Старая, новая, заимствованная лексика

 

Старые слова

 

Устаревшая лексика включает слова историзмы и слова-архаизмы.

 

 

Под словами-историзмами понимают слова, ушедшие из языка вследствие того, что перестали существовать обозначаемые ими предметы или явления. Таковы, например, наименования юридических и делопроизводственных документов в феодальной Руси (около 150 видов грамот и более 250 видов документов) или названия стадий прохождения документа через бюрократически развитое делопроизводство Австро-Венгрии. «Если слово относится к историзмам, то его значение передаётся только описательно, так как в современном русском языке нет ни одного синонимического ему слова. Всякая попытка заменить историзм синонимом приводит к искажению смысла, неправильному освещению факта. Кроме того, само толкование требует специального исследования». Так, невозможно заменить «смерд» каким-либо современным русскоязычным словом (крестьянин, крепостной, подданный и др.).

Архаизмы это – слова «вытесненные в процессе развития языка другими словами, ставшими в настоящее время единственными наименованиями данных предметов, явлений». Таковы, например: бренный, вкупе, врачевание, всуе, выя, вящий, личина, лоно, перст и др. «Смысловое наполнение или лексическое значение архаизмов, в отличие от историзмов, при источниковедческом анализе передается синонимичными им словами русского языка. Однако среди архаизмов лингвисты разграничивают лексические архаизмы и семантические архаизмы». Лексический архаизм – слово, устаревшее глобально (и в звучании, и в значении), семантический архаизм – современное слово с устаревшим значением (например, «согласие» и «несогласие» у Пушкина в «Дубровском» в значении «удовольствие» и «неудовольствие») [147]

 

 

Конечно, от старого слова веет ароматом былой эпохи. На вопрос о целесообразности применения в историческом исследовании старых слов, выражений, цитат Д. С. Лихачев отвечает: «Архаизмы, инкрустации в свои работы целых выражений, цитат вполне законны у историков, так как старые явления жизни лучше всего выражаются в старом же языке. По опять-таки – не следует этим злоупотреблять» [148].

Применяя старое слово, надо, прежде всего, знать его точное значение. Неправильное использование старых слов подчас приводит к курьёзам.

Для передачи духа времени не обязательно использовать давно вышедшие из употребления и непонятные читателю слова, это можно сделать и другими способами, прежде всего – соблюдая историзм и не модернизируя события, в частности в деталях быта и нравов прошлого. Дочь М. И. Цветаевой Л. С. Эфрон 8 сентября 1950 г. из далекой красноярской ссылки писала Б. Л. Пастернаку по поводу его переводов Шекспира: «...прекрасен язык твоих переводов... ты, как никто, умеешь, помимо всего остального, передать эпоху, не вдаваясь в архаичность, что ли, благодаря этому читающий чувствует себя современником героев, их язык – его язык» [149].

Улыбнёмся полуироничным рекомендациям хорошо знавшего деревню Ж. Ренара: «Крестьянскую речь можно передать и, не прибегая к орфографическим ошибкам... Чтобы описать крестьянина, не следует пользоваться словами, которых он не понимает» [150].

В язык входили слова и выражения, принадлежавшие историческим деятелям и ставшие крылатыми или приписываемые им [151]. Таковы, например: «История – учительница жизни» (Цицерон), «Пришёл, увидел, победил» (Цезарь), «Какой великий артист погибает!» (Нерон), «Государство – это я» (Людовик XIV), «После нас – хоть потоп» (Людовик XV).

 

 

«Крылатые слова – часть фразеологии языка. Фразеологизмы могут устаревать, уходить из активного употребления, забываться, превращаясь во фразеологические архаизмы. Например, современники Маяковского широко употребляли фразеологизм кертеть вола. Ныне он не употребителен и мало кому понятен. Его значение сходно со смыслом другого фразеологизма того времени – арапа заправлять (сравните с нынешним пудрить мозги, вешать лапшу на уши). Однако, уходя в запас, фразеологизм не лишается своего звания. И крылатые слова (в частности, лозунги), уходя на покой, остаются в прежнем звании, превращаясь в языковые памятники своей эпохи.

Со сменой политической или социально-психологической обстановки, нравственного климата в обществе, с получением, или осознанием новой информации о времени и обстоятельствах появления лозунгов, ставших крылатыми словами, может измениться и отношение к ним. Примеры: Грабь награбленное! Кто не с нами, тот против нас! Догнать и перегнать Америку! Если враг не сдается, его уничтожают. Осмысление ранее неизвестной информации не могло не изменить в сознании людей отношения к ним. Отсюда применение их в саркастических и иронических контекстах как свидетельство лжепатетики и лицемерия словесных знаков полной трагизма эпохи» [152].

 

 

Язык не статичен, в его развитии прослеживаются две тенденции: одна – к сохранению устоявшейся лексики, правил произношения и написания, другая – к изменениям в этих сферах.

 

Неологизмы

 

В русском языке было несколько переломных эпох, когда он подвергался более или менее крутой ломке, в частности в области словообразования: принёсшая поток иностранных слов петровская пора, ознаменовавшееся языком Пушкина и Карамзина начало XIX в., связанные с символизмом и футуризмом рубеж XIX–XX вв. и начало XX в., послеоктябрьские годы [153], время командно-административной системы.

Очень многие «незаконные» новые слова вызывали возмущенное сопротивление знатоков и любителей языка и, действительно, оказывались «однодневками», но иные, поначалу казавшиеся экстравагантными и смешными, прижились [154]. Признав в начале 1920-х гг. вхождение в наш лексикон таких слов, как шкурник, мешочник, танцулька и массовка, учёный языковед всё же с недоверием вопрошал: «...но неужто останется пока?» [155]. Однако и этот казавшийся ему неестественным и отвратительным неологизм употребляется до сих пор наряду с привычным «до свидания».

Причины появления неологизмов различны, но подчас они вызваны не естественной потребностью, связанной со сменой образа жизни, а с малограмотностью как неизбежной спутницей всеобщей грамотности (отсюда подчас и «синтаксис недоучек»). И вот, начитавшись газет 20-х гг., современный студент употребляет в дипломной работе не только слова «комфракция», «демпартией», «нкидовец», но и взятое из матросского жаргона «буза», т. е. «ерунда» («ведь тогда так говорили!»). Но ведь говорили, скажем, и «на большой (палец)» вместо «хорошо», и «на большой с присыпкой» вместо «очень хорошо»...

 

 

Иные имевшие хождение в быту слова не включались в словари по идейно-политическим мотивам, например, во времена расцвета командно-административной системы термины с двойного значения приставками «спец»: с одной стороны – спецпайки, спецбуфеты, спецбольницы, с другой – спецпереселенцы, спецпоселенцы, спецхраны, – а также лишенцы, невозвращенцы, невыездные и т. п. Другие же слова скоропалительно оказывались занесенными в словари; например, слово «горбимания», означающее энтузиазм в связи с личностью М. С. Горбачева и политикой «перестройки», по сообщениям прессы, официально войдет в английский язык и будет опубликовано в приложении к Оксфордскому словарю в числе 6 тысяч неологизмов [156].

«...Новое лексическое значение в слове создаётся не сразу, – пишут авторы книги «История и лингвистика». – Должно пройти много времени, пока оно станет широко употребляться в обычном для него контексте, то есть станет общенародным. До тех пор следует говорить не о новом значении, а лишь об индивидуальном употреблении слова. Таким образом, новое значение следует отличать от употребления. Употребление слова – это применение его в индивидуальном, не вполне обычном контексте и часто в переносном смысле» [157].

Представляется, что, хотя историк не должен быть консерватором и пуристом, ему все же не следует идти в авангарде даже небольших языковых переворотов, и он обязан придерживаться определённых правил, если не хочет оказаться, говоря словами Чуковского, в «низменной, отсталой и вульгарной среде» [158].

 

Иностранные слова

 

 

Многие иностранные слова начисто растворились в русском языке, и происхождение их ведомо лишь узким специалистам. Дореволюционный лингвист проделал забавный опыт: когда националистическая газета раскритиковала отчет либерального земства за применение иностранных слов, он подсчитал, что в критике содержалось вдвое больше слов, иностранное происхождение которых было забыто [159].

Регламентация употребления иностранных слов – нелепость, чаще всего рождавшаяся от скрещения невежества с мракобесием. Эта регламентация иногда свидетельствует об определённых периодах в жизни страны, иногда носит анекдотический характер. Замена некоторых по-немецки звучавших названий наших городов на русские во время двух мировых войн не сказалась на их результатах, а замена иных заимствованных с французского наименований кондитерских изделий на русские в период сталинской борьбы с «иностранщиной» не улучшила их вкусовых качеств. Галлицизмы двуязычного Пушкина (отнюдь не обижавшегося па лицейское прозвище «француз») не помешали, ему стать реформатором русского языка.

Представляется целесообразным употреблять иностранные, слова, при отсутствии адекватных русских, для специальных научных и других целей. Можно не ограничивать себя в их применении при обращении к культурному читателю.

 

 

Лишь выдергивая отдельные положения из высказываний Петра Великого, В. Г. Белинского или В. И. Ленина, можно создать у некомпетентного читателя впечатление, будто они были принципиальными противниками употребления иностранных слов, но это – искажение их общей позиции. «Ленин восставал отнюдь не против употребления иностранных слов, а против злоупотребления ими» [160].

Общеизвестны дополнительные трудности, встающие перед историком-исследователем, источники и литература которого преимущественно иностранные. Среди этих трудностей и проблема передачи на русский язык иностранных слов, в частности собственных имен и географических названий, а также выбора одного из встречающихся в русской литературе вариантов иностранного слова. Взятые из библейского сюжета и принадлежащие Ф. И. Тютчеву слова из стихотворения «Silentium» «мысль изречённая есть ложь» неоднозначно интерпретировались многими философами, литераторами, лингвистами. Горнфельд писал: «Если «мысль изреченная есть ложь» – парадокс или преувеличение по отношению к родному языку, то по отношению к иностранному это сама истина: здесь бедность категорий для выражения оттенков мысли сказывается с решающей силой» [161].

Самый общий принцип, из которого следует исходить: иностранные слова передаются по-русски так, как они произносятся на родном языке, имена же собственные не переводятся, а заимствуются.

Иностранные слова передаются историком неправильно по разным причинам: незнание правил передачи, «анархия произношения» (В. Г. Белинский), трудности транскрипции, историческая традиция и др. Приведем пример. 28 октября – 11 ноября 1647 г. в пригороде Лондона заседал Общеармейский совет, без рассказа о котором не обходится ни один исследователь Английской революции середины XVII в.

 

 

Английское название пригорода – Putney. По-русски это название и его производные наши крупнейшие специалисты по истории Английской революции передают многовариантно: Петни – А. Н. Савин (1924 г.), Пэтни и Петни – А. М. Барг (1950 и 1958 гг.), Патни и Патнейская конференция – Е. А. Косминский и Я. А. Левицкий (1954 г.), Путни и Путнейская конференция – Г. Р. Левин (1973 г.). Что должен подумать по поводу этого разнобоя читатель, не знакомый с английским?

В иных языках написание и произношение не совпадают, и русские авторы в одних случаях передавали иностранную фамилию – как она пишется на языке оригинала, в других – как произносится. Одна и та же буква в разных языках даже с одним алфавитом, скажем с латинским., произносится по-разному, например «v» у англоязычных народов – [в], у немцев – [ф]; как должен её передать отечественный историк? Как должна транскрибироваться в иностранных языках отсутствующая в них русская буква «ч»? Еще сложнее с дифтонгами, например, немецкий дифтонг «ei» ныне правильно, по произношению, транскрибируется на русский язык как [аи], но еще в недалеком прошлом – транскрибировался неправильно, как [ей].

В «Литературной газете» неоднократно поднимался вопрос об ошибках и разнобое при передаче иностранных слов в русском тексте, особенно имен и географических названий, подчас с попыткой объяснить причины этого. Участник одной из дискуссий писал: «Традиции написания имен собственных складывались соответственно тому, культурнее влияние какой нации доминировало в ту или иную эпоху в России. «Король гишпанский» – одна эпоха, эспаньолка – другая, хотя и здесь и там речь идет об Испании. <...> Но можно ли, нужно ли нам сегодня переворачивать пласты истории, отказываться от столетних традиций во имя фонетической точности?

 

 

Ведь за этими неточностями и даже грубыми подчас искажениями стоит сама история, и знатоки русского языка могут многое порассказать о происхождении этих «ошибок», о том, кто, когда и как заимствовал названия и имена, преломлял их диковинным подчас способом» [162].

По разным причинам с давних пор в русский язык вошли слова с неправильным написанием, не соответствующим произношению на родном языке. Немногие из них исправлены, например: Невтон – Ньютон, Ивангое – Айвенго, Караибское море – Карибское море, Георгия – Джорджия, Виргиния – Вирджиния, Лос-Анжелос – Лос-Анджелес, Тифлис – Тбилиси, Эривань – Ереван и др.

Гораздо больше закрепившихся заведомо неправильных слов. Мы привыкли к тому, что английские короли Джеймс, Хенри, Элизабет стали у нас Яков, Генрих, Елизавета, французские Шарль и Луи – Карл и Людовик, более того, мы говорим Карл X, но Шарль Де Голль, хотя имена их произносятся и пишутся одинаково. Имеются сторонники глобального исправления всех ошибок (мол, люди переучатся, привыкнут), но явно преобладают – с убедительными аргументами – ученые, выступающие за сохранение ставших традиционными слов, например: Вальтер Скотт, а не Уолтер Скотт (Walter Scott); Генрих Гейне, а не Хайнрих Хайне (Heinrich Heine); Гудзон, а не Хадсон (Hudson); Гавана, а не Хабана (Habana); Лодзь, а не Лудзь (Lodz) и т. д.

 

 

Армяне называют свою страну Айастан, грузины свою – Сакартвело, финны свою – Суоми, но мы не пересматриваем устоявшиеся – Армения, Грузия, Финляндия. Страна немцев у них самих звучит как Дойчланд (немецкое племя тевтонов – Teutonen – Теutschce – Deutsche – Deutschland), у французов – Аллемания (от названия другого немецкого племени – аллеманов), у украинцев – Нимеччина, но есть ли резон менять привычное нам название – Германия? К тому же при исправлениях могут возникнуть новые проблемы. «...Виргиния стала Вирджинией, а что делать, – обоснованно ставит вопрос читатель, – с «Виргинцами» Теккерея, называть ли их в новых названиях «Вирджинцами»? Тогда и самого Теккерея хорошо бы писать так, как произносят его имя на родине писателя – Тэкери..» [163]. Надо знать, что на английских картах вместо привычного нам Ла-Манша имеется «Английский канал» (или «пролив» – English channel), но переиначивать едва ли стоит.

А. А. Реформатский иронически вопрошает: «Неужели же... надо разводить дейчландских овчарок, покупать винские стулья, принимать инглендскую соль, изучать ромсксе право, раздумывать над имевшей место теорией «Москва – третья Рома?» [164].

Комментируя читательские письма и обратив внимание на то, что разговор о передаче на русский язык имеет давнюю историю, А. В. Суперанская напомнила: «В 60-х годах прошлого века совещания по упрощению русской орфографии рекомендовали решать вопросы о написании каждого иноязычного слова в словарном порядке, отдавая дань традициям русского языка. Этот принцип остаётся в силе и по сей день....И в советское время действовали многочисленные комиссии и отделы, занимавшиеся передачей иноязычных имен. Они выпускали и продолжают выпускать нормативные справочники, рекомендации, инструкции. Проблема, в настоящее время, видимо, заключается в том, что все эти издания не находят достаточно широкого распространения» [165].

 

 

Ранее такие издания выходили крохотными тиражами. С учётом материалов дискуссии на страницах «Литературной газеты» от 20 октября 1982 г., 12 января и 7 декабря 1983 г., появилось новое издание справочника «Иностранные имена и названия в русском тексте» (М., 1985) с приемлемым тиражом (75 тысяч экземпляров), написанного работниками Всесоюзной государственной библиотеки иностранной литературы Р. С. Гиляревским и Б. А. Старостиным. В справочнике охарактеризованы теоретические основы транскрипции, изложены основные правила транскрипционной передачи имен и названий с английского, французского, немецкого, итальянского, испанского, португальского и двенадцати других европейских языков на русский язык, а также приведены сводные таблицы и списки имен с их русскими вариантами, которые показывают, как в принципе применять указанные правила на практике, сочетая их с традицией.

Имеется также своеобразное «пособие» для историка по передаче географических названий на картах [166].