Порфирий. Наваждение семнадцатое

НАВАЖДЕНИЕ № 17.

 

ПОРФИРИЙ. А, почтеннейший! Вот и вы… в наших краях… Ну, садитесь-ка, батюшка! Али вы, может, не любите, чтобы вас называли почтеннейшим и… батюшка, – этак накоротке. За фамильярность, пожалуйста, не сочтите… Вот сюда-с...

 

Раскольников сел, не сводя с него глаз.

 

РАСКОЛЬНИКОВ. Я вам принес эту бумажку… об часах-то… вот-с. Так ли написано или опять переписывать?

ПОРФИРИЙ. Что? Бумажка? Так, так… не беспокойтесь, так точно-с, – (проговорил, как бы спеша куда-то, Порфирий Петрович и, уже проговорив это, взял бумагу и просмотрел ее). – Да, точно так-с. Больше ничего и не надо…

РАСКОЛЬНИКОВ. (нервно) Вы, кажется, говорили вчера, что желали бы спросить меня… форменно… о моем знакомстве с этой… убитой?

ПОРФИРИЙ. (бормочет, похаживая взад и вперед около стола, но как-то без всякой цели, останавливаясь на месте и глядя на него прямо в упор) Да-да-да! Не беспокойтесь! Время терпит, время терпит-с... Успеем-с, успеем-с!.. А вы курите? Есть у вас? Вот-с, папиросочка-с… – (продолжал он, подавая гостю папироску). – Знаете, я принимаю вас здесь, а ведь квартира-то моя вот тут же, за перегородкой… казенная-с, а я теперь на вольной, на время. Поправочки надо было здесь кой-какие устроить. Теперь почти готово… казенная квартира, знаете, это славная вещь, – а? Как вы думаете?

РАСКОЛЬНИКОВ. (Почти с насмешкой, смотря на него). Да, славная вещь...

ПОРФИРИЙ. (как будто задумавшись вдруг о чем-то совсем другом) Славная вещь, славная вещь… – да! славная вещь! – (чуть не вскрикнул он под конец, вдруг вскинув глаза на Раскольникова и останавливаясь в двух шагах от него).

РАСКОЛЬНИКОВ. (Дерзко) А знаете что, ведь это существует, кажется, такое юридическое правило, такой прием юридический – для всех возможных следователей – сперва начать издалека, усыпить его осторожность, и потом вдруг, неожиданнейшим образом огорошить его в самое темя каким-нибудь самым роковым и опасным вопросом; так ли? Об этом, кажется, во всех правилах и наставлениях до сих пop свято упоминается?

ПОРФИРИЙ. Так, так… что ж, вы думаете, это я вас казенной-то квартирой того… а? (Он вдруг залился нервным, продолжительным смехом, волнуясь и колыхаясь всем телом и прямо смотря в глаза Раскольникову).

 

(Раскольников тотчас же пошел прямо к делу, встал с места и взял фуражку).

 

РАСКОЛЬНИКОВ. Порфирий Петрович, вы вчера изъявили желание, чтоб я пришел для каких-то допросов. (Он особенно упер на слово: допросов.) Я пришел, и если вам надо что, так спрашивайте, не то позвольте уж мне удалиться. Мне некогда, у меня дело…мне это все надоело-с, слышите ли, а если спрашивать, то не иначе как по форме-с! Иначе не дозволю; а потому покамест прощайте, так как нам вдвоем теперь нечего делать.

 

ПОРФИРИЙ. (мигом перестав смеяться) Господи! Да что вы это! Да об чем вас спрашивать, – да не беспокойтесь, пожалуйста,... время терпит, время терпит-с, и все это одни пустяки-с!... Да садитесь же, что вы?.. Пожалуйста, батюшка, а то подумаю, что вы рассердились…

 

(Раскольников молчал, слушал и наблюдал, все еще гневно нахмурившись. Он, впрочем, сел, но не выпуская из рук фуражки. Раскольников всё же положил фуражку, продолжая молчать и серьезно, нахмуренно вслушиваться в пустую и сбивчивую болтовню Порфирия.

 

ПОРФИРИЙ. Ну кто же, скажите, из всех подсудимых, не знает, что его, например, сначала начнут посторонними вопросами усыплять (по счастливому выражению вашему), а потом вдруг и огорошат в самое темя, обухом-то-с, хе! хе! хе! в самое-то темя, по счастливому уподоблению вашему!... Вы ведь в юристы готовитесь, Родион Романович?

РАСКОЛЬНИКОВ. Да, готовился…

ПОРФИРИЙ. Ну, так вот там, так сказать, и примерчик на будущее, – то есть не подумайте, чтоб я вас учить осмелился: эвона ведь вы какие статьи о преступлениях печатаете!… Ну зачем, спрошу, буду я преступника раньше срока беспокоить, хотя бы я и улики против него имел-с?... И какое мне в том беспокойство, что он несвязанный ходит по городу! Да пусть, пусть его погуляет пока, пусть; я ведь и без того знаю, что он моя жертвочка и никуда не убежит от меня!... И все будет, все будет около меня же круги давать, все суживая да суживая радиус, и – хлоп! Прямо мне в рот и влетит, я его и проглочу-с, а это уж очень приятно, хе-хе-хе. Вы не верите?… Да что это вы так побледнели, Родион Романович, не душно ли вам, не растворить ли окошечко?

РАСКОЛЬНИКОВ. О, не беспокойтесь, пожалуйста, – вскричал Раскольников и вдруг захохотал, – пожалуйста, не беспокойтесь!... Порфирий Петрович! Я, наконец, вижу ясно, что вы положительно подозреваете меня в убийстве этой старухи и ее сестры Лизаветы. С своей стороны, объявляю вам, что все это мне давно уже надоело. Если находите, что имеете право меня законно преследовать, то преследуйте; арестовать, то арестуйте. Но мучить себя я не позволю. Не позволю-c! слышите вы это, Порфирий Петрович? Не позволю!

ПОРФИРИЙ. Ах, господи, да что это опять! – (вскрикнул, по-видимому в совершенном испуге) Батюшка! Родион Романович! Родименький! Отец! Да что с вами?

РАСКОЛЬНИКОВ. Не позволю! – крикнул было другой раз Раскольников.

ПОРФИРИЙ. Батюшка, потише! Ведь услышат, придут! Ну что тогда мы им скажем, подумайте! – прошептал в ужасе Порфирий Петрович, приближая свое лицо к самому лицу Раскольникова.

РАСКОЛЬНИКОВ. Не позволю, не позволю! – машинально повторил Раскольников, но тоже вдруг совершенным шепотом.

ПОРФИРИЙ. Воздуху пропустить, свежего! Да водицы бы вам, голубчик, испить, ведь это припадок-с! (Он бросился к сидящим на стульях актерам и взял у них графин с водой). Батюшка, испейте...(Тот машинально поднес было его к губам, но, опомнившись, с отвращением поставил на стол). Да садитесь же, батюшка, присядьте ради Христа!...

РАСКОЛЬНИКОВ. Лжете вы все! Не верю я вам!

ПОРФИРИЙ. Экой же вы вертун!... Вы даже здравый взгляд на вещи изволили потерять. Да с вами, батюшка, и не сладишь; мономания какая-то в вас засела. Так не верите мне? А я вам скажу, что уж верите, уж на четверть аршина поверили, а я сделаю, что поверите и на весь аршин, потому истинно вас люблю и искренно добра вам желаю...

РАСКОЛЬНИКОВ. Я хочу знать: признаете ли вы меня окончательно свободным от подозрений или нет? Говорите, Порфирий Петрович, говорите положительно и окончательно, и скорее, сейчас!

ПОРФИРИЙ. Эк ведь комиссия! Ну, уж комиссия же с вами, – вскричал Порфирий с совершенно веселым, лукавым и нисколько не встревоженным видом. – Да и к чему вам знать, к чему вам так много знать, коли вас еще и не начинали беспокоить нисколько! Ведь вы как ребенок: дай да подай огонь в руки! И зачем вы так беспокоитесь? Зачем сами-то вы так к нам напрашиваетесь, из каких причин? А? хе-хе-хе!

РАСКОЛЬНИКОВ. Повторяю вам, – вскричал в ярости Раскольников, – что не могу дольше переносить…

ПОРФИРИЙ. (перебивая) Чего-с? Неизвестности-то?

РАСКОЛЬНИКОВ. Не язвите меня! Я не хочу!.. Говорю вам, что не хочу!.. Не могу и не хочу!.. Слышите! Слышите!

ПОРФИРИЙ. (шепотом) Да тише же, тише! Ведь услышат! серьезно предупреждаю: поберегите себя. Я не шучу-с!

 

Он схватил фуражку и пошел к дверям.

 

ПОРФИРИЙ. А сюрпризик-то не хотите разве посмотреть?

РАСКОЛЬНИКОВ. Какой сюрпризик? что такое?

ПОРФИРИЙ. Сюрпризик-с, вот тут, за дверью у меня сидит, хе-хе-хе! (Он указал пальцем на запертую дверь в перегородке, которая вела в казенную квартиру его.) – Я и на замок припер, чтобы не убежал.

РАСКОЛЬНИКОВ. Что такое? где? что?.. – Раскольников подошел было к двери и хотел отворить, но она была заперта.

ПОРФИРИЙ. Заперта-с, вот и ключ!

 

И в самом деле, он показал ему ключ, вынув из кармана.

 

РАСКОЛЬНИКОВ. (завопил и бросился на Порфирия) Лжешь ты все! Лжешь, полишинель проклятый!...Я все, все понимаю! – подскочил он к нему. – Ты лжешь и дразнишь меня, чтоб я себя выдал…

ПОРФИРИЙ. Да уж больше и нельзя себя выдать, батюшка Родион Романович. Ведь вы в исступление пришли. Не кричите, ведь я людей позову-с!

РАСКОЛЬНИКОВ. Лжешь, ничего не будет! Зови людей! Ты знал, что я болен, и раздражить меня хотел, до бешенства, чтоб я себя выдал, вот твоя цель! Нет, ты фактов подавай! Я все понял! У тебя фактов нет, у тебя одни только дрянные, ничтожные догадки!.. Ты знал мой характер, до исступления меня довести хотел, а потом и огорошить вдруг свидетелями да понятыми… Ты их ждешь? а? Чего ждешь? Где? Подавай!

ПОРФИРИЙ (прислушиваясь к дврям) Ну какие тут понятые-с, батенька! Вообразится человеку!

 

Действительно, в это время у самых дверей в другой комнате послышался как бы шум.

 

РАСКОЛЬНИКОВ. (воскликнул) А, идут! Ты за ними послал!.. Ты их ждал! Ты рассчитал… Ну, подавай сюда всех: понятых, свидетелей, чего хочешь… давай! Я готов! готов!..

 

Послышавшийся за дверью шум вдруг быстро увеличился, и дверь немного приотворилась.

ПОРФИРИЙ. (с досадой) Что такое? Ведь я предупредил…(На мгновение ответа не было, но видно было, что за дверью находилось несколько человек и как будто кого-то отталкивали. Встревожено) Да что там такое?

ГОЛОС. Арестанта привели, Николая.

ПОРФИРИЙ. (бросаясь к дверям) Не надо! Прочь! подождать!.. Зачем он сюда залез! Что за беспорядок!

ГОЛОС. Да он… (Секунды две не более происходила настоящая борьба; потом вдруг как бы кто-то кого-то с силою оттолкнул, и вслед за тем какой-то очень бледный человек шагнул прямо в кабинет Порфирия Петровича. За ним конвойный).

ПОРФИРИЙ. Прочь, рано еще! Подожди, пока позовут!.. Зачем его раньше привели? (Николай вдруг стал на колени)...(крикнул). Чего ты?

НИКОЛАЙ. Виноват! Мой грех! Я убивец!

ПОРФИРИЙ. Что такое?

НИКОЛАЙ. Я… убивец…

ПОРФИРИЙ. Как… ты… Как… Кого ты убил?

НИКОЛАЙ. (Он всё стоял на коленях). Алену Ивановну и сестрицу ихнюю, Лизавету Ивановну, я… убил… топором. Омрачение нашло…

 

Порфирий поглядел на стоявшего в углу Раскольникова, дико смотревшего на Николая, и направился было к нему, но вдруг остановился, посмотрел на него, перевел тотчас же свой взгляд на Николая, потом опять на Раскольникова, потом опять на Николая и вдруг, как бы увлеченный, опять набросился на Николая.

 

ПОРФИРИЙ. (почти со злобой) Ты мне что с своим омрачением-то вперед забегаешь? Я тебя еще не спрашивал: находило или нет на тебя омрачение… говори: ты убил?

НИКОЛАЙ. Я убивец… показание сдаю…

ПОРФИРИЙ. Э-эх! Чем ты убил?

НИКОЛАЙ. Топором. Припас.

ПОРФИРИЙ. Эх, спешит! Один? (Николай не понял вопроса). Один убил?

НИКОЛАЙ. Один. А Митька неповинен и всему тому непричастен.

ПОРФИРИЙ. Да не спеши с Митькой-то! Э-эх!..Как же ты, ну, как же ты с лестницы-то тогда сбежал? Ведь дворники вас обоих встретили?

НИКОЛАЙ. Это я для отводу… тогда… бежал с Митькой.

ПОРФИРИЙ. (злобно, как бы про себя Ну, так и есть! Не свои слова говорит! (вдруг опять увидал Раскольникова.)

ПОРФИРИЙ. (кинулся к нему) Родион Романович, батюшка!... Извините-с, этак нельзя-с; пожалуйте-с… вам тут нечего… я и сам… видите, какие сюрпризы!.. пожалуйте-с!.. (И, взяв его за руку, он показал ему на дверь).

РАСКОЛЬНИКОВ. Вы, кажется, этого не ожидали?

ПОРФИРИЙ. Да и вы, батюшка, не ожидали. Ишь ручка-то как дрожит! хе-хе!

РАСКОЛЬНИКОВ. Да и вы дрожите, Порфирий Петрович.

ПОРФИРИЙ. И я дрожу-с; не ожидал-с!.. (Они уже стояли в дверях. Порфирий нетерпеливо ждал, чтобы прошел Раскольников).

РАСКОЛЬНИКОВ. А сюрпризик-то так и не покажете?

ПОРФИРИЙ. Говорит, а у самого еще зубки во рту один о другой колотятся, хе-хе! Иронический вы человек! Ну-с, до свидания-с.

РАСКОЛЬНИКОВ. По-моему, так прощайте!

ПОРФИРИЙ. (пробормотал Порфирий с искривившеюся как-то улыбкой). Как бог приведет-с, как бог приведет-с!… (Раскольников уходит, но Порфирий останавливает его) Одно словцо-с, Родион Романович; там насчет всего этого прочего как бог приведет, а все-таки по форме кой о чем придется спросить-с… так мы еще увидимся, так-с...Так-с?...

РАСКОЛЬНИКОВ. (c форсом) А вы меня, Порфирий Петрович, извините насчет давешнего… я погорячился.

ПОРФИРИЙ. (почти радостно) Ничего-с, ничего-с… Я и сам-то-с… Ядовитый характер у меня, каюсь, каюсь! Да вот мы увидимся-с. Если бог приведет, так и очень и очень увидимся-с!..Теперь на именины-с

РАСКОЛЬНИКОВ. На похороны-с.

ПОРФИРИЙ. Да бишь, на похороны! Здоровье-то свое берегите, здоровье-то-с…

РАСКОЛЬНИКОВ. А уж и не знаю, чего вам пожелать с своей стороны! пожелал бы больших успехов, да ведь видите, какая ваша должность комическая!

ПОРФИРИЙ. Почему же комическая-с? – тотчас навострил уши Порфирий Петрович, тоже повернувшийся было уйти.

РАСКОЛЬНИКОВ. Да как же, вот этого бедного Миколку вы ведь как, должно быть, терзали и мучили, психологически-то, на свой манер, покамест он не сознался; день и ночь, должно быть, доказывали ему: «ты убийца, ты убийца…», – ну, а теперь, как он уж сознался, вы его опять по косточкам разминать начнете: «Врешь, дескать, не ты убийца! Не мог ты им быть! Не свои ты слова говоришь!» Ну, так как же после этого должность не комическая?

ПОРФИРИЙ. А таки заметили, что я сказал сейчас Николаю, что он «не свои слова говорит»?

РАСКОЛЬНИКОВ. Как не заметить?

ПОРФИРИЙ. Остроумны, остроумны-с. Все-то замечаете! Настоящий игривый ум-с! И самую-то комическую струну и зацепите… хе-хе! Это ведь у Гоголя, из писателей, говорят, эта черта была в высшей-то степени?

РАСКОЛЬНИКОВ. Да, у Гоголя.

ПОРФИРИЙ. Да-с, у Гоголя-с… до приятнейшего свидания-с.

РАСКОЛЬНИКОВ. До приятнейшего свидания…

 

 

Переход света. Музыкальный акцент. Звуки вьюги.. Арестантская мелодия. В луче света на табурете сидит Раскольников. Он вспоминает.

 

ПОРФИРИЙ. На вопросы же, что именно побудило Раскольникова явиться с повинною, прямо отвечал…

РАСКОЛЬНИКОВ. Чистосердечное раскаяние.

 

Шум зала…

 

ПОРФИРИЙ. Все это было почти уже грубо….

 

Шум зала постепенно стихает…Переход света.

№ 39. Музыкальный акцент.