ГЛАВА 2: РАССЕЛЛ. УИЛТ – ЗА НИМ. 52

ГЛАВА 3: КАК МЫ ДОКАТИЛИСЬ ДО ТАКОЙ ЖИЗНИ?. 72

ГЛАВА 4: ИГРА В «А ЧТО, ЕСЛИ БЫ?». 130

ГЛАВА 5: САМАЯ ЦЕННАЯ ГЛАВА.. 175

ГЛАВА 6: ПИРАМИДА ЗАЛА СЛАВЫ... 212

ГЛАВА 7: ПИРАМИДА. ПЕРВЫЙ ЭТАЖ... 229

ГЛАВА 8: ПИРАМИДА. ВТОРОЙ ЭТАЖ... 285

ГЛАВА 9: ПИРАМИДА. ТРЕТИЙ ЭТАЖ... 349

ГЛАВА 10: ПИРАМИДА. ЧЕТВЕРТЫЙ ЭТАЖ... 389

ГЛАВА 11: ПИРАМИДА. ПАНТЕОН.. 438

ГЛАВА 12: ЛЕГЕНДА КАЙЗЕРА СОЗЕ.. 500

ГЛАВА 13: ВИННЫЙ ПОГРЕБ.. 538

ЭПИЛОГ: ЖИЗНЬ ПОСЛЕ СЕКРЕТА.. 550

 

 

КНИГА БАСКЕТБОЛА

 

 

ПРОЛОГ

ЧЕТЫРЕ ДОЛЛАРА ЗА БИЛЕТ

Летом 1973-го года, пока Америка наблюдала за ходом Уотергейтского скандала, а из Уилли Мэйса уже вовсю сыпался песок, мой отец разрывался между новым мотоциклом и сезонным абонементом на игры «Селтикс». Налоговый департамент только что вернул ему излишек выплаченного им подоходного налога в размере то ли 200 долларов (цифра, которую помнит мой отец), то ли 600 долларов (цифра, на которой настаивает моя мама). Их воспоминания сходятся лишь в одном: мама пригрозила бросить отца, если он потратит эти деньги на мотоцикл.

В то время мы снимали скромную квартирку в Марлборо, штат Массачусетс, всего в двадцати пяти минутах езды от Бостона, где отец заочно учился в саффолкской юридической школе, преподавал в колледже для девушек и работал барменом по ночам, дабы сводить концы с концами. И хотя та сумма, которую вернул нам налоговый департамент, могла бы помочь нам оплатить некоторые счета, отец в кои-то веки хотел приобрести что-то лично для себя. В конце концов, у него была трудная жизнь. Он всего лишь хотел купить мотоцикл.

Но, когда мама зарубила эту идею на корню, он узнал, что всего за четыре доллара за матч сможет приобрести сезонный абонемент на игры «Селтикс» на трибуну прямо за скамейкой, предназначенной для команды гостей. В наше время нельзя приобрести новый iPod или хотя бы четыре платных трансляции по «ящику» меньше чем за сто пятьдесят баксов, но в то время этих денег было достаточно, чтобы провести целый сезон в «Бостон Гардене» в пяти рядах позади скамейки гостей и воочию видеть, как на макушке Карима появляется залысина[1].

Узнав о возможности приобрести сезонный абонемент, отец в тот же вечер сообщил об этом моей маме, и между ними состоялся примерно такой разговор:

Отец: Дорогая, у меня хорошие новости. Я купил сезонный абонемент на игры «Селтикс». Теперь я буду проводить тридцать пять ночей в году в «Гардене» [2], и это не считая матчей плей-офф, так что тебе придется оставаться дома и приглядывать за Билли, потому что у нас нет денег на няню. Да, кстати, я потратил на эту покупку практически всю сумму, которую вернула нам налоговая, но я просто не мог устоять – мне кажется, «Кельты» могут выиграть титул в этом году!

Мама (после продолжительного молчания): Ты это серьезно?

Отец: Ну… Я бы, наверное, мог брать Билли с собой на некоторые матчи. Он мог бы сидеть у меня на коленях. Что думаешь?

Мама: Думаю, что мы поторопились с нашим браком.

Если мама действительно это сказала, то она не ошиблась – мои родители развелись спустя пять лет. Сейчас мне кажется, что покупка мотоцикла просто ускорила бы разрыв и я бы лишился детства, проведенного в «Гардене»[3]. Если бы мама позволила отцу купить тот мотоцикл, он мог стать следующим Гэри Бьюзи; мы с отцом не стали бы свидетелями пяти чемпионских сезонов «кельтов»; мне было бы плевать на баскетбол; а вам не пришлось бы упрекать себя за потраченные на эту книгу деньги. Жизнь – странная штука.

Мы стали частью «кельтской культуры» в подходящий для этого момент: «Селтикс» как раз завершили сезон, в котором одержали 68 побед в «регулярке» и довольно далеко забрались в плей-офф-1973. В итоге Джон Хавличек повредил плечо, выбираясь из-под заслона, и «Бостон» проиграл менее искушенной команде «Никс». Несмотря на упущенный шанс взять титул и на дико популярную команду «Брюинз», которые также проводили матчи в «Гардене», «Селтикс» стали местными любимчиками благодаря Хавличеку и новому MVP лиги Дэйву Коуэнсу, свирепому рыжему парню, чья игра находила такой отклик у фанатов, какого не было даже у Билла Расселла. После безуспешных попыток заполнить трибуны арены по ходу невероятной эпохи Расселла (одиннадцать чемпионских титулов за тринадцать лет с 1957-го по 1969-й), «кельты» вдруг стали популярны в городе, по-прежнему полном расистов.

Связана эта неожиданная популярность с тем, что двое лучших игроков «Бостона» были белыми? Или с растущим числом фанатов из поколения «бэби-бума», таких, как мой отец, которые в детстве наблюдали за командной и альтруистичной игрой «Селтикс» Ауэрбаха и «Никс» Хольцмана; за битвами между Чемберленом и Расселлом, которые сражались подобно динозаврам каждое божье воскресенье; за не прекращающейся победной поступью команды университета Калифорнии и волшебной игрой Маравича в составе команды университета штата Луизиана? Или это было связано с тем, что Коуэнс был более дружелюбен по отношению к болельщикам, чем загадочный Расселл?

Скорее всего, тут были важны все факторы[4]. Возможно, Бостон в 50-е и 60-е смог бы смириться с тем, что его главный спортивный герой – афроамериканец (а таких в дальнейшем будет множество), но не с тем, что этим героем являлся такой упрямый и сложный человек, как Билл Расселл. Он был мрачен и неразговорчив в присутствии журналистов, сохранял дистанцию и неприветливо вел себя с болельщиками, шокировал общественность стремлением к обсуждению проблем расизма и отказывался смириться с ситуацией, возникшей вокруг него по причине цвета его кожи. Расселл лишь хотел быть хорошим партнером по команде и гордиться своей расой, но никогда не считал себя послом игры или шоуменом. Ему просто не подходили эти роли – он хотел лишь играть в баскетбол, побеждать, чтобы его уважали как игрока и как человека, и чтобы его просто оставили в покое. Даже когда Ауэрбах сделал его первым темнокожим тренером в истории профессионального спорта в 1966-м, Расселла не волновала вся историческая значимость ситуации – для него имело значение лишь то, что он был самым подходящим кандидатом на эту должность.

Спустя годы болельщики поймут, скольким они обязаны Расселлу, который имел столько же значения для прав афроамериканцев, сколько и Мухаммед Али. Только спустя годы мы со смущением поймем всю абсурдность ситуации, в которой оказался Расселл: его боготворили как игрока и унижали как человека. Только спустя годы мы поймем, что значила та холодная, отстраненная манера поведения Расселла.

А Коуэнс тем и отличался от Расселла, что был гораздо проще. В нем не было никакой тайны или загадки. Рыжеволосый здоровяк нырял за каждым уходящим в аут мячом, несся во весь опор в быстрый прорыв и отчаянно рубился за каждый отскок на чужом щите – в общем, использовал все свои таланты и умения на полную катушку. Он орал на судей зычным голосом, который было слышно даже на самых верхних рядах в «Гардене». Каждый свой подбор он сопровождал громким рыком, да еще выбрасывал ноги в разные стороны. Все бы ничего, но то была Эпоха коротких шорт, так что все невольно переживали, что его яйца тоже выскочат из-под шорт как два покебола. Когда он готовился к спорному в центральном круге вместе с Каримом Абдул-Джаббаром, своим заклятым противником и лучшим игроком лиги на тот момент, то сам Коуэнс был похож на бойца полусреднего веса рядом с тяжеловесом. Это противостояние казалось совсем уж бесчестным – можно было подумать, что наш настоящий центровой испугался и прикинулся больным. Но потом начиналась игра и разница в габаритах сразу исчезала. Коуэнс выманивал Абдул-Джаббара из-под кольца, бросал средние и тем самым выключал из борьбы лучшего блокирующего и подбирающего «Милуоки». В защите Коуэнс нивелировал восьмидюймовую разницу в росте за счет упорства и заставлял Карима с трудом зарабатывать каждый бросок. Раз за разом они устраивали своеобразный танец на площадке – Карим пытается занять удобную для себя позицию в посте, а безумец Коуэнс с горящими глазами бьется грудью в спину Карима, не уступает ему ни дюйма и роет носом землю так, как будто он участвует в соревновании по перетягиванию каната в шоу Битва звезд телевидения.

В теории они не были подходящими соперниками, но на деле заставляли друг друга демонстрировать все, на что способны, как это делали Фрейзер и Али. Коуэнс получал удовольствие от схватки с доминирующим центровым и не позволял Кариму расслабиться ни на секунду. Финал 74-го года в итоге стал их «триллером в Маниле». «Селтикс» оказались сильнее в семи играх, а рыжий здоровяк набрал в решающем матче 28 очков и 14 подборов. Вот вам и мисматч[5].

Самый запоминающийся момент имени Коуэнса произошел, когда Майк Ньюлин решил подставиться под Дэйва и излишне артистично попытался нарисовать тому фол в нападении. С Коуэнсом такие штуки не стоило даже пытаться провернуть. Никто так не ценил дух игры, как Дэйв[6]. Он сначала рявкнул что-то в адрес судьи, потом еще разок, после чего нашел глазами владеющего мячом Ньюлина, разогнался и, опустив плечо как футбольный сэйфти, впечатался в бедного Ньюлина с такой силой, что тот, бедняга, влетел прямо в судейский столик. Наблюдать эту сцену вживую (а я присутствовал при этом) – все равно что смотреть как в Памплоне разъяренный бык несется на ничего не подозревающего прохожего. И это еще не конец. Дальше – лучше. Пока Ньюлин расстелился по паркету, словно разбитая копилка, Коуэнс повернулся к судье и прокричал: «Вот это настоящий, бл***, фол!» Ну да, Коуэнс был белым, а Расселл – черным. Но Коуэнс стоил четырех долларов за игру, будь он хоть фиолетовым. То же касается и Хавличека. Именно благодаря им мой отец стал обладателем сезонного абонемента на матчи «Селтикс» и не жалел об этом.

Наш первый с отцом сезон в качестве членов «кельтской семьи» оказался первым чемпионским для команды после эпохи Расселла и стал началом многообещающей эпохи Симмонса. Однако мои воспоминания становятся отчетливыми лишь в следующем сезоне, когда мы с родителями переехали в Честнат-Хилл всего в пятнадцати минутах езды от «Гардена», и мой отец стал приводить меня на арену гораздо чаще. Люди, сидевшие в той же части трибун, знали меня как миниатюрную спортивную энциклопедию, лохматого ребенк: он любил кусать ногти, а его жизнь вращалась вокруг профессиональных спортивных команд Бостона.

Перед каждой игрой обслуживающий персонал арены позволял мне стоять на краю площадки прямо за одним из щитов, где я имел возможность гоняться за уходящими мячами и бросать их обратно моим кумирам. Я помню, как стоял там, у кромки паркета, грыз ногти и молился про себя, чтобы кто-нибудь из «кельтов» во время разминки промахнулся по кольцу, и мяч прискакал бы ко мне, дав мне возможность вернуть его одному из моих любимых игроков. Вы даже не представляете, как удивительно это было – находиться там. Это было подобно тому, как если бы родители сорок раз в год возили бы меня в Диснейленд, и мы катались на всех аттракционах без простаивания в очередях.

В конце концов, я набрался достаточно храбрости и стал прогуливаться прямо у скамейки[7] «Бостона», обмениваясь фразами со смеющимися тренерами команды Томми Хайнсоном и Джоном Киллилеа. Однажды перед матчем плей-офф с «Баффало» репортер из Herald American сфотографировал меня, стоящего рядом с травмированным Джоном Хавличеком (который скрючился на костылях и был одет в синий костюм), и опубликовал эту фотографию в спортивной секции газеты на следующий же день[8].

Вы, наверняка, можете уже догадаться, что произошло со мной к тому моменту, когда мне исполнилось шесть – я считал себя полноправным членом «Бостон Селтикс». Это послужило причиной для моего расового кризиса в первом классе (который я подробно описываю в своей книге о «Ред Сокс»), когда я дал сам себе мусульманское имя «Джабал Абдул-Симмонс». Я хотел выступать за «кельтов», большинство игроков которых были темнокожими. Мой любимый спорт был спортом черных, мой любимый игрок (Чарли Скотт) был черным, мои любимые комики (Флип Уилсон, Джимми Уокер и Редд Фокс) были черными, и главные роли в большинстве моих любимых сериалов («Санфорд и сын», «Джефферсоны», «Добрые времена», «Отряд «Стиляги») исполняли черные актеры. Я даже уговорил маму в 1975-м году отвести меня в Роксбери в кино на первый и единственный фильм Кита Уилкса «Зерно, Эрл и я»[9]. Меня просто выводило из себя то, что я был белым. Поэтому я заставил учительницу в первом классе называть меня «Джабал», подписывал этим именем домашнюю работу и тесты и порой разукрашивал свою физиономию черными красками.

В то время «Селтикс»-1976 боролись за последний шанс на чемпионство. Карьеры Сайласа и Хавличека уже шли к своему закату. Постаревший Дон Нельсон – тот самый, что позднее тренировал «Милуоки» и «Даллас» – играл с выступающим пузом, которое делало его похожим на героя комедий 70-х. Все ключевые игроки (включая двух лучших в той команде – Джо Джо Уайта и Дэйва Коуэнса) уже прошли свой пик, и у нас не было молодежи на скамейке, которая могла бы привнести так не хватающей нам энергии, потому что Ауэрбах в нехарактерной для себя манере отказался от нескольких драфт-пиков. Однако казавшийся фаворитом того розыгрыша плей-офф «Голден Стэйт» развалился в седьмой игре финала Западной конференции в результате странного стечения обстоятельств: на первых же минутах матча игрок «Финикса» Рики Соберс накинулся с кулаками на звезду «Уорриорз» Рика Бэрри и успел вмазать тому пару раз, пока его не оттащили партнеры по команде[10]. В большом перерыве Бэрри (тот еще козел по характеру) посмотрел запись того момента, и ему показалось, что его партнеры не вступились за него в драке. Он пришел в ярость от этого и отказался бросать по кольцу во второй половине. Я не шучу – он отказывался бросать и в оставшееся время играл в «горячую картошку», если до него доходил мяч. Так «Санз», завершившие регулярный чемпионат с результатом 42-40, прошли в финал и совершили сенсацию, взяв верх над действующими чемпионами у них дома и воспользовавшись тем, что их лучший игрок решил послать куда подальше собственных одноклубников.

Так что здесь «Селтикс» крупно повезло. Другим благоприятным для нас в тот сезон обстоятельством стало то, что это был последний год перед слиянием НБА и АБА и в лиге так сильно не ощущалось недостатка индивидуальных талантов со времен Джорджа Майкана. Почти целое десятилетие АБА серьезно переплачивала талантливым игрокам из школ, и колледжей, среди которых фигурировали Джулиус Ирвинг, Морис Лукас, Мозес Мэлоун, Дэвид Томпсон и Джордж Гервин. Все эти ребята являлись первоклассными атлетами, которые могли подтолкнуть НБА в нужном направлении. Каждая из лиг обладала своей сильной чертой, которой не хватало лиге-конкуренту – НБА пропагандировала строгий и физический подход к матчам и самоотверженность игроков, в то время как АБА выступала за свободный и непредсказуемый стиль и индивидуальность. Когда в итоге лиги объединились, то первые три года команды пытались собрать целое из разных кусочков, одни из которых на первое место ставили успех команды, а другие – себя. В конце концов, кусочки пазла были успешно собраны воедино[11], ввели трехочковую линию, в лигу пришли Мэджик и Берд, и дело пошло в гору.

Состав «Бостона»-1976 был слишком стар и медлителен, дабы продолжать играть на высоком уровне после слияния лиг. Мы еще не знали, что у таких людей, как Нельсон, было больше шансов на то, что они смогут сожрать и переварить щит с кольцом, чем на то, что они смогут удержать таких талантливых парней, как Ирвинг и Томпсон, которым предстояло влиться в НБА. Игра неотвратимо менялась, но никто тогда этого не понимал.

После того как «Бостон» и «Финикс» выиграли по две встречи из первых четырех, пятый матч финальной серии-1976 начался в девять ночи для того, чтобы удовлетворить требования CBS – компании, обладавшей на тот момент телевизионными правами на показ игр. CBS не волновали нужды лиги, и она без раздумий показывала матчи в записи или заставляла сдвигать их на позднее время. Знаете, что произойдет, если перенести встречу в Бостоне на поздний вечер в эпоху, когда почти любой мог позволить себе билет на арену? Вы забьете трибуны самыми отпетыми, оголтелыми и пьяными бостонскими фанатами. Получив четыре лишних часа на алкоголь и гулянки перед игрой, зрители превратили трехчасовой матч в вакханалию. Я бы рассказал вам больше, но всю четвертую четверть, камбэк «Финикса» и два первых овертайма я проспал, растянувшись на коленях у отца и людей, сидевших по обе стороны от него[12].

Я очнулся за семь секунд до конца второго овертайма потому, что «Бостон» проигрывал очко и все болельщики (включая моего отца и тех, на чьих коленях я спал) вскочили со своих мест. Все еще толком не придя в себя, я увидел, как Хавличек получил мяч, пошел в проход, ведя своей нелюбимой левой рукой, каким-то чудом попал броском от щита, и спровоцировал самый страшный момент в моей жизни: тысячи сошедших с ума от радости зрителей рванули на паркет, перепрыгивая друг через друга. Это было похоже на тюремный бунт, и я наблюдал за ним в полудреме.

Остальное – уже история: судьи посчитали, что до конца матча оставалась еще секунда (за что на рефери Риччи Пауэрса накинулся пьяный фанат «Бостона»); «Санз» потребовали тайм-аут, которого не было в их распоряжении, и заработали технический; Джо Джо Уайт реализовал технический штрафной, доведя преимущество «Селтикс» до двух очков; «Финикс» ввел мяч от центральной линии, и Гэр Херд завалил бросок с разворота (мне в мои шесть лет показалось, что до корзины было аж пятьдесят футов), сравняв счет; «кельты» с трудом одержали победу в третьем овертайме благодаря игре в «клатче» Джо Джо Уайта и нашего запасного Глена МакДональда. И хотя я проспал самые интересные моменты той встречи, на следующий день Джабал Абдул-Симмонс превратился в самого популярного мальчика в школе – не только потому, что присутствовал на самом известном баскетбольном матче в истории, но и потому, что родители позволили мне не ложиться спать до полвторого ночи[13].

Спустя два дня в Финиксе «Бостон» завоевал тринадцатое чемпионство. В течение следующих двух лет команда стала одной из самых беспомощных в лиге, что, однако, было не так плохо для нашей семьи: из-за постоянных неудач интерес болельщиков к клубу упал, и отец смог (хоть и с трудом) не только приобрести второй сезонный абонемент для меня, но наши места даже перенесли к центру площадки рядом с туннелем имени Нэнси Пэриш, через который игроки, тренеры и рефери выходили из подтрибунных помещений на паркет[14].

Мое место находилось на два ряда ниже места моего отца – он не смог достать нам два места рядом, и единственным вариантом было взять места дальше от туннеля. Естественно, мы не стали этого делать – во время тайм-аутов я просто пролазил под решеткой и стоял в туннеле, болтая с отцом. Что было еще лучше, так это то, что целая плеяда травмированных или завершивших карьеру игроков, а также известных журналистов собиралась в туннеле понаблюдать за матчем. Именно с этим связанно мое любимое юношеское воспоминание: травмированный Марвин Барнс по кличке «Плохие Новости» стоял в полуметре от меня, одетый в длинное шерстяное пальто, облокотившись на решетку. Каждые пару минут, увидев грамотно выполненную «кельтами» комбинацию, мы обменивались с ним взглядами, и он кивал мне с улыбкой, которую можно было перевести как: «Да-да, маленький белый парнишка, я тебя понимаю». И так как я в те годы еще не преодолел свой расовый кризис, всю игру я с завистью любовался его пальто и молился, чтобы он меня усыновил. Этого, увы, не произошло, но между нами состоялся вот такой короткий обмен репликами:

Я (набравшись храбрости к четвертой четверти): Мистер Барнс, а когда вы вернетесь в строй?

Барнс (довольно дружелюбно и со своим афроамериканским акцентом): Пралфлыфвтямф, фдлваофдлоы ущджалфмфв фэраилыжоа, парень [15].

Барнс отыграл за команду лишь тридцать восемь матчей, но тот самый диалог еще больше сблизил меня с клубом и с еще большей горечью заставил переживать последовавшие затем события. О «кельтской гордости» пришлось позабыть. Нельсон и Хавличек завершили карьеры. Сайлас и Джо Джо были обменяны при странных обстоятельствах. Отчаявшийся Коуэнс потерял часть энтузиазма, который превращал его в особенного игрока. Хайнсон отправился реализовывать свой потенциал самого необъективного комментатора в истории спорта[16]. Что еще хуже, Ауэрбах чуть было не ушел в «Никс» после того, как владелец «Селтикс» Джон Браун обменял три драфт-пика первого раунда на Боба Макаду без одобрения Реда. В старые добрые времена такие люди, как Барнс и Макаду, даже на пушечный выстрел не были бы подпущены к «Селтикс». Мы вдруг превратились в еще одну борющуюся с обстоятельствами команду в разваливающейся лиге, во франчайз, совершающий противоречивые действия в отчаянной попытке найти себя.

Затем так же неожиданно все изменилось в лучшую сторону.

Ауэрбах сумел побороть Джона Брауна[17]. Хотя он все же проиграл борьбу за власть, Ред задрафтовал Лэрри Берда в 1978-м и проявил достаточно мудрости, целый год ожидая, когда Берд окончит обучение в «Индиана Стэйт»[18]. И хотя команда была на полпути в ад, на горизонте появился потенциальный спаситель.

После продолжительных дебатов вокруг нового соглашения Берд подписал рекордный на тот момент пятилетний контракт на сумму в 3,25 миллиона долларов и одним махом превратил команду неудачников, выигравшую лишь 29 матчей в прошлой «регулярке», в крепкий орешек, одержавший 60 побед в первом для Лэрри регулярном чемпионате. Гадкий утенок превратился в лебедя быстрее, чем Патрик Суэйзи наводил порядок в баре в фильме «Придорожная закусочная» (и даже помощь Сэма Элиотта не понадобилась). «Селтикс» снова значили что-то в лиге. Лэрри Легенда завоюет три чемпионских титула, три награды MVP, поможет спасти НБА и станет самым популярным спортивным героем в истории Бостона. Как раз тогда я окончил школу, поступил в колледж и стал жить в Бостоне отдельно от родителей. К тому времени как Берд завершил карьеру в 1992-м, моя жизнь только начиналась.

Теперь оцените расклад.

С того момента как я начал ходить, моя любовь к спорту превосходила все остальное. Между мной и баскетболом родилась особая связь, потому что мой отец однажды купил сезонный абонемент после того, как мама наложила вето на его карьеру байкера. После того как мы завоевали два титула в первые три года, цепь несчастливых событий поразила франчайз и отпугнула так много болельщиков, что мы с отцом получили возможность приобрести абонемент на лучшие места в лучшей баскетбольной арене в мире, и это произошло буквально накануне того момента, как один из пяти величайших игроков в истории присоединился к команде. Это не было простой удачей; это словно выиграть в лотерею три раза подряд; нет, это словно быть Джастином Тимберлейком и переспать с Бритни Спирс, Джессикой Бил, Скарлетт Йоханссон и Кэмерон Диаз на пике их карьер да еще и добавить к этому списку Линдси Лохан, Анджелину Джоли и Кэти Холмс[19].

Я провел лучшие годы, изучая баскетбол под руководством профессора Берда и впитывая каждый незначительный нюанс. Было заразительно наблюдать за игроком, который постоянно искал возможность для паса; его партнеры вскоре стали такими же бескорыстными, даже такие потенциальные черные дыры, как Макхэйл и Пэриш. Это было словно наблюдать за группой скучных серьезных людей, проводящих много времени с парнем, у которого отличное чувство юмора; подобный человек всегда поднимает уровень комедийного IQ каждого в группе[20].

Если вы наблюдали за игрой Берда достаточно долго, то начинали видеть игру под тем же углом, что и он; вместо того чтобы реагировать на то, что уже произошло, вы реагировали на то, что только начинало происходить перед вами. Макхэйл идет на кольцо, я вижу его, отдай ему мяч, вот оно… Лэй-ап! Берд словно подарил нам всем коллективное шестое чувство, словно высший и более изощренный способ наслаждения спортом. Это был дар, вот что это было.

Именно поэтому вы читаете эту книгу. Я вырос, наблюдая за тем, как играют в правильный баскетбол. Парни искали открытого партнера. Парни отдавали лишний пас. Парни полностью отдавали себя игре и выходили из сложных ситуаций. К тому моменту, когда Берд ушел из баскетбола, я уже стал доктором баскетбольных наук. Когда ваша любимая команда получает превосходного игрока в ваши лучшие годы – Мэджик для «Лейкерс», ЭмДжэй для «Буллс», Элвей для «Бронкос», Гретцки для «Ойлерс» – это действительно похоже на выигрыш в лотерею. Даже двадцать лет спустя я могу трепаться о классических моментах из карьеры Берда так, словно это все произошло в моей карьере. Например, когда Лэрри наколотил 60 очков во встрече с «Атлантой», пока ее игроки обменивались друг с другом восторженными похлопываниями по спине[21].

Или когда он забил через голову Доктора Джэя 42 очка за три четверти и довел расстроенного Джулиуса до того, что они начали душить друг друга в центре площадки[22].

У меня больше сотни подобных воспоминаний. Величайшие моменты в исполнении Берда также стали и величайшими моментами моей жизни. Странно, как спорт воздействует на нас в подобном ключе. Порой я ловлю себя на мысли, что мне дико не хватает тех волшебных моментов Берда, когда каждый присутствующий в «Гардене» внезапно понимал: «Сейчас произойдет что-то невероятное!» Тут же арену накрывала волна рокота, словно электрическое напряжение перед рок-концертом или чемпионским боем[23].

И стоило вам заметить этот рокот, как вы понимали – сейчас что-то произойдет. Вам наверняка кажется, что это бред сумасшедшего, но любой, кто был свидетелем тех матчей, знает, что именно я пытаюсь описать – Лэрри берет игру под контроль.

Большую часть его первых двух сезонов в 81-м и 82-м между Бердом и фанами «Бостона» существовала заметная дистанция, стена, воздвигнутая им, через которую мы не могли пробиться. Болезненно застенчивый с прессой, заметно смущающийся из-за длительных оваций болельщиков Берд походил на этакого неуклюжего ученого, одаренного невероятными баскетбольными талантами и ничем более. Это тот самый человек, который не переживал из-за того, что одним из его ранних прозвищ было «Лопух из Френч-Лик». Мы предполагали, что он глуп, что он не умел выражать свои чувства, что его не заботили болельщики и что ему хотелось, чтобы его оставили в покое. Все это изменилось в конце седьмой игры финала Восточной конференции, финального акта невероятного камбэка против «Филадельфии». Абсолютно бесспорно, что это была величайшая серия, когда-либо сыгранная в плей-офф: две ненавидящие друг друга команды с шестьюдесятью победами в «регулярке», забитые под завязку звездами составы[24], два величайших форварда в стартовых пятерках, исход четырех матчей был решен в последнем владении, «кельты» вырвали три последние решающих встречи с общей разницей лишь в четыре очка.

Все это вышло на пик в седьмом матче, в яростной битве, в которой рефери засунули подальше свистки и позволили игре превратиться в этакую смесь баскетбола и регби. Помните старую поговорку «Нет любви между этими двумя»? Это сказано именно о той седьмом матче. Если вы направлялись к корзине для лэй-апа или данка, вас безжалостно рубили. Если вы пытались выскочить из-за спины «больших» за подбором, вы обязательно получали локтем по ребрам. Если вы специально бросали по кольцу в окружении нескольких оппонентов, надеясь на то, что сопернику свистнут фол - удачи вам с этим. Это была поистине мужская игра. Таких матчей больше нет и не будет. Никогда.

К тому времени болельщики превратились в римлян, наблюдающих за боем гладиаторов в Колизее. При преимуществе в одно очко у «Филадельфии» на последней минуте Доукинс направился к корзине, был срублен Макхэйлом и Пэришом и бросил «кирпич» в падении. Берд выхватил подбор, выбрался из груды тел (включая троих лежащих на паркете, словно в финальной сцене «Роллербола») и рванул к корзине, остановился в трехсекундной зоне и броском с пяти метров буквально расколотил крышу арены. «Филадельфия» потребовала тайм-аут, а Лэрри направился к трибунам – руки по-прежнему подняты вверх, растворившись в криках фанов – и наконец, победно вскинул вверх кулак. Берд никогда не признавал болельщиков, это было первое провяление эмоций. Он наконец-то дал нам хоть что-то. Мы буквально сошли с ума и орали на протяжении всего тайм-аута, перекрывая звуки органной музыки и доведя себя до хрипоты к тому моменту, когда игроки вернулись на паркет[25].

Когда «кельты» выиграли матч после промазанного «Филадельфией» лэй-апа и все на арене ринулись на паркет, Берд остался стоять в центре площадки, прыгая как школьница и схватившись за голову от счастья, пока фанаты окружали его. Из всех побед в эпоху Берда, эта была единственная победа не в финале НБА, после которой фанаты «кельтов» ходили вокруг «Гардена» в течение нескольких часов, обмениваясь похлопываниями по спине и рукопожатиями, крича «Фили отстой!». Мы хотели, чтобы Берд стал для нас следующим Расселлом, следующим Орром или Хавличеком. В том момент впервые показалось, что он достигнет этого уровня.

Все, что последовало за этим, не стало для нас сюрпризом: первое чемпионство Берда в 81-м; его первый титул MVP в 84-м; как он надрал задницу Бернарду и «Никс» в седьмой игре полуфинала Восточной конференции; и невероятно тяжелая победа над «Лейкерс» в финале-84, которая включила в себя классический перформанс от Лэрри, пятую игру той серии, когда на улице было 36 градусов, а внутри арены, в которой тогда не было системы кондиционеров – под 150 градусов жары. Зрители на трибунах падали в обморок. Хорошо одетые домохозяйки стирали потный макияж с бровей[26]. Толстые ирландские ребята заливали свои зеленые футболки потом. Даже измотанные игроки «Лейкерс» не могли дождаться возвращения в жаркую Калифорнию; во время тайм-аута Карим и Уорти вдыхали из кислородных масок. Конечно, Берд чувствовал себя в подобных условиях, как рыба в воде, закончив встречу с 34 очками и 17 подборами, пока его оголтелая группа поддержки болела за него на трибунах.

Когда Берд приканчивал их в четвертой четверти, и «Лейкерс» взяли тайм-аут, М.Л. Карр начал обмахивать Лэрри полотенцем, но тот в гневе оттолкнул партнера, будто Карр портил для него этот победный момент. Представьте, если ваша машина с семнадцатью людьми внутри сломалась в Долине Смерти при температуре в 43 градуса. Именно такая жара стояла в «Гардене» в тот вечер, но нам было все равно. Все, что имело значение, это то, что Берд был для нас богом, игроки «Лейкерс» страдали как девчонки, а мы являлись частью всего этого действия, хотя и потели как черти.

Это было время, когда Берд и «Гарден» были словно Леннон и Маккартни. Вы можете представить себе Берда, играющего в современном «TD Banknorth Garden», когда во время тайм-аута из динамиков льется танцевальная музыка, а в толпу бросают бесплатные футболки? Я не могу. Когда эра Берда достигла своего пика в 1986-м, это было идеальным браком правильных зрителей и правильной команды, которая выиграла 67 матчей в «регулярке» и 50 домашних матчей из 51 (включая плей-офф). Помните ту сцену из «Команды из штата Индиана», где Джимми Читвуд произносит «Я буду играть, только если наш тренер останется», присоединяется к партнерам по команде, и после этого следует вдохновляющая нарезка моментов, которые говорят: «Теперь в этой команде все друг за друга горой»? Мы переживали это воодушевление во время каждого домашнего выступления «Селтикс». Тот сезон закончился моментом, когда Берд покидал паркет «Гардена» после шестого матча финала, уничтожив «Рокетс» трипл-даблом, его футболка взмокла от пота, а фаны в диком восторге кричали вокруг. Это было идеально. Все в том сезоне было идеально. Как хорошо, что мой отец не купил тот чертов мотоцикл!

Оставался лишь один вопрос: сколько еще памятных сезонов сможет выжать из себя Берд? На своем пике в 86-м и 87-м он вышел на новый уровень в трэштоке[27]. В том же году Лэрри начал придуриваться во время матчей (включая одну игру в Портленде, когда он решил совершать все броски только левой рукой), словно ему было скучно и хотелось бросить вызов самому себе. Все знают известную историю о том, как Берд вошел в раздевалку перед первым в истории конкурсом трехочковых и сообщил участникам, что они все борются за второе место. Или как он однажды указал Ксавьеру Макдэниэлсу из «Сиэтла» на точку на паркете, сказал, что именно отсюда забросит победный бросок, и выполнил свое обещание. На основе подобных многочисленных историй можно создать целый документальный фильм. Что, собственно, и произошло – NBAEntertainment сняли фильм «Лэрри Берд: Легенда Баскетбола » [28]. И пока победные броски и забавные истории накапливались в сознание болельщиков, Берд поднялся на гору Рашмор к Орру, Уильямсу и Расселлу. Мы думали, что для Берда нет ничего невозможного, что он был супергероем. Когда перед каждой игрой объявлялась стартовая пятерка, имя Берда следовало последним и сопровождалось неписаным правилом – каждый на трибунах при словах «Легкий форвард из «Индианы Стэйт»…» должен был приветственно кричать во всю силу своих легких. Мы не просто болели за Лэрри, мы боготворили его.

Когда Ленни Байас скончался от передозировки через два дня после драфта-86, Берд потерял молодого партнера, который продлил бы его карьеру, взвалил бы на себя ношу по набору очков и уменьшил бы количество игровых минут Лэрри. Тело предало Берда, устав от постоянных фолов и рискованных нырков за мертвыми мячами. Спущенный на грешную землю изувеченной спиной и травмированными ногами, сбитый с курса волной атлетичных черных форвардов, накрывшей лигу и отправившей в утиль всяких Келли Трипучек и Кики Вандевейе (которых и сам Лэрри в прошлом разрывал на части)[29], Берд с трудом таскал свое тело по паркету. Он играл на сплошной мышечной памяти и адреналине.

В течение своих двух последних сезонов в 91-м и 92-м он пропускал три-четыре недели игр, проводил ночи в больнице в аппарате по вытяжению позвоночника, чтобы дать спине отдохнуть, и возвращался на паркет как ни в чем не бывало[30]. И добавлял еще пару памятных игр для своего резюме на ESPN Classic. Как, например, знаменитый пятый матч против «Индианы», когда он сильно ударился головой о паркет, вернулся в стиле Уиллиса Рида и провел «кельтов» в следующий раунд. Или его 49 очков в матче против «Блэйзерс», который транслировался на национальном телевидении и во время которого трибуны скандировали «Лэр-ри, Лэр-ри!» за момент до того, как он сравнял счет в конце основного времени трехочковым броском. Это было словно Берд-караоке. Все это вышло на пик в домашней игре плей-офф-91 против «Пистонс», когда у Берда не шли броски, и на арену влетела птица, которая прервала встречу, усевшись на паркете в центре площадки. Зрители поняли всю значимость момента и вновь начали скандировать: «Лэр-ри, Лэр-ри!» Впервые за всю серию наш травмированный герой ожил. Он начал попадать, и «кельты» добились важной победы. И когда болельщики довольными покидали арену, мой отец в шоке спросил меня: «Это реально случилось?»

Это реально случилось. Так ведь?

Когда Берд ушел в 92-м, это произошло по достойной причине: его тело больше не могло переносить расписание игр НБА. В отличие от Мэджика, он никогда не возвращался и не унижался до уровня ветеранских матчей[31]. В отличие от Джордана, он никогда не стал бы выступать в команде средней руки, пройдя свой пик. Он ушел и не вернулся. «Селтикс» так и не пришли в себя. Хотя это даже не вся правда. Байас скончался, Берд ушел на пенсию, и те самые «Селтикс» ушли в небытие, превратившись во что-то иное. Затем умер Реджи Льюис, Макхэйл ушел на пенсию, «Гарден» поставили под снос, М.Л. Карр все испортил, мы проиграли лотерею имени Тима Данкана, Рик Питтино все испортил, затем Крис Уоллес все испортил, затем за это же взялся Дэнни Эйндж, и где-то по ходу этих событий «Сел