Я. КИСЕЛЕВ, капитан                                      ОН ШТУРМОВАЛ

САПУН - ГОРУ

Абдурахман Абдуллаев родился в Муцалауле. Мальчику едва исполнился год, когда умер отец. Абдурахмана воспитывала мать — Жанбике.

Одной из первых она пришла в колхоз. Подрос сын. Закончил семи­летку, стал работать вместе с матерью на полях.

Трудолюбивым, жизнерадостным был Абдурахман.

Как и другие аульские ребята, в свободное время он любил скакать на коне далеко в степь, или уйти в горы, а то сходить на протекающую почти рядом с домом реку и посидеть у ее мутной воды.

В 1939 году, когда провожали комсомольца Абдуллаева в армию, мо­лодые колхозники ему завидовали, а старики похлопывали по плечу: коре­настый, смуглый, со смелым взглядом карих глаз, он был ловок и статен, и пришелся им по душе. Только старая Жанбике тревожилась... Сыну при­дется жить в городе. Каков он? — думала она. Вся ее жизнь прошла в двух маленьких домиках, в двух аулах, у отца — в соседнем и у мужа — в этом.

Новый мир открылся перед юношей-кумыком в армии. Куда только ни бросала его военная судьба. Рядовой Абдуллаев участвовал в боях с бе­лофиннами в инженерных войсках. Парень, почти не видевший снега на юге, стал отличным лыжником. После разгрома белофиннов — юго-запад­ная граница Родины.

Однажды, выстроив подразделение, командир сказал:

— Абдурахман Абдуллаев! Ко мне!

Гордый и смелый, он почувствовал себя неуверенным.

— Зачем его поставили перед строем?

— Командование посылает Вас в школу сержантов, — сказал командир.
От неожиданности Абдуллаев растерялся и не сказал положенного по Уставу.

В полковой школе в отдельном инженерном батальоне шли дни и неде­ли напряженной учебы.

Далеко за полночь, прячась от дневальных и дежурных — стражей точ­ного армейского распорядка, — он сидел над тетрадями и книгами, изучая русский язык.

Кончилась учеба перед самой войной. Сержант Абдуллаев прибыл на фронт командиром отделения. Участвовал в боях на Дону, под Ростовом, в Донбасе, Запорожье, под Туапсе и Сочи, преодолевал со своим отделением горные перевалы, один труднее другого.

Однажды в 1943 году, когда шли наступательные бои на Черноморском побережье Кавказа, командир отделения Абдуллаев получил задание раз­ведать передний край обороны противника в горах, взять языка. Шесть раз­ведчиков с командиром отделения в снежную, морозную ночь поднялись, карабкаясь на высоту, занятую врагом. Укрылись за развесистым деревом. В пяти метрах от них появился часовой. В 100 метрах другой, который охранял траншеи и ходы сообщения с дзотом.

Надо было действовать решительно. Абдуллаев прыгнул на часового, подмял под себя, валявшимся куском провода скрутил руки вражескому солдату и с силой оттолкнул от себя. Пленный покатился к подножию высоты.

Кто-то из бойцов сказал:

— Задача выполнена, можно возвращаться в обратный путь.

— Если фрицам можно всыпать, стоит ли упускать эту возможность, — ответил командир отделения. Он подкрался к блиндажу, быстро распахнул дверь, дал автоматную длинную очередь.

Оставшиеся в живых гитлеровцы подняли руки. Их было вдвое боль­ше, чем советских разведчиков. Связав пленным руки ремнями, бойцы и их столкнули с высоты. Они докатились почти до самых наших окопов.

А на другой день, использовав донесение Абдуллаева и показания пленных, командир полка разработал план операции. Он удался блестяще. Полк нанес сильный удар по врагу, продвинулся вперед.

«... В боях редко протекает так точно, как это бывает задумано, враг сопротивляется, изощряется, — писал в 1944 году в газете «Сын отечества» сержант Абдуллаев.

— Я шел во главе группы автоматчиков впереди своего подразделения. В узком лесном проходе нас встретили вражеские самоходки. Ждать шед­шие сзади пушки потерять время. Послав предупреждение нашим артил­леристам, я повел своих автоматчиков в обход заслона. Но там навстречу вышла группа вражеских пехотинцев. Мы устроили засаду, немногие спас­лись от нашего внезапного удара. Тем временем подоспели артиллеристы и расправились с самоходками».

Так Абдурахман Абдуллаев мужал на войне.

Наступила весна 1944 года. Когда на Перекопе и Сиваше земля уже подсохла и над окопами в затишье висели жаворонки, дивизия Героя Со­ветского Союза генерала Радионова после прорыва сильной долговремен­ной немецкой обороны, тянувшейся по древнему турецкому валу, устреми­лась в глубь Крымского полуострова. Она штурмом взяла Симферополь. Получила название «Симферопольской».

По узким дорогам день и ночь двигались танки, самоходные орудия, артиллерия «катюш», шла вся в пыли, в поту гордая своими успехами пе­хота. Двигалось вперед и отделение Абдуллаева. Горы становились все вы­ше и выше.

Когда дорога проходила по горам, перед бойцами открылась чудесная картина. Израненные войной долины Крыма цвели, будто гигантские бело-розовые цветы...

— Благодать-то какая, — говорили солдаты.
Впереди был Севастополь.

Неподалеку от Севастополя фронт остановился. Среди господству­ющих высот, окружающих Севастополь с суши, наиболее укрепленной бы­ла крупная гранитная Сапун-гора, прикрывающая путь к последнему, еще не освобожденному участку Крыма.

Сапун-гора! Штурм ее нашими войсками вошел яркой страницей в ис­торию Великой Отечественной войны. На ней фашисты соорудили несколь­ко линий укреплений, расположенных ярусами. В каждом ряду укреплений— доты, железобетонные пушечные гнезда. Подходы к горе почти на полкило­метра враг заминировал. Фашисты защищались здесь упорно, используя каждое укрытие, каждое препятствие.

Бои на подступах к Севастополю шли непрерывно. Стык между диви­зией генерала Родионова и соседней справа проходил по долине, по совер­шенно открытой местности. Немцам удалось нащупать его. Наблюдатели донесли, что к месту стыка потянулся вражеский батальон. В резерве стоя­ли другие подразделения.

Командира отделения Абдурахмана Абдуллаева вызвали к командиру полка. Он вернулся быстро и сразу подал команду собираться. Взвод от­правился на новое место — на защиту стыка дивизий.

Обломки разрушенных зданий, скатившиеся с гор камни. Рыть окопы почти было невозможно. Бойцы старались использовать все, даже самые малейшие естественные углубления в почве, старые воронки. Абдуллаев торопил их:

— Не жалейте сил для укрытий. Времени у нас мало, немцы могут
двинуться на нас в любую минуту.

К вечеру разорвалось несколько снарядов, потом они стали рваться всюду. Началась немецкая артиллерийская атака. Пыль и пороховой дым, казалось, стояли до неба.

Из-за этой плотной пелены вышли первые немецкие автоматчики.

— Приготовиться!

— Огонь! — подал команду Абдуллаев.

Гитлеровцы, видимо, решившие, что после такой ожесточенной артил­лерийской подготовки на стыке не осталось ничего живого, опешили, залег­ли. Сильный огневой поединок окончился в пользу нашего взвода. Остатки вражеской роты отошли.

Но враг решил прорваться на стыке во что бы то ни стало. Добейся он этого — ему удалось бы ввести свои танки во фланги и тылы двух наших дивизий.

Абдуллаев отлично понимал ответственность задачи, возложенной на его взвод, понимал и то, что сил у него меньше, чем у врага.

Над взводом появились десятки бомбардировщиков. Они пикировали, делали по нескольку заходов, иные проносились с отвратительно против­ным свистом специальных сирен, рассчитывая этим сломить волю наших воинов.

Опять все окуталось дымом и пылью. Бомбежка продолжалась сорок пять минут. Потом фашисты предприняли новую атаку.

Абдуллаев положил свой автомат на бруствер окопа, дал сигнал бой­цам и первым открыл огонь. Взвод один сдерживал натиск батальона.

Обе дивизии по-прежнему спокойно готовились к большому и сложно­му маневру. Мало кто знал, кому они были обязаны этим спокойствием, кто им дал возможность прорваться к морю.

На другой день немцы дважды повторяли контратаки. Они были так­же отбиты.

Старший сержант Абдурахман Абдуллаев за отличное командование взводом, за то, что в этом бою лично истребил полтора десятка гитлеровцев, был награжден орденом Красной Звезды.

Когда шли бои за Крым, письмоносец много раз приносил в саклю Жанбике вести с фронта. Они говорили о храбрости и боевой славе ее сына. Он получил 2 ордена Красной Звезды и орден Славы II 1-й степени.

Наступила передышка между боями. Абдурахман сидел в своем каме­нистом окопе, отдыхал, отдыхали и бойцы.

Ночью его вызвал парторг. В полуразрушенном сарае, освещенном коп­тилкой, сделанной из артиллерийской гильзы, заседало партбюро.

Парторг сообщил о заявлении Абдурахмана Абдуллаева с просьбой принять в партию.

Поднялся старший сержант Калоев.

— Я долго служу в одной части с Абдурахманом Абдуллаевым, — сказал он. — Знаю его отлично. Он человек отважный, достоин быть в ря­дах Коммунистической партии.

— Теперь ты должен бить врага еще крепче, — поздравляя с вступле­нием в партию, сказал парторг.

— Твое отделение первым пойдет на штурм Сапун-горы, — сказал
Абдуллаеву командир роты Загоруйко.

Абдуллаев вернулся в отделение, обошел всех бойцов, проверил, сколь­ко у них патронов, гранат, проверил оружие. Это было на подходе к Са­пун-горе.

... Штурм Сапун-горы проходил в исключительно ожесточенных схват­ках. Но всё превзошли бои, разыгравшиеся 7 мая.

Ни кустика. Только камень и камень, взорванный снарядами, иссечен­ный минами дикий камень. И крутой, очень крутой склон. Вся гора избо­рождена траншеями, ходами сообщений, окопами.

Каждый сантиметр был под огнем, гитлеровцам было видно каждое движение нашего солдата. В таких условиях наши войска начали штурм огненной Сапун-горы. Каждую секунду она извергала смерть.

— Дот, — заметил Абдуллаев. Замаскированный под куском скалы двухамбразурный дот открыл огонь и ни на секунду не затихал.

— Три слева, три справа, три в лоб,— приказал он, и бойцы поползли.

Командир отделения Абдуллаев все время был впереди. Фашисты пе­реносили огонь то в одну, то в другую сторону, используя каждую секунду. При переносе огня автоматчики по метру, полтора ползли вперед. Послед­ний бросок — и Абдуллаев у двери дота. Но в тот момент, когда разорва­лись брошенные им в дот гранаты, чуть выше застучала автоматическая пушка.

Распаленный боем, он не помнит, как вывел бойцов из-под огня и прыг­нул в первую вражескую траншею. Мощный немецкий огонь доведен те­перь до предела. Стали бить орудия и минометы всех калибров. Абдуллаев видел, как слева и справа взвода отставали раненые.

— Вперед! — командует он.

От камня к камню, подбадривая своих бойцов, он полз все выше и вы­ше. Вот он вскочил в окоп второй линии обороны врага, потом третьей. Прошло еще два часа. Четыре часа он уже провел под шквалом огня, а бой был еще только в разгаре.

— Только не останавливаться, только не останавливаться, — кричит старший сержант.

Первым Абдурахман Абдуллаев достиг вершины и посмотрел в сторо­ну моря, в сторону Севастополя. Кругом еще кипел бой. Вот и весь взвод на высоте, рядом появился соседний взвод. Вдруг перед Абдуллаевым вырос фашистский офицер, за ним пулеметчики и автоматчики.

Офицер метнул гранату. Она разорвалась рядом с Абдуллаевым, но не ранила его. Абдуллаев прошил немца автоматной очередью и, как ска­зочный народный герой, устремился на остальных. Вид его был грозен. Вместе с бойцами он отбивал контратаки кучки уцелевших гитлеровцев.

В одной из рукопашных схваток с врагом на вершине Сапун-горы сильный удар в голову оглушил Абдуллаева.

Превозмогая боль, он поднял глаза и увидел перед собой фашиста, который готовился ко второму удару автоматом. Но... Абдуллаев опере­дил его. В рукопашных схватках Абдуллаев был ранен несколько раз.

Вечером, когда была отбита последняя контратака, командир роты ка­питан Загоруйко подозвал Абдуллаева к себе, сказал: «Ты — герой!»

24 марта 1945 года Указом Президиума Верховного Совета СССР Абдурахману Абдуллаеву за проявленные геройство и отвагу в бою 7 мая 1944 года присвоено звание Героя Советского Союза.

АЛЕКСАНДРА ПУТЕРБРОТ,                    ПО ДОРОГАМ ВОИНЫ…

Дмитрий трунов                                  

Жестокая война двигалась к развязке. Султан Алисултанов, горец из дагестанского аула Баршамай, бывший бригадир колхоза «Красный Кайтаг», затем студент Махачкалинского медицинского техникума, ставший минометчиком, ступил на немецкую землю.

Долгий, тяжкий путь привел его сюда.

... В первые дни внезапного нападения гитлеровцев на нашу страну часть, в которой служил младший сержант Алисултанов, отступала с боями.

— Мы вернемся, мы победим, мы должны победить. У нас огромная страна, дружный народ, — думал Султан.

И настал день, когда началось решительное наступление. Через Орел, Брянск, Унегу, Клинцы, Новозыбков шел на запад и Султан Алисултанов, теперь уже командир минометной батареи. Накануне 7 ноября 1943 года подошли к Днепру.

Батальон получил приказ немедленно форсировать реку.

Батареям Алисултанова и гвардии капитана Монева было приказано преодолеть водную преграду вместе с пехотой.

Под сильным огнем противника батареи переправились на берег, за­нятый врагом.

Огонь этих батарей по врагу дал возможность саперам быстро навести переправы, обеспечить форсирование реки, удержать плацдарм.

В этой смелой операции, двигаясь вслед за пехотой, батареи огнем подавили противника.

За мужество, героизм и воинское мастерство весь личный состав двух батарей был удостоен правительственных наград.

Затем военные дороги привели Алисултанова на белорусскую землю.

За освобождение города Пинска минометному полку, в котором слу­жил Алисултанов, было присвоено наименование Пинского. Шутя, солда­ты стали называть его еще «наш болотный полк». Преследуя врага, он успешно преодолел нехоженые болота.

Под Ригой батарея Алисултанова поддержала огнем высадку десанта на Западной Двине. Очищая от оккупантов путь к ней, батарея под его коман­дованием выпустила 5000 мин по врагу. Вместе с морской пехотой Султан Алисултанов в числе первых вошел в столицу Латвии.

В январе 1945 года исключительно ожесточенные бои развернулись на Сандомирском плацдарме.

Для поддержки наступающих войск 1-го Белорусского и Украинского фронтов здесь было сосредоточено по 360 и более орудий и минометов на километр фронта.

При прорыве обороны врага в первые, самые тяжелые дни наступа­тельной операции на участке, где действовал 547-й минометный полк, Алисултанову, как опытному артиллеристу, было приказано корректировать огонь артиллерии и минометов. Наступательным порывом войск враг был выбит с плацдарма. Началось изгнание его из пределов Польши, которое завершилось к концу января.

Но особенно памятным для Алисултанова был бой за Штатгард. Го­род вырос перед глазами серыми нагромождениями строений. Над ним пла­вал черный дым. В воздухе кружили самолеты, сбрасывая бомбы. Гото­вился штурм города.

Батарея Алисултанова вместе с авангардным подразделением первой должна была ворваться в город. Командир полка гвардии подполковник Иванов, отдавая приказ, подчеркнул:

— Действуйте разумно и смело.

Гитлеровцы схитрили. Они пропустили пехоту на окраину города и за­хлопнули выход назад. Стрелковая рота заняла уже несколько кварталов, когда у нее в тылу появилось семнадцать немецких танков.

Султан подал команду:

— Минометы к бою. По танкам... Прицел... Огонь! И батарея миноме­тов преградила своим огнем путь танкам. Тяжелые мины гулко рвались, ворочая мостовую. Танки все еще шли, пока не достигли огневой завесы.

Рота продолжала отбивать квартал за кварталом и к полудню прорва­лась к центру города.

Минометчики Алисултанова, меняя позиции, мощным огнем прегради­ли путь танкам. Ни один танк не подошел к наступающей роте.

На груди Алисултанова к медали «За боевые заслуги» — за бой у Калинковичей, к Красной Звезде — за Минск, к ордену Отечественной войны II степени — за Ригу прибавился орден Александра Невского—за Штатгард.

От Штатгарда и до Нижнего Одера, охватывая полукольцом Альтдамм, распростерся лесной массив Форст Фридрихсвальде, который в дни войны дал приют многим военным заводам Германии. Над ним выросли под цвет стволов сосен заводские трубы.

На лес опирался край «Померанского вала» — мощной разветвленной системы обороны. Его пересекали проволочные заграждения, противотанко­вые рвы. На дорогах — лесные завалы. Каждое дерево использовано для обороны.

Но самые мощные оборонительные сооружения были воздвигнуты во­круг Альтдамма. Город и его окрестности к марту 1945 года были послед­ним плацдармом гитлеровских войск на правом берегу Одера. К тому же он прикрывал собой Штеттин. Его обороняли смертники.

Сначала надо было преодолеть массив Форст Фридрихсвальде. Сразу же за Штатгардом минометчики гвардии подполковника Иванова стали вместе с пехотой прочесывать оборонительные сооружения в лесу. Снаряды артиллерии большой мощности и мины искромсали и исковеркали обступив­шие город сосны. Бор сразу поредел, обнажив корпуса заводов и городских построек.

Город притих, словно вымер. Но как только поднималась наша пехота, из противотанкового рва, из многочисленных бронеколпаков, из бойниц в зданиях города вырывался вихрь огня. С противоположного берега Оде­ра, из Штеттина, били дальнобойные береговые и крепостные пушки.

Так длилось много дней.

В предрассветную темень к городу пошли 9 человек: командир баталь­она пехоты с ординарцем Суликовым, командир взвода управления Дыхин, разведчики, командир батареи Монев и Алисултанов, захвативший на вся­кий случай рацию.

Прошли в соседний лесопарк. Алисултанов откопал щель и разместил там рацию. Ему без труда удалось связаться с командиром дивизиона.

— Хорошо вижу кварталы города и укрепления. Прошу «огоньку».
Начинаю корректировать.

Он сообщил данные, и у окраинных домов начали рваться мины.

В это утро, 20 марта 1945 года, решалась судьба Альтдамма. С рассве­том появились наши бомбардировщики. Город задрожал от взрывов.

Напор нашей артиллерии, пехоты, танков, самоходок был неудержим. Алисултанов продолжал сообщать данные и корректировать огонь ми­нометов.

Альтдамм пылал, как огромный костер. Пехотинцы шли вперед сквозь дым.

Группа бойцов ворвалась в дом, где расположился со своей рацией Алисултанов.

— Смотрите, свои! — радостно крикнул один из них. — Как дома.

— Вот здорово!..
Альтдамм был взят.

Минометный полк перебросили на другой участок — к самому берегу Одера.

В войсках стало расти радостное возбуждение.

— Даешь Берлин! — выкрикивали бойцы.

Одер был тяжелой преградой: как раз в эту пору он разлился.

Местами трудно было разглядеть противоположный берег, так широка была река.

Воинское соединение, которому был придан минометный полк Иванова, в районе Альт-Рудниц углубилось в узкую излучину Одера.

Бойцы окопались на отлогом песчаном берегу реки. Всем было ясно: предстоит одна из сложнейших операций — форсирование Одера.

На вторые сутки в дивизион Евсеева прибыл подполковник Иванов. Созвали командиров батарей.

— Стрелковое подразделение сегодня высаживается на западном бере­гу реки и захватывает плацдарм. Наш полк прикрывает его своим огнем. С пехотинцами нужно послать нашего корректировщика  огня, — пояснял подполковник командирам батарей.

— Как вы на это смотрите? Готовы?

— Приказывайте, товарищ подполковник, — отвечал каждый.
Очередь дошла до Алисултанова.

Подполковник изучающе оглядел его фигуру.

Он был невелик ростом, не увертлив и проворен. Был отчаянно смел.

— Ну как, кавказец, дела? — спросил Иванов.

— Отлично, товарищ гвардии подполковник!

— Воды боитесь? Какая у вас река там, на родине?

— Плавать можете?

«Почему спросил об этом командир полка? —подумал Алисултанов.— Ведь он должен помнить, что в 1943 году в районе Любичи мы форсировали Днепр, огнем своей артиллерии уничтожили целый полк фашистской пехо­ты и артиллерийскую батарею, которые охраняли переправу через реку.

Должен он помнить и январь 1944 года, когда мы вместе с пехотой пер­выми переправились через реку Припять. Тогда я корректировал огонь нашей артиллерии.

Ему ведь известны и октябрьские дни 1944 года, когда я первым с морской пехотой ворвался в Ригу и с хода форсировал Западную Двину. Видимо, командир полка шутит».

В Баршамае река! Если выгнать всех колхозных буйволов — всю воду выпьют. Но Алисултанов не растерялся.

— Реки нет, товарищ гвардии подполковник, только море Каспий­ское, — схитрил он.

— Как смотрите на форсирование Одера?

— Товарищ гвардии подполковник, мы уже думали об этом. Личный состав моей батареи просит послать нашего представителя. Пошлите меня, товарищ гвардии подполковник.

— Ишь ты, «уже думали». Нет, тебя не пошлем, — добродушно про­говорил Иванов.

— Почему?

— Ты тут нужен, — ответил командир полка.

Подполковник ушел. Алисултанов недоуменно поглядел вслед и напра­вился к своей батарее.

— Вот тебе и «уже думали», — насмешливо крикнул ему кто-то.

До половины дня никому не было известно решение командования. Вскоре в землянку к Алисултанову пришел Иванов. Алисултанов и коман­дир взвода управления Дихин обедали. Иванов обратился к Дихину:

— Готовьтесь переправляться, — и, глянув на Алисултанова, доба­вил:— Вместе с командиром батареи.

— Есть переправляться! — ответил он.

— Переправляться будете под обстрелом. Река простреливается всюду. Рассчитываю на ваше мужество, — сказал Иванов.

Алисултанов уже не мог продолжать обед. Он начал отдавать распоря­жения. Приготовили рацию, оружие, запас патронов и продовольствия, пе­ретащили все это в траншею у самого берега.

Это было 17 апреля 1945 года. Стоял солнечный день.

Как только отчалили лодки с штурмовой ротой пехотинцев, враг от­крыл ураганный огонь. Вели огонь десятки пушек и минометов, шесть артил­лерийских батарей били по переправе прямой наводкой, из шести дотов велся пулеметный огонь.

Излучина была наиболее удобным местом для форсирования. Она была укреплена лишь с боков, а в самом изгибе реки оборона была более слабой. Противник не ожидал, что именно здесь, в узкой излучине, будет выбрано место для форсирования.

Лодки кружились на воде, лавируя между фонтанами от взрывов. Ар­тиллерия врага била не только по лодкам, но и по берегу. Один снаряд угодил прямо в траншею, где был Алисултанов с младшим лейтенантом Дихиным. Дихин погиб. Алисултанов сообщил по рации командиру полка о гибели боевого товарища, просил похоронить его. Потом приказал:

— В лодку, — и, схватив рацию, побежал к берегу.

За ним бросились радисты и разведчики. Пятеро сели в лодку и по­плыли.

Снаряд разорвался у самой лодки. Фонтан окатил бойцов, замочил аппаратуру рации.

— Гребите быстрее! — приказал Алисултанов.

На середине реки обстрел усилился. Лодку относило течением, кружи­ло в стремительных потоках.

Вокруг зашлепали пули крупнокалиберного пулемета. То и дело рва­лись мины и снаряды.

Разведчик, сидящий на корме, так орудовал веслом, что лодка волчком металась из стороны в сторону, увертываясь от огня.

Лодки уже подошли к берегу, гитлеровцы пустили в ход гранаты, но штурмовая группа—15 бойцов — высадилась и вступила в рукопаш­ный бой.

Почти у самого берега Алисултанов заметил, что немецкая артиллерия стихла. Зато грохотала наша с восточного берега. Артиллеристы помогали штурмовой группе закрепиться. Минометы же молчали.

... Иванов нервничал. Он знал с каким риском сопряжено форсирова­ние реки в середине дня, под огнем врага.

Но вот прибежал взволнованный Евсеев.

— Алисултанов на том берегу. Уже развернул рацию!

— Товарищ подполковник, я здесь, на левом берегу, — услышал Ива­нов голос командира батареи.

— Здорово! Действуй, — обрадовался Иванов.

— Принимайте данные...

Иванов вынул блокнот и стал, записывать.

— Буссоль 57,00, прицел 7,50; огонь на меня, — передавал Али­султанов.

По этим данным по всему берегу был открыт минометный огонь.

... Штурмовая группа выбила врага из прибрежных траншей и закре­пилась в них сама. Но враг стал подтягивать резервы и укрепляться на другой линии траншей. Было очевидно, что он готовится перейти к контр­атаке.

Помочь стрелковой роте удержать захваченные позиции — всё это теперь зависело только от Алисултанова. Он быстро произвел расчеты и передал данные Иванову. Не прошло и пяти минут, как начали рваться мины. Возникла плотная завеса огня.

Попытки немцев перейти в контратаку и сбросить советских воинов в Одер провалились.

Алисултанов руководил минометным огнем всего полка. Иванов пре­доставил в его распоряжение все огневые средства. Командир батареи пере­давал по рации одну команду за другой, переносил огонь с одного места на другое, улавливал подозрительное оживление в немецких траншеях и добивался усиления огня.

Командиру корпуса сообщили, что плацдарм захвачен и что с помощью минометчиков штурмовая группа хорошо закрепилась на берегу. Минометный огонь отсек противника и не дает ему возможности перейти в контр­атаку.

Не выдержав орудийного и минометного обстрела, гитлеровцы начали отступать. Орудия продолжали бить по убегавшим фашистам.

— Кто от минометчиков на том берегу? — спросил командир корпуса.

— Командир батареи 547 минометного полка Алисултанов. Командир корпуса настроил на рацию командира батареи и попросил разъяснить обстановку. Выслушав, он сказал:

— Поздравляю вас, товарищ Алисултанов. Вы представлены к званию
Героя Советского Союза.

— Служу Советскому Союзу, — послышалось в ответ.

Четыре дня удерживали плацдарм на западном берегу Одера бойцы штурмовой группы.

И все это время старший лейтенант Алисултанов корректировал огонь минометного полка. А потом через Одер хлынула лавина наших войск, наступающих на Берлин.

31 мая 1945 года в районе Эльбы в полку был зачитан Указ Президи­ума Верховного Совета СССР о присвоении отважному корректировщику артиллерийского огня старшему лейтенанту Алисултанову Султану Кадырбековичу звания Героя Советского Союза.

* * *

На фронте Алисултанов не искал славы, а честно выполнял долг воина. Он стойко перенес горечь отступления. В больших боях за Днепропетровск впервые пошел врукопашную. В один день ходили в атаки несколько раз. Силы были неравные, враг превосходил наши войска. В эти дни не верилось, что останется жив. «Именно тогда, — вспоминал Султан Алисултанов, — я получил настоящую закалку фронтовика. Передо мной был коварный враг — оккупант, которого надо было уничтожить».

Потом не счесть сколько раз, не жалея своей жизни, он со смертельным риском вступал в схватку с гитлеровцами.

Трудными дорогами войны он дошел до Берлина и вернулся в родной дом со Звездой Героя.

После войны он окончил Высшую партийную школу, много лет трудил­ся на партийной работе.

Сейчас он директор Маджалисского консервного завода.