Военная и кавказская тема в творчестве Толстого

В 1848-1851 годах деревенское уединение Льва Николаевича Толстого чередовалось с периодами шумной, как сам Толстой определял, «безалаберной» столичной жизни – в Москве, в Петербурге.

Литературные занятия все больше привлекают Толстого, он задумывает повесть «из цыганского быта», но рассеянная светская жизнь мешает сосредоточенному труду. Недовольство собой, желание круто переменить жизнь, сменить пустую болтовню светских гостиных на настоящее дело привели его к внезапному решению уехать на Кавказ.

Николай Николаевич, возвращаясь в полк, предложил брату ехать с ним, и они отправились. 30 мая 1851 года Толстые прибыли в казачью станицу на левом берегу Терека – Старогладковскую. Здесь началась военная служба Льва Николаевича. В те времена служба на Кавказе была опасной: шла война с отрядами горцев, объединившихся под предводительством Шамиля. Однажды Толстой чуть не попал в плен к чеченцам, когда их отряд двигался из крепости Воздвиженскую в Грозную.

Под Толстым была очень резвая лошадь, и он мог легко ускакать. Но он не оставил приятеля Садо Мисербиева, мирного чеченца, лошадь которого отставала. Они удачно отбились и прискакали в Грозную за подкреплением.

В офицерском обществе, не отличавшемся высокими духовными интересами, Лев Николаевич чувствовал себя одиноко. Его больше привлекали солдаты, в них он сумел оценить простоту, доброе сердце, стойкость и мужество. Но особенно привлекательна была для него вольная жизнь казаков. Он подружился со старым кзаком-охотником Епифаном Сехиным, слушал и записывал его рассказы, казачьи песни.Черты Епифана Сехина запечатлены в образе дяди Ерошки в «Казаках» (повесть начата на Кавказе, закончена в 1862 году).

На Кавказе Толстой испытал сильную страсть к казачке, описанной в повести «Казаки» под именем Марьяны. Здесь на Кавказе, определенно обрисовались многие черты, характеризующие зрелого Толстого как мыслителя и художника. Он много читал.

«У меня есть книги, занятия и досуг, потому что никто не приходит беспокоить меня, так что в общем я не скучаю», - писал он из Тифлиса в 1851 г.

Военная служба не могла занять Толстого всецело. Чувство смятения, недовольство собой не покидают его и на Кавказе. В день рождения 28 августа 1852 года, Толстой записывает в Дневнике: «Мне 24 года, а я еще ничего не сделал. Я чувствую, что недаром вот уже восемь лет, борюсь с сомнением и страстями. Но на что я назначен? Это откроет будущность». Случилось так, что на следующий день он получил из Петербурга письмо Н. А. Некрасова, содержащее похвалу рукописи его первой законченной повести «Детство»: «Я прочел вашу рукопись. Она имеет в себе настолько интереса, что я ее напечатаю. Не зная продолжения, не могу сказать решительно, но мне кажется, что в авторе есть талант. Во всяком случае направление автора, простота и действительность содержания составляют неотъемлемые достоинства этого произведения».

На Кавказе Толстой сделал свой самый главный выбор в жизни – он стал писателем.

«…Помните, добрая тетенька, что когда-то вы посоветовали мне писать романы; так вот я послушался вашего совета – мои занятия, о которых я вам говорю, литературные. Не знаю, появится ли когда в свет то, что я пишу, но меня забавляет эта работа» - так писал Толстой с Кавказа в Ясную Поляну Татьяне Александровне Ергольской. Он задумал роман «Четыре эпохи развития» в котором хотел изобразить процесс духовного роста человека, «резко обозначить характеристические черты каждой эпохи жизни: в детстве теплоту и верность чувства; в отрочестве скептицизм, в юности красоту чувств, развитие тщеславия и неуверенность в самом себе».

На Кавказе написана первая часть задуманного романа – «Детство»; позднее были созданы «Отрочество» (1854) и «Юность» (1856); четвертая часть – «Молодость» осталась ненаписанной. Там же были написаны «Святочная ночь» («Как гибнет любовь»), «Записки маркера», по свежим впечатлениям, основываясь на собственном опыте, он начал писать военные рассказы: «Набег», «Рубка леса», начаты «Роман русского помещика», «Казаки», «Дневник кавказского офицера».

В период пребывания Толстого на Кавказе идея человеческого единения столкнулась в условиях войны с одним из самых глубоких и трагических противоречий исторической жизни человечества. Осмысление причин, порождающих войны, приводит Толстого к постановке вопроса о совести и нравственной чистоте (настоящей и ложной) и патриотизме (истинном и мнимом). Психология войны – в центре рассказов «Набег» и «Рубка леса». В характеристиках трех преобладающих типов солдат Толстой высвечивает начало, единящее и «покорных», и «отчаянных», и «начальствующих», проявляющееся по-разному в каждом из этих разрядов солдат. Оно заявляет о себе несокрушимым спокойствием, необычайной честностью и презрением ко всяким превратностям судьбы (в разряде «покорных»), благородством и высокими поэтическими порывами (в разряде» начальствующих»), непоколебимой веселостью, огромной способностью ко всему, благородством натуры и удалью (в разряде «отчаянных»). Именно в солдатах Толстой находит проявление силы и достоинства человеческого характера.

В истории творческой работы Толстого над кавказскими мотивами можно отметить, по нашему мнению, три периода.

К первому периоду мы относим те произведения, которые были написаны или начаты им на Кавказе, под непосредственным впечатлением виденного и пережитого там. Произведения эти следующие: "Набег" (1852), "Рубка леса" (1855), "Встреча в отряде с московским знакомым" (1856) и "Казаки" (1863). Характерная черта произведений данного периода — глубокая автобиографичность. Особенно много личных мотивов вложено в повесть "Казаки". Канва этой повести, как установлено биографами, во многом совпадает с действительными фактами жизни писателя: отъезд Оленина из Москвы, неудовлетворенность пустой светской жизнью, стремление к нравственному обновлению, приезд в гребенскую станицу, сближение с казаками, дружба с охотником Ерошкой, увлечение молодой казачкой, мечты о браке с нею и об "опрощении" — все это, не говоря о второстепенных подробностях повествования, живо напоминает нам самого Толстого.

Ко второму периоду относятся рассказы для детей, написанные в зрелую пору творчества — цикл хрестоматийпых очерков о Бульке и Мильтоне и "Кавказский пленник". В художественном отношении чрезвычайно ценен "Кавказский пленник". В этом рассказе примечательны следующие черты — ослабление автобиографических мотивов, стремление к полной объективности, усиление интереса к изображению горского быта, продолжение борьбы с романтической традицией. В самом деле, поводом к написанию этого произведения послужил подлинный случай из жизни самого Толстого — встреча с чеченцами, едва не закончившаяся пленением его и верного спутника — Садо; однако подробности личного характера здесь не подчеркнуты. Главная цель автора — правдивое описание горской жизни. Мотив любви, выступавший у Пушкина и Лермонтова в аналогичном сюжете на первый план, заменен здесь мотивом дружбы (дружба Жилина и Дины). Здесь на первом плане — изображение внешнего быта горцев, их обычаев. Толстой описывает их жилище, одежду, еду, обряд похорон, обращение с пленными и прочее.

Третий период — пора писания "Хаджи-Мурата" (1896— 1904). Образ Хаджи-Мурата давно привлекал внимание Толстого. Впервые имя кавказского героя встречаем у Толстого в письме от 23 декабря 1851 г. Л. Толстой писал своему брату Сергею Николаевичу из Тифлиса: "Если хочешь щегольнуть известиями с Кавказа, то можешь рассказывать, что второе лицо после Шамиля, некто Хаджи-Мурат, на днях передался русскому правительству. Это был первый лихач (джигит) и молодец во всей Чечне, а сделал подлость".

В Хаджи-Мурате, как видно из этих строк, Толстого поразили две особенности — героизм и способность к измене. Образ Хаджи-Мурата всплывает перед Толстым десять лет спустя, в период педагогической работы.

Лишь в 1896 г. Толстой берется за создание повести, толчком к написанию которой был известный случай, описанный им в дневнике: "Вчера иду по предвоенному черноземному пару. Пока глаз окинет, ничего, кроме черной земли, — ни одной зеленой травки; и вот на краю пыльной, серой дороги куст татарника (репья). Три отростка: один сломан, и белый, загрязненный цветок висит; другой сломан и забрызган грязью черной, стебель надломлен и загрязнен; третий отросток торчит вбок, тоже черный от пыли, но все еще жив и в серединке краснеется. Напомнил Хаджи-Мурата. Хочется написать. Отстаивает жизнь до последнего, и один среди всего поля, хоть как-нибудь, да отстоял ее".

"И мне вспомнилась одна давнишняя кавказская история, часть которой я видел, часть слышал от очевидцев и часть вообразил себе. Эта история, как она сложилась в моем воспоминании и воображении, вот какая", - говорит Толстой в прологе "Хаджи-Мурата"

Отметим ряд черт, которые сближают повесть "Хаджи-Мурат" с его ранними кавказскими произведениями и свидетельствуют об устойчивости стилистических приемов Толстого и тяготении его к излюбленным образам и идеям.

Мотив измены горца, легший в основу "Хаджи-Мурата", впервые затронут Толстым в "Кавказском пленнике".

— Это большой человек! — рассказывал Жилину хозяин про одного старика. — Он первый джигит был, он много русских побил, богатый был. У него было три жены и 8 сынов. Все жили в одной деревне. Пришли русские, разорили деревню и семь сыновей убили. Один сын остался и передался русским. Старик поехал и сам передался русским. Пожил у них три месяца, нашел там своего сына, сам убил его и бежал.

Описывая наружность Хаджи-Мурата, автор отмечает одну из привлекательных черт — улыбку, которая сразу располагала в пользу Хаджи-Мурата всех, с кем он встречался.

"Хаджи-Мурат ответил улыбкой на улыбку, и улыбка эта поразила Полторацкого своим детским добродушием. Полторацкий никак не ожидал видеть таким этого страшного горца. Он ожидал мрачного, сухого, чуждого человека, а перед ним был самый простой человек, улыбающийся такой доброй улыбкой, что он казался давно знакомым приятелем".

Такое же впечатление эта улыбка произвела на княгиню Марью Васильевну Воронцову: "Улыбка его понравилась Марье Васильевне так же, как и Полторацкому".

Исторический уклон, не занимавший в прежних кавказских произведениях большого места, выступает в новой повести на первый план. В "Казаках" Толстой ограничился краткой справкой о причинах, повлиявших на заселение берега Терека гребенцами и на склад их характера. В Хаджи-Мурате автор стремится воспроизвести с наибольшей полнотой историческую обстановку, воскресить исторические образы с документальной правдивостью и тщательностью.

Преемственная связь "Хаджи-Мурата" с прежними кавказскими произведениями Толстого заключается, конечно, не только в этих деталях. Толстой и в последней кавказской повести продолжает борьбу с романтикой, с "марлинизмом", сохранившимися в современной ему литературе, например в кавказских романах Немировича-Данченко. Обычный романтический мотив — любовь — не имеет здесь первостепенного значения; в "Хаджи-Мурате", как и в "Кавказском пленнике" того же автора, любовь заменена дружбой Хаджи-Мурата и Марьи Дмитриевны.

Автобиографические мотивы не занимают значительного места, хотя воспоминания о Кавказе порою сильно овладевали им в пору работы над "Хаджи-Муратом". В феврале 1897 г. Толстой отмечает в дневнике: "45 лет тому назад был в сражении". Личные черты можно подметить в Бутлере, но в общем автор стремится к объективности, сильно выявленной уже в «Кавказском пленнике».

Военная служба тяготит Толстого. Но его прошение об отставке удовлетворяется лишь после службы в Дунайской армии (1854) и пребывания в осажденном Севастополе, куда его переводят в ноябре 1854 года

С Доном и его людьми судьба сталкивала Льва Николаевича Толстого не раз. В начале творческого пути он едва не замерз в верхнедонских степях в январе 1854 года, когда он покинул Кавказ, где начал службу, чтобы после побывки дома, в Ясной Поляне, отправиться на театр Крымской войны в Дунайскую армию, а потом в осажденный Севастополь.

К предстоящей поездке Лев Николаевич готовился основательно: купил шубу, шапку, тулуп, бурку, бешмет. Правда, ругал себя за «необдуманные лишние расходы». Однако зима в наших краях, через которые он ехал, выдалась суровой, с крепкими морозами, колючим ветром, затяжными метелями, и «необдуманные» покупки обернулись разумной предусмотрительностью. Запись в дневнике: «Был в дороге, 24-го в Белгородцевской, 100 верст от Черкасска, плутал целую ночь, мне пришла мысль написать рассказ «Метель». Блуждания среди расходившейся стихии и составили сюжет произведения.

Толстой помимо «Метели» создал немало произведений, так или иначе связанных с Доном и его людьми. Это «Шат и Дон», «Ермак», «Посмертные записки старца Федора Кузьмича» и другие. Немало страниц «Войны и мира» отведено донцам. В нем отмечены высокие воинские качества казаков, их лихость и отчаянная храбрость наряду с гуманностью и великодушным отношением к поверженному врагу. Характерна в этом отношении сценка с пленным молодым французским барабанщиком, которого наши земляки обогрели, накормили и на свой лад из Винсента переименовали в Ваню.

Не обойдены в творчестве писателя казачий атаман Платов, предводители казачьей вольницы Стенька Разин, Булавин. В рассказе «Как тетушка рассказывала бабушке о том, как ей разбойник Емелька Пугачев дал гривенник» можно прочесть, как добрая нянька помещичьих детей, оставленных на ее попечение, при появлении отрядов Пугачева переодела их в крестьянскую одежду и выдала за своих внучек. Пугачев, войдя в горницу, подозвал старшую девочку, взял за щеку и со словами «Вишь, белолицая какая, красавица будет» вынул из кармана горсть серебра, выбрал гривенник и дал ей.

«Гривенник тот, что дал мне Пугачев, — заключает рассказ тетушка, — я до сих пор храню».

Был у Льва Николаевича замысел написать роман об Азовском походе Петра I.

Смолоду и до последних дней Толстой интересовался Донщиной, ее самобытностью, казачьими вольностями. И в дневнике появляется такая запись.

«Вся история России сделана Казаками. Недаром нас зовут европейцы казаками. Народ Казаками желает быть»… Сказано это было в том смысле, что русский народ стремится к свободе, воле и справедливости.

И последнюю свою поездку Толстой наметил из Ясной Поляны в Ростов-на-Дону. Но не доехал: больного, его сняли с поезда на станции Астапово, где он и умер.