Возникновение темы вины и покаяния немецкой нации

Вторая мировая война — это один из самых страшных периодов нашей многовековой истории. Горе потери близких затронуло практически каждый дом и каждую семью. Но кто виноват в ней и что же вообще такое чувство национальной вины? Миф, необходимый пропаганде «образа врага», или ощущение сопричастности?^[45]

Любая нация, любая культура — есть некая солидарность людей. Она заключается не только в распределении материальных благ, но и в защите определенных ценностей. Современная нация защищает, прежде всего, ценность свободы своих граждан. Когда эта ценность попирается, безусловно, возникает ощущение некой национальной вины. Это понятие представляет собой некоторое долженствование, ценностное основание.

Вина означает состояние страха перед внешним осуждением, исходящим от других людей, чувство стыда перед ними. Ее природа преимущественно экстравертна и заставляет индивидов придавать внешним оценкам окружающих людей больше значения, чем собственным внутренним самооценкам.

Как и стыд, «чувство вины относится к группе аффектов, включающих в себя страх перед наказанием, как внешним, так и внутренним, чувство раскаяния, угрызения совести и смирение. Ядро чувства вины составляет тревога»[46]. К страху перед внешним или внутренним наказанием может примешиваться убежденность в уже свершенном акте агрессии или нанесении кому-то обиды и неотвратимом возмездии. «При этом сохраняется надежда на прощение, уважение и любовь при условии искупления через душевное или физическое страдание»[47].

Вина — это религиозная, социально-этическая и правовая категория, характеризующая объективное положение и субъективное состояние человека, переступившего религиозные, нравственные, правовые запреты, нарушившего социальные нормы и вынужденного нести ответственность за содеянное перед Богом, совестью, людьми, законом. Вина может иметь религиозный, нравственный, моральный и юридический смысл^[48].

Если посмотреть на этот термин с чисто психологической точки зрения, то в вопросе виновности возникает понятия совести и ответственности. Одной из основных функций совести является соизмерение желаний и действий с нормами, которым индивид соответствует или не соответствует. Другие функции включают в себя процессы самооценки, самокритики и различных форм самонаказания.

Перечисленные функции «направляют агрессию, вызываемую чувством вины, против собственной персоны в надежде искуплением и смирением получить прощение. Защита в форме обращения против собственной персоны является одновременно компонентом чувства вины и способом справиться с нею»^[49].

Среди механизмов защиты от чувства вины чаще отмечаются реактивные образования — «либо в виде подчеркнутой неагрессивности (чрезмерной благожелательности и добродушия, пассивности и отказа от соперничества, смирения и покорности), либо, наоборот, в виде отсутствия беспокойства по поводу того, что кому-то была нанесена обида и ущемлены чьи-то желания»[50]. Другим типом реактивного образования является превращение пассивного поведения в активное. Посредством проекции человек либо обвиняет других в намерениях или действиях, из-за которых он испытывает вину, или воспринимает других как фигуры немого укора, которые надо устранить или атаковать. На каком уровне развития человека возникает связь между агрессивными желаниями или действиями и страхами возмездия — вопрос спорный^[51].

Чувство вины очень часто приравнивается к чувству ответственности и подменяет ее. То есть, вина должна быть стимулом или своего рода, кнутом, подстегивающим к конкретным действиям. Вина — это не ответственность. Ответственность — это те действия, которые совершаются для исправления ошибки.

Получается, что «чувство вины — это форма безответственности, поскольку признание вины предъявляется, как искупление. Сам факт признания вины ничего не меняет — ошибку нужно исправлять или компенсировать. Признания ошибки никогда не бывает достаточно»^[52].

Таким образом, вина представляет собой среднее состояние между проступком (преступлением) и наказанием. Человек, чья вина не доказана и не является объективной реалией, не подлежит наказанию. Как субъективное состояние, вина далеко не всегда служит основанием ответственности и условием наказания. Аналогичным образом неправовое, тоталитарное государство, наказывает тех, кого считает виновным, не интересуясь, сознают они себя таковыми или нет.

Немецкий психолог, ученик З. Фрейда, Карл Густав Юнг напротив, пользуется термином «национальная вина», противопоставляя ее вине «личной». «Национальную вину можно сравнить с роком, проклятием, бедствием или с чувством оскверненности». В качестве примера К. Юнг говорит как раз о чувствах немцев, не нацистов, после окончания Второй мировой войны и разоблачения преступлений Гитлера против человечества[53].

Мыслитель видел в «коллективной вине» болезнь. Единственный способ лечения этой болезни — «заставить немцев признать свою вину»[54]. Юнг с сожалением констатирует тревожный факт, что даже среди обращавшихся к нему за лечением антинацистов были распространены представления, показывающие «поврежденность их душевного состояния», являвшуюся результатом влияния действительности нацистской Германии. Он констатирует тот факт, что «за всей их благопристойностью до сих пор жива резко выраженная нацистская психология со всем ее насилием и жестокостью»[55]. В связи с этим он делает вывод об ответственности в той или иной степени большинства немцев за происходившее.

Философ отмечает, что многие немцы уходят от ответственности и склонны возлагать вину за произошедшее всех, но только не на себя: «Сегодня немцы подобны пьяному человеку, который пробуждается наутро с похмелья. Они не знают, что они делали, и не хотят знать.... Они предпримут судорожные усилия оправдаться перед лицом обвинений и ненависти со стороны окружающего мира, но это будет неверный путь. Искупление, как я уже указывал, заключено только в полном признании своей вины»[56]. Немаловажно, что в этом признании вины он видит и психологическое, и религиозное значение. «В искреннем раскаянии обретают божественное милосердие, — говорит ученый. — Это не только религиозная, но и психологическая истина. Американский курс лечения, заключающийся в том, чтобы провести гражданское население через концентрационные лагеря, чтобы показать все ужасы, совершенные там, является поэтому совершенно правильным»[57]. Однако и этого недостаточно. Он пишет: «Невозможно достичь цели только моральным поучением, раскаяние должно родиться внутри самих немцев»[58]

Вопрос об ответственности всех жителей Германии за совершенное во время нацизма неоднократно поднимал в своих выступлениях и статьях богослов, пастор, узник концлагерей, Мартин Нимёллер. Он призывал христиан Германии самим прийти к Богу с покаянием: «Эта вина ложится на немецкий народ и немецкое имя, также и на христианство»[59].

Богослов признавал свою собственную вину: когда начинались преследования нацистов в отношении коммунистов и социал-демократов, он оправдывал свое бездействие тем, что это его не касается, затем он молчал, когда репрессиям подвергли членов профсоюзов, потом — евреев. А затем нацисты пришли за ним, и уже не было никого, кто бы мог протестовать. В перид нацистской диктатуры истинная христианская позиция, по мысли богослова, должна была заключаться в открытом противостоянии режиму каждого настоящего христианина и в призывах к такому противодействию со стороны служителей культа. Нимёллер признавал, что это стоило бы жизней многим тысячам людей. Однако при этом были бы спасены жизни миллионов.

Международный военный трибунал в Нюрнберге стал прецедентом обращения правовой системы к проблеме противостояния массовой жестокости и распознания преступлений против человечества. Это был первый в мировой истории случай, когда перед судом предстали люди, овладевшие государством и сделавшие его орудием своих чудовищных преступлений. Их усилиями была развязана Вторая мировая война, на грань гибели были поставлены многие народы, принесены страдания сотням миллионов людей^[60].

Нюрнбергский процесс вошел в историю как процесс антифашистский. Перед всем миром была раскрыта человеконенавистническая сущность фашизма, его идеологии, в особенности расизма, являющегося идейной основой для подготовки и развязывания агрессивных войн и массового истребления людей. На процессе наглядно и убедительно была показана вся опасность возрождения фашизма для судеб мира^[61].

За много лет в Нюрнберге перебывали тысячи документальных доказательств этих неисчислимых и жестоких преступлений, граничащих с безумием. В процессе участвовали многие свидетели-очевидцы и те, кто был жертвами преступлений и чудом остался жив^[62]. Такие высказывания до сих пор преследуют немецкую нацию. Нельзя не напомнить в связи с этим, что Международный военный трибунал в Нюрнберге в своем приговоре осудил агрессию как преступный акт. «Война,— сказано в приговоре,— по самому своему существу — зло. Ее последствия неограничены одними только воюющими странами, но затрагивают весь мир. Поэтому развязывание агрессивной войны является не просто преступлением международного характера — оно является тягчайшим международным преступлением, которое отличается от других военных преступлений только тем, что содержит в себе в сконцентрированном виде зло, содержащееся в каждом из остальных»^[63].

Подозреваемые обвиняются не в целом, а из-за определенных преступлений. Эти преступления ясно определены в уставе Международного Военного Трибунала:

Преступления против мира: планирование, подготовка, развязывание или ведение агрессивной войны или войны, нарушающей международные договоры»^[64].

Военные преступления: нарушения правил войны, как то: убийства, жестокости, депортации на принудительные работы применительно к представителям гражданского населения оккупированных территорий, убийство или жестокое обращение с военнопленными, разграбление общественной или частной собственности, умышленное разрушение городов или деревень или любое, неоправданное военной необходимостьюопустошение^[65].

Преступления против человечности: убийство, истребление, порабощение, депортация какого-либо гражданского населения, преследование по политическим, расовым или религиозным причинам при совершении преступления, подсудного Трибуналу.

Далее определяется круг ответственности. Руководители, организации, зачинщики и лица, участвовавшие в составлении или выполнении совместного плана или сговора для совершения одного из вышеназванных преступлений, ответственны за все действия, совершенные каким-либо лицом при исполнении такого плана.

Обвинение направлено, поэтому, не только против отдельных лиц, но и против организаций, которые, как таковые, должны считаться преступными: имперский кабинет, корпус политических руководителей национал-социалистической немецкой рабочей партии, СС, СД, гестапо, CA, генеральный штаб, верховное командование германских вооруженных сил.

Идеи и принципы Устава и приговора Международного военного трибунала в Нюрнберге, подтвержденные Организацией Объединенных Наций, должны в полном объеме применяться к тем, кто совершает военные преступления и преступления против человечества.

Международный военный трибунал вынес справедливый приговор, встретивший одобрение всех людей доброй воли. Приговор осудил гитлеризм, его режим и его преступления. Главари третьего рейха были приговорены к смертной казни или к длительному тюремному заключению.

Данная проблема неоднозначна. С одной стороны, не вызывает сомнений, что наказывать нацистских преступников, совершивших тяжкие преступления, нужно, с другой стороны, широкая информация об этих преступлениях воспитывает, особеннно у молодых людей, чувство неуважения к прошлому своего народа, протест и даже озлобление, подрывает национальные чувства^[66].

Можно согласиться с тем, что такие чувства при воспоминании о тяжелом прошлом, о тягчайших преступлениях нацистского режима действительно могут возникать. Но это вовсе не означает, что следует призывать, как это делают реваншисты и неонацисты, к забвению прошлого и «начинать историю» с 1949 года, то есть с момента образования Федеративной республики, или, что еще хуже, искажать прошлое и оправдывать под всяческими предлогами преступления нацизма.

На международной конференции «Нюрнбергский процесс и проблемы международной законности», прошедшей 9-10 ноября 2006 года в Москве, были выдвинуты общие соображения: войны проходят через всю историю, и войны еще будут. Не народ ведь виноват в войне. Природа человека, его универсальная виновность приводит к войнам. Это поверхностность совести, которая сама себя объявляет невиновной. Это самоуверенность, которая своим нынешним доведением как раз и способствует будущим войнам[67].

В приговоре Международного военного трибунала в Нюрнберге записано: «Остается истиной, что военные преступления совершались в таком широком масштабе, которого не знала история войн. Они совершались во всех странах, оккупированных Германией, и в открытых морях и сопровождались жестокостью и террором в масштабах, которые трудно себе представить»^[68]. Вот почему имена преступников не забыты. Зло должно быть наказано и навсегда пресечено. Слишком велики и невозместимы последствия преступлений. Но есть еще люди, не желающие этого понять, и среди них те, кто занимает подобную позицию по по-литическим мотивам, следуя в фарватере милитаризма и реваншизма, по пути оправдания «преступлений нации».

Мы прекрасно понимаем, что немецкий народ не отвечает за преступления нацистов. «Преступление нации» придумано адвокатами нацистских главарей для оправдания своих собственных преступлений. Но такая, с позволения сказать, концепция потерпела провал в Нюрнберге^[69].

Международный военный трибунал в Нюрнберге указал в приговоре: «Устав не является произвольным осуществлением власти со стороны победивших народов... он является выражением международного права, которое уже существовало ко времени его создания, и в этом смысле сам является вкладом в международное право»^[70]. Приведенные нормы международного права обязательны и для ФРГ.

Более чем за двадцатилетний срок в ФРГ было произведено 77004 расследования по делам нацистских военных преступников. В отношении 51877 лиц судами вынесены оправдательные приговоры или дела прекращены. Осуждены за все это время 6192 нацистских преступника, приговорены к пожизненному заключению. При этом нужно иметь в виду, что речь идет о таких преступлениях, как массовые убийства и убийства из низменных побуждений^[71].

Решительное и публичное разоблачение и судебное преследование нацистских преступников — серьезная мера борьбы с опасным чувством.

26 ноября 1968 года Генеральная Ассамблея ООН приняла Международную конвенцию о неприменимости срока давности к военным преступлениям и преступлениям против человечества[72]. Принятие конвенции — акта высокой гуманности — было воспринято с удовлетворением международной общественностью, всеми прогрессивными силами, борющимися за мир и безопасность народов. Конвенция сыграла важную роль в дальнейшем развитии международного права. Принятые ею решения основываются на принципах Устава и приговора Нюрнбергского трибунала, подтверждённых резолюциями Генеральной Ассамблеи ООН.

В преамбуле конвенции указывается, что ни в одной торжественной декларации, акте или конвенции, касающихся судебного преследования или наказания за военные преступления и преступления против человечества, не предусматривается ограничение во времени. Военные преступления и преступления против человечества относятся к самым тяжким преступлениям по международному праву. Эффективное наказание за эти преступления явится важным фактором их предупреждения, защитой прав человека и основных свобод и будет способствовать установлению доверия, стимулированию сотрудничества между народами и обеспечению мира и безопасности[73].

Значение решений Нюрнбергского трибунала далеко вышло за рамки самого процесса. Они оказали огромное воздействие на развитие международного права. Именно Нюрнбергский процесс положил начало новому направлению юридической доктрины и практики — международному уголовному праву. Нюрнбергский процесс явился мощным стимулом к развитию гуманитарных, антимилитаристских доктрин, отказу от войны.

Главный урок Нюрнбергского процесса состоит в признании ответственности конкретных лиц и неотвратимости возмездия за тягчайшие преступления против мира и человечности.

Проблема вины» в ФРГ и ГДР

В 1949 году в условиях «холодной войны» были образованы Федеративная Республика Германии и Германская Демократическая Республика. В обеих странах по своему пытались решить для себя «проблему вины».

По словам А.И. Борозняка, оба немецких государства «рассматривали себя как политическую альтернативу нацистской диктатуре: ФРГ как парламентская демократия, а ГДР как антифашистское государство рабочих и крестьян. При этом каждая из сторон без тени сомнений претендовала на то, что ее ответ на вызов «третьего рейха» является единственно возможным и правильным»[74].

Союзники определяли немцев как в некоторой мере больную нацию, поэтому потребовалось разработать эффективный и наименее болезненный курс лечения. К разработке психологических основ денацификации приложил свою руку и Карл Юнг, который сам был ветераном Первой мировой войны и знал на своем личном опыте, что такое последствия мировой войны. Главной причиной межвоенной агрессии в Европе, которая и вылилась в войну, по его мнению, стало отсутствие совести^[75].

Нацизм стали рассматривать как некоторую болезнь, при этом считали, что данной болезнью были больны все немцы, вне зависимости от политических пристрастий, отношению к Гитлеру и членству в НСДАП.

Первоначальной основой перевоспитания после войны становилась политика шоковой терапии, которая сводилась к обязательному просмотру рядовыми немцами документальных фильмов о концлагерях, экскурсий в концлагеря, а также собственноручное перезахоронение немцами останков жертв нацистских преступлений.

Основой новой политики денацификации Германии должны были стать изменения как в государственной политике, так и в вопросах искусства, культуры и образования.

По инициативе союзников были проведены значительные изменения в области образования в Германии, которое теперь должно было заняться перевоспитанием немецкой молодежи. Бывший штат школ был уволен, а учебные программы были денацифицированы. Данная реформа значительно затянулась, и привела к тому, что система школ долго не могла начать нормально функционировать, а немецкие дети ещё несколько лет после войны находились вне системы образования. Новая система образования в Германии начала функционировать с 1947 года^[76].

Существенное влияние на восстановление немецкой культуры и искусства оказали именно союзники по антигитлеровской коалиции. Так, американцы активно импортировали американскую культурную продукцию, которая переводилась на немецкий язык. Однако значительную материальную поддержку получали и немецкие писатели, философы, музыканты, художники. Провозглашалось, что данную поддержку стоит получать только тем, кто пропагандирует демократизацию и либерализацию культуры. В советской зоне оккупации проводилась схожая политика, которая отличалась только некоторым политическим и социальным подтекстом – поддержку оказывали только «пролетарским» и части «мелкобуржуазных» писателей и деятелей культуры.

Процесс освобождения Германии от нацистского тоталитаризма можно условно разделить на следующие элементы:

1. Слом властных, экономических и идеологических структур тоталитарной системы.

2. Отстранение от власти старых политических кадров и наказание лиц, виновных в преступлениях.

3. Создание новых, демократических структур.

4. Преодоление влияния тоталитарной идеологии.

5. Создание защитных механизмов для недопущения возрождения тоталитаризма.^[77]

Процесс денацификации был начат победителями — странами антигитлеровской коалиции, а основные принципы на начальном этапе вырабатывались союзниками совместно, причем начало было положено еще на Ялтинской конференции.

Вследствие раздела Германии на четыре зоны оккупации процесс денацификации в этих зонах происходил неодинаково. Наиболее решительно, жестко (и даже жестоко) он производился советскими властями в зоне оккупации СССР, а затем, после образования ГДР, был продолжен властями нового государства.

Первый этап денацификации длился два года — с 1945 по 1947 год. В этот период союзниками была разрушена прежняя государственная система и учреждена оккупационная власть в каждой из зон, которые имели общий консультационный орган. Совместно был проведен Нюрнбергский процесс, определивший главных преступников гитлеровского режима, а также преступные организации Третьего Рейха.

Денацификация идеологической сферы предоставляла для оккупационных властей значительные трудности. Это было связанно с глубокой укорененностью идеологии национал-социализма в массовом сознании немцев. Большинство немцев поверили в то, что немецкий народ действительно самый умный, самый трудолюбивый, самый культурный и т.д., поэтому он достоин особой, лучшей судьбы, в отличие от других, «неполноценных» народов. Нацистский режим в течение короткого времени сумел, после упадка времен Веймарской республики, запустить на полную мощность экономику, а жизненный уровень немцев поднять на доселе невиданную высоту, в то время как с победой союзников в Германию пришли огромные социальные бедствия. Безработица, недоедание и голод стали массовым явлением^[78].

После подписания акта о безоговорочной капитуляции оккупационные власти США и Великобритании начали проводить активную работу по денацификации, которая сводилась к выработке у немцев чувства коллективной вины немецкого народа. Французам в этом плане было особенно тяжело, так как у самих французов было свое коллаборационистское правительство, поэтому они не вырабатывали каких-то особенных мер по денацификации среди немцев.

Интересным средством пропаганды ответственности немцев за преступления нацизма стало расклеивание плакатов и постеров с изображением нацистских преступлений с подписью: «В этом есть и твоя вина!»^[79] В то же время союзники старательно замалчивали такой факт, что в Германии не все граждане страны выказывали однозначную поддержку нацистскому режиму.

В школах и высших учебных заведениях были изъяты учебники, выпущенные при нацистах, также запрету и уничтожению подверглись 30000 наименований книг, а также произведения искусства, которые, по мнению оккупационных властей, могли в той или иной мере пропагандировать нацизм или германский милитаризм. Многие произведения изобразительного искусства времен нацистской агрессии были реквизированы и вывезены в США, при этом часть картин и скульптур вообще не имели отношения к пропаганде нацизма или милитаризма.

По мнению некоторых экспертов, политика американских и английских властей в тот период носила ярко выражено антинемецкий характер, когда вместо только лишь произведений нацистского искусства преследованию подвергались любые произведения искусства, имевшие немецкие корни. Был оформлен законодательный запрет на участие в сфере искусства или культуры для бывших деятелей нацистской партии.

Для более тщательного контроля за процессом денацификации была создана целая организация, занимающаяся цензурой. Данная организация состояла из граждан США, а также самих немцев, которые в годы Третьего рейха были антифашистами.

Под контролем организации, занимающейся цензурой, находились тридцать семь крупнейших немецких газет, шесть радиостанций, 314 театров, 642 кинотеатра, 101 журнал, 237 издательств, 7384 книготорговых фирм и типографий^[80]. Схожим образом была построена работа английской зоны оккупации, в то время как французская зона ответственности в этом плане была более либеральна к немцам.

Под запрет в новой Германии попали все символы нацистской Германии, а также любые характерные предметы, которые в общественном сознании связывались с нацистским режимом, такие как униформа СС.

Денацификация не сразу привела к существенным изменениям. В ходе опроса, прошедшего в 1946 году 37% жителей американской зоны заявляли, что уничтожение евреев, поляков и других неарийских народов диктовалось интересами безопасности Германии. В 1952 году каждый четвертый немец, согласно опросам, был хорошего мнения о Гитлере. Однако эти данные стоит, без всякого сомнения, назвать явно заниженными, так как большинство немцев не могли после войны искренне ответить на задаваемые оккупационными властями вопросы официальных социологических опросов.

Важным фактором денацификации стала пропаганда результатов Нюрнбергского процесса, который стал важным фактором в пропаганде необходимости борьбы с нацистской идеологией не только путем уголовного наказания для гитлеровский главарей. Нюрнбергский трибунал стал пропагандистской площадкой, позволяющей показать не только всему миру, но и самим немцам всю правду о нацизме и его главарях.

Однако часть немцев воспринимали Нюрнбергский процесс и остальные меры, проводимые оккупационными властями, как месть немцам за события Второй мировой войны^[81].

Одним из главных элементов политики денацификации стал запрет на работу для всех немецких газет и радиостанций, за исключением военных союзнических. После того, как американской администрацией был создан «отдел выдачи лицензий» на издание газет самими немцами, стало стремительно расти количество периодических печатных изданий. Для организации выпуска газет необходимо было соответствовать строгим критериям для выбора кандидатов. Основное внимание уделялось не профессионализму будущих авторов, а отсутствию у них сомнительного прошлого в период нацистской диктатуры.

Американские и английские власти способствовали росту количества издаваемых в Германии художественных произведений, обличающих нацизм, поддерживая выпуск и периодизацию газет, таких, как американская газета «Новая газета», которая печаталась на немецком языке. Данная газета в короткое время стала одной из самых популярных газет в Германии, даже при двух с половиной миллионов тиража на данную газету по записи выстраивалась целая очередь^[82].

К сотрудничеству американцы стремились привлечь большинство немецких писателей, известных своей антифашисткой деятельностью, таких как Томас и Генрих Манны, Стефан Гейм, Кестнер, а также ведущих немецких политиков. Интересное определение задач периодической печати в вопросах денацификации дает в передовице первого номера командующий союзническими войсками в Европе Эйзенхауэр: «... газета призвана служить немецкой лицензионной прессе примером объективного изложения событий, безоговорочной любви к правде и высокого журналистского уровня..., расширить немецкому читателю кругозор сообщениями о фактах, скрываемых от него в годы господства национал-социалистов»^[83].

Также «Айк», как его называли американцы, писал о том, что моральное, духовное и материальное возрождение Германии должно исходить от немецкого народа, а от американцев требовалось только помогать немецкому народу в этом начинании. При этом союзники ни в коем случае не должны выполнять данную работу за немцев. Главной задачей политики денацификации являлось, по мнению Эйзенхауэра, превращение Германии в страну мирных тружеников, в которой каждый получит возможность проявить свою инициативу. Немцы должны искренне убедиться в абсурдности нацистских идей и признать свою ответственность за преступления нацизма^[84].

Данная газета стала для многих поколений будущих немецких работников сферы СМИ кузницей кадров: из ее редакции вышли шестнадцать шеф-редакторов и свыше тридцати редакторов, занявших руководящие посты^[85].

Следует отметить, что советская военная администрация также выпускала свою газету для немецкого населения под названием «Ежедневное обозрение». Лицензии на издание немецких газет выдавались не физическим лицам, а партийным и общественным организациям[86].

Интересной особенностью первых послевоенных лет в немецкой культуре стало так называемое «Бегство в журналы»^[87]. За несколько послевоенных лет в Германии появилось около ста пятидесяти общественно-политических журналов: «Франкфуртские записки», «Призыв», «Запад и Восток», «Перемена» и другие. Эти издания стали своего рода форумом, которые позволили немцам проанализировать, обсудить, а также рассмотреть те причины, которые привели нацизм к победе в Германии и поражению в войне.

Большую роль также играли и обычные контакты между американцами и немцами. Несмотря на первоначальное весьма осторожное отношение сил союзников даже к гражданским немцам, впоследствии они перестали рассматривать всех немцев как пособников нацистов, а стали воспринимать их скорее как жертв нацистской диктатуры.

Для большинства немцев поражение во Второй мировой войны воспринималось всё же в большей степени как поражение и национальная катастрофа для всей страны. Антифашистский импульс 1945 года («niemals wieder!» — «никогда больше!») был довольно быстро исчерпан, а ответственность за преступления нацистов сводилась к ответственности только Гитлера и его ближайшего окружения. Изменилось восприятие Нюрнбергского процесса, который позволил обозначить, что все основные преступники уже понесли наказание, а те, кто остался на свободе, ни в чем не виноваты.

После передачи функций контроля за политику денацификации немцам в западных зонах оккупации снизилось внимание к нацистским преступлениям, а в книжных магазинах публикации о нацизме были вытеснены мемуарами и воспоминаниями бывших военных Вермахта, которые настаивали на вине только Гитлера и СС во всех преступлениях нацистского периода. Говоря об исторической памяти в ФРГ в этот период, Карл-Эрнст Йейсман охарактеризовал Западную Германию как «политический организм с памятью подростка»^[88].

Процесс послевоенной денацификации Германии, проводимый исключительно силами военных администраций четырех стран-победительниц, завершился 5 марта 1946 г. с принятием в американской зоне «Закона об освобождении от национал-социализма и милитаризма». Он был утвержден впервые после окончания войны не оккупационными, а немецкими властями. Спустя несколько месяцев, в октябре того же года, Директива Контрольного совета союзников принципы данного закона распространила и на другие зоны. Он вошёл в историю как «закон №104» и ознаменовал начало второго этапа денацификации^[89].

Была сделана попытка включить Германию в процесс интеграции стран Европы и США в рамках начинавшейся «холодной войны».^[90] В 1949 году была образована Федеративная Республика Германия, правящей партией в которой на долгие годы стал Христианско-демократический союз (в союзе с баварским Христианско-социальным союзом). Канцлером нового государства стал Конрад Аденауэр, который вместе с министром экономики, а позже и канцлером Людвигом Эрхардом считается автором «немецкого экономического чуда».

Конрад Аденауэр никогда не сотрудничал с нацистским режимом и даже подвергался аресту, хотя и не был членом антифашистских организаций, считая их бесперспективными.

Руководство западногерманского государства признавало факт соверешения от имени немецкого народа «невыразимых преступлений, которые делают необходимыми моральные и материальные компенсации»[91]. В соответствии с подписанными в 1952 году «переходным договором» между ФРГ, США, Великобритания и Франций и Люксембургским соглашением, ФРГ обязалась возместить убытки пострадавшим от нацистского режима евреям. Правительство ФРГ обязалось в течение 12 лет осуществить в Израиль поставку товаров и услуг на сумму в 3 миллиарда марок. ФРГ также давала обязательство о выплате компенсаций лицам, преследовавшимся за «их политические убеждения, их расу, их веру и их мировоззрение».

По итогам проходившей в 1953 году в Лондоне международной конференции, посвященной внешним долгам ФРГ как правопреемницы Третьего Рейха, Западная Германия заключила с 18 странами соглашение о возмещении материального ущерба. Общая сумма выплат составила 16 миллиардов марок[92]. Во исполнение этих решений были приняты федеральные законы о возмещении убытков жертвам национал-социалистического преследования и о реституции собственности[93].

Аденауэр добился некоторого послабления в денацификации, полагая более важной интеграцию бывших нацистов и их перевоспитание, что вызвало критику со стороны антифашистов. Так, критике подверг политику Аденауэра известный немецкий писатель Эрих Мария Ремарк, который в 1947 году отказался вернуться на постоянное местожительство в Германию, так как, по его словам, там мало что изменилось со времен нацистов^[94].

Вместе с тем в ФРГ со времен Аденауэра проводилась активная и планомерная политика идеологического преодоления прошлого (нем. Vergangenheitsbewеltigung)^[95].

Главные роли в ней играли демократические политические и общественные организации, церкви, школа, литература и искусство. В школах немцев с детства приучали к выражению своего мнения и отстаивания принципов гражданского общества, детям стремились привить антитоталитарные взгляды. Работа велась не только в школах, но и дома. Так, в Германии были запрещены физические наказания детей, при воспитании следовало применять методы разъяснения и убеждения, а также принимать совместные решения

Важную роль в денацификации и преодолении прошлого играли и продолжают играть литература и искусство (кино, архитектурные памятники – например, мемориал Холокоста), антитоталитарная социология и философия.

В германоязычной среде термин «Umerziehung», обозначающий перевоспитание, употребляется у большинства германских авторов, причем он упоминается как в переносном, так и в буквальном смысле слова, и употребляется без кавычек. Правовой основой перевоспитания становилась статья 131 Конституции Федеративной Республики Германии^[96], которая обозначила итог первоначально периода денацификации и ставила задачей не только ограничиться такими защитными методами как осуждение главных военных преступников, а также наказания крупных и мелких нацистов, но и ставила цель искоренение рокового духа нацизма и демократизацию общество.

Для обозначения процесса денацификации Германии в немецком языке есть два термина: Geschichtsaufarbeitung и Vergangenheitsbewältigung^[97], которые можно перевести как «преодоление прошлого», «осмысление прошлого» или «переработка прошлого».

Сложный и противоречивый процесс, который немцы смогли реализовать во второй половине XX века, стал одним из наиболее успешных примеров «политики памяти»^[98]. Важной задачей при этом становилось формирование у немцев чувства вины.

Преступления нацизма вызывали в немцах депрессию, страх и разочарование. Попытки осознания преступлений нацизма наталкивались на проблему того, что рядовые немцы не хотели напоминать себе о том, что произошло раньше, а стремились как можно скорее отказаться или просто забыть прошлое.

В то же время происходили сдвиги в массовом сознании немцев. В 1955-1957 гг. большим тиражом был издан «Дневник Анны Франк», в театрах ФРГ шли многочисленные инсценировки дневника погибшей от рук нацистов еврейской девочки, судьба которой сказала многим немцам больше, чем гибель миллионов жителей Е