Клубок интриг, ведущих к предательству

 

«Национальный совет обороны», который часто называли «Хунтой полковника Касадо», в ночь с 4 на 5 марта огласил список входивших в его состав членов.

Хотя с самого начала его факти­чески возглавлял Касадо, его пред­седателем сразу же после переворо­та был назван генерал Миаха, за несколько дней предупрежденный об этом заговорщиками и оказав­ший им официальную поддержку.

Состав хунты выглядел следую­щим образом:

Председатель: генерал Миаха.

Оборона: полковник Касадо.

Международные отношения: Ху­лиан Бестейро (ИСРП).

Финансы: Гонсалес Марин (НКТ).

Внутренние дела: Венсеслао Каррильо (ИСРП).

Правосудие: Сан Андрее (Левая республиканская партия).

Народное просвещение: Хосе дель Рио (Республиканский союз).

Транспорт, связь, общественные работы: Валь (НКТ).

Трудовые отношения: Антонио Перес Гарсиа (ВСТ).

Касадо, комментируя в своей книге «Так пал Мадрид» истинный смысл распределения министер­ских портфелей, которое он осуще­ствил сообща с Хулианом Бестей­ро, писал об этом следующее:

«Члены Совета принадлежали ко всем политическим партиям и профсоюзным организациям, за исключением коммунистической партии».

Не правда ли, очень многозначи­тельное замечание?

И действительно, с одной сто­роны, руководство НКТ в Цент­ральной зоне послушно оказало полную поддержку как полковнику Касадо, так и Хулиану Бестейро, то есть как одному из тех профес­сиональных военных, которых оно

276

поносило на протяжении всей вои­ны, так и правому социалисту, из­вестному своей вражбедностью к анархо-синдикалистским идеям.

С другой стороны, две «антинегринистские» фракции в ИСРП, од­на из которых включала в себя представителей левого крыла пар­тии — сторонников Кабальеро — и была представлена Венсеслао Каррильо, а другая принадлежала к ее правому крылу во главе с Хулиа­ном Бестейро, объединились в коа­лицию против Хуана Негрина и тех социалистов, которые, подобно

В суровую зиму 1939 года холод загонял мадридцев на ночь в метро, где станции превращались в общие спальни.

277

ему, опасались, что линия «бе­шеных миролюбцев» * приведет лишь к «диктату» Франко, который при любом удобном случае повто­рял, что «переговоров» с республи­канцами не будет, и требовал от них «безоговорочной капитуляции».

Однако ИСРП не примкнула це­ликом и полностью к государ­ственному перевороту, который был направлен не только против коммунистов, но и против всех сто­ронников продолжения сопротив­ления во имя отказа от капитуля­ции.

То же самое можно сказать и про ВСТ, хотя один представитель это­го союза и входил в состав хунты. Однако это не перечеркивает того факта, что данный профцентр объединял в своих рядах социали­стов — сторонников Негрина, коммунистов, левых республиканцев.

В конечном итоге содержавший в себе неоспоримый антикоммуни­стический аспект государственный переворот был нацелен на то, чтобы изолировать всех тех, кто, интуитивно предвидя, каким будет поведение каудильо, понимал, что коалиция Касадо-Бестейро предве­щает республике гибель в «позоре и бесчестье», а также и то, что ги­бель эта приведет к безжалостным репрессиям, размах и продолжи­тельность которых превзойдут все, что могло подсказать воображе­ние.

Здесь напрашивается вопрос, ка­ким было поведение председателя совета министров Негрина и самих министров при получении известия о перевороте.

Находившийся 4 марта в местеч­ке Эльда на Средиземноморском побережье, неподалеку от Аликан­те, Негрин, судя по всему, не был чрезмерно удивлен сообщением о произведенном Касадо путче.

Уже несколько дней, как он до­гадывался о неизбежности этого события, поэтому решил не прово­дить в Мадриде заседания совета министров, который он все же хо­тел собрать, чтобы обговорить (со­гласно свидетельству Альвареса дель Вайо) «основополагающие идеи своей речи, которую он наме­ревался произнести 6 марта».

На совет Негрин пригласил в Эльду генерала Миаху, генерала Матальяну и полковника Касадо.

Миаха и Касадо ответили отка­зом, выдвинув в свое оправдание смехотворные предлоги.

Только генерал Матальяна, ко­торый также был замешан в заго­воре, мучимый угрызениями сове­сти из-за того, что он уже предста­вил врагу залог своего предатель­ства, передав в ставку Франко план всех фронтов Центра, принял приглашение председателя совета ми­нистров.

Собравшийся 4 марта в Эльде совет министров к 11 часам вечера прервал свою работу. Был подан скромный ужин.

Вскоре после окончания переда­чи мадридского радио, оповестив­шей о государственном переворо­те, глава правительства вызвал по телефону столицу. Доктор Негрин лично хотел говорить с Касадо.

Согласно одному из свидетелей этой сцены, анархо-синдикалисту Гарсиа Прадасу, который находил­ся рядом с главою мятежников, ме­жду ними произошел следующий диалог:

Негрин. Добрый вечер, мой гене­рал.

Касадо. У телефона полковник Касадо.

Негрин. У телефона председа­тель совета министров. Мой гене­рал...

Касадо. Это полковник Касадо. Я вас слушаю...

Негрин. Я только что выслушал ваше выступление. Я не хочу в это верить. Что там у вас происходит?

Касадо. Но это ясно. Мы восста­ли против вас и теперь вы — мятеж­ники.

Негрин. Но можно урегулиро­вать наши недоразумения.

Касадо. Все уже урегулировано, особенно в том, что касается вас. Перед вами тот, кто готов дать вам отпор.

Негрин. Правительство склон­но...

Касадо. Правительство? Нет больше правительства. Отныне су­ществует Национальный совет обороны, который взял на себя всю полноту власти в Республике.

Негрин. Я предупреждаю вас, что мы сильны и что у нас есть средства для того, чтобы вас при­нудить...

Касадо. Ваши угрозы меня не пугают.

Негрин. Выслушайте меня, мой генерал.

Касадо. Я всего лишь полковник. Я не принимаю звания, которое было мне пожаловано [25 февраля Негрин присвоил Касадо звание генерала. — Ж. С].

Негрин. Но дела не могут оста­ваться в таком положении...

В этот момент диалога, соглас­но другому свидетельству (а имен­но свидетельству Альвареса дель Вайо), Негрин рассердился и без обиняков объявил своему собесед­нику:

 — С этой минуты я освобождаю вас от ваших обязанностей.

Позже, той же ночью, Негрин вызвал к телефону из своей рези­денции в Эльде начальника Службы военной информации (СИМ) ** Педреро, чтобы отдать ему приказ об аресте Касадо и всех членов Совета обороны. Однако Педреро отказался выполнять при­каз, сославшись на то, что «в Мад­риде все на стороне Касадо».

На рассвете 5 марта командующий

_________

* Сторонников мира любой ценой — Прим. пврвв.

** Служба военной разведки и контрраз­ведки республиканцев ( Servicio de Informa ­ tion militar ( SIM ). — Прим. перев.

278

армией Леванта генерал Менендес связался с Негрином и по­требовал от него, чтобы он позво­лил вернуться в Мадрид генералу Матальяне.

Подавленный ночью ожиданий и разочарований, председатель сове­та министров на рассвете объявил генералу Кордону, который только что был назначен генеральным се­кретарем национальной обороны, что «во избежание еще больших бед республиканское правитель­ство должно немедленно покинуть Испанию».

По мнению всех, кто в то утро видел главу правительства, он ка­зался человеком, дошедшим до предела отчаяния и совершенно обессиленным.

И действительно, уже с момента своего прибытия в Центрально-южную зону, Негрин производил впечатление человека, который полностью утратил контроль над событиями; он плыл по течению доходивших до него новостей, из которых некоторые, относившиеся к подготовке направленного про­тив него государственного перево­рота, побудили его после краткого пребывания в Мадриде возвра­титься в Эльду, которую называли также «Позиция Юсте». 28 февраля он узнал там об отставке президен­та республики Мануэля Асаньи.

Это известие подействовало на него удручающе. Чтобы показать, что он в состоянии противостоять этой беде, он тут же созвал чрезвы­чайное заседание совета мини­стров.

Совет закончил работу на рас­свете 1 марта, после чего было об­народовано коммюнике, в кото­ром, в частности, говорилось: «Правительство изучило возмож­ность принятия мер для примене­ния статей 68 и 74 Конституции» (то есть проведения немедленных выборов, что в той напряженной ситуации, в которой находилась Центрально-южная зона, было

бессмысленным жестом).

2 марта, несколько потеряв голо­ву, Негрин счел за лучшее вызвать в Эльду полковника Касадо и гене­рала Матальяну, чтобы сообщить им о своем решении назначить пер­вого главой центрального гене­рального штаба, второго — началь­ником штаба сухопутных войск.

Тем самым он лишь насторожил обоих офицеров, которые сочли, что такое продвижение по службе в действительности будет означать их отстранение от занимаемых ими командных постов. Они срочно вернулись в столицу, намереваясь ускорить формирование «Нацио­нального совета обороны» и свер­жение законного правительства.

В то время Негрин еще не знал, что полковник Касадо уже в тече­ние некоторого времени находился в прямых отношениях с генералом Франко. (Сегодня это известно нам из франкистских архивов.)

Из донесений франкистской службы контрразведки в Мадриде, которые исходили от полковника Сентаньо де ла Паса и от других офицеров, проникших в штаб рес­публиканской армии Центра в Ма­дриде явствует, что полковник Ка­садо вступил в контакт с Фалангой в конце января 1939 года.

Фаланга немедленно уведомила об этом Службу армейской развед­ки (СИПМ) при ставке Франко, ко­торая направила к Касадо трех эмиссаров: Барботти, Луну и Ме­дину.

Тогда же СИПМ предложила Касадо использовать передачи «Радио-Насиональ» для отправки шифрованных донесений в ставку Франко.

1 февраля 1939 года полковник Касадо собственноручно составил шифрограмму, в которой он давал Франко свое согласие положить ко­нец войне в таких словах: «Чем скорее, тем лучше». Одновременно с этим кратким уведомлением о своем согласии заговорщик напра­вил одному из генералов франкист­ской ставки Баррону письмо (оно также опубликовано), в котором сообщал ему, что желает «как мож­но скорее положить конец войне с помощью грандиозного жеста, ко­торый поразит мир, и при этом не будет потерян ни один человек, ни даже патрон».

6 февраля «Терминус», а иными словами, ставка «генералиссимуса» передала одному своему эмиссару письмо генерала Баррона, адресо­ванное Касадо. В письме разъясня­лись условия капитуляции, на кото­рую Касадо уже дал согласие.

11 февраля глава СИПМ полков­ник Унгриа получил от Касадо послание, в котором тот просил, «согласовав с Бестейро, пощадить жизни тех военных, которые вели себя достойно». Именно в этот мо­мент к путчу примкнули генерал Матальяна и командующий XXIII армейским корпусом генерал Бернал, который пообещал франки­стам открыть «весь гранадский фронт вплоть до самого моря».

15 февраля Касадо получил от генерала Баррона новое письмо, касающееся на этот раз мер мило­сердия по отношению к офицерам, «которые вели себя достойно». Это письмо было написано Барроном под диктовку самого Франко.

Согласно Хулио Паласиосу, ко­торый принимал участие в издании книги «Воспоминания агента СИПМ», «Касадо заявил, что он тронут посланием Баррона-Франко и передал, что все подготовлено для начала штурма бастионов коммунизма».

16 февраля агент СИПМ передал в Бургос новое послание, в кото­ром он сообщал о признаниях, сде­ланных ему Касадо:

«Я веду чистую игру. Со своей стороны я гарантирую, что в моем секторе наступления не будет. Если же что-либо подобное произойдет в другом секторе, а это кажется мне маловероятным, я в течение

279

трех дней расстрою это. Между прочим, об этом у меня есть дого­воренность с рядом министров. Я ожидаю формирования правитель­ства Бестейро, в котором я получу портфель военного министра. Если этого и не произойдет, ничего не изменится: я смету их всех. Что касается наиболее позднего срока вступления национальных сил в Мадрид, то максимальная отсроч­ка его — это 15 дней».

Относительно плана капитуля­ции Касадо высказался следую­щим образом: «Я держу в уме все детали этого плана. Он будет осу­ществляться при поддержке всего штаба, который отвечает за его бе­зукоризненное выполнение; будет сдано все вооружение до единого патрона, и вступление нацио­нальных сил будет иметь характер триумфального шествия... что вы­зовет восхищение всего мира и по­служит примером для истории».

В том же послании Касадо про­сит «проявить милосердие в отно­шении работников своего штаба». Но, добавляет он, «не представ­ляется возможным воспрепятство­вать бегству некоторых красных руководителей и вожаков, хотя, впрочем, многие из них останутся в Мадриде, где в надлежащее время их можно будет арестовать».

17 февраля СИПМ направил в ставку в Бургосе новое донесение, в котором анализировались реше­ния, принятые на проведенном Негрином в аэропорту Лос-Льянос совещании. Агент сообщал, что еще до открытия этого совещания, на которое были вызваны ведущие военные руководители Централь­но-южной зоны, было принято ре­шение поручить подполковнику Гарихо (одному из связных между Касадо и франкистами), отвечав­шему за детальную разработку плана капитуляции всей Централь­но-южной зоны, подготовиться к тому, чтобы лично, «на самолете или на лодке под белым флагом», доставить этот план до вражеских позиций в районе между Валенсией и устьем Эбро, с тем чтобы согла­совать с руководителями национа­листов вопрос о проведении опера­ции.

Однако в последнюю минуту за­говорщики отложили осуществле­ние этого решения.

20 февраля Хосе Сентаньо де ла Пас (известный также под именем Хосе Серрано Герра), глава фран­кистской «пятой колонны» в Ма­дриде, в 3 часа пополудни прибыл на «Позицию Хака». Его сопрово­ждал Мануэль Гитиан — другой видный агент СИПМ.

В отчете об имевшей место бесе­де подчеркивается, что Касадо принял Сентаньо де ла Паса «с ис­ключительной сердечностью». Что касается самого Сентаньо де ла Паса и его коллеги Гитиана, то они вели себя довольно сдержанно.

Согласно тому же направленно­му в Бургос отчету о состоявшейся беседе, «они заявили, что армия [националистов. — Ж. С] не [может] больше ждать». Касадо ответил на это, что «любая поспешность мо­жет привести к чудовищному кровопролитию» и что подготавли­ваемый им план явится «гран­диозным историческим событием: вступлением в Мадрид войск гене­ралиссимуса». В то же время, доба­вил он, армия Центра «не похожа на армию Каталонии. Она может оказывать сопротивление и оборо­няться насмерть».

Он запросил «новую отсрочку на 15 дней» для осуществления подго­тавливаемой им капитуляции. Его собеседники сообщили ему о мило­сердии, которое Франко решил «проявить по отношению к респу­бликанским офицерам, неви­новным в совершении каких-либо преступлений». Туманность фор­мулировки позволяла каудильо вы­полнять это обещание по своему усмотрению.

В новом донесении агентуры СИПМ, полученном в Бургосе 21 февраля, уточнялось: «Касадо по­обещал нашему агенту [Сентаньо де ла Пасу. — Ж. С], что 25 февраля будет объявлено о создании прави­тельства Бестейро или же военного правительства, которое обеспечит выполнение плана передачи нацио­нальной армии всего принадлежа­щего красной армии вооружения и боеприпасов, после чего красные соединения направятся в нацио­нальную зону».

22 февраля в ходе новой встречи между Гитианом (эмиссаром Хосе Сентаньо де ла Паса) и полковни­ком Касадо последний обещал, что «все будет завершено к концу меся­ца». Полковник предупредил свое­го собеседника, что он будет высту­пать «в качестве военного-респу­бликанца, до последнего выпол­няющего свой долг ( sic )».

Этот аспект вероломства Касадо восхитил Гитиана настолько, что к составленному его «патроном» Сентаньо де ла Пасом краткому отчету о беседе он добавил: «Каса­до сможет осуществить свой план с максимальным успехом и в полной безопасности».

Но 25 февраля лично сам Фран­ко, которого психология не интере­совала ни в малейшей степени, на­правил своим эмиссарам новые ин­струкции с целью «ускорить разви­тие событий».

Инструкции эти сохранились в оригинале, и написано в них сле­дующее: «Если глава Мадрида [то есть Касадо. — Ж. С] капитулирует, мы не будем сражаться; если он не пойдет на сдачу, мы захватим Мад­рид силой, что не представляет для нас проблемы. Если руководитель Центра не сможет провести капи­туляцию, но будет в состоянии облегчить продвижение (наших войск) через один из секторов фронта, то в этом случае для нас важно получить информацию об обстановке в секторах Мараньоса-Харама и в объединенных секторах

280

Гвадалахара и Сифуэнтес».

Из Бургоса на Касадо оказыва­лось все более сильное давление.

27 февраля Касадо известил своих постоянных «связных»: «Зав­тра, во вторник, будет сформиро­вана хунта с целью ликвидации. Просим согласия [агреман. — Ж. С] на прибытие самолетом в нацио­нальную зону Бестейро и полков­ника Руиса Форнельса в сопрово­ждении уполномоченных по ско­рейшему оформлению капитуля­ции. Укажите аэродром, день и час, начиная со среды».

Ответ Франко на эту просьбу Касадо заслуживает того, чтобы быть процитированным дословно. Для Франко это был удобный случай, чтобы заставить Касадо испить до дна чашу унижения, на что он обрек себя сам, подготавливая предательство.

«Необходимо подчеркнуть тот факт, — говорилось в послании, — что национальная Испания примет лишь безоговорочную капитуляцию и что побежденным следует поло­житься на предлагаемое нами вели­кодушие, подтверждение которому содержится в предыдущих теле­граммах. Мы можем согласиться на прибытие одного или двух про­фессиональных военных единственно с той целью, чтобы проинформировать вас о порядке проведения капитуляции. Эти военные должны быть соответствующим образом аккредитованы и пользоваться до­верием со стороны командования красных. Присутствие Бестейро или кого-либо другого из штатских неприемлемо».

К этому в послании добавля­лось, что означенные эмиссары должны прибыть на аэродром Бур­госа в полдень 2 марта.

Однако это письмо не было, судя пo всему, доставлено до места назначения. Один из приближенных «генералиссимуса», генерал Вигон, который в сопровождении трех офицеров прибыл 2 марта на обслуживающий Бургос аэродром Гамональ, напрасно ожидал там самолет, который должен был до­ставить из Мадрида одного или двух «профессиональных во­енных», принять которых Франко милостиво согласился.

Зато в тот же день ставка каудильо получила от агента СИПМ из Мадрида шифрованную теле­грамму, в которой сообщалось, что после того, как Касадо узнал о «предписании Франко относитель­но исключения всех штатских» и передал его своим сообщникам, он опасается, что «по крайней мере в данный момент может рухнуть как карточный домик его проект созда­ния военно-гражданской хунты во главе либо с самим Касадо, либо с Бестейро, проект, реализацию ко­торого он считал ранее гарантиро­ванной».

Анализируя такую негативную реакцию формируемой хунты, ав­тор телеграммы отмечал, что «по­литические деятели [хунты] стре­мятся к тому, что они называют почетной капитуляцией, по усло­виям которой Испанию сможет свободно покинуть любой, кто это­го пожелает».

В последней телеграмме, направ­ленной СИПМ 4 марта из Мадри­да в Бургос, разъяснялась истинная суть позиции Касадо. Для него важным было не столько добиться права на отъезд из Центрально-южной зоны тех, кто не согласится на почетную капитуляцию, сколько не выглядеть предателем в глазах тех [гражданских] руководителей, которые отказываются принять участие в этой игре.

На практике тактика Франко на­кануне путча Касадо — Бестейро и образования «Национального со­вета обороны» сводилась к тому, чтобы вбить клин между полковни­ком Касадо и теми политическими деятелями, которых он наметил в качестве своих коллег по ведению переговоров, имеющих целью за­ключение «почетного мира».

Эти политические деятели оказа­лись вдруг самым унизительным образом исключены из игры, кото­рую они собирались вести с каудильо.

Более того, им дали понять, что и на них будет распространяться действие обнародованного генера­лом Франко 9 февраля 1939 года закона о «политической ответ­ственности».

В преамбуле закона уточнялось, что по нему будут судить за «нару­шения политического порядка, со­вершенные лицами, которые свои­ми действиями или тяжелыми упу­щениями содействовали подготов­ке захвата власти красными, поддерживали эту власть более двух лет и препятствовали торжеству Национального движения».

Закон этот имел обратную силу, то есть по нему могли осудить за поступки, совершенные начиная с 1 октября 1934 года. Его действие распространялось на «всех тех, кто физически или морально» способ­ствовал «созданию или усугубле­нию обстановки насилия, которая тогда царила в Испании, равно как и на тех, кто после 18 июля 1936 го­да конкретными акциями или же своей подчеркнутой пассивностью противодействовал Движению».

Все гражданские и военные дея­тели формировавшейся хунты под­падали под действие того или ино­го пункта данного закона. Таким образом, уже не могло быть и речи ни о «почетных переговорах», ни даже о «почетной капитуляции». Речь шла просто о том, чтобы сдаться, причем с позором, по­скольку прибытие в Бургос и прием там военных представителей по­бежденных приобретали характер инструктажа о распорядке капи­туляции.

Может возникнуть вопрос, поче­му заговорщики, узнав о судьбе, им уготованной (а равно уготован­ной всем тем, кого они собирались

Архитектурная деталь Толедского моста в Мадриде, который франкистам так и не удалось взять.

281

защитить от «участи, на которую их обрекал Негрин, объявивший се­бя сторонником продолжения со­противления»), не опомнились и не отказались от своего плана.

Было ли это следствием того, что некоторые заговорщики в глу­бине души хладнокровно рас­считывали в самый последний мо­мент спастись бегством? Другие, доведенные до умопомрачения своей ненавистью к Негрину и его сторонникам, возможно, стреми­лись к успеху заговора лишь как к средству свести с ними свои счеты.

Вероятно, что оба мотива воз­действовали на поведение заговор­щиков. И если первый проистекал из трусости, а второй — из ослепле­ния, в памяти истории сохранится то, что оба они сыграли роль мо­гильщиков агонизирующей Испанской республики.