Когда надеяться на врачей потеряло всякий смысл

Духовная дочь отца Владимира Ирина, Дивеево: «Это было шесть лет назад. Я ещё не знала Бога. Что случилось со мной, Господу известно, быть может, и колдовство. Не понимала причины своего страшного состояния, просто умирала духовно и физически. В самом начале бросилась к врачам. Анализы замечательные, всё в полном порядке – но работать не могу, ничего не могу, умираю. Молодая женщина, тридцати с чем-то лет обивает больничные пороги. В конечном итоге врачи мне: да вы – симулянтка! Уже не знала, куда мне ткнуться. Всех я прошла: целителей, бабушек с крестом, иконами и без них, экстрасенсов, всё это было моим «духовным багажом». («Когда человек подвергается нападению тёмных сил, - говорил отец Владимир, - может быть нарушен ход всех физиологических процессов организма. Ни один врач не сможет понять, что происходит»). Уволилась со службы, ничего у меня не работало. Уже с собственным ребёнком сидеть не могла, в основном лежала в прострации.

Когда надеяться на врачей потеряло всякий смысл, я поехала сначала к преподобному Сергию Радонежскому. В Лавре мне сказали: «Попробуй съездить в Дивеево, там есть прозорливый старец. Вот если к нему попадёшь, он тебе обязательно поможет».

Это начало моего пути к Господу. Конечно, всё было на уровне – зайти в храм поставить свечку. Но мы с мамой молились. Очень скорбели, просили Господа, просили преподобного Серафима, чтобы он всё управил. Оставила маме ребёнка, собралась, и, ничего не зная: куда я, как доберусь, где там буду – отправилась в Дивеево. Приехал поздно вечером, посмотрела на монастырь, он мне показался такой огромный, величественный… страшный. Ну, где ж я тут остановлюсь? Ночь, знакомых нет. Зашла в полупустой храм: служба вечерняя, почти никого нет. Думаю, где ж тут батюшка? Как его найти, да ещё прозорливого?.. Смотрю, заходит такой небольшой священник, с кем-то остановился, говорит. Я повернулась, думаю: спрошу у этого. Уж если не сейчас… служба заканчивается, к кому идти - не знаю… Подхожу, и из меня вопль: «Батюшка, со мной такое твориться… Уже ничего не могу, не понимаю, что мне делать дальше – круг замкнутый. Мне сказали, что здесь в Дивеево есть прозорливый старец. Как мне его найти?!» Батюшка на меня посмотрел, говорит: «Здесь прозорливого нет, есть прожорливый. Пойдём-ка мы с тобой службу послушаем, а потом решим, что с тобой дальше делать».

С этого мгновения и началось, без преувеличения, м о ё в о з р о ж д е н и е, по молитвам преподобного Серафима и батюшки Владимира. Позже он мне сказал: «В этот вечер мне не нужно было идти в храм. Но как будто позвали: немедленно иди». Он тут же устроил меня на квартиру. На следующий день уже сугубо молился надо мной в своей келье. Сразу не было исцеления, мгновенного какого-то чуда не произошло. Но постепенно, изо дня в день, из месяца в месяц, медленно, но верно, я оживала, крепла, крепла. Чувствовала: я на верном пути. Всё, что со мной раньше происходило, где я раньше лечилась, там если и была помощь, то кратковременная. А потом – ещё хуже. После этой «помощи» я, буквально, погибала.

Во второй приезд в Дивеево у меня в храме пропала сумка. Пожаловалась батюшке. И через пару месяцев мне эту сумку вернули в Москве, из неё ничего не пропало. За святые молитвы батюшки такие чудеса с нами происходили.

Один раз мы приехали к отцу Владимиру всей семьёй. Сидели за столом. Батюшка был очень хлебосольный: всех встречал, кормил-поил. Вдруг маму мою спрашивает: «Когда же вы сюда, наконец, переедете?» - «Да, батюшка, мы и так нередкие ваши гости». А сама думает: «Домик бы я здесь, конечно, купила, и на лето приезжала. Надо бы: уж очень мы больные…» А батюшка посмотрел ей в глаза: «Н е п р и е з ж а т ь! А п о к у п а т ь д о м и ж и т ь!» Мама просто обомлела, потом мне рассказывает: «Это надо же, не успела подумать, а он тут же: «Не на лето приезжать, а - жить!» Батюшкиными молитвами, мы действительно скоро расстались с Москвой и переехали в Дивеево.

Как-то собралась на источник. Зашли взять напутствие. Отец Владимир благословил искупаться. Мы спросили, не нужно ли ему привезти воды. «Конечно, нужно. Матушка вам всё даст», - и заторопился на всенощную. Нам приносят огромную флягу, многолитровую, а у нас была маленькая машина, и своими вещами всё забито. Мама думает, куда нам такую большую, мы её и не вместим!» Батюшка уже далеко от нас. Вдруг поворачивается, посмотрел в нашу сторону и бегом возвращается: «Матушка, забери эту флягу, дай им что-нибудь поменьше». Ведь он с нами уже попрощался, уходил и не мог знать дальнейшего. Мама только подумала, он уже перехватил эту мысль, возвращается… А мама: При нём и думать ничего нельзя». Батюшка всегда необыкновенно нам помогал. Исцелил мою маму, когда уже сам был при смерти. Не забывает и теперь. Его молитвами живём здесь уже три года».

Инокиня София приехала в Дивеево из монастыря в Чебоксарах, после исповеди пожаловалась отцу Владимиру на свой страшный гайморит. Попросила помолиться о её здоровье. А он взял двумя пальцами правой руки её нос, слегка покрутил и сказал, чтобы помолилась преподобному Серафиму. Вскоре у неё всё прошло, и больше мучительная болезнь, которая регулярно её изводила, не возвращалась.

Раб Божий Виктор, Москва: «Меня отец Владимир привёл к вере после десятка лет увлечений восточной философией, теософией, всеми Шнейдерами, Вивеканандами, Рерихами, Блаватскими и пр. Сколько нянчился со мной. Не забыть эти разговоры и как он парировал он мой бред. Вначале я был столь развязен, что мог позволить себе иронизировать: «Не боитесь, батюшка, умереть и не обрести того рая, в который верите?» А он: «НЕ страшитесь ли в итоге наследовать тот ад, который отрицаете?!» И уже когда решился идти к нему на исповедь, он сказал с великой любовью: «Каждый принадлежит к одному из трёх разрядов людей, как заметил Паскаль: «Одни узнали Бога и всей жизнью служат Ему – эти люди разумны и счастливы. Другие - не нашли и не ищут Его – эти безумны и несчастны. Третьи не обрели, но ищут Бога – эти люди разумны, н о е щ ё н е с ч а с т л и в ы». Не забуду всё, что он мне говорил. По его советам прочёл серьёзные книги, почти всего Роуза. Но пробил он мою скалу именно любовью. Просто я увидел воочию человека, который готов на всё – для своего Христа. Такие люди не умирают. И верю, как он взял меня за руку и повёл здесь, так и там встретит – проведёт сквозь мытарства. Вечная тебе, отче, память».

Рассказывает Раба Божия Валентина: «Больше двадцати лет я постоянно кашляла. Думала, что у меня хронический бронхит, и это уже неизлечимо. Но болезнь имела, оказывается, д у х о в н у ю о с н о в у. Однажды я попала на исповедь к отцу Владимиру. Он занимался со мною очень пристрастно. Обнаружил серьёзные не исповеданные грехи и назначил епитимию. Сказал: «Очень важно, чтобы ты всё тщательно исполняла. Перед Рождеством ещё раз исповедаешься и причастишься». Это было в начале Рождественского поста. Постоянно чувствовала молитвенное участие отца Владимира, его духовное внимание. И весь пост, хоть было нелегко, исполняла им назначенное. Вот уже и сочельник: стою перед алтарём, собрались к Причастию. И вдруг неожиданно мне плохо, тошнит, плохо… Едва успела отойти от алтаря, вытащить из сумки целлофановый пакет, как у меня открылась страшная рвота. Сбегала, умылась. И с необыкновенным облегчением причастилась, по милости Господней. И только на следующий день обнаружила, что я п е р е с т а л а к а ш л я т ь. Несколько лет прошло, кашель ко мне не возвращается».

Раба Божия Вера, Новосибирск: «Попала я в первый раз на исповедь к отцу Владимиру. На следующий день подошла его благодарить. И вдруг батюшка ни с того, ни с сего, говорит мне: «Скажи отцу настоятелю своего храма, что ему нужно задуматься о предстоящем монашестве». Я так удивилась, у батюшки-то нашего жена, матушка. Какое тут может быть монашество. Но по приезде набралась духа и всё это от незнакомого священника – передала. Он посчитал совет недоразумением. Но представьте себе, через четыре месяца у настоятеля скоропостижно умирает матушка. И он теперь не только монах – игумен. Наверное, это прозвучавшее из уст отца Владимира предупреждение облегчило отцу утрату, подсказывая, что всё это – Божий промысел».

Могу подтвердить, что батюшка нередко предсказывал, в личном общении и заочно, монашеский путь. У отца Владимира, кажется, было особое чутьё на таких людей. Он предвидел будущее иночество даже невзрослых детей. На протяжении ряда лет наблюдаю, как сбывается обещанное им. Интересно, что сразу же после смерти батюшки, многие его духовные дети оставили светскую должность, стали работать в церкви (на что не могли решиться годы). Несколько близких ему людей приняли монашеский постриг. Знаю совершивших этот шаг сразу за днём упокоения отца Владимира, ещё не ведая о смерти батюшки.

Один из рассказов: «Всё в Дивеево меня так поразило и восхитило, - рассказывает раба Божия Мария, - что день за днём стала думать: не остаться ли мне в монастыре. Мы приехали сюда с подругой, которую я считала несколько легкомысленной. Она подкрашивала ресницы, по делу и без дела гляделась в зеркало. На третий день по приезде стою в Троицком соборе, С. Моя отменяя отошла. Вдруг приближается незнакомый священник, благословляет и с доброй улыбкой тихо, чтобы не слышали другие, говорит: «К сожалению, тебе не придётся поступить к нам в монастырь. А вот подружка твоя, та, которая так любит глядеться в зеркальце, - скоро будет наша». В это было очень трудно поверить. В тот и подруга моя не поверила этому. Но факт остаётся фактом – она теперь послушница Серафимо-Дивеевского монастыря. Тогда я ещё не читала Летописи и не знала, что батюшка серафим имел дерзновение благословить на иночество ту, которая, казалось, мало этому соответствовала».

Раба Божия Светлана П.: «Отец Владимир мог быть очень благодарен за малость, ибо дорожил чьим-то потраченным на эту безделицу сердцем. Выражал свою признательность

и за какой-то дорогостоящий подарок, чтобы сделать приятное попечителям. Но знаю, что батюшка, не задумываясь, отдал бы любое достояние, чтобы, например, дало трещину чьё-то упорное окамененное нечувствие, и чья-то загубленная душа сделала один шаг ко спасению. Материальные ценности не имели для него никакой цены».

Раба Божия Алла: «Приехали мы как-то в очередной раз к батюшке за помощью (он очень помогал мне в тяжёлой ситуации с больными детьми). И вижу, как ведут, с двух сторон поддерживая, к отцу Владимиру юную девочку: руки как плети, голова не держится, болтается, невменяемый взгляд… Висит на руках сопровождающих. Разговорились потом с её матерью. После школьного вечера дочь пошёл провожать мальчик, на него имела виды другая одноклассница, которая обратилась к колдунье. И навели на девочку порчу. Батюшка немедленно включился в ситуацию. Молился над ней. Наследующий вечер она уже крестилась и молилась в храме. На другой день исповедовалась у батюшки и причащалась. На моих глазах она со слезами благодарила отца Владимира перед отъездом. Девочка выглядела совершенно здоровой».

Духовный сын отца Владимира Николай: «Отец Владимир совершил в моей жизни настоящие чудеса. Но каждый раз строго предупреждал, чтобы я ни в коем случае их не разглашал. Поэтому не могу позволить себе серьёзные вещи, т. к. духовный отец не снял с меня этого запрета. И малых удивительных эпизодов было без числа. Помню, в начале нашего знакомства мы встречались на вокзале в Арзамасе с отцом Владимиром и Арсением, которые тоже ехали в Москву. Разговорились. Арсюша узнал, что у меня есть сын-подросток и радостно произнёс: «Так мы можем с ним переписываться!» (Впоследствии, они действительно стали друзьями и несколько лет переписывались, прежде чем всей семьёй переехали в Дивеево). Предложил: «Запиши, Арсюша, наши имена на молитвенную память». – «Вы тоже, пожалуйста, всех нас внесите в свой список: маму, меня, сестру и, конечно, папу». Отец Владимир вмешался: «Меня ему записывать не надо: я и так у него значусь четвёртым номером». Поразился: никто не мог знать, что после архимандрита С. И двух близких мне протоиреев, действительно, четвёртым в моём помянике стояло имя отца Владимира».

Рассказ раба Божиего П: «Моя больная жена закончила жизнь самоубийством. После этого начались мои мытарства: никто не берётся отпевать и всё. У кого только не побывал. Уже и владыка Иерофей с полным сочувствием после всех рассказов меня благословил, просмотрев выписки из психиатрической больницы, в которой жена лежала неоднократно. И вот я опять в Троицком соборе. Подхожу к одному из наших отцов. Выслушивает, кивает головой: «Да, да, отпеть надо, только мне сейчас крайне некогда. А вот зайди к тому приезжему священнику… «Подхожу, только начал в двадцать первый раз свои объяснения, батюшка на меня как возвысит голос. И чего только я не услышал… И в конце: «Много вас ходит - таких…» Тут нервы у меня сдали. Думаю: «Мне что ли за женой своей последовать?!» В эту минуту последнего отчаяния как «скорая помощь» появляется из алтаря отец Владимир. Ещё не остановившись, на бегу взволнованно спрашивает: «Что с тобой?!!» Всё навзрыд выговариваю. «Немедленно отпою твою Валентину!» - и вручает мне зажжённую свечу. Тут же начинает отпевание. Пустой храм, будто на Небесах. На многих отпеваниях я был, и до и после, но похожего не было ни разу. Проплакал всю службу. А прощался с батюшкой и уходил, как будто у меня после вековой ночи рассвело за окошком».

Духовная дочь отца Владимира Зинаида: «Как он любил всех радовать, это был беспримерный борец с унынием. Да, батюшка, неизглаголанный батюшка! Всегда ему некогда: люди, люди. Ни какой возможности время уделить, бежит мимо, а скорбного – не пропустит. Помню, в таком тяжёлом была состоянии, он оторвался от других, раскрыл мою ладонь, что-то положил, сжал руку. «Это тебе к о н ф е т а – о т у н ы н и я!» - и побежал дальше. Разжимаю пальцы, смотрю: та-а-ак! Верблюд… двугорбый, и чувствую, тоска физическая от меня отходит. И – восстала. Дело, конечно, не в конфете, а в том, что он вкладывал – в слово, в улыбку, в один взгляд бесконечного понимания. И такой мелочью прикрывал свою стремительную молитву о немедленной помощи».

Рассказывает раба Божия Екатерина, Саратов: «Для меня отец Владимир – дар Господень. Много я храмов обошла, разных священников видела и даже очень хороших, но такое чуткое отношение к первому встречному, думаю, и в прошлом веке нелегко было встретить. Это был священник, которому до тебя было дело. Через батюшку Бог подарил мне первую в жизни настоящую исповедь. И этот человек залился слезами о моих грехах. А мне, признаться, вовсе не казалось, что я сделала что-нибудь т а к о е, из ряда вон. Многим он глаза на себя открыл! Батюшка воскресил меня для духовного восприятия вещей. Теперь всё материальное существование для меня отнюдь не так важно, не столь интересно, оно потеряло силу меня завлекать. А важно стало, к а к посмотрит на меня Бог в тот или иной момент. И к а к я перед Ним в скором времени буду отвечать. Ведь если ещё и в пятьдесят лет жить, всё равно это быстро кончится. Благодарю Бога за свои перемены. Прежде я относилась к внешней, малостоящей жизни как к настоящей, и без конца разочаровывалась, переживала, страдала. А теперь с вниманием отношусь к тому, что у меня внутри; вижу, как на душу постоянно нападают греховные полчища и должна непрестанно их отражать. Батюшка был улыбчив, ласков, он себя – не щадил. После первых восторгов по отношение к нему, объяснял, что он тут ни при чём, а всё – благодать Христова, учил строгости и безжалостности к себе. Отец Владимир очень много для меня сделал и делает: чувствую его молитвы о себе и после кончины.

Нередко он вёл себя, как человек обычный. Специально, чтобы о нём не думали ничего особенного. Те, кто соприкоснулся с ним на самом деле, знают, каким потрясающим был этот человек. Навсегда это останется со мной: мне было убийственно плохо, хоть в петлю полезай (обстоятельства мои мало кому интересны). Стою у мощей преподобного Серафима, и меня душит страшная тоска. Вокруг толпа, в храме праздник. Уже: «Святая святым». Вдруг сквозь толпу ко мне прорывается батюшка. И без всякого моего слова напускается на меня: «Т ы ч т о?! Что это ты выдумала?!» Обхватил мою голову правой рукой, сжал, прижал к своему сердцу: «Н е с м е й т а к д у м а т ь!» Развёл мне вихры на голове обеими руками, заправил под платок. Я – реву в три ручья. «Вот, то-то! – говорит. – Держись! Короткую жизнь продержаться осталось. Крепись!» Благословил с великой любовью и убежал к другим. А кто я ему? Он мне даже не духовный отец, не решилась его об этом просить, я-то не подарок. И слова о своей ситуации ему не сказала. Никаких объяснений.

Это была и есть – великая Божия душа, отец родимый, посланный жалостью Богоматери. У батюшки была какая-то материнская нежность к людям. Благодарим Господа. Через него нам светила, грела – любовь неземная. Хоть я того меньше всех достойна. Но душа так нуждается, чтобы за неё кто-то болел, страдал, кто-то участвовал в ней постоянно. В дикой жизни, которая нас окружает, мы всего, а этого тем белее, лишены. Есть такие люди – старцы, которые болеют за весь мир, и при этом имеют силы пожалеть каждого никчёмного. Таких я не видела. Но вот, по-моему, батюшка, хоть по возрасту не подходит, но был старцем. Как Амвросий Оптинский, мог шлёпнуть по щеке – и зуб проходил.

У моей знакомой сильно болела опухоль на щитовидке. Врачи требовали делать операцию. Батюшка надавил ей несколько раз пальцами вокруг опухоли, и боль прошла, и операция не потребовалась. Одним крепким крестным знамением мог привести человека в чувство, вернуть душевное равновесие. За считанные минуты мог вынуть душу из помойки. И сегодня рядом с нами живут святые, а мы ходим мимо и не замечаем».

Мне поведали ряд подобных свидетельств. Слушая очередное, вспомнила слова старца Марфо-Мариинской обители Алексия Зосимовского: «Много слёз сокрушённого сердца проливает человек, чтобы сделаться способным утешать других о Господе. Нужно идти туда, где туга душевная так мучается человек, что он склоняется на самоубийство. Это не лёгкий подвиг, граничащий с истинным распятием собственной греховности, ибо