Ленин В. И. Полное собрание сочинений том 29 конспект книги Маркса и Энгельса святое семейство

I

КОНСПЕКТЫ И ФРАГМЕНТЫ

КОНСПЕКТ КНИГИ МАРКСА И ЭНГЕЛЬСА «СВЯТОЕ СЕМЕЙСТВО»1

Написано не ранее 25 апреля (7 мая) — не позднее 7 (19) сентября 1895 г.

Впервые напечатано в 1930 г. в Ленинском сборнике XII

Печатается по рукописи

СВЯТОЕ СЕМЕЙСТВО, ИЛИ КРИТИКА КРИТИЧЕСКОЙ КРИТИКИ2

ПРОТИВ БРУНО БАУЭРА И КОМПАНИИ

ФРИДРИХА ЭНГЕЛЬСА И КАРЛА МАРКСА

ФРАНКФУРТ-НА-МАЙНЕ ЛИТЕРАТУРНОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО (И. РЮТТЕН) 1845

Маленькая книжечка, формата в восьмушку писчего листа, состоит из предисловия (стр. III — IV) * [7—8]** (подпись: Париж, сентябрь 1844), оглавления (V—VIII стр.) [646—648] и текста (стр. 1—335) [9—230], разделенного на 9 глав (Kapitel). Главы I, II, III написаны Энгельсом, главы V, VIII и IX — Марксом, главы IV,VI и VII — обоими, причем, однако, каждый особо подписывал написанный им § или абзац главы, снабженный особым заголовком. Все эти заголовки — сатирические до «критического превращения мясника в собаку» включительно (так озаглавлен § 1 главы VIII-ой). Энгельсу принадлежат страницы 1—17 [9—21] (I, II,III главы и § 1 и 2 в главе IV), 138—142 [101—104] (§ 2ав VI главе), 240—245 [167-170] (§ 2Ь в VII главе): т. е.. 26 страниц из 335.

Первые главы — сплошная критика слога (в с я (!)I глава, стр. 1—5 [911]) «Литературной Газеты» [«Allge meine Literatur Zeitung» von Bruno Bauer — предисловие говорит, что против ее первых 8 выпусков и направляется критика Маркса и Энгельса], критика ее извращений истории (глава II, стр. 5—12 [12—17], специально английской истории), критика ее тем

____________

* F. Engels und К. Marx. Die heilige Familie, Oder Kritik der kritischen Kritik. Frankfurt a. M., 1845. Ред.

** К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, 2 изд., т. 2. Ред.

(глава III, 13—14 [18—19], высмеивание Grundlichkeit *изложения какого-то спора г-на Nauwerk'a с берлинским философским факультетом 3), критика рассуждений о любви (глава IV, 3, — Маркс), критика изложения Прудона в «Литературной Газете» (IV, 4, — Proudhon, стр. 22 [25] u. ff. bis ** 74 [59]4. В начале тут масса поправок перевода: смешали-де formule et signification ***, перевели justice — Gerechtigkeit вместо Rechtspraxisetc. ****). За этой критикой перевода (Маркс называет это — Charakterisierende Ubersetzung № I, II u. s. w. *****) следует Kritische Randglosse № I u. s. w. ******, где Маркс защищает Прудона от критиков «Литературной Газеты», противопоставляя спекуляции свои явно социалистические идеи.

Тон Маркса по отношению к Прудону очень хвалебный (хотя есть небольшие оговорки, например ссылка на «Umrisse zu einer Kritik der Nationalokonomie» Энгельса в «DeutschFranzosische Jahrbucher» 5).

Маркс подходит здесь от гегелевой философии к социализму: переход наблюдается явственно — видно, чем уже овладел Маркс и как он переходит к новому кругу идей.

«Политическая экономия, принимающая отношения частной собственности за человеческие и разумные, непрерывно впадает в противоречие со своей основной предпосылкой — частной собственностью, в противоречие, подобное тому, в которое впадает теолог, когда он, постоянно истолковывая религиозные представления на человеческий лад, тем самым беспрестанно грешит против своей основной предпосылки — сверхчеловечности религии. Так в политической экономии заработная плата вначале выступает как причитающаяся труду пропорциональная доля в продукте. Заработная плата и прибыль на капитал стоят друг к другу в самых

___________

* — основательности. Ред.

** — und folgende bis — и следующие до. Ред.

*** — формулу и значение. Ред.

* * * * — справедливость вместо юридической практики и т. д. Ред.

***** — характеризующий перевод № I, II и т. д. Ред,

****** — критический комментарий К I а I. д. Ред,

дружественных, взаимно благоприятствующих, по видимости в самых что ни на есть человечных отношениях. Впоследствии же оказывается, что отношения эти —самые наивраждебные, что заработная плата находится в обратном отношении к прибыли на капитал. Стоимости сначала дается по видимости разумное определение: она определяется издержками производства вещи и общественной полезностью последней. Впоследствии же оказывается, что стоимость есть чисто случайное определение, не стоящее ни в каком отношении ни к издержкам производства, ни к общественной полезности. Величина заработной платы определяется сначала как результат свободного соглашения между свободным рабочим и свободным капиталистом. Впоследствии же оказывается, что рабочий вынужден согласиться на определение заработной платы капиталистом, последний же вынужден держать заработную плату на возможно более низком уровне. Место свободы договаривающейся Parthei *» [именно так пишется это слово в данной книге] «заняло принуждение. Таким же образом обстоит дело с торговлей и со всеми прочими экономическими отношениями. Иногда сами экономисты чувствуют эти противоречия, и раскрытие этих противоречий составляет главное содержание ведущейся между экономистами борьбы. Но в тех случаях, когда эти противоречия так или иначе осознаются экономистами, последние сами нападают на частную собственность в какой нибудь из ее частных форм, обвиняя те или иные частные формы ее в фальсификации разумной самой по себе, именно в их представлении, заработной платы, разумной самой по себе стоимости, разумной самой по себе торговли. Так, Адам Смит нападает иногдана капиталистов, Дестют де Траси — на банкиров, Симонд де Сисмонди — на фабричную систему, Рикардо — на земельную собственность, почти все новейшие экономисты — на непромышленных капиталистов, в лице которых частная собственность выступает только как потребитель.

__________

* — партии, стороны. Ред.

Таким образом, экономисты иногда в виде исключения отстаивают видимость человечного в экономических отношениях — особенно тогда, когда они нападают на какое-нибудь специальное злоупотребление, — но чаще всего они берут эти отношения как раз в их явно выраженном отличии от человечного, в их строго экономическом смысле. Не сознавая этого противоречия и шатаясь из стороны в сторону, они не выходят за его пределы.

Прудон раз навсегда положил конец этой бессознательности. Он отнесся серьезно к человечной видимости экономических отношений и резко противопоставил ей их бесчеловечную действительность. Он заставил их в действительности быть тем, чем они являются в их собственном представлении о себе, или, вернее, он заставил их отказаться от этого представления о себе и признать свою действительную бесчеловечность. Он поэтому вполне последовательно изобразил в качестве фактора, фальсифицирующего экономические отношения, не тот или иной вид частной собственности в отдельности, как это делали остальные экономисты, а частную собственность просто, в ее всеобщности. Он сделал все, что может сделать критика политической экономии, оставаясь на политико-экономической точке зрения» (36—39) [3436].

Упрек Эдгара (Edgar — из «Литературной Газеты»),что Прудон делает «божество» из «справедливости», Маркс отодвигает тем, что де сочинение Прудона1840го года не стоит на «штандпункте * немецкого развития 1844 года» (39) [36], что это общий грех французов, что надо припомнить и прудоновскую ссылку на отрицание, осуществляющее справедливость, — ссылку, позволяющую отделаться и от этого абсолюта в истории(um auch dieses Absoluten in der Geschichte uberhobenzu sein — в конце 39 стр.). «Если Прудон не доходит до этого последовательного вывода, то этим он обязан тому печальному обстоятельству, что он родился французом, а не немцем» (39—40) [36].

__________

* — точке зрения. Ред.

Далее следует Критический комментарий № II(4046) [37—41], очень рельефно выдвигающий почти уже сложившийся взгляд Маркса на революционную роль пролетариата.

«Существующая до сих пор политическая экономия отправляясь от факта богатства, создаваемого движением частной собственности якобы для народов, приходила к апологии частной собственности. Прудон отправляется от противоположного факта, софистически завуалированного в политической экономии, от факта бедности, создаваемой движением частной собственности, и приходит к выводам, отрицающим частную собственность. Первая критика частной собственности исходит, естественно, из того факта, в котором полная противоречий сущность частной собственности проявляется в самой осязательной, самой кричащей, непосредственно самой возмутительной для человеческого чувства форме, из факта бедности, нищеты» (41) [37].

«Пролетариат и богатство — это противоположности. Как таковые они образуют некоторое единое целое. Они оба порождены миром частной собственности. Весь вопрос в том, какое определенное положение каждый из этих двух элементов занимает в рамках антагонизма. Недостаточно объявить их двумя сторонами единого целого.

Частная собственность как частная собственность, как богатство, вынуждена сохранять свое собственное существование, а тем самым и существование своей противоположности — пролетариата. Это — положительная сторона антагонизма, удовлетворенная в себе самой частная собственность.

Напротив, пролетариат как пролетариат вынужден упразднить самого себя, а тем самым и обусловливающую его противоположность — частную собственность, — делающую его пролетариатом. Это — отрицательная сторона антагонизма, его беспокойство внутри него самого, упраздненная и упраздняющая себя частная собственность.

Имущий класс и класс пролетариата представляют одно и то же человеческое самоотчуждение. Но первый класс чувствует себя в этом самоотчуждении удовлет-

воренным и утвержденным, воспринимает отчуждение как свидетельство своего собственного могущества и обладает в нем видимостью человеческого существования. Второй же класс чувствует себя в этом отчуждении уничтоженным, видит в нем свое бессилие и действительность нечеловеческого существования. Класс этот, употребляя выражение Гегеля, есть в рамках отверженности возмущение против этой отверженности, возмущение, которое в этом классе необходимо вызывается противоречием между его человеческой природой и его жизненным положением, являющимся откровенным, решительными всеобъемлющим отрицанием этой самой природы.

Таким образом, в пределах всего антагонизма частный собственник представляет собой консервативную сторону, пролетарий — разрушительную. От первого исходит действие, направленное на сохранение антагонизма, от второго — действие, направленное на его уничтожение.

Правда, частная собственность в своем экономическом движении сама толкает себя к своему собственному упразднению, но она делает это только путем независящего от нее, бессознательного, против ее воли происходящего и природой самого объекта обусловленного развития, только путем порождения пролетариата как пролетариата, — этой нищеты, сознающей свою духовную и физическую нищету, этой обесчеловеченности, сознающей свою обесчеловеченность и потому самое себя упраздняющей. Пролетариат приводит в исполнение приговор, который частная собственность, порождая пролетариат, выносит себе самой, точно так же как он приводит в исполнение приговор, который наемный труд выносит самому себе, производя чужое богатство и собственную нищету. Одержав победу, пролетариат никоим образом не становится абсолютной стороной общества, ибо он одерживает победу, только упраздняя самого себя и свою противоположность. С победой пролетариата исчезает как сам пролетариат, так и обусловливающая его противоположность—частная собственность.

Если социалистические писатели признают за пролетариатом эту всемирно-историческую роль, то это

никоим образом не происходит от того, что они, как уверяет нас критическая критика, считают пролетариев богами. Скорее наоборот. Так как в оформившемся пролетариате практически закончено отвлечение от всего человеческого, даже от видимости человеческого; так как в жизненных условиях пролетариата все жизненные условия современного общества достигли высшей точки бесчеловечности; так как в пролетариате человек потерял самого себя, однако вместе с тем не только обрел теоретическое сознание этой потери, но и непосредственно вынужден к возмущению против этой бесчеловечности велением неотвратимой, не поддающейся уже никакому прикрашиванию, абсолютно властной нужды, этого практического выражения необходимости, — именно поэтому пролетариат может и должен сам себя освободить. Но он не может освободить себя, не уничтожив своих собственных жизненных условий. Он не может уничтожить своих собственных жизненных условий, не уничтожив всех бесчеловечных жизненных условий современного общества, сконцентрированных в его собственном положении. Он не напрасно проходит суровую, но закаляющую школу труда. Дело не в том, в чем в данный момент видит свою цель тот или иной пролетарий или даже весь пролетариат. Дело в том, что такое пролетариат на самом деле, и что он, сообразно этому своему бытию, исторически вынужден будет делать. Его цель и его историческое дело самым ясным и непреложным образом предуказываются его собственным жизненным положением, равно как и всей организацией современного буржуазного общества. Нет надобности распространяться здесь о том, что значительная часть английского и французского пролетариата уже сознает свою историческую задачу и постоянно работает над тем, чтобы довести это сознание до полной ясности» (42—45) [38—40].

КРИТИЧЕСКИЙ КОММЕНТАРИЙ № 3

«Г-ну Эдгару должно быть известно, что г-н Бруно Бауэр положил в основу всех своих рассуждений бесконечное самосознание» и принцип этот рассматривал

как творческий принцип даже евангелий, своей бесконечной бессознательностью, казалось бы, прямо противоречащих бесконечному самосознанию. Точно так же Прудон рассматривает равенство как творческий принцип прямо противоречащей ему частной собственности. Если г-н Эдгар на минуту сравнит французское равенство с немецким самосознанием, он найдет, что последний принцип выражает по-немецки, т. е. в формах абстрактного мышления, то, что первый выражает по-французски, т. е. на языке политики и мыслящего созерцания. Самосознание есть равенство человека с самим собой в сфере чистого мышления. Равенство есть осознание человеком самого себя в сфере практики, т. е. осознание человеком другого человека как равного себе и отношение человека к другому человеку как к равному. Равенство есть французское выражение для обозначения единства человеческой сущности, для обозначения родового сознания и родового поведения человека, практического тождества человека с человеком, т. е. для обозначения общественного, или человеческого, отношения человека к человеку. Поэтому, подобно тому как разрушительная критика в Германии, прежде чем дойти, в лице Фейербаха, до рассмотрения действительного человека, старалась разделаться совсем определенным и существующим при помощи принципа самосознания, — подобно этому разрушительная критика во Франции старалась достигнуть того же при помощи принципа равенства» (48—49) [42—43].

«Мнение, что философия есть абстрактное выражение существующего положения вещей, принадлежит, по-своему происхождению, не господину Эдгару, а Фейербаху, который впервые охарактеризовал философию как спекулятивную и мистическую эмпирию и доказал это» (49—50) [43].

««Мы снова и снова возвращаемся к тому же...Прудон пишет в интересах пролетариев» *. Да, его побуждает писать не интерес самодовлеющей критики, не абстрактный, искусственно созданный интерес,

__________

* Это Марксова цитата из Эдгара.

а массовый, действительный, исторический интерес, —такой интерес, который ведет дальше простой критики, интерес который приведет к кризису. Прудон не только пишет в интересах пролетариев: он сам пролетарии, ouvrier* Его произведение есть научный манифест французского пролетариата и имеет поэтому совершенно иное историческое значение, нежели литературная стряпня какого-нибудь критического критика»(52—53) [45].

«Желание Прудона упразднить неимение и старую форму имения вполне тождественно с его желанием упразднить практически отчужденное отношение человека к своей предметной сущности, упразднить политико-экономическое выражение человеческого самоотчуждения. Но так как его критика политической экономии все еще остается во власти предпосылок политической экономии, то обратное завоевание предметного мира само еще выступает у Прудона в политико-экономической форме владения.

Критическая критика заставляет Прудона противопоставлять неимению — имение; Прудон же, напротив, противопоставляет старой форме имения — частной собственности — владение. Он объявляет владение «общественной функцией». В функции же «интерес» направлен не на то, чтобы «исключить» другого, а на то, чтобы приложить к делу и реализовать свои собственные силы, силы своего существа.

Прудону не удалось дать этой своей мысли соответствующее ей развернутое выражение. Представление о «равном владении» есть политико-экономическое, следовательно — все еще отчужденное выражение того положения, что предмет, как бытие для человека, как предметное бытие человека, есть в то же время наличное бытие человека для другого человека, его человеческое отношение к другому человеку, общественное отношение человека к человеку. Прудон преодолевает политико-экономическое отчуждение в пределах политико-экономического отчуждения» (54—55) [4647]

__________

* — Рабочий. Ред,

Это место характерно в высшей степени, ибо показывает, как Маркс подходит к основной идее всей своей «системы», sit venia verbo*, — именно к идее общественных отношений производства.

Как мелочь, отметим, что на стр. 64 [52] Маркс посвящает 5 строк тому, что «критическая критика» переводит marechal — «Marschall» вместо,. Hufschmied» **.Очень интересны стр. 65—67 [53—55] (Маркс подходит к теории трудовой стоимости); стр. 70—71 [56—57] (ответ Маркса Эдгару на упрек, что Прудон путает, говоря, что рабочий не может выкупить своего продукта), 71—72 и 72—73 [57—58] (мечтательный, идеалистический, «эфирный» (atherisch) социализм — и «массовидный» социализм и коммунизм).

Стр. 76 [61]. (1ый абзац 1-ого §-фа: Фейербах раскрыл действительные тайны, Шелига6 — vice versa ***).

Стр. 77 [61]. (Последний абзац: устарелость наивного отношения богатых и бедных: «si le riche 1еsavait!» ****).

Стр. 79—85 [62—67]. (Все эти 7 страниц целиком крайне интересны. Это § 2: «Тайна спекулятивной конструкции» — критика спекулятивной философии с известным примером «плода» — der Frucht — критика, прямо направленная и против Гегеля. Тут же крайне интересное замечание, что Гегель «очень часто» внутри спекулятивного изложения дает действительное изложение, захватывающее самый предмет — die Sасhе selbst.)

Стр. 92, 93 [71, 72] — отрывочные замечания против Degradierung der Sinnlichkeit *****.

Стр. 101 [76]. «Он» (Szeliga) «не способен... видеть, что промышленность и торговля создают совершенно иного рода универсальные царства, чем хриcтиан-

_______

* — да будет позволено так сказать. Ред.

* * — «маршал» вместо «кузнец». Ред.

*** — наоборот. Ред.

**** — «если бы богатый это знал». Ред.

***** — принижения чувственности, Ред.

ство и мораль, семейное счастье и мещанское благополучие».

Стр. 102 [77]. (Конец 1-ого абзаца — ядовитые замечания о значении нотариусов в современном обществе... «Нотариус — это светский духовник. Он —пуританин по профессии, а «честность», говорит Шекспир, «не пуританка»7. Он в то же время сводник для всевозможных целей, заправила буржуазных интриг и козней».)

Стр. 110 [82—83]. Другой пример высмеивания абстрактной спекуляции: «конструкция» того, как человек становится господином над зверями; «зверь» (das Tier) как абстракция превращается из льва в мопса и т. д.

Стр. 111 [83]. Характерное место по поводу Евгения Сю8: из лицемерия пред bourgeoisie он морально идеализирует гризетку, минуя ее отношение к браку, ее «наивную» связь с etudiant или ouvrier *.»Именно в рамках этой связи она» (grisetle) «образует истинно человеческий контраст по отношению к лицемерной, черствой и себялюбивой супруге буржуа и ко всему кругу буржуазии, т. е. ко всему официальному обществу».

Стр. 117 [87]. «Масса» XVI и XIX веков была различна»von vorn herein» **.

Стр. 118—121 [8890]. Этот пассус (в VI главе: «Абсолютная критическая критика, или критическая критика в лице гна Бруно». 1) Первый поход абсолютной критики, а) «Дух» и «масса») крайне важен: критика того взгляда, будто история была неудачна вследствие интереса к ней массы и расчетов на массу, которая довольствовалась «поверхностным» пониманием «идеи».

«Если поэтому абсолютная критика действительно что-нибудь осуждает за «поверхностность», так это именно всю прежнюю историю вообще, дела и идеи которой были идеями и делами «масс». Она отвергает

______________

* — студентом или рабочим. Ред,

** — «с самого начала», Ред.

	массовую историю и на ее место намерена поставить критическую историю (см. статьи г-на Жюля Фаухера о злободневных вопросах английской жизни9)» (119) [88—89].
NB	««Идея» неизменно посрамляла себя, как только она отделялась от «интереса». С другой стороны, нетрудно понять, что всякий массовый, добивающийся исторического признания «интерес», когда он впервые появляется на мировой сцене, далеко выходит в «идее» или «представлении», за свои действительные границы и легко смешивает себя с человеческим интересом вообще. Эта иллюзия образует то, что Фурье называет тоном каждой исторической эпохи» (119) [89] — иллюстрация этого на примере французской революции (119—120) и: известные слова (120 in fine *) [90]:
NB	«Вместе с основательностью исторического действия будет, следовательно, расти и объем массы, делом которой оно является».

До какой степени доходила у Бауэра резкость деления на Geist и Masse **, видно из такой фразы, на которую Маркс нападает: «в массе, а не в чем-либо другом, следует искать истинного врага духа»10 (121) [90].Маркс отвечает на это, что враги прогресса — получившие самостоятельное существование (verselbstandigten) продукты самоунижения массы, но продукты не идеальные, а материальные, внешним образом существующие. Уже газета Loustalot11 в 1789 г. имела девизом:

Les grands ne nous paraissent grandsQue parce que nous sommes a genoux.Levonsnous! ***

А чтобы подняться (122) [90] — говорит Маркс — недостаточно сделать это в мысли, в идее,

______

* — в конце. Рев.

** — дух и массу. Ред.

*** — Великие кажутся нам великими лишь потому, что мы сами стоим на коленях. Поднимемся! Ред.

«А между тем абсолютная критика научилась из гегелевской «Феноменологии»12, по крайней мере, одному искусству — превращать реальные, объективные, вне меня существующие цепи в исключительно идеальные, исключительно субъективные, исключительно во мне существующие цепи и поэтому все внешние, чувственные битвы превращать в битвы чистых идей» (122) [90].

Этим можно доказать — язвит Маркс — престабилированную* гармонию критической критики и цензуры, выставить цензора не полицейским палачом (Polizeischerge), а моим собственным персонифицированным чувством такта и меры.

Носясь с своим «Geist», абсолютная критика не исследует, нет ли фразы, самообмана, дряблости (Kernlosigkeit) в его воздушных (windigen) претензиях.

«Точно так же обстоит дело и с «прогрессом». Вопреки претензиям «прогресса», постоянно наблюдаются случаи регресса и кругового движения. Не догадываясь, что категория «прогресса» лишена всякого содержания и абстрактна, абсолютная критика настолько глубокомысленна, что признает «прогресс» абсолютным для того, чтобы в целях объяснения регресса можно было подставить «личного противника» прогресса, массу» (123—124) [91].

«Все коммунистические и социалистические писатели исходили из наблюдения, что, с одной стороны, даже самым благоприятным образом обставленные блестящие деяния видимо остаются без блестящих результатов и вырождаются в тривиальности; с другой же стороны, что всякий прогресс духа был до сих пор прогрессом в ущерб массе человечества, которая попадала во все более и более бесчеловечное положение. Они объявили поэтому «прогресс» (см. Фурье) неудовлетворительной абстрактной фразой; они догадывались (см., в числе других, Оуэна) о существовании основного порока цивилизованного мира; они подвергли поэтому действительные основы современного общества беспощадной критике. Этой коммунистической критике с самого же

________

* — предустановленную. Ред.

начала соответствовало на практике движение широкой массы, в ущерб которой происходило до сих пор историческое развитие. Нужно быть знакомым с тягой к науке, с жаждой знания, с нравственной энергией и неутомимым стремлением к саморазвитию у французских и английских рабочих, чтобы составить себе представление о человеческом благородстве этого движения» (124—125) [92].

«Какое огромное преимущество перед коммунистическими писателями — избавить себя от исследования источников духовной пустоты, лености мысли, поверхностности и самодовольства и, открыв в этих качествах противоположность духа, прогресса, заняться их моральным посрамлением!» (125) [93].

«Отношение «духа и массы» имеет, однако, еще и другой, скрытый смысл, который вполне раскроется в дальнейшем ходе рассуждений. Мы здесь его только наметим. Открытое гном Бруно отношение «духа» и»массы» на самом деле есть не что иное, как критически карикатурное завершение гегелевского понимания истории, которое, в свою очередь, есть не что иное, как спекулятивное выражение христианско-германской догмы о противоположности духа и материи, бога и мира. В пределах истории, в пределах самого человечества этой противоположности придается то выражение, что немногие избранные индивидуумы, в качестве активного духа, противостоят остальному человечеству как неодухотворенной массе, как материи» (126) [93].

И Маркс указывает, что Geschichtsauffassung* Гегеля предполагает абстрактный и абсолютный дух, носителем коего является масса. Параллельно с доктриной Гегеля развивалось во Франции учение доктринеров13 (126), которые провозглашали суверенность разума в противоположность суверенности народа, чтобы исключить массу и господствовать одним (allein).

Гегель «виновен в двоякой половинчатости» (127)[94]: 1) объявляя философию бытием абсолютного духа, он не объявляет этим духом философского индивидуума;

___________

* — понимание истории. Ред.

2) абсолютный дух он только по видимости (nur zumSchein) делает творцом истории, только post festum *,только в сознании.

Bruno устраняет эту половинчатость: критику он объявляет абсолютным духом и — творцом истории на деле.

«На одной стороне стоит масса как пассивный, неодухотворенный, неисторический, материальный элемент истории; на другой стороне — дух, критика, г-н Бруно и компания как элемент активный, от которого исходит всякое историческое действие. Дело преобразования общества сводится к мозговой деятельности критической критики» (128) [9495].

Как 1ый пример «походов абсолютной критики против массы» Маркс приводит отношение Бр. Бауэра к Judenfrage — причем ссылается на опровержение Бауэрав «Deutsch Französische Jahrbücher»14.

«Одна из главных задач абсолютной критики состоит прежде всего в том, чтобы дать всем вопросам современности правильную постановку. А именно, она не отвечает на действительные вопросы, а подсовывает совершенно другие вопросы... Так, она извратила и «еврейский вопрос» в таком духе, что ей уже не было надобности заниматься исследованием политической эмансипации, составляющей содержание этого вопроса, и она могла, напротив, удовольствоваться критикой еврейской религии и описанием христианско-германского государства.

Подобно всем прочим оригинальным проявлениям абсолютной критики, и этот метод представляет собой повторение спекулятивного фокуса. Спекулятивная философия, особенно гегелевская философия, считала необходимым переводить все вопросы из формы здравого человеческого рассудка в форму спекулятивного разума и превращать действительный вопрос в спекулятивный, чтобы суметь ответить на него. Извратив мои вопросы и вложив мне в уста свои собственные вопросы, наподобие того как это делает катехизис, спекулятивная

_____________

*— задним числом. Ред.

философия могла, конечно, как и катехизис, на каждый из моих вопросов иметь в запасе готовый ответ» (134—135) [99].

В написанном Энгельсом § 2а (... ««Критика» и «Фейербах». Осуждение философии»...) — стр. 138—142 [101—104] — находим горячие похвалы Фейербаху. По поводу нападок «критики» на философию, противопоставления ей (философии) действительного богатства человеческих отношений, «необъятного содержания истории», «значения человека» и пр. и пр. вплоть до фразы: «тайна системы открыта» — Энгельс говорит:

«Но кто же открыл тайну «системы»? Фейербах. Кто уничтожил диалектику понятий — эту войну богов, знакомую одним только философам? Фейербах. Кто поставил на место старой рухляди, в том числе и на место»бесконечного самосознания» — не «значение человека» —как будто человек имеет еще какое-то другое значение, чем то, что он человек! — а самого «человека»? Фейербахи только Фейербах. Он сделал еще больше. Он давно уничтожил те категории, которыми теперь швыряется»критика»: «действительное богатство человеческих отношений, необъятное содержание истории, борьбу истории, борьбу массы с духом» и т. д. и т. д.

После того как человек познан как сущность, как базис всей человеческой деятельности и всех человеческих отношений, одна только «критика» способна изобретать новые категории и превращать самого человека, как она это и делает, снова в некую категорию и в принцип целого ряда категорий. Этим, правда, она вступает на единственный путь спасения, какой еще оставался в распоряжении растревоженной и преследуемой теологической нечеловечности. История не делает ничего, она «не обладает никаким необъятным богатством», она»не сражается ни в каких битвах»! Не «история», а именно человек, действительный, живой человек — вот кто делает все это, всем обладает и за все борется.»История» не есть какая-то особая личность, которая пользуется человеком как средством для достижения своих целей. История — не что иное, как деятельность

преследующего свои цели человека. Если абсолютная критика после гениальных открытий Фейербаха позволяет себе еще заниматься восстановлением для нас всего старого хлама в новом виде»... (139—140) [102] и т. д. — то де одного этого факта достаточно, чтобы оценить критическую наивность etc.

И затем по поводу противоположения духа «материи» (критика назвала массу — «материей») Энгельс говорит:

«Итак, разве абсолютная критика не является воистину христианско-германской? После того как старая противоположность спиритуализма и материализма во всех направлениях исчерпала себя в борьбе и раз навсегда преодолена Фейербахом, «критика» снова превращает ее, и притом в самой отвратительной форме, в основную догму и доставляет победу «христианско-германскому духу»«(141) [103].

По поводу слов Бауэра: «В той мере, в какой евреи продвинулись теперь в сфере теории, они действительно эмансипированы; в той мере, в какой они хотят быть свободными, они свободны»15, Маркс говорит:

«Это положение дает возможность сразу же измерить ту критическую бездну, которая отделяет массовый, земной коммунизм и социализм от абсолютного социализма. Первое же положение земного социализма отвергает эмансипацию исключительно в сфере теории как иллюзию и требует для действительной свободы, кроме идеалистической «воли», еще весьма осязательных, весьма материальных условий. Как низко по сравнению со святой критикой стоит «масса», — масса, которая считает материальные, практические перевороты необходимыми даже для того, чтобы завоевать время и средства, нужные хотя бы только для занятия «теорией»!» (142) [104].

Дальнейшее (стр. 143—167 [104—120]) — самая скучная, невероятно придирчивая критика «Литературной Газеты», какой-то подстрочный комментарий «разносящего» типа. Ровно ничего интересного.

Конец §-фа (b) Еврейский вопрос № И. 142—185[104131]) _ стр. 167—185 [120—131] дают интересный

ответ Маркса Бауэру на его защиту своей книги «Judenfrage», раскритикованной в «Deutsch Franzosische Jahrbucket' (Маркс на них все время ссылается). Маркс резко и рельефно подчеркивает здесь основные принципы всего своего мировоззрения.

«Религиозные вопросы дня имеют теперь общественное значение» — это было уже указано в «Deutsch Franzosische Jahrbucher». Там было характеризовано «действительное положение евреев в современном буржуазном обществе». «Гн Бауэр объясняет действительного еврея из еврейской религии вместо того, чтобы объяснить тайну еврейской религии из действительного еврея» (167 — 168) [120121].

Гн Бауэр не подозревает, «что действительное светское еврейство, а потому и религиозное еврейство постоянно порождается теперешней буржуазной жизнью и находит свое высшее развитие в денежной системе».

В «Deutsch Französische Jahrbücher» было указано, что развитие еврейства надо искать «в торговой и промышленной практике», — что практическое еврейства есть «завершенная практика самого христианского мира» (169) [121].

«Доказано было, что задача преодоления еврейской сущности на самом деле есть задача упразднения еврейского духа буржуазного общества, бесчеловечности современной жизненной практики, кульминационным пунктом которой является денежная система»(169) [122].

Требуя свободы, — еврей требует тем самым того, что отнюдь не противоречит политической свободе (172) [123—124] — речь идет о политической свободе.

«Гну Бауэру было показано, что распадение человека на нерелигиозного гражданина государства и религиозное частное лицо отнюдь не противоречит политической эмансипации».

Сейчас же вслед за предыдущим:

«Ему было показано, что, подобно тому как государство эмансипируется от религии, эмансипируясь от государственной религии и предоставляя религию самой себе в пределах гражданского общества, точно так же

и отдельный человек политически эмансипируется от религии, относясь к ней уже не как к публичному, а как к своему частному делу. Наконец, было показано, что террористическое отношение французской революции к религии далеко не опровергает этого взгляда, а, напротив, подтверждает его» (172) [124].

Евреи хотят allgemeine Menschenrechte *.

«В «Deutsch Französische Jahrbücher» доказывалось г-ну Бауэру, что эта «свободная человечность» и ее»признание» суть не что иное, как признание эгоистического гражданского индивидуума и необузданного движения духовных и материальных элементов, образующих содержание жизненного положения этого индивидуума, содержание современной гражданской ЖИЗНИ; что поэтому права человека не освобождают человека от религии, а только предоставляют ему свободу религии; что они не освобождают его от собственности, апредоставляют ему свободу собственности, не освобождают его от грязной погони за наживой, а только предоставляют ему свободу промысла.

Ему было показано, что признание прав человека современным государством имеет такой же смысл, как признание рабства античным государством. А именно, подобно тому как античное государство имело своей естественной основой рабство, точно так же современное государство имеет своей естественной основой гражданское общество, равно как и человека гражданского общества, т. е. независимого человека, связанного с другим человеком только узами частного интереса и бессознательной естественной необходимости, раба своего промысла и своей собственной, а равно и чужой своекорыстной потребности. Современное государство признало эту свою естественную основу как таковую во всеобщих правах человека16» (175) [125—126].

«Еврей имеет тем большее право на признание своей «свободной человечности»», «что «свободное буржуазное

_________

* — всеобщих прав человека, Ред.

общество» носит насквозь коммерческий, еврейский характер, и еврей наперед уже является его необходимым членом».

Что «права человека» не прирождены, а исторически возникли, это знал уже Гегель (176) [126].

Указывая на противоречия конституционализма, «критика» не обобщает их (fasst nicht den allgemeinen Widerspruch des Constitutionalismus*) (177—178) [127].Если бы она сделала это, она бы пришла от конституционной монархии к демократическому представительному государству, к законченному современному государству (178) [127].

Промышленная деятельность не уничтожается уничтожением привилегий (цехов, корпораций etc.), а, напротив, еще сильнее развивается. Земельная собственность не уничтожается уничтожением привилегий землевладения, «