чем я узнал позже. Я заметил на стенах виды различных монастырей, пор­треты нескольких епископов и монахов, а также по­следнего Императора Николая II и его семьи».

И далее С.Н. Большаков переходит в своем повество­вании уже к прямому изложению бесед с отцом Ми­хаилом, которые здесь целиком (теперь уже в русском переводе) и приводятся ниже.

 

БЕСЕДА ПЕРВАЯ

 

НАЧАЛО БЕСЕДЫ

 

«Добро пожаловать, Сереженька», — приветствовал меня отец Михаил, благословляя и называя моим умень­шительным именем, подобно родителям и инокам-старцам в России.

«Я понимаю, Сереженька, что ты богословски обра­зован и прочитал многих отцов и духовных писателей. Слышал я также, что и сам ты пишешь на религиозные и мистические темы. И потому нет нужды начинать нам с азбуки. Спроси меня о том, что ты хочешь узнать, и я, соответственно, попытаюсь ответить. Но сначала проч­ти вот это». Выбрав листок среди множества бумаг, ле­жавших на столе, старец вручил его мне. Я взял листок и прочитал. Листок этот дал мне точный и надлежащий ответ на вопрос, с которым я и пришел к старцу.

В 1951 году в результате дорожной катастрофы я по­терял знакомую, которая была и очень красива, и ис­ключительно одаренна. Она была доктором философии (с 1921 г.) и доктором наук (с 1923 г.). Она погибла как раз перед тем, когда наша дружба и сотрудничество должны были превратиться в совместный пожизненный союз. Все мои планы рухнули. Удар был так силен, что на несколько недель я вовсе покинул Англию, предприняв ряд загра­ничных путешествий. Я часто обсуждал с моим духовни­ком, очень опытным монахом, пути Божественного Про­мысла и загадку неожиданной и трагической смерти моей подруги. Хотя и примирившись со случившимся, я часто старался понять — что бы оно означало? И я хотел спро­сить отца Михаила о молитвах за умерших.

 

МОЛИТВА ОБ УМЕРШИХ

 

Листок, который дал мне отец Михаил, был озаглав­лен: «О поминовении усопших». Листок этот стоит того, чтобы привести его здесь полностью.

«Наша светлая, преисполненная радости вера, — го­ворилось в нем, — учит, что придет время, когда мы увидимся с каждым из наших дорогих ушедших и бу­дем жить с ними нераздельно навеки. Бог есть безгра­ничная Любовь. Он не разделит тех, кто были связаны узами любви. Мы будем радоваться с теми, кого люби­ли и с кем делили наши радости здесь. Каждый наш близкий и нам дорогой станет еще ближе и дороже. Наша взаимная любовь еще более возрастет.

Зная все это, с каким же рвением должны мы поми­нать своих усопших! Наше своевременное поминове­ние вполне способно освободить их от вечных стра­даний. Как же они будут непременно благодарны нам! Наша молитва о покойных обязана быть такой же креп­кой, какой была наша любовь к ним во время земной их жизни. Они же тем самым обязательно станут к нам ближе. Истинная молитва веры может настолько при­ближать к нам наших умерших, что мы оказываемся способны чувствовать их присутствие. Во время такой молитвы слышны слова одного к другому. Отец Иоанн Кронштадтский однажды сказал: "Мы должны молить­ся об умерших так, как если бы это мы сами находи­лись, страдая, во аде. Мы должны чувствовать их му­чения и ревностно молиться об их упокоении в месте светле, идеже несть ни печали, ни воздыханий".

Наше святое учение говорит: "Молись каждый о другом”.

Молитва Церкви так могущественна, что, возносясь на небеса, она восходит к самому Престолу Всемогуще­го. Такая же молитва нисходит и во ад, освобождая тех, кто в нем заключен. Молитва Церкви обращена к Не­бесному Отцу — во имя Его Превозлюбленного и Еди­нородного Сына, поминая Его безмерную великую Жертву, которую принес Он на Кресте за грехи мира. Молитва эта совершается перед возлежащим на алтаре Пречистым Телом Сына, сокрушенным ради нас, дабы обрести нам прощение грехов наших. Эта молитва со­провождается и укрепляется молитвой всех святых, особенно же всесильным ходатайством Матери Божи­ей, непрестанной Защитницы рода христианского.

Каждый раз, когда приносится умилостивительная Жертва Тела и Крови Сына Божия, при этом присут­ствует целый сонм небесного воинства, всё собрание Ангелов и святых.

Каждый раз, когда наши умершие братия помина­ются во время Литургии, то и для их душ становится возможным присутствовать, вместе с Ангелами и свя­тыми, на молитве об их [умерших] спасении.

С какой трепетной надеждой, возможно, душа каж­дого дорогого вам человека ожидает вашего вхож­дения в храм Божий, когда вы идете попросить свя­щенника помянуть эту душу во время великого и страшного священного Таинства [Литургии] и самим помолиться за нее — вместе со всею полнотою Церк­ви. И какою радостью и каким утешением наполняется душа усопшего, когда она, поименованная, окликнутая поминовением в храме Божием, предстает перед Пре­столом Господним вместе с хором Ангелов, чтобы умо­лить Господа и Церковь о прощении грехов и о добром ответе на Страшном Судище Христовом. Какой неопи­суемой радостью, каким счастьем, каким блаженством исполняется душа, когда частица, взятая для помино­вения на проскомидии, вместе с другими частицами погружается в Святую Чашу с Пресвятой Кровью Сына

Божия — с молитвой “Омый, Господи, грехи поминав­шихся зде Кровию Твоею Честную!”

Будем же поэтому сохранять истинную любовь к на­шим дорогим ушедшим. И когда будем умирать мы сами, они тоже помянут нас в час нашей смерти — с такой же любовью, с какой мы поминали их здесь. А это — поможет и нам. И если мы простились с ними здесь со слезами и молитвами, то они встретят нас с ра­достью и с добрыми вестями. Умершие знают о нас всё и обо всём, что мы здесь делаем. Они отлично видят и слышат нас, когда мы молимся о них. Даже если бы мы захотели скрыться в недрах земли и там помоли­лись бы за умерших, то и тогда благодаря этой молитве они увидели бы, услышали и узнали, кто именно мо­лится о них. Они узнали бы также — кому мы молимся, о ком и с какой целью. Насколько же больше знает всё это Сам Господь.

И добрые дела, и молитвы живых, совершаемые в па­мять умерших, спасают их.

Какой нежной, святой родительской любовью умер­шие родители любят своих детей, остающихся на зем­ле, — их сирот! Какой ангельской любовью умершие дети любят своих родителей, которые остаются на зем­ле! Какой крепкой любовью любят скончавшиеся муж или жена свою оставшуюся без них половину! Какой чистой и нежной любовью наши братья, сестры, дру­зья и все истинные христиане любят тех, кто остался здесь, — своих родственников и друзей, единых с ними в Святой Вере! Какое безмерное число душ ожидает нас именно там. "Там, — говорит епископ Феофан За­творник, — человеческую душу встречают все те, о ком она молилась, и те, кому она молилась в течение своих земных дней”. Как это утешительно! Как милосерден Господь к нашей душе. Он сразу же посылает встре­тить нас, когда мы входим в неизвестный мир, всех тех, о ком мы молились и кому мы молились.

Эту крепость веры, это жизненное предупрежде­ние об уходе, эту ясную и лучезарную смерть, полное принятие, одобрение их жизненного пути — все эти милости получают святые благодаря их вере во Христа.

Однако если вы от всей души хотите помочь какому-нибудь вашему умершему и сделать всё, требуемое Свя­той Церковью, никогда не допускайте войти какому-либо сомнению о его или ее окончательном спасении.

Знайте, что это сомнение есть внушение злого духа. Почему?

Потому что если умершие были недостойны спасе­ния, то Господь и не допустит вас молиться о нем — по словам преподобного Иоанна Дамаскина. Последний говорит: "Относительно же тех умерших, кто недо­стойны спасения, то Бог совсем не подвигает молиться за них — ни родителей, ни жену, ни мужа, ни родствен­ников, ни друзей". Следующее пророческое слово пре­дельно выражает сказанное: "Несчастны те среди мерт­вых, о коих не молится никто из живущих”.

До Страшного же Судища Христова есть еще время помочь друг другу и улучшить положение наших умер­ших. Бескровная Жертва, принесенная за них, омывает их грехи, и эти умершие обретают благоприятную воз­можность прийти в лучшее состояние.

После Бескровной Жертвы самыми сильными сред­ствами для того, чтобы получить прощение грехов умерших, являются дела милосердия. Святитель Ио­анн Златоуст говорит: "Почтите умерших милостыней и добрыми делами, потому что это поможет им избе­жать вечных мучений”. Аминь! Ноября 10/23,1947».

Завершив чтение, я с изумлением взглянул на старца. Его удивительные глаза, блестящие и чистые, смотрели на меня. Я сразу со всей ясностью осознал, что отец Ми­хаил читает мои мысли и знает мое прошлое. «Отче, — спросил я его, — что вы думаете о смерти?»

«Смерти нет, — ответил он, — есть только переход из одного состояния в другое. Лично для меня жизнь дру­гого мира гораздо более реальна, чем моя жизнь здесь».

«Я знаю одного архимандрита, — сказал я, — кото­рый думает так же».

«Благословен он, — ответил старец. — Он на правиль­ном пути и, возможно, близок к этой другой жизни. Хри­стианин более живет внутренней жизнью, он более отде­лён от этого мира и неприметным образом приближается к миру иному. Когда же приходит конец, то он естественен: тонкое средостение [между мирами] легко истаевает».

«А можете вы чувствовать живую связь с умершим, отче?»

«Конечно. Молитвы о нем поддерживают эту связь. Те, кто пренебрегают такой молитвой, обрывают сию связь, причем с прискорбным результатом. Молитвы об умершем необходимы не только им, но точно так же и нам самим».

 

ПРОМЫСЛ БОЖИЙ

 

«Бог ведёт Церковь, — сказал отец Михаил. — Тайна беззакония в действии с давних времен, [от века], но, пожалуй, я думаю, сейчас время нацелено в несколь­ко ином направлении. В самом деле, как много муче­ников пришлось обрести нам недавно — и обретаем даже теперь. Это показывает, как много еще есть свя­тых. В конце же времен не будет и мучеников, потому что апостасия [всеобщее отпадение от Бога] достигнет предельной мерзости. Мученики — наши защитни­ки перед Богом. Русская Церковь проходит через ис­пытания, но они временны, преходящи. В 1912 году, в то время, когда я был молодым монахом под руко­водством святого старца, я нашел его однажды в сле­зах. Когда я спросил его, почему он так скорбит, тот ответил: "А ты знаешь, что отец Онисифор, святой за­творник, открыл отцу Леонтию, который прислужива­ет ему, 21 марта сего года?” Вот что он сказал: "Отец Леонтий, великие беспорядки скоро охватят Россию. Церковь много пострадает. Многие епископы, свя­щенники, монахи и благочестивые миряне будут за­мучены, церкви будут осквернены в огромном коли­честве и монастыри закрыты. Монастыри Афонской Горы и Валаам тоже пострадают. Наше собственное братство расколется на враждующие лагеря. Мы поки­нем наш дом и будем скитаться за его пределами”. Так и произошло».

«Но, — продолжал затворник, — отец Онисифор до­бавил: "Тем не менее Валаам превзойдет Афон".

Удивительная вещь происходит сейчас. Наши монахи живут дольше и дольше. Действительно, наш средний возраст сейчас увеличился на 20 лет. В течение 20 лет многое может случиться, и мы можем еще увидеть но­вую духовную весну в России и огромное число мона­шествующих там».

 

ЖИЗНЬ ВНУТРЕННЯЯ

 

«Жизнь внутренняя очень трудна?» — спросил я старца.

«Нет, если ты избрал правильный путь. В жизни внутренней нет прямой линии. Личность то подымает­ся, то опускается. Даже в монастыре монах может жить много лет и, увы, не только не добиться какого-либо ро­ста, но даже пойти в обратном направлении. Когда мне доводилось оставлять свою келью, я часто нечаянно

 

 

слышал монахов, беседующих друг с другом. Они гово­рили о духовных предметах? Нет. "Наш о. эконом не хо­рош" — говорит один. "Наша еда отвратительна. Он также не заботится разогревать ее", — отвечает другой. Эти двое прожили в монастыре по сорок лет, а их разум все еще до сих пор остается в плену телесных удобств и всяких пустяков.

Ни один из тех, кто ищет житейских приятностей, не может надеяться достигнуть внутреннего мира. Он даже не знает, что это такое.

Вот, опять же, приходит ко мне монах и говорит: "Отец такой-то тем-то и тем-то досаждает мне" и рас­сказывает свою сказку. Тогда я спрашиваю этого мона­ха: "Сколько лет ты уже в монастыре, отче?” — "Трид­цать пять". — "Ты постоянно ходишь на ежедневные службы?" — "Ты же знаешь, что хожу”. — "Ты Писание читаешь?” — "Да". — "Тогда ты знаешь, что Господь ска­зал святому Петру о том, сколь много раз тот должен прощать согрешающему против него". — "И ты против меня”, — говорит он и уходит раздраженный. Такая вот чепуха!

В мире много старых людей, которые просто ходя­чие трупы, не думающие ни о чем, кроме своих удобств. Когда мы молоды или даже в среднем возрасте, мы мо­жем скрывать нашу собственную истинную сущность. Старые же люди не могут этого делать. И часто раскры­тие истинной сути личности ужасает».

 

МОЛИТВА

 

«Отче, — спросил я затворника, — я полагаю, что са­мая лучшая и единственно верная молитва это: "Да бу­дет воля Твоя”. Что вы думаете об этом?»

«Я вполне согласен с тобой, Сереженька. Мы долж­ны вверять себя Промыслу Божию и не желать ничего, кроме как исполнения воли Божией о нас».

«Но как узнать — что есть Божия воля о нас?»

«Здесь есть три пути, — сказал отец Михаил. — Пер­вый — это когда сами обстоятельства нашей жиз­ни показывают нам, куда идти и что делать. Говоря в общем, следует избегать всего того, что лишает нас мира души: людей, книг, писем и занятий, порождаю­щих в нас религиозные сомнения, уныние, обмирще­ние, гордость, — в то время как всё то, от чего воз­растают вера, смирение, милосердие и утверждается мир в душе, должно быть поддерживаемо и развивае­мо. Бывают, однако, обстоятельства, когда трудно ре­шить, что делать. В таком случае самое лучшее — это получить совет нашего старца; но если у нас никако­го старца нет, то мы можем посоветоваться с нашим духовником, или с любым священником, или даже с благочестивым и опытным мирянином. Мы, однако, не должны открывать душу всем, но только тем, кому доверяем и о ком знаем, что они люди Божии. И мы должны, конечно, помолиться Богу, чтобы Он пока­зал бы нам Свою волю.

Преподобный Варсонофий учит нас, что если нам не с кем посоветоваться, мы должны помолиться Богу трижды, излагая наше дело, и потом просле­дить, в каком направлении склоняется — хотя бы немного — решение нашего сердца. А затем уж — соответствующим образом и действовать. Препо­добный советует молиться три дня подряд, но если времени нет, можно помолиться три раза в тече­ние краткого периода, подражая Господу, трижды за одну ночь молившемуся в Гефсимании — одними и теми же словами. Отцы учат нас: если мы [почти уже] верим, что наше решение соответствует воле Божией, но все же еще испытываем некоторые со­мнения, то мы должны помолиться особенно усер­дно. И если в течение этой молитвы сердце наше все более и более склоняется к одному решению, а со­мнения одновременно уменьшаются, то мы и долж­ны воспринять это как знак того, что мы действуем в согласии с волей Божией. В конце концов сомне­ния исчезнут совершенно, и мы останемся с одним- единственным и ясным решением.

В некоторых особых случаях допустимо метание жребия. Апостолы прибегли к этому при избрании апо­стола, заменившего Иуду. Так же поступили и при вы­борах Патриарха Московского Тихона. Я и сам однажды применил этот способ, когда мне не с кем было посове­товаться. То, что принятое решение было правильным, [потом] подтвердилось, хотя на тот день это трудно было себе представить».

 

6. ЕПИТИМЬЯ [О ПОКАЯНИИ]

 

«Нет такой ошибки и нет такого греха, которые не могли бы быть прощены, если мы искренне рас­каиваемся, — сказал отец Михаил, когда мы коснулись темы епитимьи. — Важно избегать впадения в одни и те же грехи — какими бы они ни были: пьянство, картежная игра, нечистота и им подобные. После каждого падения наше покаяние ослабевает. Мы при­выкаем к нашим грехам и наконец благодать Божия не производит уже никакого воздействия на грешни­ка, который становится поначалу равнодушен к хри­стианской жизни, а затем и яростно враждебен Богу. Когда человек достигает такого состояния, он утрачи­вает способность к покаянию и превращается в нече­стивца.

Напротив, те, кто искренне раскаиваются, даже если они вновь и вновь впадают в тот же самый грех, начи­нают сперва чувствовать равнодушие по отношению к нему, а потом и ненавидеть его. Мало-помалу вся­кий грех делается для них отвратителен, а сами они становятся Божиими святыми. Всяк свободен выби­рать или первый, или второй путь. Те, кто выбирают правый путь, должны помнить: чем раньше он начнет­ся, тем лучше.

Трудно разбивать вдребезги прежние застарелые привычки. Преступники и убийцы не были рождены такими. Они ничем не отличались от любого другого, но пренебрегли покаянием в малых грехах и закончили как нечестивцы.

Подлинная личность любого человека обнаружива­ется в его старые годы, и еще более — в его смерти».

 

7. КНИГА ОТЦА СОФРОНИЯ [О ПРЕПОДОБНОМ СИЛУАНЕ АФОНСКОМ]

 

«Что вы думаете, отче, о книге архимандрита Соф­рония "Старец Силуан"? — спросил я затворника. — Не­которые люди критикуют ее довольно сурово».

«Хорошая книга. Я прочитал ее с пользой для самого себя и дал как подарок на прощание епископу Михаилу Лужскому, когда он посетил меня. Епископу эта книга очень понравилась. Там есть два полезных места — с советами.

Первый — о том, что мы должны повиноваться на­шему старцу сразу же, без обсуждения с ним наших возражений и сомнений. Они не полезны для нас. Когда старшие указывают нам что-то сделать во имя Божие и встречают наше сопротивление, то они, будучи людь­ми, начинают сомневаться в самих себе и в том, был ли их совет верен, — и отступают.

Второй полезный совет — о том, как быть всеми любимым. Старец Силуан однажды встретил пожи­лого монаха, отца Пантелеймона, который был совер­шенно счастлив. Старец спросил его, почему он так счастлив? Отец Пантелеймон ответил: "Я повинуюсь моему старцу во всем без исключения" — и добавил, что он потому еще счастлив, что всякий из их мона­шеской общины любит его. Старец спросил, поче­му же братия его любят? "Потому, — ответил отец Пантелеймон, — что я повинуюсь каждому и сразу же иду, куда меня посылают". Делай так же, Сереженька, и ты познаешь на собственном опыте, как стать счастливым.

Когда ты советуешься со старцем, твердо следуй его решению и не иди к кому-либо другому. Ибо это — не­верие.

Довольно много людей приходит посоветоваться со мной, но в действительности большинство из них про­сто желает моего подтверждения уже принятого ими самими решения.

Однажды пришел к старцу архимандрит. Ему был предложен епископский сан, но он решил отклонить это предложение. Тем не менее он хотел получить от старца одобрение такого своего решения. "Отче, — ска­зал он, — мне предложили епископство, но полагаю, что я неподходящая персона". — "Ну, отец архиман­дрит, если ваши начальники решили, что вы подхо­дите, и призывают вас, то ваш прямой долг — подчи­ниться", — ответил старец. "Но, отче, — продолжал архимандрит, оправдываясь, — я чувствую себя не­достойным такого поста. Кроме того, я предпочитаю мое настоящее положение”. — "Это — не вопрос лич­ных склонностей, отец архимандрит. Никто не может судить сам о себе. Начальствующие уверены, что вы подходите для предлагаемого места. Если они совер­шают ошибку, то ответственность — на них, а не на вас. Уж вы-то должны знать, что для монаха послушание выше молитвы и поста. Созерцательная жизнь часто служит вступлением к жизни апостольской — и наобо­рот". Но архимандрит отклонил совет старца и вернул­ся в свой монастырь. Однако он своевременно осознал свою ошибку, испытывая притом беспокойство и уны­ние. С раскаянием он вернулся к старцу. "Вам пред­ложат другое епископство, — сказал старец, — и вы должны принять его. Эта новая епархия станет тяжким крестом для вас на многие годы. Вспомните, все те, кто отвергал свои кресты, получали другие — гораздо тяжелее"...»

 

БЕСЕДА ВТОРАЯ

 

ЭТО ПРИХОДИТ ОТ МЕНЯ»

 

Моя вторая беседа со старцем Михаилом состоялась на следующий день, 12 августа 1954 года. Мне хотелось спросить затворника: почему случилась трагедия, кото­рую я пережил в 1951 году? Старец встретил меня с при­сущей ему добротой и дал прочитать другой листок. Взяв его, я прочел: «Это пришло от Меня. Счастье и не­счастье, возвышение и падение, здоровье и болезнь, слава и бесчестье, богатство и бедность — всё приходит от Меня и должно приниматься как таковое. Те, кто вве­ряют себя Мне и принимают все испытания, которые Я посылаю им, не постыдятся в День Суда. Они явятся такими уже здесь, на этой земле, потому что их жизнь приняла именно такое направление, а не иное. Я посы­лаю каждому то, что лучше всего для него...»

Я взглянул на старца: «Это нелегкие, суровые слова, отче».

«Нет, — ответил старец, — ты просто сейчас не по­нимаешь эту простую истину. Многие люди, сраженные несчастьем, или впадают в уныние, считая, что всё по­гибло, или же становятся бунтарями, полагая, что они страдают несправедливо. Истина, конечно же, в том, что Бог ведет нас всех Своим собственным путем, кото­рый всегда является наилучшим для каждого».

«Всё приходит от Бога, — продолжал затворник, — здоровье и болезнь, изобилие и нищета, честь и позор. Мы, христиане, в теории верим в Бога и в Божий Про­мысл, но в действительности живем так, как если бы они никогда не существовали. Мы доверяемся нашей соб­ственной мудрости и пожинаем соответствующие плоды. Те, кто искренне верят в Бога, могут совершить любое чудо. Отец Иоанн Кронштадтский и оптинские старцы со­вершили много чудес — будучи такими же, как мы. Они имели живую веру; большинство же из нас имеет веру мертвую. И в этом проявляется общее с бесами. И бесы знают, что Бог есть, но, однако же, противятся Ему.

Есть люди, которые приходят посоветоваться со мной, но я сразу вижу, что они всего лишь хотят быть поддержанными в решении, которое они уже приняли. Подчас это решение явно противостоит воле Божией; тем не менее они упорствуют в нем. Говоря же в общем, большая часть того, что нам не нравится, для нас — как раз лучше всего».

«А чудеса ныне случаются, отче, — спросил я стар­ца, — в каждодневной жизни?»

«Конечно случаются. Ты знаешь этого старого священ­ника, которого ты упоминал недавно, и как он ослеп?

Он был священником в женском монастыре, и при­том грубым и жестоким с монахинями. Раз одна из мо­нахинь пришла к игумении и сказала: "Пожалуйста, со­берите всех". Игумения сделала, как та просила.

Монахиня тогда обратилась к сестрам: "Я видела во сне Матерь Божию, сказавшую мне, что если в течение двух недель наш священник не исправится, он ослеп­нет”. Когда призвали священника, тот пришел в ярость и стал браниться.

Он так и не переменился. И вот в течение двух не­дель он ослеп, и нет такого курса лечения, который мог бы ему помочь.

Наша внутренняя жизнь есть чудо и проявление Промысла Божия».

 

ЦАРСКАЯ СЕМЬЯ

 

Я посмотрел на прекрасный портрет последнего русского Царевича Алексея, который украшал стену.

Он был убит вместе со всей Царской Семьей в июле 1918 года в Екатеринбурге. «Вы его почитаете?» — спросил я. «Конечно. И его жизнь, и его смерть. Я по­читаю всю Семью последнего Царя. Алексий — святой, во многом подобный святому Царевичу Димитрию. Убийцы Царской Семьи, возможно, так это и восприни­мали».

«Они будут канонизированы?»

«Кто знает? Есть много святых, которые не канони­зированы, много неизвестных людям святых, но кото­рые известны Богу. Я слышал, что в [росписи] церкви в Оплйнаце, в Сербии, где погребены Цари Карагеорги- евичи, Николай II уже представлен как святой — с ним­бом вокруг головы. Формальная же канонизация есть просто регистрация широко распространенного на­родного почитания. Некий священник Аносов написал прекрасный акафист Николаю II. Я читал его. Этот ака­фист не может, конечно, быть [пока, до канонизации царственных мучеников] использован в Церкви, но он красив и точен.

Вот как ты спрашиваешь, почему произошла твоя личная трагедия, точно так же и многие люди спраши­вают: почему случилась трагедия екатеринбургская? Ничто не происходит без попущения Божия. Бог допу­стил эту трагедию для их собственного и нашего блага. Помни, что пути Божии — не наши пути».

 

ВЕЛИКИЕ ДОБРОДЕТЕЛИ

 

«Что самое важное в жизни?» — спросил я отца Ми­хаила.

«Любовь, — ответил он. — Никогда никого не осуж­дай, не имей врагов, каждого уважай. В жизни избегай всего, что делает тебя горделивым и что нарушает твое душевное спокойствие. Самая лучшая молитва — это, как ты и сам говоришь: "Да будет воля Твоя”. Искреннее покаяние покрывает все грехи. Всегда помни, что все треволнения в этой жизни предназначены сделать нас наиболее чуждыми миру сему. Следовательно, они ведут нас к лучшей жизни. Наружное благочестие, на­божность, молитвенные песнопения, бдения и посты хороши сами по себе и необходимы, но лишь как об­рамление напряженной внутренней жизни: смирения, непрекращающейся молитвы, веры в Бога, и так да­лее. Если второе отсутствует, то и от первого не много толку. Ты знаешь о разговоре дьявола с преподобным Макарием Великим, что описан в "Патериконе”? Дья­вол выразил недовольство святому тем, что тот сильно досаждал ему. Святой спросил: "Чем?” — "Ну, — отве­чал дьявол, — всё, что ты делаешь, и я делаю, и даже больше. Ты постишься время от времени, а я никогда не ем. Ты часто проводишь ночи в бдениях, а я никогда не сплю. И есть только одна вещь в тебе, недостижимая для меня". — "Какая же это вещь?” — спросил препо­добный дьявола. — "Твое смирение побеждает меня, Макарий!" — воскликнул дьявол.

Если хочешь быть смиренным, Сереженька, — про­должил старец, — никогда не проси и тем более ни­когда не добивайся какого-нибудь выгодного места, положения, почестей, привязанностей — ничего; но, с другой стороны, никогда и не отвергай ничего, пред­ложенного тебе от доброго сердца и с добрым намере­нием.

Не пренебрегай искренним покаянием, которое есть самое полезное для возрастания в нас смирения. Воис­тину покаяние может совершенно преобразить челове­ка».

 

ОБ ИСПОВЕДИ

 

Старец сказал: «Как-то раз пришла навестить меня пожилая дама со своей дочерью. Мать поведала мне, что ее сын, хороший и от природы религиозный че­ловек, часто посещающий храм, тем не менее в те­чение многих лет ходит туда, не принимая Святого Причастия. Этот сыновний обычай причинял матери

страдание. Она просила наставить сына на истинный путь. Я согласился попробовать. Вскоре этот сын по­сетил меня. Я нашел его приятным и искренним че­ловеком. Я расспросил его об образовании, работе, характере жизни и так далее. Он все подробно опи­сал и был откровенен. "Почему вы не идете к Святому Причастию? — спросил я моего посетителя. — Вы уже среднего возраста, живете в тревожное время, и не­ожиданно может прийти смерть". — "Вы совершенно правы, отче, — ответил мой гость, — но я страшусь исповедоваться, потому что не привык”. — "Друг мой, ныне у вас и нет необходимости в этом, — сказал я ему. — Ведь я только что услышал одну из самых ге­неральных исповедей в моей жизни. Встаньте на коле­ни, и я прочту над вами молитву об отпущении грехов". Он встал, и я отпустил их ему. Сегодня он — хорошо из­вестный церковный человек.

Я слышал невероятнейшие истории от моих каю­щихся. И я уверен, что любовь и понимание могут пре­вратить самого закоренелого грешника в личность глубоко набожную и что можно спасти человека, пре­бывающего в крайнем бедствии, даже на грани са­моубийства, превратив его в просто хороших мужчи­ну или женщину — или даже в святого. Невероятно, но факт — какое множество людей, даже в монасты­ре, проживают свои жизни под мрачной тенью тща­тельно скрываемого греха или преступления, не имея смелости исповедать их такому же человеку — из бо­язни утратить его уважение. Однажды я был призван исповедать умиравшего монаха, который был весьма почитаем за его образцовую жизнь. Его агония была долгой и мучительной. Он пребывал в великом стра­хе. Я, конечно, сразу понял, что происходит. Умирав­ший монах скрывал какой-то неоткрытый на исповеди грех. Я спросил его прямо, что это было. Он совершил его тридцать лет назад, но никогда не мог испове­дать — вплоть до своего смертного одра. Он упокоился в мире».

 

МИСТИЧЕСКИЕ СОСТОЯНИЯ

 

Мы обсуждали встречающиеся мистические состоя­ния. «Никто не может понять этих состояний, Сере­женька, — сказал старец, — кроме ли<