Об истоках одного фантастического жульничества

Современные критики "хронологических" построений А.Т.Фоменко и его соавторов и последователей определяют начало эпохи их творчества 1993 г. К сожалению, при этом забываются более ранние деяния этой группы.
Позвольте, ради восстановления исторической истины, все-таки хотя бы самым кратким образом напомнить предысторию и начло деятельности этих тотальных ниспровергателей исторической науки.
Знаменитый народоволец, "шлиссельбуржец" Морозов, освобожденный от пожизненного заключения в крепости в годы первой русской революции и ставший при большевиках почетным академиком, в свое время опубликовал книгу "Откровение в грозе и буре", сутью которой был тезис о том, что вся античная история -- выдумка эпохи Ренессанса. По его мнению, группа интеллектуалов того времени сочинила все произведения античной литературы. Оказывается, эта грандиозная фальсификация удалась, и все человечество поверило в реальность того периода своей истории, которого на самом деле не было. В общем, в появлении этой книги первоначально не было ничего особенно страшного -- что не придумает человек, многие годы просидевший в одиночном заключении в Шлис-сельбургской крепости, чтобы окончательно не сойти с ума. Некоторый вес этой выдумке придало только звание почетного академика ее автора -- один из примеров того, как академическим званием награждали человека за политические заслуги.
Специалисты откликнулись на моро-зовский "труд" несколькими рецензиями, в которых доказывалось, что все эти построения не стоят выеденного яйца. Постепенно вся история забылась и о ней вспоминали только изредка, когда нужно было привести пример особенно чудовищного дилетантизма.
Возрождение этих "идей" приходится на 70-е годы, когда математик Постников прочитал книгу Морозова и увлекся теми фантазиями, которые в ней содержались. Тогда же к нему присоединился и молодой тогда математик Фоменко. Вкладом и развитием возрожденной концепции этих двух математиков стали две идеи: 1) "династические параллелизмы", и 2) детски наивное представление о передаче информации в человеческом обществе, уподобляющее ее передаче радиосигнала в пространстве.
Обе идеи, однако, имели свою исходную "фактологическую" базу в восходящем к Морозову представлению о злонамеренных гуманистах, сочинивших все произведения античной литературы. Напор атакующих математиков был столь силен, что по решению Президиума АН СССР было даже проведено специальное¹ заседание Отделения истории АН, на котором обсуждалось их "выдающееся" открытие. Естественно, что профессиональные историки не только опровергли этот псевдонаучный бред, но и осмеяли его, показав не только полную несостоятельность "новой хронологии", но и то, что она построена на основе наглого насилия над фактами и элементарного невежества.
Это заседание оказало на некоторое время отрезвляющее воздействие на эту группу. Но в начале 90-х годов -- одновременно с гигантским ростом преступности -- Фоменко со своими идеями восстал из пепла. Сначала он слезливо жаловался с телеэкрана на плохих дядей из КПСС, которые душили прогрессивные направления в науке, наипрогрессивнейшим из которых, естественно, была "нх".
Затем наступил новый период, и одна за другой стали выходить книжки, которые с поразительной быстротой пекут Фоменко с компанией. Сейчас они, однако, далеко вышли за пределы того, что писалось двадцать лет тому назад. Теперь главным объектом "новых хронологов" стала уже российская история, на ниве которой ими совершены новые многочисленные подвиги.
Отличие от прежних времен сказывается и в другом. На смену тоненьким в невзрачных обложках "препринтам", которыми эта компания промышляла первоначально, пришли толстенные гроссбухи в дорогих переплетах, число, тираж и цена которых вместе с рекламой на телевидении показывает, что даже с уродливой пародией на науку эта компания уже покончила. Теперь по всем законам рыночной экономики идет "раскрутка" "нх" как какой-нибудь очередной безголосой певицы или нового вида памперсов. Компания теперь взволнована только прибылью от своего бизнеса.

* * *

Несмотря на сегодняшний перенос внимания на более поздние исторические периоды, все же основная отправная точка "новых хронологов" лежит в античности, и ее краеугольным камнем является тезис о создании всей античной литературы группой фальсификаторов периода Ренессанса.
Несмотря на всю абсурдность этого тезиса, попытаемся беспристрастно рассмотреть его. Оставим в стороне все аргументы историков, основанные на данных палеографии, истории языка, характере используемого писчего материала и т.п., поскольку для "новых хронологов" они ничего не значат. Приведем только те аргументы, отмахнуться от которых не могут даже они.
Есть несколько основных причин, по которым данная идея не может считаться справедливой. Прежде всего, античная литература -- это целый мир, она отражает не только политические события, но и все остальные стороны античной цивилизации: от тончайших нюансов философ с ко-теологических мыслей до кулинарных рецептов.
Если только говорить о том, что дошло до нас, то это десятки поэтов, многие произведения трагиков, комедиографов, историков, таких как Геродот, Фукидид, По-либий, Плутарх. Юстин и многие другие, географы, архитекторы, десятки авторов различных компиляций, в которых обобщены самые интересные примеры из различных сфер жизни, энциклопедии и произведения многих других жанров. Создать все это многообразие совершенно не под силу и тысячам самых умелых фальсификаторов.
Второе обстоятельство, на которое необходимо обратить внимание, -- это наличие такого феномена, как византийская литература. Она наполнена античными реминисценциями и прямыми ссылками на произведения древнегреческой и латинской литературы. Именно к византийскому времени относятся так называемые схолии, то есть разъяснения различных темных мест в произведениях целого ряда античных авторов.
Мы уже не говорим о такой особенности византийской литературы как наличие произведений, подобных "Библиотеке" патриарха Фотия (810--891 гг. н.э.). В этой работе он дал изложение содержания 280 прочитанных им произнедений ранней литературы, из которых 158 -- это труды церковных авторов, а 122 -- так сказать "гражданских". Фотий был не единственным примером такого эрудита-знатока античной литературы.
Очень показателен в этом отношении Арета (860--935 гг. н.э.), архиепископ Кесарей Капподокийской. Он также был большим знатоком и любителем античной литературы. К счастью, сохранился ряд книг из его собственной библиотеки. Он заказывал копии необходимых ему произведений в профессиональной мастерской переписчиков (в одном из монастырей). На полях принадлежащих ему книг содержатся достаточно обширные комментарии, иногда указывается даже, сколько денег он заплатил за тот или иной том (так, за томик Эвклида он уплатил 14 золотых, а томик диалогов Платона ему стоил 21 золотой). Благодаря его собственным пометкам мы знаем, что в состав его библиотеки входили, кроме Платона и Эвклида, также Лукиан, "Органон" Аристотеля, Аристид, некоторые христианские авторы. Известно также, что у него имелись произведения Павсания, Диона Хрисостома, наконец, Марка Аврелия.
Таким образом совершенно несомненно, что в византийскую эпоху сохранялась большая часть античного литературного наследия. И оно активно изучалось. Очень трудно представить себе, чтобы византийские авторы научали те произведения, которые еще не были написаны гуманистами-фальсификаторами.
У этой проблемы есть и другой аспект. В то же самое время произведения античной литературы активно переводились на некоторые восточные языки. Наибольшее число переводов было на сирийский, несколько меньшее -- на армянский. Хорошо известны переводы На сирийский язык Нового завета, некоторых произведений Аристотеля, Феофраста, Лукиана, грамматика Дионисия Тракса.
В раннеисламское время, судя по свидетельствам арабских авторов, на территории халифата греческие рукописи встречались достаточно часто. В Багдаде действовала целая школа переводчиков, результатом деятельности которой был перевод на арабский язык либо непосредственно с греческого, либо уже с сирийского большого числа произведений античных авторов. Тогда были переведены на арабский язык "Поэтика" и ряд других работ Аристотеля, ряд диалогов Платона, труды Феофраста, многие произведения естественнонаучной тематики (например, сочинение Аполлония из Перге "О конических сечениях", Филона Византийского -- о механике, Архимеда, I ерона Александрийского, врачей -- Гиппократа, Галена, Диоскорида и т.д.). Целый ряд трудов арабских авторов содержит многочисленные цитаты из различных произведений античной литературы, что свидетельствует либо о том, что эти авторы знали греческий язык, либо о том, что на арабский язык было переведено еще большее число трудов античных авторов (кроме до нас дошедших).
Как видно из вышесказанного, этим замечательным гуманистам-фальсифика-торам, которых изобрели Фоменко и компания, для того, чтобы запутать нас бедных, необходимо было помимо собственно античной литературы создать еще и очень большую часть ранней сирийской, армянской и арабской литературы.
Начиная с XIX в., особенно с его конца, самым важным источником пополнения наших знаний о различных произведениях античной литературы стали археологические раскопки в Египте и некоторых других странах Востока. При раскопках в Египте, особенно в Оксиринхе. в руинах городов, деревень, в некрополях эллинистического и римского времени в огромном числе находят письменные документы, как делового, личного, так и литературного характера. Благодаря этим находкам наше знание античной литературы резко расширилось. Выдающегося греческого комедиографа, создателя "Новой комедии" Менандра до этого мы знали только по переделкам его пьес римскими авторами, такими как Плавт, и многочисленным цитатам из его комедий, ставших крылатыми словами, и в таком виде зафиксиронанных у многих более поздних авторов. Теперь же благодаря папирусным находкам, мы получили полный текст нескольких комедий и значительные фрагменты других. Самым выдающимся открытием был замечательный трактат Аристотеля "Афинская полития". В огромном количестве найдены фрагменты многих популярных произведений античной литературы.
Для того, чтобы понять абсолютную абсурдность аргументов "новых хронологов", представьте себе такую картину: в фатимидский Египет прибывает группа фальсификаторов-гуманистов. По приказу этой группы строятся десятки деревень и городов, снабжаются всем тем, что археологи находят обычно при раскопках, туда же (в эти руины) сваливаются тысячи папирусных документов, как бытовых и хозяйственных, так и литературных, частично порванных, частично целых (чтобы получше запутать нас!), а затем все заваливается песком. Чтобы окончательно нас задурить, пользуются именно папирусом, который уже почти полтысячи лет не применяется, замененный бумагой. Но уж особенно изощренные из этих злодеев совершают нечто чудовищное -- они хватают бедных египетских феллахов, убивают их или держат под своим присмотром до момента естественной смерти. После этого они бальзамируют их по древнеегипетскому способу, а мумии оборачивают разрезанными на полосы папирусными листами с текстами. Ведь широко известно, что часть дошедших до нас текстов была найдена на погребальных пеленах, которые оборачивали вокруг мумий умерших.
Как объяснить это явление с точки зрения "новой хронологии"? Неужели и здесь действовали проклятые фальсификаторы? Однако Египтом находки папирусов не ограничиваются. Довольно значительное число их было найдено в Сирии (особенно известны папирусы и пергамены из Дура-Европос на Евфрате) и даже в Афганистане. Как могла эта шайка фальсификаторов проникнуть за много тысяч километров от Европы и сделать там свое черное дело?
Есть еще одно обстоятельство, на которое нам необходимо обратить внимание, поскольку "Новые хронологи" его совсем не хотят замечать. Дело в том, что в целом ряде произведений античной литературы, как в исторических произведениях, так, например, и в судебных речах содержатся ссылки, а то и прямо цитируются законы и постановления народного собрания различных городов античного мира, тексты мирных договоров между различными государствами и т. д. Подобных взаимосвязей между литературой и документом, выполненным резчиком на каменной плите, многие сотни (а может быть и тысячи).
Приведем только несколько самых обычных примеров. Многие античные авторы (и современники описываемых событий и писавшие в более позднее время) сообщают о создании в конце Греко-Персидских войн Афинского морского союза и о том, что члены союза платили дань Афинам, что, конечно, им не очень нравилось. В полном соответствии с этими сообщениями греческих и римских авторов находятся десятки надписей, в которых фиксируются год за годом суммы причитающихся платежей.
В одной из речей знаменитого афинского оратора Демосфена упоминается постановление народного собрания, согласно которому правителям Боспорского царства были дарованы особые привилегии за то, что они снабжали Афины хлебом. Текст этого постановления прекрасной сохранности был найден в Афинах вырезанным на мраморной плите. Он выставлен в Национальном музее, и любой посетитель может прочесть его.
Широко известен Парфенон -- главный храм Афин, построенный по предложению Перикла и по решению Народного собрания города. Руины его и сейчас находятся на вершине афинского Акрополя. О строительстве и последующей истории храма рассказывают многие античные авторы, особенно же подробно -- Плутарх. В распоряжении науки имеются многочисленные фрагментированные каменные надписи -- отчеты о строительстве Парфенона. Афины были демократической республикой и поэтому постоянно стремились к тому, чтобы вся финансовая документация города была доступна каждому гражданину. Для этой цели финансовые отчеты по строительству Парфенона за каждый год с указанием характера и объема выполненных работ и их стоимости вырезались на каменных плитах и выставлялись для всеобщего сведения. Парфенон не был исключением -- подобная практика существовала при строительстве всех значимых общественных сооружений. Особенно хорошо в Афинах сохранились отчеты о строительстве Эрехтейона.
Можно привести сотни примеров полного соответствия между тем, что сообщается различными античными авторами и тем, что было представлено в вырезанных на каменных плитах надписях. Значит, если следовать логике Фоменко и компании, то необходимо сделать вывод о том. что и эти надписи были также сделаны гуманистами-фальсификаторами.
Возможно ли это чисто физически? Древнегреческих надписей несколько десятков тысяч. Кто бы мог их сделать? Отметим, что они найдены не только в собственно Греции, но и в Италии, Галлии, Испании, Малой Азии, Сирии, Египте, Ливии, Ираке, Иране. Самые восточные греческие надписи найдены в Афганистане -- при раскопках городища Ай Ханум. Даже на землях Боспорского царства, которое занимало территорию Керченского и Таманского полуостровов, и которое для античного мира было тем, чем для нас является Чукотка, археологи нашли более 1000 различных надписей. Можно ли, находясь в трезвом уме, представить картину появления на территории Крымского ханства гуманистов-каменотесов, вырезающих тысячи надписей, затем разбивающих некоторые из них, растаскивающих их по различным городищам и некрополям, закапывающих в землю, приспосабливающих к сооружениям?
Надписи сыграли с "новыми хронологами" еще одну очень смешную шутку.
В Египте эллинистического времени некоторые наиболее важные религиозные документы выполнялись на двух языках: древнегреческом и древнеегипетском. При этом египетский текст исполнялся с помощью двух видов письменности: иеро-глифики и демотикн. Текст же был абсолютно одинакового содержания. Таким образом, если следовать Фоменко и компании, то замечательные гуманисты-фальсификаторы расшифровали древнеегипетскую систему письменности на несколько веков ранее Шампольона. Но пикантность ситуации состоит в том, что египетский пример -- не единственный. Тексты на двух языках одинакового содержания встречены во многих местах. Для того, чтобы их сфабриковать, нужно было знать ликийский язык (и его графику), лидийский, фригийский, несколько диалектов арамейского. Наконец, нужно было знать санскрит. Одно из сравнительно недавних эпиграфических открытий -- двуязычный текст одного из декретов индийского царя Ашоки из династии Маурьев, найденный на окраине Кандагара.
Надписи не только согласуются с текстами античных авторов, но и с археологическими памятниками. Это согласование многообразно. В Дельфах, например, сотни документов об освобождении рабов -- манумиссий -- вырезаны на стене театра. Следовательно, для того, чтобы сфалъсифицировать эпиграфические документы, нужно было сначала построить театр. Кто и когда это мог сделать?
Парфенон был не только главным храмом Афин, но и местом хранения городской казны и многочисленных подношений, сделанных храму и гражданами, и иностранцами. Об этом назначении храма говорят многие античные авторы. Об этом же свидетельствуют и надписи. Специальная комиссия каждый год проводила инвентаризацию в Парфеноне. Подробные описи с указанием даже того, где именно лежат или стоят подаренные предметы и сколько серебряных монет лежит на каждой полке и в каждом шкафу публиковались -- то есть вырезались на каменной плите и выставлялись для сведения всех. И это продолжалось более 150 лет. Еще длиннее были отчеты хозяйственников храма Аполлона на Делосе. Они также вырезались на каменных плитах и выставлялись для всеобщего сведения. Невозможно себе представить, чтобы эти многочисленные документы, описывающие хозяйственную деятельность в мельчайших деталях за многие десятилетия, могли быть кем-нибудь сфальсифицированы. Разве можно было отправить на маленький остров, а эпоху турецкого владычества практически не населенный, и заставить их там выполнять тысячи надписей?
Помимо монументальных надписей, имеются и другие, не менее убийственные для "новых хронологов". По свидетельству древних авторов, в Афинах, как и в ряде других древнегреческих городов, существовал закон о суде черепков -- "остракизм". Раз в год народное собрание обсуждало вопрос о том, существует ли угроза демократическому строю, не приобрел ли кто-нибудь из граждан такого политического могущества, что оно угрожает стабильности. Если граждане отвечали положительно, то на следующем заседании народного собрания происходило голосование -- граждане процарапывали на черепках имена подозрительных граждан. Тот, кто набирал наибольшее число голосов, изгонялся из города на 10 лет.
Так вот, при раскопках в Афинах было найдено несколько тысяч таких черепков с именами именно тех политических деятелей, о которых мы знаем, что именно они были изгнаны из Афин посредством остракизма. Не знаю, как вы, но я с большим трудом представляю себе фальсификаторов, приплывших на венецианском корабле в Афины и устроившихся на Пниксе, разыскивая там черепки и процарапывая на них имена различных политических деятелей Афин разными подчерками и с разными ошибками.
Не меньшей критической силой обладают данные нумизматики. Не буду говорить о них подробно, только задам несколько вопросов: 1) кто мог бы изобрести десятки тысяч монетных типов, представленных на античных монетах? 2) кто мог бы распространить эти монеты (в кладах) по огромному пространству Старого Света от Атлантического океана до Китая и Цейлона? 3) откуда у фальсификаторов появилось такое количество золота и серебра (не говоря уже о бронзе), необходимое для чеканки тех монет, которые нынче хранятся в музеях и частных коллекциях и отыскиваются случайно или в результате археологических исследований каждый год?
Наконец, собственно археология. Здесь ситуация настолько ясная, что даже говорить ничего не надо. Я только задам один вопрос: как быть с Везувием, в результате извержения которого оказались засыпанными пеплом три города, вместе со всем, что в них находилось, включая рукописи эпикурейца Филодема?
Можно бесконечно много писать о той беспардонной чуши, которую преподносят нам Фоменко с компанией, но и сказанного, я думаю, достаточно для всякого сколько-нибудь образованного человека.

ПРИМЕЧАНИЯ:
¹ См. Володихин Д. Я играю на глобальной гармошке // Володихин Д., Елисеева О., Олейников О. История России в мелкий горошек. - М., 1998. с.179.

НОВАЯ ХРОНОЛОГИЯ"
КАК АВАНГАРД
ФОЛЬК-ХИСТОРИ

Д.М. Володихин
Гл. редактор журнала "Русское средневековье"
Выступление на конференции "Мифы "новой хронологии"" (21.10.99, истфак МГУ)

В последнем десятилетии уходящего века произошло соприкосновение отечественной общественной мысли с двумя значительными негативными феноменами. которые принадлежат к сфере истории, но никак не могут считаться научным знанием.

Это, во-первых, появление колоссального пласта исторической литературы, ориентированной на коммерческий успех и никак не связанной строгими нормами научного исследования. Сенсация, полемическое заострение материала - даже в ущерб точности изложения, наконец, случайный и скоропалительный в условиях издательской гонки подбор используемых исторических источников и литературы - все это стало повседневным явлением.

Расчет на неразборчивого массового читателя приводит раз за разом ко все большему падению "ремесленных навыков" исследования в популярных книжках по истории. Совокупность литературы подобного рода получила наименование "фольк-хистори". Обществу навязываются варианты реконструкции исторической действительности, не имеющие ни малейшего научного обоснования. При этом историческая наука подвергается самой агрессивной критике, читателя всячески убеждают, что историки-профессионалы несостоятельны в своем ремесле и падки на умышленные фальсификации.

Второй негативный феномен - "триумфальное шествие" так называемой "новой хронологии", созданной А.Т. Фоменко, Г.В. Носовским и их сторонниками. До настоящего времени творцы "новой хронологии" шьют своему детищу облачения из наукоподобных тканей. Иными словами, концепция Фоменко-Носовского симулирует науку, гипнотизируя читателя квазиакадемическим подходом к историческому материалу. В последние два года наметилась устойчивая и продуктивная, с точки зрения автора этих строк, тенденция рассматривать "новую хронологию" не в качестве самостоятельной научной школы, а как составную часть фольк-хистори. Более того, наукообразная мимикрия "новой хронологии" позволила этой концепции занять ведущее, авангардное место в коммерческом историописании наших дней.

На протяжении нескольких лет фольк-хистори не встречала фактически никакого отпора и превратилась в значительный компонент общественной мысли. Этот компонент мощно влияет и будет влиять на массовые представления о прошлом, на программы учебных заведений, на историческую беллетристику.

По словам И.Н. Данилевского, "серьезные ученые-историки предпочитают делать вид, что трудов А.Т. Фоменко, Г.В. Носовского и В.В. Калашникова не существует" [1]

Хотелось бы добавить: демонстративно не замечали не только группировки Фоменко, но и М. Аджиева, Э. Радзинского и других. И что же? Отсутствие в прессе критических материалов ничуть не способствовало "рассасыванию" проблемы; скорее, напротив, это дало творцам фольк-хистори ощущение полной безнаказанности и привело массы читателей в недоуменное состояние: если ученые не собираются спорить, значит все это - правда? Между тем, в начале 80-х годов историки-ученые реагировали на появление первых трудов группировки Фоменко гораздо активнее: моментально в печати появились острокритические публикации Е.С. Голубцовой, Ю.А. Завенягина, Г.А. Кошеленко, В.М. Смирина.

Поворотным пунктом в противостоянии научного сообщества и фольк-хистори стал 1998 г., когда появилось значительное количество критических статей, принадлежащих академику В.Л. Янину, И.Н. Данилевскому, Д.М. Володихину, О.И. Елисеевой, Г.А. Елисееву, Д.И. Олейникову, Д. Харитоновичу и другим. Общее впечатление от этой контратаки образно передано О.И. Елисеевой в статье "Корабли были дороги" в "Литературной газете" [2], посвященной полемике о трудах Э. Радзинского: "Не молчим!".

Однако на девять десятых все эти работы были посвящены анализу методических и фактических ошибок. Попыток теоретического обобщения оказалось совсем немного [3]. Между тем, во-первых, определение сути такого явления как фольк-хистори, его корней и причин успеха у массового читателя необходимо для того, чтобы критический отпор ему получил минимальную теоретическую базу и утратил облик беспорядочной и бессистемной "перестрелки". Во-вторых, фольк-хистори обрел значение важного фактора в социокультурной атмосфере российской современности. Уже в силу последнего он достоин пристального внимания и изучения.

Сообщество авторов фольк-хистори делится на несколько групп. При этом некоторые из них представляют собой центр, определяют характерные особенности основных жанров фольк-хистори, а другие являются периферией или же только содержат некоторые ее элементы.

Классический, центральный жанр фольк-хистори вырос из экспансии представителей "точных" наук в гуманитарную сферу; исторические знания формулируются для социума специалистами из совершенно других научных областей. Крупнейший и самый известный представитель этого жанра - А.Т. Фоменко и его сторонники. Однако было бы неправительно упомянуть здесь только их, поскольку у фоменковцев немало популяризаторов: здесь и четыре тома по всемирной и русской истории С. Валянского и Д. Калюжного, и целая плеяда авторов, выпустивших в 1998 г. книгу очерков в поддержку фоменковцев [4]. Одним из ранних источников жанра стало контрфактическое моделирование исторической реальности.

Следующий центральный жанр фольк-хистори - националистический, рожденный в чаду идеологических и политических столкновений между этносами и независимыми государствами на территории бывшего СССР в постсоветский период. Самый знаменитый представитель - пантюркист М. Э. Аджиев [5], но помимо него выдвинулось немало творцов "альтернативной истории" в духе национальных приоритетов: "зоологический" патриот Н.Ф. Шахмагонов, создатель фантастической истории белорусского средневековья М. Ермалович и другие.

Еще один важный жанр фольк-хистори можно условно назвать "игровой историей", историей тайн и загадок. Отчасти он вырос из наименее качественной научно-популярной литературы советского периода российской истории. Отчасти же - из литературно-философских аксиом постмодернизма. Литературный критик О. Дарк в "Литературной газете" прямо связал постмодернизм и "альтернативную историю", т.е. прежде всего группировку Фоменко, хотя она-то как раз изначально далека от литературно-философских позиций этого направления; ближе другие.

"Древнейшие" представители жанра - писатель фантаст В.И. Щербаков, сделавший немалое количество публикаций, посвященных "открытию" эликсира вечной жизни, поискам Асгарда в Прикаспии, славянской "разгадке" этрусской письменности и т.п., а также писатель О. Сулейменов, известный своим квазиисторическим повествованием "Аз и я". В настоящее время большую популярность получили также А.А. Бушков, "король русского боевика", и В.М. Кандыба [6].

На периферии фольк-хистори находится та сфера историко-философской публицистики, в которой исторические факты и их интерпретации играют роль стандартного набора "кубиков" для обоснования какой-либо политической или философской идеи, и в случае конфликта с нею могут быть искажены до неузнаваемости. Подобных примеров чрезвычайно много в истории российской общественной мысли перестроечного и постсоветского периода. В качестве примера могут быть названы, скажем, Э.С. Радзинский, А.Л. Янов и В.В. Кожинов, получившие большую известность.

Буквально за несколько лет произошла внутренняя самоорганизация сообщества фольк-хистори; появилась даже зачатки группового самосознания. Все чаще, например, представители фольк-хистори, принадлежащие к совершенно различным направлениям, применяют по отношению к сфере своей деятельности название "альтернативная история", которое имеет шансы превратиться со временем в самоназвание фольк-хистори. Г.А. Елисеев совершенно справедливо пишет: "Сейчас мир фольк-хистори разросся и зажил своей отдельной жизнью. В нем существуют собственные авторитеты, герои и гении. Одни авторы с уважением цитируют других, ссылки на одни фольк-хисторические труды перекочевывают в другие... Мир монстров живет полной жизнью, пародируя жизнь серьезной науки" [7]. Те же Г.В. Носовский и А.Т. Фоменко, например, целый параграф отвели в сводном труде "Империя" для дружеской полемики с М. Э. Аджиевым [8].

Фольк-хистори в небольших дозах всегда, видимо, присутствовала в общей системе исторического знания. Еще несколько лет назад весьма популярной была оценка, согласно которой фольк-хистори - всего лишь сниженный вариант научной истории. история, изложенная дилетантами. В начале 90-х годов, вероятно, так и было. Однако в середине 90-х годов в России произошел количественный скачок влияния этого феномена в рамках названной системы, что привело, в конечном итоге, к качественным изменениям. Как уже говорилось, фольк-хистори обрела роль важной составляющей в спектре основных компонентов общественного сознания.

Что послужило причиной (или, вернее, причинами) к этому? Что стало той плодородной почвой, на которой взошло это диковинное растение? Прежде всего, особенности переломного состояния в политической жизни страны. На протяжении советского периода российской истории тесная связь гуманитарных дисциплин с господствующим монистическим мировоззрением была вполне ординарным, повседневным явлением. После утраты данным мировоззрением доминирующей позиции из-за этой тесной связи оказался так же поколеблен прежний авторитет исторической науки, и профессиональные знания историков перед лицом массового скепсиса оказались почти бессильны.

Долгий и сложный процесс адаптации инфраструктуры и теоретической мысли отечественного сообщества ученых-историков к новой политической ситуации лишили историческую науку возможности достаточно мобильно реагировать на постоянно возникающие общественные запросы на новые исторические знания. В сферу взаимодействия истории и общества вторгся журналист, тесня более качественную, но запаздывающую информацию исследователей, собственной, поверхностной, однако быстрее доходящей до потребителя.

Наконец, распад СССР и формирование независимых государств на его территории потребовали создания новых официальных идеологических схем, и в частности, теоретических каркасов национально-государственной истории для каждого из них; это, в свою очередь, инициировало массовый прорыв националистических настроений в систему исторического знания. В целом, названный комплекс причин является внешним по отношению к развитию научной мысли в области истории. Отнюдь не историческая наука ответственна за расцвет фольк-хистори.

Существует и другой комплекс предпосылок, обусловивших "триумфальное шествие" фольк-хистори в 90-х годах. Инфраструктурная модель исторической науки и ее ролевая, функциональная установка в социуме советского периода резко отличались от их западных аналогов. Здесь было бы неуместно вдаваться в рассуждения о том, что позитивного и негативного несло подобное положение вещей. Гораздо важнее другое: с начала 90-х годов исторической науке России пришлось принять общие "правила игры". То же самое можно сказать и о всей гуманитарной сфере.

Адаптация исторической науки, во-первых, стала частью более масштабного процесса, затронувшего колоссальный сектор науки и культуры и, во-вторых, происходила не только в плане простого приспособления к политическим трансформациям в жизни страны: фактически понадобилось перестраивать состав и внутреннюю жизнь базовых структур научной истории под образцы, принятые в европейских и американских сообществах историков. Думается, преждевременным было бы утверждение о том, что эта масштабная подвижка уже завершилась и совершенно неуместно здесь оценивать негативные и позитивные стороны подобного рода изменений. Столкновение с фольк-хистори - естественный этап этого процесса.

Если для западного мира функционирование значительной части гуманитарной сферы в рамках массовой культуры - привычное дело, то в России расслоение на производителей духовных ценностей для интеллектуальной элиты и для массового потребителя в среде гуманитариев еще не окончено. Возникновение империи "фольк-хистори" в сущности отражает социальный аспект медленного погружения большой части системы исторического знания в среду массовой культуры.

Поскольку в общественном сознании России роль творца в этой среде на данный момент оценивается не слишком высоко, ее представитель (представитель фольк-хистори, например) стремится всеми силами доказать, что он причастен к "высокой" культуре и науке; те, кто к ней действительно причастны, инстинктивно отталкиваются от подобного соседства. Но с финансовой точки зрения более крепкий мир массовой культуры дает в таком столкновении больше возможностей. Поэтому вместо естественного разделения социальных функций между двумя различными ветвями сообщества гуманитариев происходит агрессивное вытеснение элитарной культуры и в том числе фундаментальной научной истории с ее естественных позиций.

Что представляют собой те особые законы функционирования в рамках массовой культуры, которые доминируют в формировании характерных черт фольк-хистори? Массовая культура в общем и массовая литература в частности - дело в основе своей коммерческое. Эксплуатируются несколько простых сильных эмоций современного горожанина, которые в обычном состоянии не получают достаточного выхода: жажда романтических любовных переживаний, жажда риска, приключений, тяга ко всему сверхъестественному, мистическому, тайнам и загадкам, интерес к смерти. Отсюда два золотых каньона массовой литературы - темы катастроф и маньяков-убийц.

"Клиент" получает "товар" в достаточном количестве, чтобы расслабиться, вне зависимости от того, каким рынок массовых развлечений заставляет этот товар сделать и какие нормы человеческого общежития поставить под удар при его производстве.

Хочешь роскошной любви на Гавайях - НА любовь на Гавайях,

хочешь трупы вокруг тонущего "Титаника" - НА трупы,

хочешь хирурга-маньяка - НА хирурга-маньяка.

Массовая литература может нести прививку крепкой мужской дружбы, милосердия и благородства, точно так же как и прививку одного-единственного острого желания: выйти на улицу и дать ногой в зубы первому встречному.

Неважно, какую прививку она несет - на первом плане всегда была, есть и будет кассовость.

Со всеми этими задачами справлялись традиционные жанры массовой литературы -боевики всякого рода, "ужастики", дамские романы, вестерны...

Не прошло и десяти лет с тех пор, как в отечественном массолите появился новый жанр - фольк-хистори. Он оказался весьма перспективным с маркетинговой точки зрения. Гвоздь успеха - умело найденная новая эмоциональная ниша: страсть к заглядыванию в темный колодец великих цивилизаций древности. Историческая фактура в фольк-хистори препарирована таким образом, чтобы многомиллионные массы, пожелавшие вечером получить расслабление после тяжелых рабочих будней, потребляли ее с неменьшей охотой, чем чтиво о метких гангстерах и соблазнительных проститутках. Поэтому всякого рода точность здесь отходит на десятый план, уступая занимательности роль первой скрипки.

Для фольк-хистори характерно нежелание реконс<