Деревенская община XIV- XVI столетий

 

Когда идет накопление материалов, важно не пропустить ни одного лишнего сведения. Часто бывает так. Возникнет какой-то, на первый взгляд, незначительный факт, противоречащий сложившимся у исследователя представлениям об изучаемом предмете. Его хочется отбросить, посчитать исключением из правил, проигнорировать как мелочь. Но будьте настороже. Не проходите мимо таких фактов. Они ломают наше стереотипное догматическое мышление. Именно через их мучительное осознание можно совершить прорыв в непознанное, получить нетрадиционное объяснение тому или иному явлению.

В ходе поисков деревни Михалково-Михалкино я был весьма раздосадован, когда возникла путаница с тремя топонимами "Михалкино", закрепленными сразу за тремя объектами: полем у деревни Иваньково, полем у болота Долгий Мост и болотом. В тот момент мне было важно найти селище. А здесь препятствие, какая-то путаница. Но вот поселение нашлось. И тогда встал вопрос, а почему болото и поле у болота Долгий мост носят название деревни? Все это не нравилось, поскольку мешало окончательной формулировке принципа поиска деревень писцовых книг: название местности совпадает с бывшей деревней. Должно совпадать. И вдруг меня осенило: название деревни закреплялось не только за тем местом, где она стояла, но и за окружавшей ее территорией. Вспомнились расспросы местных жителей об урочище Сачки. Н.И.Зверев сообщил, что все это покосы на несколько гектаров. А взять Машково. Это огромное поле - все Машково. Да и планы Генерального межевания эпохи Екатерины II указывают пустоши, расположенные на месте бывших деревень, с четкими границами. Следовательно, деревни XIV-XVI веков имели свою территорию, на которую распространялись их названия. У территории деревни были свои границы, называвшиеся межой. Деревни исчезли, но названия остались, где целым массивом, где в "лоскутках".

Для меня это было открытие, позволившее сделать затем новый шаг в изучении деревень писцовых книг - восстановить границы земли бывших сельских поселений. И здесь мне во многом помог Владимир Ильич Ленин. Нет, это не оговорка. После революции 1917 года, когда народ получил землю, отняв ее у помещиков, возникло желание уничтожить все планы землепользования, хранившиеся в архивах, чтобы в народной памяти не осталось ничего, что могло напоминать о гнете. Да и чтобы не было документов, по которым можно было вновь вернуть землю прежним землевладельцам. Планы земельных угодий, составленные с конца XVIII века по начало XX века для всей территории России, намеревались сжечь. Их спасла случайность. Об этом узнал глава правительства, и по телефонному звонку Ленина была предотвращена расправа с тысячами бесценных для отечественной истории документов. На этих планах для каждой деревни, села указывались его границы, промеры в саженях, отмечались лесные угодья, болота, ручьи, реки, пустоши, пашни. Когда держишь в руках эти многоцветные чертежи, то возникает ощущение зависания над просторами России. Сверху ты разглядываешь изгибы рек, массивы лесов, полосы пашен, контуры деревень. Почти подробная карта.

Четкие линии на планах указывают границы землевладения деревень, пустошей. Самое поразительное, что межи XVIII века восходят в своей основе к XVI веку. На это указывает целый ряд свидетельств. Накануне Генерального межевания для урегулирования возможных споров были сделаны копии писцовых и межевых книг конца XVI века. Более того, когда межевщики выезжали на местность для проведения границ, где они встречались с представителями землевладельцев, то эти "поверенные" письменно давали межевщикам обязательство отводить земли и угодья "по самой сущей справедливости, где есть по прежним писцовым и межевым [книгам], живых только урочищам и по владению, происходящему до 1765 года". Материалы старых книг и показания землевладельцев и легли в основу проведения меж в конце XVIII столетия. Но в 1583 и 1595 годы, когда составлялись книги, отделяет от 1495 года всего столетие. Московские дворяне не занимались перекройкой границ деревень. Следовательно, они унаследовали деревни в границах конца XV века. Так проследилась традиция землевладения с 1495 года по 1780-1781 годы, когда было осуществлено межевание Жабенской волости.

Конечно, прошедшие два века не могли не внести коррективы в землевладение. Деревни переходили от одного помещика к другому. Массивы земли то сливались, то разъединялись. К 1780-ым годам многие межи XVI века исчезли, но многие и остались. Именно последние, которые располагались на стыке владений между разными деревнями, и оказались самыми древними. Понадобилась кропотливая работа, чтобы проанализировать границы деревень, выяснить те из них, которые не вызывают сомнений, и восстановить утраченные, а затем все это перенести на современную карту. Деревня XIV-XVI веков оказалась не простой точкой на местности, а территорией, обнесенной межой.

Полученные выводы полностью вписались в те представления о территориальности русской деревни XV-XVI веков, которые существуют у историков, изучающих многочисленные актовые документы того же периода. Еще 150 лет назад об этом написала А.Я.Ефименко. Для нее русская средневековая деревня - это "обособленная земельная единица, в центре которой стоит двор или небольшая сумма дворов... к которым тяготеет известная совокупность земельных угодий, притянутых к этому центру трудовым захватом". Б.Н.Чичерин называл деревню "поземельным участком", границы которого "определялись большею частью не искусственным размежеванием, а старинным обычаем; на это указывают выражения, которые так часто встречаются в грамотах: "Куда топор, соха, и коса ходили" или "Что к этой деревне из изстари потягло". Об однодворных деревнях-"участках", наиболее часто упоминаемых в книгах XVI века, историк писал, что они составляли "нечто цельное, в нераздельном составе переходившее из рук в руки". Но такая же характеристика распространялась и на поселения из 2,3,4 и более дворов. В.И.Сергеевич отмечал, что многодворные деревни возникли в результате деления на части первоначальной однодворной деревни - однодворного хозяйства.

Наличие границы между отдельными сельскими поселениями подтверждает Двинская уставная грамота 1397 года. В ней предусматривается штраф в размере 30 денежных единиц (бел) за нарушение межи между селами.

Исследователи отмечают структурность деревенской территории с ее угодьями. Всякий раз она была неповторима, поскольку целиком зависела от конкретных местных почвенно-ландшафтных условий. Расположение лесов, пашен, лугов было обусловлено самой природой. Свою хозяйственную деятельность человек лишь вписывал в окружавший его ландшафт, приспосабливая под свои нужды, постепенно преображая его.

К любой деревне примыкала пашня. Но удобные под посев поля находились и в других местах, удаленных от деревни. Точно также вразброс размещались и сенокосные угодья. Универсальной формой земельного владения была чересполосность. Каждое поле состояло из участков, принадлежавших отдельным крестьянским хозяйствам. Эти участки имели свои межи, за нарушение которых взимался штраф. По Двинской грамоте 1397 года брали барана: "А друг у друга межу переорет (перепашет - В.Б.) или перекосит на одином поле, вины боран". Делились таким же образом и сенокосы - пожни.

Чересполосность владений требовала регламентации хозяйственной деятельности - проведения в определенные сроки сельскохозяйственных работ для всех дворохозяев. Для пашен это был так называемый принудительный севооборот. Одновременно косили и сено. Сохранился удивительный документ XVI века, в котором крестьяне Вознесенского прихода Емецкого стана на Двине договорились об одновременном сенокошении: "А косити нам и ездити на те пожни всем вдруг за неделю до Ильина дни... а кто поедет ранее того срока сильно, не свестяся, и нам на того стояти всем заодно".

В новгородской деревне XV-XVI веков существовало два вида собственности: "частная" и общественная. Отдельный крестьянин владел участками полей, покосами. Он имел право их продать, завещать, заложить и т.д. Сохранившиеся грамоты прямо указывают на движение земельной собственности. Эта же земля считалась тяглой. С нее взимался налог, вводились повинности.

К общедеревенской земле, находившейся в пользовании всей деревни, всех дворохозяев, относились леса, луга, реки и т.д. По грамотам, это все угодья, "что к той деревне из старины потягло" или "и с ловищи лесными, и водяными, и со всеми угодьи, что к тем землям истари потягло". Данные угодья без ведома всех хозяйств не отчуждались. Ими пользовался тот, кто платил тягло. Все крестьяне были связаны круговой порукой.

Историки совершенно справедливо называют новгородскую многодворную деревню XV-XVI веков общиной. В деревне-общине нетрудно найти все черты классической германской марки. По своему содержанию это и была марка, то есть совокупность индивидуальных крестьянских участков и общинных угодий - альменды. Для России XV-XVI веков ее лучше называть деревенской общиной. В таком случае мы должны совершенно другими глазами посмотреть на текст Новгородской писцовой книги 1495 года, где дается состав дворовладельцев деревень Жаровского конца Жабенской волости. Крестьяне данного документа - общинники, члены деревенских общин. Источник наполняется новым социальным содержанием:

 

Деревенская община	Дворовладельцы - члены общины
Сачки	Панка Олексейников, Самойлик Климов, Сысойко Васков, Ивашка Пришва, Захарко, Петрушка Олексейков
Иваньково	Федко Оньфимков, Климко и Софронко Назаровы, Олферко Петрушкин
Поддубье	Кипреянко Дмитроков, Олешко Гридин, Михаль Денисов, Михаль Левонов, Демешко Филитов, Сенка Осташев, Микитка Филатков, Ивашка Дубина
Еросимово	Офонаско Степанков, Дениско Якимков
Машково	Федко Насонков, Осташко Максимков, Захарко Ивашков, Федоско Харитоников
Грязовица	Ивашко Максимков, Михейко Онтипкин, Огафонко Михалев и свояк его Омоско
Кисляково	Онцифорик Кондратов, Костя Петрушин, Данилко Костин
Попирачёво	Ивашко, Нестерик Сафониковы, Овсевко, Перфурко, Трофимковы, Логинко Сенкин, Куземка Ермаков, Онанка Климков, вдова Овдотка, Васко Микулкин, Ортемко Овсевков, Якимко, Софонко Мануйликов
Жары ж	Лучка Степанов, Петрушка Королев
Михалково	Якуш Тимохин, Нестерка Ермаков, Федоско Гридин, Овдейко Якимов, Устинко Васков

 

Чуть было не внес в таблицу деревню Запрудье и ее жителя Гридку Петрушкина. Это не община-деревня, а основа будущей общины, которая так и не развилась. Нахождение Запрудья рядом с Иваньково наводит на мысль, что эта земля иваньковская, переданная Гридке Петрушкову. Очевидно, он обосновался на общедеревенской территории. Перед нами четкая модель образования новой деревни. Совершенно ясно, что точно также появились и Жары Малые, расположившиеся напротив Жаров Больших по другую сторону ручья.

Если деревни были общинами, то все вместе они образовывали более крупную общину - Жаровский конец. Любопытно, что в 2 километрах к северо-востоку от Поддубья расположен курганно-жальничный могильник, в котором можно предполагать общинное кладбище Жаровского конца XIV-XVI веков. Иного кладбища на территории Жаровского конца этого времени выявлено не было. Гипотезу стоило проверить.

 

"Жалиться" - значит печалиться

 

Деревни Жаровского конца возникли в то время, когда на всей Руси практически сошел на нет курганный погребальный обряд. Мало где насыпали курганы. Все чаще хоронили в обычных могилах, только могилы на Северо-Западе сверху обкладывали камнями. Археологи называют такие памятники жальниками - термином, взятым в народе. Слово "жальник" означало кладбище, могильник. В одном из документов середины XVI столетия - Стоглаве - сказано: "В Троицкую субботу по селам и по погостам сходятся мужи и жены на жальниках и плачутся по гробам умерших с великим воплем". Далее приводится описание магических поминальных обрядов, в которых принимали участие скоморохи: "И егда скомрахи учнут играти во всякие бесовские игры, и они от плача преставше, начнут скакати и плясати, и в долони (ладони - В.Б.) бити, и песни сатанинские пети".

Слово "жальник" этимологически связано со словом "жаль" - горе, печаль, родственно глаголу "жалиться" - печалиться. "Сатанинские" песни, пляски скорее всего были связаны с какими-то магическими действиями, иначе плач мужей и жен можно расценить как кощунственное отношение к памяти предков. Какая же тут "жаль", если поют и пляшут у гробов? Церковные деятели, боровшиеся с языческими пережитками, этого понять не могли. Они осуждали подобное поведение, имевшее вековые корни.

О существовании жальника близ Поддубья я узнал от В.Н.Григорьева, жителя той же деревни. Он сообщил о расположении могильника в бору, указал на примерные его размеры 200x300 метров. "Как человек положен, так и камнями выложен", - сказал Григорьев. Впоследствии камни куда-то вывезли. Ныне их мало, почти не видно. С трудом и только с помощью знатока округи Н.С.Ефремова из села Рождество удалось выяснить нахождение могильника. Действительно, постарались потомки, чтобы стереть с лица земли память о своих предках (по одной из версий камни забрали на щебень). А ведь еще А.С.Пушкин писал:

Два чувства дивно близки нам,

В них обретает сердце пищу:

Любовь к родному пепелищу,

Любовь к отеческим гробам...

На них основано от века

По воле Бога самого

Самостоянье человека,

Залог величия его.

Археологи в таких местах не ходят. Глухой лес. До воды далеко. Я был поражен, когда увидел здесь небольшую курганную группу из 22 насыпей. Она располагалась на слегка покатом склоне возвышенности в сосновом бору. У ее подножья разместился жальник. Вся территория могильника покрыта сплошным ковром мха. Лишь в некоторых местах выступают макушки крупных камней. Но их немного.

Решено было раскопать один курган, а на жальнике заложить небольшой раскоп. Выбор пал на небольшую насыпь круглой формы диаметром 4,5 и высотой 0,4 метра. Привлекли малые размеры кургана и отсутствие на нем деревьев. Сначала сделали разметку по сторонам света, оставив четыре контрольные бровки для наблюдения за составом насыпи. Затем приступили к раскопкам по секторам. Здесь важно не пропустить малейшие детали: пятнышки, изменение цвета земли, находки керамики. Все это по завершении раскопок позволит восстановить погребальный обряд.

Вот и первый фрагмент горшка, затем второй, третий... Они разбросаны по поверхности насыпи, но пошли фрагменты и из самой насыпи в толще песка. Все фиксируется на чертеже. С помощью нивелира берутся отметки. Судя по составу и цвету глины, черепки - от одного сосуда. Вот и два фрагмента горлышка соединились вместе, а вот стенка подошла к стенке. В насыпи оказался сосуд, разбитый и разбросанный скорее всего с поминальной целью. Еще находка - раздавленный горшок. Он собирается почти целиком. Снова фиксация: рисую и фотографирую. Но что это? Мы снимаем курган горизонтальными срезами, а по краям вместо песка идет слой серой земли - бывший дерн. Значит, насыпь была обложена дерном. Все. Выходим на уровень погребенной почвы, в котором виднеется абрис ямы. Ее длина 3,3 , ширина 1,3 метра. Размеры озадачивают: что за гигант здесь похоронен? Керамики больше нет. Та, что найдена, вполне уверенно датируется концом XIII - началом XIV веков. Такие поздние - курганы редкость. К этому времени относится и само погребение.

После выборки из ямы песка на дне ее расчищаем скелет мужчины, похороненного по христианскому обряду. Уложен он на спине, руки на животе. Никаких предметов в могилу положено не было за исключением двух искореженных, свернутых в комок полосок из светлого металла, возможно, пластинчатого перстня. Они лежали возле пальцев правой руки. Погребенный был положен головой на северо-запад (азимут 295), а не строго на запад. Как потом определила антрополог Татьяна Томашевич, возраст мужчины был 55-60 лет.

Какая-то странная диспропорция существовала между небольшим ростом умершего (1,65 метра) и размерами гробовины длиной 2,3 метра. Возможно, это не гробовина, а носилки или "подставка", поскольку скелет был уложен на бересту, которая отчетливо проследилась на дне ямы.

На жальнике близ курганов, то есть в его древнейшей части, был заложен небольшой раскоп 2x6 метров. Но вскоре мы вынуждены были сделать прирезку. Его общая площадь достигла 15 квадратных метров. После снятия дерна показываются камни. В основном они разбросаны хаотично. Только два ряда указывают на обкладку могил. Камни явно потревожены, некоторых недостает. На земле - первые долгожданные фрагменты керамики. На них следы огня - горшок явно побывал в печи. Горшки предназначались для поминальной пищи. Но есть несколько удивительно чистых фрагментов. Они выполнены из белой глины. Точно такие же куски сосудов я находил на селищах - бывших деревнях Жаровского конца. Вот и венчик с характерным профилем XIV столетия! Захоронения на данном участке совершали явно после упразднения курганного обряда.

На исследуемой площади было вскрыто 11 погребений: три мужских и восемь детских. Возраст умерших взрослых 35-40, 40-45, 50-55 лет, детей - от полутора до 6 лет. Один совсем младенец. До чего же была высока детская смертность. Да и возраст мужчин по нашим меркам средний, время расцвета. Все погребены по христианскому обряду, как и в кургане, только нет насыпи поверх могилы. Создается такое впечатление, что камни, отмеченные только над двумя взрослыми захоронениями, заменяли собой насыпь, являясь ее эквивалентом.

Раскопки курганно-жальничного могильника позволили установить время его основания - рубеж XIII-XIV веков. Но к этому периоду относится и появление деревень Жаровского конца. Вряд ли это простое совпадение. Поэтому вполне уверенно можно утверждать, что это единственное кладбище для всех деревень было общим, точнее, общинным, а сама община - Жаровский конец - сформировалась именно в конце XIII - начале XIV веков.

 

Жаровский конец как община

 

Итак, Жаровский конец – это община, включавшая более мелкие общины-деревни. Но перед нами не простая совокупность деревень, а определенный тип общинной организации, знакомой историкам Русского Севера XV-XVI веков. Деревни объединялись в волость под главенством погоста. Исследователи называют такую общину погостской, или волостной. Этот тип общины хорошо изучен благодаря сохранившимся грамотам. Все черты общины-волости документируются в протоколе истории.

Волостная (погостская) община была самоуправляющейся организацией сельского населения. Во главе ее стоял выборный староста, пользовавшийся общим авторитетом. Он был призван защищать интересы общины, поскольку являлся посредником между крестьянами и властями. Староста ведал раскладкой податей и их сбором.

В жизни общины большую роль играли мирские сходы. На них выбирался староста, обсуждались важнейшие дела. Обычно они проходили на погосте перед церковью. В некоторых местах для сходов строили специальные избы. "Да на погосте изба схожая, а сходятся в ней крестьяне по воскресеньям", - говорится в одном документе. Но чаще собрания проходили на открытом воздухе или в трапезных при церквах. Община для своих нужд могла иметь свои деньги ("стольница", то есть мирская касса), которые шли на общие нужды. Так строились церкви на погостах. Община была одновременно и церковной и светской. Общинников так и называли - христиане-крестьяне.

Волость-община имела важные судебные права, то есть была судебным округом. Мелкие имущественные споры решались полюбовно, а крупные и уголовные дела вершились с представителями государственных учреждений (наместника, волостеля и пр.), но обязательно с представителями общины. Волость-община располагала территорией с четкими границами. В их пределах находились не только территории деревень, но и общие для всей волости угодья. Здесь повторялась модель деревни-общины. "Леса старые, и зверина, и птичья, и рыбная ловля", - таков перечень общинных владений волостей Емецкого стана на Двине. В источниках фигурирует иногда термин "волостной лес".

Таким образом, волостные общины являлись административно-территориальными единицами, церковными, судебными и податными округами с выборной властью и общинным землевладением. Их универсальный характер позволяет видеть и в Жаровском конце XIV-XV веков этот же тип общины, хотя документов, дающих подобную характеристику для междуречья Шлины и Граничной, нет. Становится очевидным, что площадь Жаровского конца была больше, чем простая совокупность территорий 12 деревень. Следует также учитывать наличие общинных - кончанских - земель.

И действительно к северу от территорий 12 деревень расположилось незаселенное в XV веке пространство. Это достаточно большая территория под названием пустошь Тимошкина. Здесь же - две малые пустоши: Ефремково и Ефремцево. Тимошкина пустошь примыкала к озеру Глыби с севера и юга, а на востоке в пределах ее находился жальник - общее кладбище Жаровского конца. Даже в XVIII столетии Тимошкино было тесно связано с деревней Поддубье, чуть ли не отмежевано от нее. Именно в данной пустоши мы и видим общинное владение Жаровского конца. Это позволяет оценить общую площадь самого конца в пределах 90 квадратных километров.

Жаровский конец как археологический комплекс XIV-XV веков оказался "гнездом" (скоплением) памятников, состоящим из 12 селищ и одного курганно-жальничного могильника.